Очерки русской жизни, Шелгунов Николай Васильевич, Год: 1886 читать онлайн, скачать электронную книгу fb2, pdf бесплатно

Время на прочтение: 22 минут(ы)

ОЧЕРКИ РУССКОЙ ЖИЗНИ.

Провинція и провинціальная печать.

Провинція! По что такое провинція? Сійэсъ, конечно бы, сказалъ:

— Провинція — все!

И онъ былъ бы правъ, если бы провинція понимала, что она все. Въ дйствительности же наша провинція, попрежнему, только большая едора. Но назвать провинцію едорой,— это прозвище старое,— не значитъ еще встать на ‘высот вопроса’. ‘Провинція’ — понятіе такое же сложное, какъ сложна жизнь провинціи. Гд начало, гд конецъ провинціи? Начинается провинція, конечно, съ ея основной ячейки, какого-нибудь починка, теряющагося въ лсахъ свера. Но вотъ починокъ вырастаетъ въ деревню и длаетъ первый шагъ къ цивилизаціи, ‘обзаводясь кабакомъ’. Затмъ деревня длаетъ второй шагъ и присоединяетъ къ кабаку лавочку съ баранками, лаптями, веревками и дегтемъ. Теперь потребности бывшаго починка начинаютъ расти быстро и въ немъ возникаютъ уже зачатки государственныхъ учрежденій. Въ кабаку и лавочк присоединяются волостное правленіе, урядникъ, шкода, и починокъ становится селомъ. Посл этихъ основъ гражданственности цивилизація начинаетъ расти еще быстре, и село вырастаетъ въ уздный городъ, а потомъ и въ губернскій, въ которомъ вс зачаточныя формы деревенской гражданственности находятъ свое высшее выраженіе. Въ конц концовъ губернскій городъ вырастаетъ въ столицу, какъ высшій центръ государственности, сосредоточивающій въ себ вс нити внутренней жизни страны. Въ этомъ постепенномъ превращеніи первоначальной ячейки, починка, теряющагося въ лсу, въ центръ государства нтъ ни одного такого перерыва, на которомъ можно было бы остановиться и сказать: вотъ до сихъ поръ ‘провинція’, а отсюда начинается уже ‘не провинція’. Если столицу считать ‘не провинціей’ потому, что столица служитъ главнымъ центромъ интеллигенціи, то едва ли это дленіе будетъ правильнымъ. Нельзя сказать, чтобы только въ столиц группировались лучшія умственныя силы страны, хотя для умственной жизни столица представляетъ большія возможности. Въ университетскихъ городахъ провинціи попадаются очень выдающіяся ученыя сны, а въ столиц подчасъ есть очень плохія, въ провинціи есть журналисты, нисколько не уступающіе журналистамъ столичнымъ, замчательные изслдователи въ области народнаго быта живутъ только въ провинціи. Относительно народонаселенія численность интеллигенціи провинціальныхъ городовъ, особенно университетскихъ, едва ли меньше, чмъ въ столицахъ. Администрація, судъ, земство могутъ выставить вполн столичныхъ представителей по способностямъ, развитію, знаніямъ и уму, хотя, можетъ быть, и мене сановныхъ, чмъ столичные дятели. Однимъ словомъ, ничмъ нельзя доказать, чтобы вс самые умные русскіе люди были бы только въ столицахъ и что столицы поэтому умне провинціи. Что же, въ самомъ дл, служитъ границей провинціи? Или провинція то, что сидитъ на земл? Но тогда и Буй, который, во всякомъ случа, ничтожне Балакова и Дубовки, вообразитъ себя столицей. А, между тмъ, не пускаясь въ умствованія, спросите любаго: ‘Москва — провинція?’ И вы получите, правда, не безъ колебанія отвтъ: ‘Нтъ’.— ‘А Петербургъ?’ Тутъ ‘нтъ’ будетъ ужь совсмъ безъ колебаній. А Казань, Саратовъ, Кіевъ, Одесса и даже Варшава окажутся провинціей. Что же длаетъ провинцію провинціей? Если не промышленная и интеллигентная жизнь,— потому что, напримръ, въ Варшав и даже въ Одесс вс высшія условія жизни налицо, — служатъ исключительнымъ признакомъ столицы, то что нибудь, однако же, есть длающее провинцію провинціей. Это ‘что-нибудь’ — зависимость провинціи отъ какой-то вн ея лежащей силы,— зависимость, которая чувствуется очень и потому кладетъ на провинцію клеймо извстной приниженности, сознаніе несамостоятельности, второстепеннаго полженія, отнимающее отъ провинціи всякую смлость, увренность въ себ, авторитетность. Провинція напоминаетъ выпускнаго гимназиста, имющаго заботливаго и чадолюбиваго отца, не пускающаго сына никуда безъ себя. Столица, потому только, что она столица, сообщаетъ каждому своему члену извстный апломбъ. Столичный корреспондентъ (не Богъ всть еще какой литераторъ), пріхавъ въ провинцію, импонируетъ всхъ, и вс чувствуютъ, что за этимъ не Богъ всть какимъ литераторомъ стоитъ какая-то сила, сообщающая ему бодрость духа. И импонирующій корреспондентъ правъ, какъ бывалъ правъ наполеоновскій гренадеръ, чувствовавшій за собою ‘великую армію’, какъ правъ всякій англійскій кочегаръ, держащій себя въ Россіи съ высокомріемъ я достоинствомъ лорда, потому что чувствуетъ за своими плечами Англію. Въ этой подчиненности, зависимости, сознаніи своего принужденнаго несовершеннолтія, своего второстепеннаго положенія заключается главный вншній признакъ провинціи. Провинція — это то, чмъ управляютъ и что управляется, не имя голоса, не провинція то, что управляетъ, что говоритъ исключительно монологами и знаетъ, какъ направить человка, чтобы онъ прошелъ прямымъ путемъ въ страну ‘wo die Citronen blhen’.

Но одного установленія ‘объекта’ наблюденія еще пало. Жмзн!’ провинціи нельзя сочинять, ее нужно видть, но въ чемъ же ее увидть, что служитъ ей зеркаломъ? Печать? Прекрасно. Но какая печать? У насъ дв печати, рзко отдляющіяся одна отъ другой: печать столичная, пользующаяся нкоторою долей свободы, и печать провинціальная, находящаяся въ положеніи цыпленка, который никакъ не можетъ пробить Скорлупу и сидитъ все еще въ яйц. Какъ извстно читателю, только столичная печать можетъ быть не подцензурной, провинціальная же всегда подцензурна. Но этого мало. Цензурованіе провинціальнаго изданія можетъ быть переведено за тысячу верстъ отъ мста, гд изданіе печатается, въ Москву, Ригу, Петербургъ (цензора не во всхъ городахъ). Такіе случаи бывали не разъ. Недавно, напримръ, цензурованіе газеты полтавскаго земства Земскій Обзоръ, издаваемой въ Полтав, было переведено въ Москву, и это оказалось для газеты настолько удобнымъ, что послдній 26 X’, который долженъ былъ выйти 28 іюня, вышелъ только въ октябр.

