Очерк русского вексельного права. Чтения Д. И. Мейера в императорском Казанском университете..., Чернышевский Николай Гаврилович, Год: 1857 читать онлайн, скачать электронную книгу fb2, pdf бесплатно

Время на прочтение: 5 минут(ы)

Н. Г. Чернышевский. Полное собрание сочинений в пятнадцати томах

Том IV.

М., ОГИЗ ГИХЛ, 1948

Очерк русского вексельного права. Чтения Д. И. Мейера в императорском Казанском университете, изданные по запискам слушателей, под редакциею А. Вицына. Казань. 1857.

Большинству русской публики все еще слишком мало известно имя покойного Мейера, одного из тех героев гражданской жизни, все силы которых посвящены осуществлению идей правды и добра, тех героев, о которых не вспоминает без благоговения ни один знавший их человек, на какое бы поприще деятельности ни поставила их судьба. Есть люди, которые способны совершать подвиги доблести только тогда, когда наградою за то служит слава, которых энергия не выносит безвестности. Мейер был не таков. Казанский университет, в котором находился он профессором, не мог обращать на себя внимания всей России, знаменитость, в нем приобретаемая, не простиралась далее тесного круга воспитанников его: для Мейера было все равно, и он работал с такою же энергией, как если бы занимал кафедру в Сорбонне или Берлине, с такою же энергией) работал бы он и тогда, если бы был не профессором университета, а темным учителем какого-нибудь приходского училища. Часто мы говорим: исполняйте ваши обязанности, как бы ни был тесен круг вашего действия, но только очень немногие из нас имеют силу исполнять это правило. Мейер был одним из таких исключений. Но и между этими малочисленными исключениями он составлял редкое исключение. Обыкновенно люди, неутомимо трудящиеся на скромном поприще, почерпают свою энергию отчасти в недостатке дарований для деятельности на поприще более широком, только очень немногие из них с доблестным стремлением соединяют такие таланты, что по плечу им пришлось бы исполнение только самых высоких обязанностей. Вашингтон — редкое явление не только по своей непреклонной честности и великим талантам, но и потому, что одинаково ревностно исполнял свою обязанность в самых неважных положениях, между тем как собственно был создан только для верховного управления делами целой нации. Он, великий полководец и правитель, был некогда столь же примерным офицером маленького отряда, столь же примерным управителем имения. До нас дошли с поэтическими украшениями характеры древних героев — Регулов и Цинциннатов¹, которые пахали землю своего маленького участка с таким же усердием, как и трудились для спасения отечества,— мы не верим, чтобы они в действительности были таковы. Но среди нас встречаются подобные натуры. Об одном из таких людей, покойном Д. П. Журавском, недавно сообщил несколько интересных сведений г. Самарин² (‘Русская беседа’, 1857, No 2). Другой такой человек был Мейер. Жаль, что нация узнает этих людей обыкновенно уже после их смерти.

Высокий ум и героическое служение своим идеям соединялось в Мейере с непреклонною честностью в личных делах,— с тою честностью, которая уже одна сама по себе могла бы сделать человека достойным славы. Добрых людей и благородных людей много на свете, но мало таких, которые бы доходили до совершенства, каким украшается Эпаминонд в рассказе Плутарха³, ‘Эпаминонд’, ‘,не шутивший никогда, потому что шутку считал уже нарушением правды’. Мы не верим рассказу Плутарха, но среди нас встречаются подобные люди. От строгой правды ничто, никогда ни на волос не могло отвратить Мейера. Не только каждый его поступок, каждое его слово находилось в таком же строгом соответствии с тем, что внушало ему зрелое убеждение, как каждое, слово в приговоре справедливого судьи.

Непреклонная честность чаще всего соединяется с некоторою суровостью сердца, но каков был в этом отношении Мейер, лучше всего покажет один случай его жизни. Переведенный в Петербургский университет, Мейер вскоре по приезде был уже при дверях гроба: в нем развилась чахотка. Ои не выходил из комнаты, но знакомые еще не теряли надежды. У одного из его друзей было важное дело, в решении которого участвовал бы Мейер, если б был здоров. Но он лежал в изнеможении смертельной болезни. Его приятель начал свое дело — оно пошло неудачно, оскорбленный искатель хотел прекратить свой иск и занемог от оскорбления. Мейер узнал о том. Иск его друга казался ему справедливым, выигрыш дела был слишком важен для этого человека. Мейер велел одеть себя, его вывели или вынесли и положили на сани — дело было зимою — его покрыли шубами, и он поехал, через весь Петербург, к своему другу, жившему на другом конце города. ‘Твое дело право, ты должен собрать последние физические силы я явиться в среду в то заседание, где решается твоя участь. Я буду там’. Приятель уговаривал его не подвергать себя смерти новым путешествием по зимнему воздуху и волнением, которое было бы неизбежно для Мейера при защите его. Но Мейер был непреклонен. ‘Будешь ты или не будешь там в среду, а я буду. Не заставь же меня ждать там тебя понапрасну’. Тогда приятель, видя, что отказаться нельзя, стал говорить, что надобно отсрочить дело до субботы. ‘Я очень слаб,— говорил он:— если ты не жалеешь себя, то дай мне несколько оправиться от болезни’. Мейер не соглашался на отсрочку, приятель с своей стороны доказывал необходимость ее для себя. Долго убеждал его Мейер,— тот решительно не соглашался на среду и требовал срока до субботы. ‘Ты, наконец, заставляешь меня сказать то, чего я не хотел говорить: видишь ли, в среду я наверное могу быть в заседании, потому что буду еще жив. А за субботу не ручаюсь’. В среду Мейер и его друг явились в заседание, дело друга было выиграно благодаря энергии Мейера. В субботу Мейер уже не был в живых.

Да, такой человек действительно достоин имени человека.

Вы говорите о героях — есть они и между нами. Да, есть у нас люди, которыми может гордиться земля наша.

Но… зачем они (погибают обыкновенно так рано? И по какому печальному совпадению обстоятельств слишком часто погибают они именно в то время, когда всего более становились полезными?

Из темной Казани Мейер переведен в Петербург. Вот теперь-то на всю страну нашу расширится влияние его деятельности… теперь-то быстро прославится он, доселе почти безвестный… скоро, быть может, призовут его от кафедры к участию в государственной деятельности, как призывали его предшественника по кафедре.

Мейер умирает.

С ним ли одним так было? То же было с Журавским, то же было! с Жиряевым, то же было, если верны слухи о высоком назначении, готовившемся Грановскому, и с Грановским. (И с многими другими так было на наших глазах.

Скольких добрых жизнь поблекла!⁴

И скажите, что за странность, что мы не боимся хвалить по достоинству только тех добрых, которых уже сокрыла могила? Отчего мы так мало и так робко говорим о достоинствах живых? Отчего мы так медлим указывать друг другу тех живых, которым должно (принадлежать высокое место между нами по их дарованиям, соединенным с гражданскою доблестью? Усопшим — честь, но от уважения к живым, достойным чести, должны мы ждать блага.

Впрочем, хорошо и то, что мы начали думать хотя о воздании чести усопшим. Почитатели Мейера заботятся о там, чтобы составлена была его биография. Другие почитатели его взялись за издание его лекций.

Книга, напечатанная теперь под редакцией г. Вицына, должна быть считаема частью последнего издания.

ПРИМЕЧАНИЯ

¹ Регул и Цинцинат, по римскому преданию, сами занимались земледелием. Чернышевский правильно говорят, что предания о Регуле и Цинцинате не заслуживают доверия.

² Статья носит название ‘Воспоминания о Дмитрии Петровиче Журавском’, написана в форме письма к редактору ‘Русской беседы’, напечатана в No 2 журнала за 1857 г. Самарин знакомит читателей ‘Русской беседы’ с личностью и деятельностью покойного статистика.

³ Рассказ Плутарха об Эпаминонде является одним из историко-биографических очерков знаменитого историка Плутарха, его ‘Жизнеописаний’. Слова, взятые здесь в кавычках, не являются точной цитатой из Плутарха.

⁴ Строка стихотворения Шиллера ‘Торжество победителей’ в переводе Жуковского. Четверостишие, первая строка которого приведена здесь Чернышевским, у Жуковского:

Сколько бодрых жизнь поблекла!

Сколько низких рок щадит!

Нет великого Патрокла,

Жив презрительный Терсит.

Очевидно, Чернышевский цитировал по памяти.

ТЕКСТОЛОГИЧЕСКИЕ И БИБЛИОГРАФИЧЕСКИЕ КОММЕНТАРИИ

(Первоначально: ‘Современник’ 1857, No 8.)

Рукопись-автограф на 3 ¹/₂ листах в четвертку (половина последнего листа оторвана) содержит незначительные разночтения, не приводимые нами, за исключением следующего:

Стр. 671, 1 строка. В рукописи: (‘Русская беседа’ 1857, No 2).

[Читая рассказ его, вы видите, что этот Журавский, столь усердно исполнявший вовсе не блестящие обязанности своей вовсе неважной должности, мог бы быть соперником Роберта Пиля, если бы родился в Англии]. Другой такой человек —

Очерк русского вексельного права. Чтения Д. И. Мейера в императорском Казанском университете, изданные по запискам слушателей, под редакциею А. Вицына. Казань. 1857.

ПРИМЕЧАНИЯ

ТЕКСТОЛОГИЧЕСКИЕ И БИБЛИОГРАФИЧЕСКИЕ КОММЕНТАРИИ

Читайте также: