Обыватель
Обыватель
РУССКОЕ ЗНАМЯ
ВЕСТНИК СОЮЗОВ РУССКОГО НАРОДА
Санкт-Петербург, Вторник, 22-го октября 1913 г.
[VIII-ой год издания Цена нумера 5 копеек No 237]
ОДИН ИЗ ПЕРВЫХ
ОБЫВАТЕЛЬ.
Обыватель, Крюков Федор Дмитриевич, Год: 1913
Время на прочтение: 11 минут(ы)
В статье 82 Инструкции, составленной на основании 161 статьи высочайше утвержденного 3 июня 1891 года Положения об общественном управлении станиц казачьих войск, и утвержденной по журналу областного правления войска Донского 16 марта 1892 года, обязанности станичного атамана определены так:
‘Как первое лицо в станице по своему служебному и общественному положению, станичный атаман должен отличаться безукоризненным поведением, усердием к службе и рачительностью в общественном хозяйстве, и собственным примером побуждать жителей в выполнении ими христианского долга, сохранению нравственного и вообще правил общежития’.
В силу таких данных и по сложившимся исстари традициям в казачестве, станичное общество выбирает на этот пост лучшего из казаков своей среды. Потому, что удостаивается чести носить звание ‘первого лица’ в станице, кандидаты к тому стремились соединить в образе своей жизни и поведения все качества добродетельного, высоконравственного и строгого настойчивого в законных требованиях гражданина, как к другим станичникам, так и к себе лично: материальная обеспеченность кандидата ставилась на второе место и нравственные его качества предпочитались недостатку в средствах, и иначе говоря — малозажиточности. Такие приблизительные требования предъявляются к первому лицу в станице и в настоящее время как администрацией, так и населением, намечающим кандидата на должность атамана, и большинство из них подолгу принимаемой присяги удовлетворяют своему назначению, но нет правил без исключения.
О таком-то нечаянном исключении, в интересах справедливости и общественного блага, приходится говорить потому, что оно у всех на глазах и потому, что на него все указывают пальцами.
Ведь станичный атаман — избранник народа (общества), а ‘глас народа — глас Божий’. Вот глядя на него и прислушиваясь к разговорам живущих под его ведением обывателей, мы задумываемся над тем: не впало ли население в обман или соблазн, выдвинув ‘его’ на первое место? И не помогут ли населению другие, посторонние, исправить его ошибку. Она так чувствительна, что подрывает не только общественное благосостояние, но является камнем преткновения к добрым начинаниям и со стороны добродетельных лиц. Героем нашей печальной повести является станичный атаман Букановской станицы коллежский регистратор Громославский П. Я. Знают его обыватели-станичники двадцать лет, знают хорошо потому, что он служил в Букановской станице псаломщиком… приходским церковным псаломщиком около пятнадцати лет.
К слову сказать, редко случается, чтобы духовные лица, посвятившие свою жизнь с молодых лет служению Богу и церкви, переходили потом на светскую, да еще полицейскую службу. Чаще случается наоборот, то есть — известные лица, послужив народу, отдают остатки своей жизни религиозной деятельности и церковному служению. Словом, узнав людскую жизнь, ее суету и проистекающие на этой почве недоразумения, эти лица обрекают себя на духовное посредничество между народом и Священным Евангелием, на котором зиждется наша церковь. Таковыми посредниками являются истинно церковно-служители, посвятившие себя святому делу по призванию к нему. Нередко настоящим из них удавалось примирять с жизнью самых неутомимых искателей приключений.
Такова деятельность предстояла в духовном сане и бывшему псаломщику г. Громославскому, но видимо, что церковная и религиозная служба была ему не по душе. Говорим мы это потому, что быв еще в религиозно-церковных служителях, он давал религиозной деятельности лишь только те часы, которые отнимались у него кратковременными Богослужениями и церковными требами, а остальное время он посвящал подпольной адвокатуре, доносам, жалобам на станционных правителей и возбуждениям разнородных тяжб между станичниками.
Общаясь выручить одного за счет другого, он пользовался личным знакомством с ними, но с тем, чтобы извлечь из наиболее зажиточного населения желательные материальные выгоды. Словом, будучи церковным служителем и соприкасаясь с массою притекавших к нему прихожан, он оказывал им судейские услуги, пробивая себе дорогу к общественной власти и общественному пирогу. И наконец, после долгой борьбы, Громославский достигает намеченной цели, то есть избирается станичниками атаманом. Теперь в его руках и власть, и средства и он, расправив крылья, владычествует, не зная ни в чем преграды…
К нашему горькому сожалению, мы имеем в этом неопровержимые факты, на некоторые из них и укажем. В 1908 году он, Громославский, был избран кандидатом на должность станичного атамана и в том же году по постановлению станичного сбора, изложенному в приговоре его от 19 августа 1908 года за No 130, он награжден полным паем со всеми угодьями — пахатная земля, лес и выгон — на весь период-срок своего служения в должности ст. атамана. В том же году, по его настоятельству, ему увеличено жалованье, как уже вступившему в должность ст. атамана. Подобными наградами общество удостаивает таких из своих правителей, которые оказали ему особые услуги в общественном деле. Но г. Громославский, не пробыв еще и года на службе общества, разумеется, не мог купить его какою-либо высокополезною деятельностью, а куплено на угождении за угощение, за магарыч. Документальным актом такой постановки дела является постановление бывшего окружного атамана Хоперского округа полковника Черкесова от 26 июня 1909 года за No 1110: ‘Главный служебный недостаток Громославского, — сказано, между прочим, в этом постановлении, — это почти поголовное пьянство на станичных сборах. Фактически доказано, что в прошлом году Громославский несколько раз обращался с просьбой к сбору: то о наделении его паями, то об увеличении себе содержания. На таких сборах заметно было усиленное пьянство, которое доходило до того, что, по словам свидетелей, многие из выборных лежали в бесчувственном положении на улицах. Благодаря этому жалованье атаману было добавлено и он награжден паем…’
Не забывал г. Громославский и ближайших своих по кровной связи с ними: у того же станичного сбора выпросил пай для своей родной сестры Татьяны Яковлевны в предоставлении ей права пользования паем в течение 10 лет!..
Но оба приговора от 19 августа и 27 сентября 1908 года за NoNo 30 и 150 не были утверждены бывшим окружным атаманом Хоперского округа Черкесовым. Упомянутым же выше постановлением сделано такое предостережение г. Громославскому — заботиться больше об общественном благе для станицы, а дарованные ему и его сестре паи обратить в доход общества.
Как мастер любимого дела (наживы), предусматривающий неблагоприятные случайности, Громославский прикрывал и преступления подчиненных ему лиц.
Они исполняли его распоряжения, они его сотрудники в законных и незаконных предприятиях, они могут его выдать, они же могут и прикрыть в минуту жизни трудную его вольные и невольные прегрешения. Защищал и он их от законной кары в преступных проделках.
В 1910 году хуторской атаман урядник Косов хутора Пустовского Букановской станицы, продав трех штук свиней, загнанных на огородах того же хутора и принадлежавших казаку Александрину, не оприходовал вырученные деньги по назначению и не донес об этом станичному правлению — как это требовалось по Инструкции.
Расследование этого дела было поручено Громославскому, который пустил в ход все ухищрения, чтобы запутать и затемнить дело: исказив истинное положение его, он представил дознание с заключением о прекращении судебного преследования против хуторского атамана, как неповинного в приписанных ему деяниях. Такой оборот дела был обнаружен при расследовании его по поручению начальства заседателем 4-го участка. Пред вызовом последним потерпевшего Александрина для допроса, Громославский научил его подать заявление заседателю о прекращении дела, потому якобы, что между ним и Косовым состоялось примирение. Между прочим, сам потерпевший Александрин в присутствии двух понятых сердечно-чистосердечно сознался заседателю, что заявление он подал по настоятельству Громославского, который сделал это, чтобы скрыть проступок хуторского атамана и свое противозаконное в нем участие.
Может быть, так бы и завершилось дело, если бы производивший дознание заседатель 4-го участка Фролов действовал по теории Громославского и шел бы навстречу его желаниям. Но в представленном заседателем дознании факт был выяснен с необходимой достоверностью, указавшей на виновность Громославского — как укрывателя преступных деяний хуторского атамана Косова
Нормальный в таких случаях порядок требовал возбуждения уголовного преследования против Громославского. Тем более, что в постановлении бывшего окружного атамана Черкесова от 23 октября 1910 года за N 5236, состоявшемся по этому делу, указывалось на то, что ‘это второй случай халатного отношения Громославского в данном ему поручении’.
По такой характеристике личности первого человека в станице, казалось, что он должен будет освободить почетное место для другого более достойного лица. Однако, ничуть не бывало: тем же постановлением Громославский лишь подвергнут денежному штрафу в пять рублей. В той же мере понес наказание и его подзащитный — хуторской атаман урядник Косов. Как тому, так и другому было на руку такое снисхождение начальства и ‘первый’ из них продолжал работать в том же покровительственно-преступном направлении.
Новый случай такой же операции не заставил себя долго ждать. Другой хуторской атаман, тоже подчиненный Громославскому, некий Исаев, управлению которого был вверен хутор Остроуховский, был изобличен в нетрезвом поведении и бездействии по охране общественного леса. Дело об этом возникло по прошению казака Апряткина Произведенным дознанием открыты были хищнические порубки леса, благодаря отсутствию бдительного надзора за лесом со стороны хуторского атамана Исаева. Станичный атаман Громославский. которому было поручено расследование и этого дела (оно похоже на поручение волку проверки стада у пастуха!), — явился и в этом случае покровителем своего подчиненного. По донесению Громославского, хуторской атаман Исаев не только оказался ‘трезвым человеком’, но и вообще ‘был порядочным во всех отношениях’. Словом, лучшего атамана и желать было не нужно.
Но начальство Громославского под накинутой им нарядной вуалью на физиономию Исаева усмотрело новые признаки преступного покровительства Громославского к подчиненным. ‘Это уже