И, несмотря на вс неблагопріятныя условія, въ которыхъ находится печать провинціальная, она, все-таки, рзко отличается отъ печати столичной. Жизнь сдлала свое дло. Прежде только Петербургъ и Москва были центрами интеллигенціи, теперь же нсколько такихъ центровъ явилось уже въ провинціи и умственно руководящее значеніе столицъ значительно ослабло. Случилось это не только потому, что выросла провинція, но и потому, что столичная печать стала ростомъ много меньше противъ прежняго. Ростъ столичной печати уменьшился отъ двухъ причинъ (я говорю исключительно о газетной печати): отъ условій вншнихъ, которыми вынута изъ газетнаго обращенія масса вопросовъ, прежде подлежавшихъ газетному обсужденію, и отъ того, что столичная газетная печать находится теперь въ рукахъ не такихъ людей, которые могли бы поставить ее на обязательную для нея высоту (исключаю Русскія Вдомости, лучшую изъ столичныхъ газетъ). Было время, когда въ столичной печати теплилась Божья искра, когда печать считала своею миссіей служить общественному длу и бороться за общественные интересы. Тогда столичная печать дйствительно стояла во глав общественнаго движенія или, по крайней мр, пыталась имъ овладть, насколько это было для нея доступно. Она являлась представительницей общественнаго мышленія по внутреннимъ вопросамъ, однимъ изъ общественныхъ органовъ по внутренней политик. Занявъ эту область, столичная печать жила живою жизнью, у нея былъ нервъ, были опредленныя задачи, былъ смыслъ въ существованіи. Для теперешней столичной печати все это не составляетъ даже и преданія’, традиція порвалась и, освободившись отъ воспоминаній лучшаго прошлаго, столичная печать стала исключительно издательскимъ Дломъ. Вынувъ сама изъ себя душу и лишившись всякаго нутра, стоечной печати осталось только одно — маскировать свою пустоту бойкимъ писаньемъ и хлесткостью, которыя если ей и удаются, но нутра, все-таки, не создаютъ. Я говорю это не голословно. Провинція по старой традиціи все еще выписываетъ столичныя газеты и читаетъ ихъ немало. И вотъ схема этого чтенія. Приходитъ столичная почта. Читатели разбираютъ газеты и воцаряется гробовое молчаніе, по временамъ нарушаемое только шуршаньемъ переворачиваемыхъ страницъ. Наконецъ, чтеніе кончено.

— Ну, что новаго?— спрашиваетъ читатель Новаго Времени читателя Новостей или московскихъ газетъ.

— Ничего. А у васъ?

— Тоже ничего.

И это обыкновенный, стереотипный отвтъ, который мн приходится слышать постоянно. Вдь, не изъ дерева же, въ самомъ дл, провинціальный читатель, чтобы не найти чего-нибудь, если бы оно было! Онъ говорить ‘ничего’ не потому, что отъ него отскакиваетъ живое, а потому, что не находитъ ничего живаго. Теперешняя безцвтная столичная печать отвчаетъ вполн безцвтности столичныхъ идей, а потому и не можетъ дать ничего провинціи, что могло бы остановить ея вниманіе, шевельнуть въ ней жилку жизни. Вншняя политика! Но, вдь, какіе же мы политики, какое мы, провинціалы, имемъ въ ней ршающее значеніе, чтобы она была для насъ живымъ дломъ? Хроника столичной жизни! Но эта хроника отъ насъ за тысячу верстъ. Петербургскія мропріятія! Но уже мы давно отъ нихъ отвыкли, да и судимъ о нихъ врне, чмъ столичные журналисты. Когда столичныя газеты еще и не думали оцнятъ питейную реформу, мы ее ужь оцнили. Петербургскія газеты, напримръ, искренно врили, что теперешняя питейная реформа уничтожитъ 80,000 кабаковъ и, въ то же время, увеличитъ въ 1886 г. питейный доходъ на 20 милліоновъ. Когда наши мужики услышали, что хотятъ будто бы уменьшить число кабаковъ, они покачали головами и сказали:

— Да разв можно быть казн безъ дохода?

Онъ самомъ дл, какъ же можно получить лишнихъ 20 м., уничтожая кабаки? Но вопросъ разршился просто: 80 т. кабаковъ дйствительно уничтожатся, но, въ замнъ ихъ, откроется 100,000 ‘винныхъ лавочекъ’. И другія мропріятія, о которыхъ трактуютъ петербургскія газеты, проходятъ надъ нашими головами точно облака на неб, вообще, провинція такъ привыкла къ жизни на точк замерзанія, что провинціальную температуру не поднять теперешней петербургской оттепели.

Но и боле сильная столичная печать была бы не въ состояніи задержать ростъ печати провинціальной. Ростъ ея — простое и неизбжное слдствіе роста областной мысли и возникновенія провинціальныхъ интеллигентныхъ центровъ. Ихъ пока у насъ еще немного, но они растутъ и возникаютъ, и вотъ въ этихъ-то центрахъ и стали появляться свои политическія газеты, издаваемыя по тому же общему плану, по той же программ и въ томъ же формат, какъ газеты столичныя. Для своихъ областныхъ читателей большія провинціальныя газеты представляютъ, конечно, большій интересъ, чмъ газеты столичныя, потому что, извлекая изъ столичныхъ газетъ ихъ столичное содержаніе, он даютъ еще и мстную жизнь, затмъ передовыя статьи по политик и мстнымъ вопросамъ, телеграммы заграничныя, телеграммы внутреннія, мстныя корреспонденціи, фельетонъ. Но и этого показалось мало для провинціальной печати, и вотъ Одесскій Встникъ, новороссійскій районъ котораго не меньше Франціи, заводитъ отдленія редакціи въ Херсон, Кишинев, Екатеринославл и Елисаветград. Кром Одесскаго Встника, въ Одесс выходитъ Новороссійскій Телеграфъ, затмъ, въ Кіев Заря, въ Казани Волжскій Встникъ, въ Тифлис Новое Время, въ Саратов Саратовскій Листокъ, въ Харьков Южный Край. Эти газеты для своихъ мстностей замняютъ вполн столичную печать и вырываютъ изъ ея рукъ ту власть, которую столичная печать считала до сихъ поръ своею исключительною привилегіей. Привилегія эта и не могла не существовать, пока провинція была нма, какъ рыба. Теперь же, въ 20 лтъ существованія земства и новыхъ условій труда, создавшихся освобожденіемъ, въ особенности, когда аграрная неурядица вмст съ другими неурядицами поставила провинцію въ необходимость чуть не ликвидировать свои дла, стали думать не только губернскіе и уздные города, но и деревни. Какъ,— хорошо или дурно,— думаетъ провинція, это вопросъ, котораго намъ еще придется коснуться, но что провинція думаетъ не потому, чтобы ей хотлось играть во власть, какъ это увряютъ Московскія Вдомости, а потому, что такое умственное состояніе провинціи есть неизбжное и неустранимое явленіе, имющее свой законъ, этого даже я доказывать не нужно. Когда создалось земство, на него были возложены раскладки земскихъ налоговъ, но, чтобы сдлать раскладки, нужно было произвести оцнки, а чтобы произвести оцнки, нужно было изслдовать экономическія силы плательщиковъ и ихъ податную способность. Первыя же изслдованія показали всю неравномрность условій, въ которыхъ живетъ народъ. Потребовались новыя изслдованія, и расширяя шагъ за шагомъ область изслдованія и вопросовъ, подлежавшихъ выясненію, провинція создала не только небывалую еще,— да и не нужную при крпостномъ быт,— статистику, но и цлое, тоже небывалое и прежде ненужное умственное направленіе, задача котораго заключается въ опредленіи всхъ условій мстной жизни, мшающихъ или помогающихъ экономическому, общественному и умственному развитію народа и мстнаго быта. Разъ мысль зашевелилась и пошла своимъ логическимъ путемъ, она не могла ограничиться только областью земскихъ ‘оцнокъ’ и ‘раскладокъ’, получивъ боле широкій размахъ, она забралась и въ другія сопредльныя области. Однимъ словомъ, то, что когда-то создало столичную печать, создало теперь печать провинціальную. А что провинціальная печать не есть выдумка провинціальныхъ журналистовъ, въ этомъ убждаетъ поразительный ростъ ея въ послднія десять лтъ.

Нельзя сказать, чтобы столичная печать не замтила, что изъ ея рукъ начинаетъ ускользать власть надъ ‘умами’ провинціи. Если честь этого открытія принадлежитъ не вполн, то несомннно, что въ значительной степени. Года 3—4 Недля постоянно объявляетъ, что ей дороги интересы провинціи, въ особенности ея земледльческаго населенія и вообще тхъ занятыхъ людей, у которыхъ для чтенія остается только воскресный досугъ,— что, служа интересамъ провинціи, она иметъ корреспондентовъ почти во всхъ городахъ Россіи я вообще открываетъ двери гостепріимства для всхъ провинціальныхъ извстій. Не довольствуясь этимъ, Недля беретъ на себя адвокатуру провинціальныхъ интересовъ и въ нужныхъ случаяхъ, въ интересахъ той же провинціи, длаетъ кличъ по всей Россіи. Такъ, въ прошедшемъ году Недля замтила, какъ много пропадаетъ Въ столицахъ ‘праздныхъ’ интеллигентныхъ силъ въ безплодной погон за ‘мстами’, и предложила этимъ празднымъ силамъ переселиться въ деревню. Мысль несомннно правильная, ибо если въ столицахъ имется избытокъ интеллигентыхъ силъ, а въ деревняхъ избытокъ мускульныхъ, то уравновшиваніе избытковъ должно создать непремнно гармонію отношеній. Хотя противъ практической осуществимости проекта Недли возражали нкоторые провинціальные органы (Заря, Южанинъ), но Недля до сихъ поръ отстаиваетъ правильность своей мысли я въ защиту ея напечатала еще недавно передовую статью. Мы нисколько не отрицаемъ, что въ столиц можетъ издаваться органъ, посвященный исключительно провинціальнымъ интересамъ, такимъ органомъ и является въ Петербург Восточное Обозрніе, но Недля вовсе не желаетъ быть исключительно провинціальнымъ органомъ,— она желаетъ быть столичною газетой, но понимающей нужды провинціи и сохраняющей надъ провинціей извстное покровительственное верховенство. Такихъ двухъ зайцевъ убить однимъ камнемъ нельзя. Но въ общей иде, т.-е. что столичная печать приноситъ мало пользы провинціи, Недля не ошиблась. Она ошиблась только въ отысканіи центра тяжести. Какъ бы ни расширяла Недля свой отдлъ корреспонденцій, ей не сдлаться всеобщею провинціальною газетой, а стараясь при маломъ объем забирать [больше, она рискуетъ потерять всякую опредленность и очутиться въ положеніи межеумка, т.-е. газеты ни столичной, ни провинціальной, характеръ чего она ужь теперь и иметъ. Другое дло, если бы Недля, въ качеств адвоката провинціи, взяла на себя печатаніе того, что по условіямъ провинціальной печати въ ней появляться не можетъ, а въ столичной появляться можетъ. А такихъ случаевъ, ищущихъ столичной гласности, въ жизни провинціи не оберешься. Если же Недля, вмсто того, чтобы выселять интеллигентовъ изъ Петербурга въ провинцію, выселила бы на свои страницы безобразные факты, которыми еще такъ богата провинція, то оказала бы этимъ провинціи несомннную и огромную услугу. Мы знаемъ, кто корреспонденціи этого рода читаются въ Петербург тни, ‘кому изъ вдать надлежитъ’, и приносятъ провинціи несомннную пользу. Вообще отношеніе столичной печати къ провинціи просто, если понимать его врно. Совсмъ не дло столичной печати разрабатывать провинціальные вопросы,— ихъ разработаетъ гораздо лучше сама провинція, точно также не дло столичной печати знакомить съ, провинціей провинціальнаго читателя,— это сдлаютъ гораздо лучше мстные органы, но столичная печать можетъ оказать большую услугу извстными обобщеніями явленій провинціальной жизни я статьями о провинціи для своихъ столичныхъ читателей. Провинція много терпла, да и до сихъ поръ терпитъ много, только отъ того, что ее почти не знаютъ столичные обитатели и въ верхахъ, и въ низахъ. Упреки, которые длаетъ Русь петербургскимъ канцеляріямъ, потому и неопровержимы, что они основаны на фактахъ подобнаго незнанія. Поэтому не для провинціальнаго, а для столичнаго читателя нуженъ провинціальный отдлъ въ столичныхъ газетахъ. А именно такого-то отдла въ столичныхъ изданіяхъ и нтъ. Въ этомъ смысл Сверный Встникъ поступилъ вполн удачно, Открывъ у себя ‘областной отдлъ’. Нужно только, чтобы статьи этого отдла давали обобщенія и полныя картины быта, врод Блорусскаго полсья г. Бирюковича. Вообще Сверный Встникъ заручился сотрудниками компетентными, которые придадутъ его ‘областному отдлу’ воспитательное и просвщающее значеніе, но, опять повторяю, не для провинціальныхъ, а для столичныхъ читателей. Ихъ нужно воспитывать, ихъ нужно учить, чтобы они не высокомрничали надъ провинціей, чтобы они поняли, что и они сами только плоть отъ плоти и кость отъ кости этой провинціи и что во всхъ насъ течетъ одна и та же человческая кровь.

Если, такимъ образомъ, столичная печать не служитъ и не можетъ служить зеркаломъ провинціи, то очевидно, что провинцію нужно искать въ провинціальныхъ изданіяхъ. Не такъ давно провинціальную печать составляли только Губернскія Вдомост, теперь для большей части Россіи Губерн. Вд. стали анахронизмомъ. Рядомъ съ Губ. Вдомостями возникла въ провинціи обширная общая печать — политическая, экономическая, юридическая, литературная. Насколько же Велико это богатство и какъ оно распредлено? Статистика ‘распредленія провинціальныхъ изданій представляетъ любопытную особенность, точно какой-то магнитною силой вся провинціальная печать стянулась къ югу и окраинамъ. Вотъ распредленіе провинціальныхъ изданій по городамъ: Одесса — Одесскій Встикъ, Новороссійскій Телеграфъ, Одесскій Листокъ, Таганрогъ — Таганрогскій Встникъ, Полтава — Земскій Обзоръ, Екатеринославль — Степь, Воронежъ — Воронежскій Телеграфъ, Донъ, Харьковъ — Южный Край, Кіевъ — Заря, Кіевлянинъ, Житоміръ — Волынъ, Вильно — Виленскій Встникъ, Кавань — Волжскій Встникъ, Саратовъ — Саратовскій Листокъ, Астрахань — Астраханскій Справочный Листокъ, Самара — Самарская Газета. За немногими исключеніями, все это газеты политическія. На окраинахъ издаются: въ Сибири три газеты, на Кавказ три газеты. О Царств Польскомъ и Финляндіи я ужь и не говорю,— тамъ цлая своя литература-Но въ чемъ же заключается умственное представительство средней и сверной Россіи, занятой великорусскимъ племенемъ? Представительства этого точно какъ будто бы и нтъ, если не считать имъ столичную печать. И больше чмъ вроятно, что московская и петербургская печать длаютъ для среднихъ губерній излишнею свою мстную печать, что же касается свера, т.-е. губерній Архангельской, Вологодской и Олонецкой, то он хотя и составляютъ особую часть свта, но едва ли въ состояніи поддержать частное періодическое изданіе. Губерніи эти глухія, малограмотныя, не создавшія того средняго читателя, который уже народился на юг. Жизнь юга вообще многообразне и сложне и, кром экономическихъ и хозяйственныхъ, представляетъ и племенныя особенности, окраины же, какъ Сибирь, Кавказъ, сверо-западный край, имютъ свое представительство въ боле развитой интелллигенцік. Поэтому совершенно естественно, что мстности съ интеллигентными центрами, какъ Казань, Харьковъ, Кіевъ, Одесса, или съ мстнымъ интеллигентнымъ представительствомъ, какъ Сибирь, Кавказъ, западный край, не могли не создать мстной печати.

Въ провинціальной молодой печати, и, вроятно, потому, что она еще молодая, можно усмотрть одну пріятную особенность, отъ которой столичная газетная печать уже давно освободилась. Эта пріятная особенность составляетъ принадлежность, конечно, не всей провинціальной печати, а только нкоторыхъ ея органовъ, въ особенности органовъ окраинъ, напримръ: всхъ сибирскихъ газетъ и въ особенности Восточнаго зрнія, кавказскихъ газетъ, Волжскаго Встника, Земскаго Обзора.

Въ этихъ газетахъ чувствуется живая, страстная преданность своему длу и любовь къ своему мстному очагу, придающія этимъ органамъ не только извстную силу убжденности, но и убдительности, въ программы этихъ газетъ не входитъ ‘занимательное’ чтеніе или, точне, редакціи ихъ считаютъ занимательнымъ только то, что приноситъ пользу ихъ мстности. Все это и понятно: не издательская спекуляція создала эти органы, ихъ создала потребность защиты мстныхъ интересовъ, необходимость изученія мстныхъ нуждъ и особенностей, придающихъ каждой мстности особый характеръ и потому требующихъ особыхъ законодательныхъ и административныхъ отношеній.

Но рядомъ съ идейнымъ отношеніемъ къ длу въ едва народившейся провинціальной печати замчается уже и червоточина, и то, что было сказано о столичныхъ газетахъ, приходится повторить и о провинціаланыхь, вообще он не въ лучшихъ рукахъ и паще составлаютъ издательское, чмъ общественное дло. Издательскія газеты также, какъ и столичную печать, обуялъ духъ погоня за подписчикомъ. Кому принадлежитъ честь изобртенія ‘новйшей’ рекламы, проникшей въ провинцію,— я не знаю, но думаю, что петербургскія Новости въ этомъ грх сыграли роль старшаго брата, развращающаго младшаго. Поэтому рекламу Новостей не приходится оставить такъ. Редакція Новостей пишетъ, что, испытывая въ послдніе годы большія затрудненія въ своевременномъ помщеніи огромнаго фактическаго матеріала, получающагося ежедневно почти изъ всхъ городовъ Россіи (курсивъ мой, чтобы читатель отнесся сочувственне къ затруднительному положенію издателя Новостей, получающаго каждый день до тысячи корреспонденцій) и отъ многочисленныхъ иностранныхъ корреспондентовъ (вроятно, тоже почти изъ всхъ городовъ Европы), издатель Новостей (смотрю въ конц газеты, кто издатель, тамъ напечатано: ‘редакторъ-издатель О. К. Нотовичъ’, и я радуюсь, что редакторъ Нотовичъ не принялъ участіе въ реклам, сочиненной издателемъ Нотовичемъ, а, впрочемъ, Богъ его знаетъ) пришелъ въ убжденію, что текущее содержаніе ежедневныхъ газетъ переросло усвоенныя ими формы и рамки (вотъ гд самый-то ядъ рекламы!), текущее содержаніе давно уже переросло теперешнія рамки газетъ, а, между тмъ, он и не думаютъ о ‘полномъ удовлетвореніи спроса читателей на свжія и быстрыя сообщенія о событіяхъ, совершающихся ежедневно на всемъ земномъ Шар’, и подумалъ объ этомъ только одинъ издатель Новостей. И не съ сегоднешняго дня онъ думаетъ объ этомъ, онъ думаетъ и даже мечтаетъ объ этомъ 9 лтъ, а ‘съ 10 года существованія газеты подъ его редакціей, т.-е. съ 1886 г., ршился осуществить эту свою давнишнюю мечту’ и поставить Новости въ отношеніи полноты и разнообразія содержанія на высоту самой серьезной англійской печати. По, вдь, у ‘самой серьезной англійской печати’, кром полноты и разнообразія, есть кое-что именно и длающее ее ‘англійской печатью’. Вотъ это-то ‘кое-что’ дадутъ ли Новости? Новь тоже даетъ ‘самый полный и разнообразный’ матеріалъ, но, однако, ни на какую высоту она отъ этого не взобралась. Но самая любопытная часть рекламы въ ея заключеніи: ‘несмотря на то,— рекламируетъ издатель Новостей,— что вышеуказанныя перемны сопряжены съ значительнымъ увеличеніемъ текущихъ расходовъ изданія и огромною единовременною затратой на устройство новой типографіи (каждая изъ вновь заказанныхъ скоропечатныхъ машинъ обойдется въ 35,000 р.), подписная цна газеты остается безъ измненія‘.

Мы помнимъ прежнія, еще стыдливыя рекламы, когда читателямъ общали ‘направленіе’, ‘честное служеніе истин’ и другія идейныя блага, потому что на ‘направленіе’ былъ еще запросъ и читатель ловился на эту удочку спекуляторами-издателями, случалось, что заманивали читателя новыми романами или переводами съ рукописи, нигд еще не напечатанной, но не бывало еще никогда, чтобы рекламировалась ско* ропечатная машина, въ т, еще недавнія, времена вводили читателя въ кабинетъ редактора, знакомили его съ сотрудниками, указывали на заготовленный матеріалъ, а не водили его въ типографію смотрть на скоропечатныя машины въ 35,000 руб. каждая, и насколько издатель Новостей полагаетъ всю свою силу въ скоропечатныхъ машинахъ, можно видть изъ того, что посл напечатаннаго жирнымъ шрифтомъ

ПОДПИСНАЯ ЦНА ГАЗЕТЫ ОСТАЕТСЯ БЕЗЪ ИЗМНЕНЯ

тянется узенькая строчка петитомъ:

составъ сотрудниковъ газеты постоянно пополняется новыми силами.

Полагая всю силу Новостей въ скоропечатныхъ машинахъ, издателю, конечно, нтъ особенной причины дорожить сотрудниками: машина стоитъ издателю 35 т., а сотрудники не стоютъ ему ничего, поэтому ихъ можно мнять, увольнять, пополнять, даже прогонять и печатать объ этой второстепенной посл машинъ сил что-нибудь крупнымъ шрифтомъ не стоитъ. Но издатель издателемъ, а напрашивается и другой вопросъ: почему издатель Новостей придаетъ такое ничтожное значеніе своимъ сотрудникамъ?

Примръ Новостей, не особенно достойный подражанія, нашелъ себ послдователей въ провинціальной печати. Такъ, Одесскій Листокъ безъ всякихъ околичностей начинаетъ свою рекламу прямо съ типографіи, есть ли у газеты кабинетъ редактора, есть ли у нея сотрудники — остается неизвстнымъ. Но за то относительно новйшихъ типографскихъ усовершенствованій подписчику сообщаются самыя подробныя свднія. ‘Обыкновенныя скоропечатныя машины,— рекламируетъ издатель,— при самыхъ благопріятныхъ условіяхъ печатаютъ не боле 800 экземпляровъ въ часъ. Выходи наша газета въ ограниченномъ числ экземпляровъ, съ такими условіями печатанія еще можно было бы помириться, но спросъ на нее усилился (?). И вотъ, чтобы устранить этотъ тормазъ (!) въ развитіи роста нашей газеты, мы, не останавливаясь предъ крупною затратой (около 40,000 фр.) (совершенно какъ издатель Новостей, который тоже не остановился предъ крупною затратой, разница лишь въ томъ, что издатель Новостей достигаетъ полнаго эффекта счетомъ на рубли, а издатель Одесскаго Листка переводитъ для эффекта рубли на франки), заказали у всесвтно (!) извстнаго парижскаго фабриканта, г. Маринони, скоропечатную ротаціонную машину (чтобы издатель Одесскаго Листка не ввелъ своихъ подписчиковъ въ недоразумніе, надо бы объяснить, что значитъ ротаціонная машина, а то ‘ротаціонная машина’ напоминаетъ ‘ректификаціонный спиртъ’, о которомъ теперь такъ усердно рекламируютъ водочные заводчики). Машина эта печатаетъ въ часъ на такъ-называемой ‘безконечной’ бумаг по 8,000 экземпляровъ, причемъ каждый изъ нихъ она разрзываетъ и складываетъ’. Затмъ, въ заключеніи рекламы говорится, конечно, о цн изданія и эту часть издатель Одесскаго Листка списываетъ слово въ слово съ рекламы: ‘несмотря на то, что это сопряжено съ значительными денежными затратами’… Новости же объявляютъ: ‘несмотря на то, что вышеуказанныя перемны сопряжены съ значительнымъ увеличеніемъ текущихъ расходовъ изданія… подписная цна на газету остается прежняя’.

Новороссійскій Телеграфъ не общаетъ подписчику ротаціонную машину, но и онъ съумлъ найти ахиллесову пяту въ другихъ провинціальныхъ изданіяхъ (какъ это сдлали Новости со столичными газетами, уличившими ихъ въ томъ, что он скрываютъ много матеріала и потому даютъ читателю мало). Издатель Новороссійскаго Телеграфа весьма тонко подмтилъ обманъ одесскихъ газетъ, которыя, ‘принадлежа къ числу ежедневныхъ изданій, въ сущности выходятъ далеко не ежедневно: считая 52 понедльника и 28 дней послпраздничныхъ, когда мстныя газеты не выходятъ, мы увидимъ (!), что почти у₄ года подписчики остаются безъ газетъ’. Находя такое положеніе читателя ‘тягостнымъ, ибо при настоящей быстрот сообщеній и внезапности политическихъ событій въ Европ (хорошо, что не у насъ) всякая новость иметъ только интересъ минуты (я, напримръ, ‘при настоящей быстрот сообщеній’ получаю одесскія газеты на четвертый день), Новороссійскій Телеграфъ ‘длаетъ починъ’ и, вмсто 285 NoNo въ годъ, будетъ давать не мене 350′.

Хотя Новороссійскій Телеграфъ и объявляетъ, что онъ ‘длаетъ починъ’, но объявленія остальныхъ одесскихъ газетъ подвергаютъ это заявленіе нкоторому сомннію. Одесскій Листокъ тоже публикуетъ, что ‘въ теченіе года выйдетъ не 285, какъ теперь, а около 350 NoNo’. Одесскій Встникъ тоже публикуетъ, что онъ ‘будетъ выходить ежедневно, не исключая понедльниковъ и дней послпраздничныхъ’, значитъ выпуститъ тоже 350 NoNo. Гд же тутъ ‘починъ’? Кстати замчу, что Одесскій Встникъ по своимъ публикаціямъ о подписк составляетъ единственное исключеніе изъ одесскихъ газетъ. Объявленіе его состоитъ всего изъ трехъ пунктовъ (я говорю объ одесскихъ объявленіяхъ въ томъ вид, какъ они напечатаны въ декабрской книжк Свернаго Встника). Вотъ эти пункты:

Съ 1 января 1886 г. Одесскій Встникъ будетъ выходить ежедневно, не исключая понедльниковъ и дней послпраздничныхъ.

Съ 1 января 1886 г. Одесскій Встникъ, благодаря предпринятымъ улучшеніямъ въ типографіи (ужь такое теперь, должно быть, время, что безъ ‘улучшеній въ типографіи’ не можетъ обойтись ни одно одесское объявленіе), будетъ доставляться подписчикамъ въ Одесс на домъ не позже семи часовъ утра.

И, наконецъ, самый главный пунктъ, стоящій въ объявленіи Одесскаго Встника на первомъ мст и вполн его заслуживающій:

Съ 1 января 1886 г. подписная цна на Одесскій Встникъ понижена на два рубля.

Конечно, конкурренція между одесскими газетами явленіе вполн понятное: на юг Россіи число читателей увеличилось настолько, что они могутъ поддержать нсколько изданій, но изъ этого вовсе не слдуетъ, чтобы рекламы Одесскаго Листка и Новороссійскаго Телеграфа прибавляли что-нибудь къ достоинству этихъ изданій. Фактъ не становится мене прискорбнымъ даже и отъ того, что всего дв провинціальныя газеты позволили себ ‘издательскія’ рекламы. Возможность подобныхъ рекламъ, во всякомъ случа, служитъ доказательствомъ не только упадка провинціальныхъ литературныхъ нравовъ, но и низкаго уровня читателей. Казалось бы, что именно потому, что провинціальный читатель стоитъ вообще на низкомъ уровн, печати и слдовало бы не забывать о своей общественно-воспитательной роли и держать себя на высот того достоинства, которое для нея обязательно везд, всегда и при всякихъ обстоятельствахъ. И для этого не требуется ни героизма, ни особенной гражданской доблести. Конечно, отъ людей нельзя требовать того, что выше ихъ силъ, но отъ нихъ слдуетъ требовать исполненія обязанности, за которую они взялись. Провинціальная печать только потому и иметъ смыслъ, что она служитъ интересамъ провинціи и является гласнымъ выразителемъ ея нуждъ. Поэтому и тонъ печати долженъ быть тмъ серьезне, чмъ серьезне интересы, которымъ она служитъ. А когда же интересы провинціи были боле серьезны, чмъ теперь? Люди наиболе сильнаго и пытливаго ума останавливаются въ недоумніи передъ анархіей интересовъ, превращающей Россію въ какой-то неподвижный хаосъ, въ которомъ никто не видитъ ни выхода, ни какой-нибудь свтлой точки, указывающей на близкій разсвтъ. Это положеніе до того серьезно, а апатія, овладвшая обществомъ, до того парализуетъ вс его дятельныя силы, что обязанность тхъ немногихъ, которые стоятъ впереди, употребить вс свои силы, чтобы поднять упавшій тонъ жизни, а не самимъ превращаться въ охвостье или, еще того хуже, развращать общественную мысль, и безъ того уже оттсненную ‘людьми дла’.

И откуда у нашей печати, и вообще-то не парящей высоко, столько противниковъ? Въ послднія 25 лтъ (и боле всего въ послдніе годы) печать наша настолько измнилась, что прежнія клички стали къ ней совсмъ непримнимы. Но по старой памяти нашу печать, все-таки, длятъ на либеральную и консервативную. Во время реформъ либеральная печать хотла новаго и шла дальше существующаго. Теперешняя же либеральная печать давно не идетъ дальше простаго охраненія того, что дали Россіи реформы. Охраняя существующее, она стала вполн печатью консервативной и дальше охраненія реформенныхъ пріобртеній никуда не идетъ. Что же касается той печати, которую звали консервативной прежде, то для нея слдовало бы придумать другое названіе, потому что она не стоитъ на мст, а пытается разрушить существующее и пятится назадъ.

Но если у насъ и вообще-то нтъ печати либеральной, то еще мене слдуетъ считать либеральною печать провинціальную. Провинціальная печать собственно констатирующая, изслдующая, изучающая, ея роль боле ученая, чмъ публицистическая или политическая. Она именно зеркало, но не идей, а положеній, печать эта хозяйственная, но положеніе ‘зеркала провинціальной жизни’ иногда по истин трагично.

Недавно, напримръ, былъ такой случай. Еще въ прошедшемъ году была напечатана въ Волжскомъ Встник корреспонденція изъ Уфимской губерніи, подъ заглавіемъ: Мензелинскъ. Въ корреспонденціи говорилось о кое-какихъ дйствіяхъ мензелинской городской думы и мензелинскаго городскаго головы Попкова. Между прочимъ, сообщался и такой ‘литературный’ фактъ, будто бы мензелинскій почтмейстеръ, г. Каташъ, состоялъ на особомъ, не явномъ, жалованьи у городскаго головы Попкова и передавалъ ему подозрительныя письма, особенно адресованныя въ редакціи газетъ. Эта корреспонденція произвела въ богоспасаемомъ Мензелинск, конечно, немалое волненіе, и дума, посвятивъ одно изъ своихъ засданій спеціально чтенію и обсужденію корреспонденціи, ‘признала ее съ начала и до конца наглою клеветой (еще бы!) съ преднамренною цлью повредить чести и достоинству какъ городскаго головы, такъ и самой городской думы’, и начала противъ редактора Волжскаго Встника дло о диффамаціи. Съ этимъ мнніемъ думы согласились не вс гласные. Четверо изъ нихъ находили, что дум тутъ обижаться нечему и тмъ боле нельзя утверждать, что корреспонденція есть ‘наглая клевета’ на городскаго голову. Корреспонденція направлена противъ городскаго головы, а не противъ думы, ‘притомъ же, дйствія головы относительно прогимназіи, о его будто бы доносахъ на учителей, и объясненій съ министрами о субсидіи на прогимназію, а точно также входилъ ли онъ въ соглашеніе съ бывшимъ почтмейстеромъ Каташемъ и былъ ли Катишь на жалованьи у г. Попкова, дум неизвстны. Выставленныя въ журнал цифровыя данныя точно также не могутъ быть подтверждены думою, такъ какъ отчетъ за 1883 г. ею не разсматривался и не утверждался,— слдовательно, дума не можетъ свидтельствовать правильность расхода. Отвергать же все сказанное въ корреспонденціи на основаніи только того, что г. Попковъ занимаетъ почетныя должности, по меньшей мр неосновательно, такъ какъ выяснено въ послднее время очень многими судебными процессами, что нердко рядомъ съ почетными должностями уживаются самыя вопіющія злоупотребленія’. Хотя этотъ протестъ и долженъ былъ охладить задоръ городскаго головы, но, къ сожалнію, не охладилъ, и дло о диффамаціи началось.

Кром этой диффамаціи, нашлась еще и другая, въ которой провинился опять тотъ же Волжскій Встникъ. Дло это было много проще и вотъ какъ оно было изложено газетой: ‘Намъ пишутъ изъ Воткинскаго завода, что надняхъ въ зданіи главной конторы камско-Воткинскихъ заводовъ лсничій 2 камско-воткинскаго горнозаводскаго лсничества, губернскій секретарь Г—въ, поколотилъ своего письмоводителя А—ва за то, что, послдній въ часы занятій отлучился изъ канцеляріи по домашнимъ обстоятельствамъ. Когда А—въ явился въ канцелярію и попросилъ у Г—ва извиненія за отлучку, послдній набросился на А—ва съ кулаками, крича: ‘бить надо васъ, подлецовъ!’ Обиженному и пожаловаться нельзя, иначе со службы долой, что и сдлалъ съ своимъ письмоводителемъ г. лсничій Г—въ. И бьютъ, и плакать не даютъ’. Подъ буквами Г—въ узналъ себя лсничій Гавриловъ и тоже, подобно Попкову, нашелъ, что корреспонденція Волжскаго Встника вредитъ его, Гаврилова, ‘чести, имени и достоинству’, что она вымышленная и что редакторъ долженъ быть наказанъ за диффамацію.

И вотъ, редакторъ Волжскаго Встника судился 14 декабря казанскою судебною палатой, безъ участія присяжныхъ засдателей, за диффамацію мензелинской городской думы и мензелинскаго городскаго головы и за диффамацію лсничаго Гаврилова. Обвинительная власть поддерживала, конечно, оба обвиненія, но при этомъ обвинитель (товарищъ прокурора) ‘обратилъ вниманіе суда на то обстоятельство, что Волжскій никъ — газета, не преслдующая промышленныхъ цлей, и что, слдовательно, помщеніе въ ней инкриминирующихъ корреспонденцій вызвано, безъ сомннія, побужденіями, не имющими никакой предосудительной подкладки’. Въ виду этого обвинитель полагалъ примнить къ редактору Волжскаго Встника денежное наказаніе, установленное ст. 1039 улож. о нак., ‘но за то въ высшемъ размр его, то-есть въ размр 500 рублей’.

Посл судебнаго слдствія и преній сторонъ судъ совщался боле двухъ часовъ и по дду мензелинской думы редактора Волжскаго Встника оправдалъ, а по длу г. Гаврилова приговорилъ къ 50 руб. штрафа и къ уплат судебныхъ издержекъ.

Эти два дла, особенно мензелинскаго головы, любопытны не столько по мужеству обиженныхъ, сколько по архаическимъ порядкамъ, которые они напомнили, точно въ уфимскихъ предлахъ люди живутъ и до сихъ поръ, какъ они жили во времена семейной хроники Аксакова. Для г. Попкова собственно важно, чтобъ объ его дйствіяхъ не смли говорить. Поэтому-то онъ и началъ дло о диффамаціи, а не о клевет. Волжскій Встникъ въ стать по поводу оправдательнаго приговора длаетъ такое замчаніе: ‘Мы не будемъ говорить, насколько неприлично, чтобы не сказать боле, для выборнаго учрежденій возбуждать противъ редактора газеты обвиненіе въ диффамаціи, лишающей обвиняемую сторону возможности пользоваться, въ подтвержденіе своихъ доводовъ, свидтельскими показаніями, то-есть тмъ средствомъ доказательства, которое предоставляется и самымъ тяжелымъ уголовнымъ преступникамъ’. Неужели же Волжскій Встникъ думаетъ, что г. Попковъ не зналъ, что онъ длаетъ? Вдь, не въ клевет же ему было обвинять газету! Началъ онъ, Попковъ, дло о диффамаціи совсмъ не для того, чтобы лишить редактора Волжскаго Встника возможности ссылаться на свидтельскія показанія. Зналъ онъ очень хорошо, что начни онъ дло о клевет, то на суд, пожалуй, оказалось бы, что клеветы никакой нтъ, я начни онъ дло о диффамаціи, то до правды тутъ доискиваться не станутъ, потому что диффамація есть оглашеніе позорящаго факта, дйствительность котораго, если даже и будетъ доказана, все-таки, не можетъ оправдывать подсудимаго, если судъ найдетъ, что позорящій фактъ не подлежалъ оглашенію въ печати. Вся обида г. Попкова была въ томъ, что его ‘пропечатали’, а онъ слишкомъ большой человкъ (въ Мензелинск), чтобы печать о немъ осмливалась говорить. Конечно, г. Попковъ принялъ всевозможныя мры и для того, чтобы никакихъ ‘доказательствъ’ на суд не всплыло, и вотъ тутъ-то богоспасаемый Мейзелинскъ и напомнилъ -счастливыя времена Куролесова, когда можно было не только скрывать документы, но и уничтожать цлыя уголовныя дла. Когда г. Попковъ яачалъ дло противъ г. Загоскина, онъ не нашелъ для себя удобнымъ представить прокурору протестъ четырехъ гласныхъ (о которомъ говорилось выше). Между тмъ, г. Загоскинъ считалъ этотъ документъ очень важнымъ и просилъ его истребовать. Судебный слдователь казанскаго окружнаго суда, производившій предварительное слдствіе, потребовалъ протестъ, но ему выслали протоколъ допроса г. Попкова, а протеста не выслали. ‘Итакъ,— говорилъ на суд г. Загоскинъ,— даже слдственная власть оказалась безсильною вытребовать этотъ документъ. Но я не могъ на этомъ успокоиться и обратился съ просьбою раздобыть его къ двумъ мензелинскимъ знакомымъ. Отвты получены были отъ нихъ изумительные. Первый знакомый пишетъ, что для полученія копіи съ протеста ‘надо обращаться къ управ, что онъ пытался неоднократно, но что безъ предписанія свыше здсь ничего нельзя ни сдлать, ни достать, такъ какъ не хватятъ ни силъ, ни времени съ ними возиться’. Второй знакомый отвтилъ, что ‘достать какія-либо справки и выписки изъ управы — ему ли, или другому кому нтъ никакой возможности’. Ну, совершенно какъ въ дореформенныхъ земскихъ судахъ. Но какъ ни силенъ былъ г. Попковъ и какъ онъ ни замыкалъ герметически управу, но кое-какіе документы выплыли на свтъ Божій и, между прочимъ, ‘заявленіе членовъ ревизіонной коммиссіи на имя г. уфимскаго губернатора о безпорядкахъ и злоупотребленіяхъ, господствующихъ въ мензелинскомъ городскомъ общественномъ банк’. Конечно, и это, и всякіе другіе безпорядки какъ въ банк, такъ и въ городской управ нисколько не мшали г. Попкову продолжать въ томъ же вид городское хозяйство, тмъ боле, что онъ не безъ остроумія придумалъ одну очень радикальную мру, которая при удач могла бы настолько изолировать Мензелинскъ, что о немъ мы бы, наконецъ, знали не больше, чмъ объ остров Мадагаскар: г. Попковъ закрылъ для мензелинцевъ почту. Объ этомъ невроятномъ факт г. Загоскинъ сообщилъ на суд весьма любопытныя подробности. ‘Корреспондентъ нашъ сообщаетъ,— говорилъ г. Загоскинъ въ защитительной рчи,— что Каташъ (почтмейстеръ) состоялъ на негласномъ жалованьи у Попкова и что онъ передавалъ ему корреспонденцію, адресованную на имя редакцій газетъ. Фактъ въ глухой провинціи боле нежели обыкновенный и на который сами лица, прикосновенныя къ нему, смотрятъ весьма легко. Повидимому, и сама мензелинская дума, инкриминирующая это сообщеніе корреспонденціи, не придаетъ ему особаго значенія… Я надюсь,— продолжалъ г. Загоскинъ,— что достоврность инцидента съ г. Каташемъ станетъ вн сомннія, при соображеніи всхъ другихъ обстоятельствъ, если я остановлюсь на личности почтмейстера Каташа. Я считаю возможнымъ сдлать это, такъ какъ Каташъ уволенъ отъ должности, благодаря ревизіи, назначенной надъ нимъ по настоянію мензелинскаго узднаго предводителя дворянства, г. Останкова. Каташъ — это второй и современный экземпляръ гоголевскаго Шпекина… Фактъ нескромнаго отношенія къ письмамъ, адресованнымъ въ редакціи газетъ, со стороны служащихъ въ уздныхъ почтовыхъ учрежденіяхъ,— фактъ слишкомъ хорошо извстный какъ намъ, редакторамъ газетъ, такъ и нашимъ корреспондентамъ. Изъ опасенія ‘утраты корреспонденціи, адресуемой какъ въ редакціи, такъ и изъ редакціи, корреспонденты просятъ у насъ фиктивные адреса, просятъ насъ не адресовать имъ писемъ въ конвертахъ съ бланкомъ редакціи’.

Вотъ это нравы! И несомннно, что союзъ г. Попкова съ мензелянскимъ Шпекинымъ превратилъ бы Мензелинскъ въ Мадагаскаръ (можетъ быть, Мензелинскъ ужь и былъ Мадагаскаромъ, хотя это обстоятельство и осталось не выясненнымъ), если бы вмсто любознательнаго Каташа не назначили почтмейстера мене любознательнаго, снявшаго съ несчастнаго города карантинъ, уничтоженіе котораго разршилось такъ блистательно ддомъ о диффамаціи.

Сколько можно судить по этому длу, г. Попковъ принадлежитъ не къ тонкимъ дльцамъ новйшей формаціи,— его работа топорная и средства его слишкомъ дореформенны. Замкнуть герметически управу, какъ несгораемый шкафъ, и вмст съ почтмейстеромъ распечатывать письма — пріемъ грубый и устарлый, кром того, г. Попковъ не совсмъ хорошо понялъ статью закона о диффамаціи и заставилъ городскую управу обидться вмст съ нимъ, тогда какъ г. Попкову слдовало обижаться одному. Если же г. Попковъ поставилъ вопросъ лично, какъ это сдлалъ лсничій Гавриловъ, то, можетъ быть, онъ бы и выигралъ. Г. Гавриловъ показалъ на суд, что онъ только ‘оттолкнулъ’ отъ себя письмоводителя, и ‘оттолкнулъ’ онъ ‘въ безсознательномъ состояніи’, но два свидтеля изъ трехъ показали, что г. Гавриловъ ударилъ письмоводителя ‘кулакомъ въ шею’, и пояснили это такимъ внушающимъ жестомъ, который ‘вы звалъ въ публик невольный смхъ’. Хотя, такимъ образомъ, корреспонденція Волжскаго Встника и подтвердилась въ своей существенной части, но, тмъ не мене, она, все-таки, найдена судомъ вредящею чести, достоинству и доброму имени г. Гаврилова, и г. Загоскинъ потерплъ справедливое наказаніе. Нельзя, конечно, не радоваться за г. Гаврилова, возстановившаго такъ блистательно свое достоинство и доброе имя, но, тмъ не мене, г. Попкову, все-таки, нельзя было бы послдовать его примру, по той простой причин, что г. Попковъ обличался какъ выборный общественный дятель и по дламъ общественнымъ.

Выясняя эту мысль, г. Загоскинъ сказалъ на суд: ‘Врядъ ли возможно серьезное сомнніе въ томъ, что городская дума, какъ и всякій другой органъ общественнаго самоуправленія, не можетъ не допускать широкой критики своей дятельности. Всякій органъ самоуправленія есть органическая часть самаго общества, составляется изъ выборныхъ обществомъ лицъ, — слдовательно, и контроль надъ нимъ общества не можетъ считаться стороннимъ и неумстнымъ вмшательствомъ. Тотъ органъ самоуправленія, который захотлъ бы протестовать противъ такого контроля, совершилъ бы преступное покушеніе на гласность, какъ основной принципъ всякаго самоуправленія. Если мы согласимся съ общепризнаннымъ положеніемъ, что пресса является выразительницею общественнаго мннія, то и ея контроль надъ дятельностью органовъ самоуправленія долженъ быть признанъ фактомъ вполн нормальнымъ’. И, тмъ не мене, г. Загоскинъ, все-таки, не былъ убжденъ, что ‘общепризнанное положеніе’ непремнно поведетъ къ его оправданію. Ссылаясь на разоблаченіе такихъ хищеній, какъ скопинское, сдланное печатью, г. Загоскинъ хотя и не сравнивалъ мензелинскихъ ‘длишекъ’ съ колоссальнымъ скопинскимъ воровствомъ и потому не ставилъ себ въ особую заслугу обличеніе дяній г. Попкова, но, однако, ‘считалъ долгомъ оговориться’, что никакая кара, еслибы таковая и наступила, ‘не заставила бы его, какъ представителя печатнаго слова, отказаться отъ разоблаченія такихъ неблаговидныхъ дяній, какія разоблачаются Волжскимъ Встникомъ въ ряд корреспонденцій изъ захолустій нашего отдаленнаго востока’. И вотъ, когда послдовалъ оправдательный приговоръ, въ которомъ г. Загоскинъ не былъ увренъ, въ Волжскомъ Встник явилась передовая статья, написанная съ большимъ тактомъ, придающая приговору коронныхъ судей ‘серьезное значеніе’. И дйствительно, послдуй вмсто оправданія обвиненіе, не только мензелинскіе дятели, но и вс единомышленные съ ними дльцы и хищники, стоящіе у общественныхъ ддъ, подняли бы съ торжествомъ голову, а теперешнее обвиненіе суда послужило бы прецедентомъ для всхъ послдующихъ обвиненій. Что сталось бы тогда съ Волжскимъ Встникомъ, что сталось бы и вообще съ провинціальною прессой, если бы коронный судъ наложилъ свое veto на разоблаченіе злоупотребленій выборныхъ общественныхъ учрежденій? Вдь, теперь, какъ справедливо замчаетъ передовая статья Волжскаго Встника, земскія и городскія учрежденія — единственная сфера, въ которой печатное слово, не выходя изъ рамокъ общихъ законовъ, чувствуетъ себя сравнительно свободнымъ. Запретите говорить о нихъ, о чемъ же останется говорить? У глухонмаго общества явится достойная его глухонмая печать. Уже и теперь печать лишилась всякаго внутренняго равновсія и только оттого, что для нея закрыта возможность обсужденія и контроля надъ цлою массой общественныхъ явленій, превратила земство и городскія учрежденія въ единственнаго козла отпущенія и отражаетъ недостатки этого бднаго козла подчасъ въ увеличенномъ вид, точно только въ нихъ и скопились вс наши русскіе грхи, а во всемъ остальномъ мы чище праведниковъ.

Если я говорилъ такъ много о процесс Волжскаго Встника, то только потому, что онъ служитъ иллюстраціей, очень полно выясняющею положеніе провинціальной печати. Оказывается, что у ‘зеркала’ остается открытымъ не особенно большой кусокъ, въ которомъ можетъ отражаться провинціальная жизнь, да и этому незакрытому куску грозитъ иногда опасность очутиться подъ флеромъ.

Что же будетъ съ зеркаломъ провинціи, если оно очутится все подъ флеромъ, и какія есть ручательства, что этого не случится, можетъ, спроситъ читатель? Что случится съ зеркаломъ, если оно будетъ подъ флеромъ, догадаться не трудно, а какія имются ручательства, что этого не случится, я не знаю.

Н. Ш.

‘Русская Мысль’, кн. I, 1886

ОЧЕРКИ РУССКОЙ ЖИЗНИ.

Провинція и провинціальная печать.

ПОДПИСНАЯ ЦНА ГАЗЕТЫ ОСТАЕТСЯ БЕЗЪ ИЗМНЕНЯ

Читайте также: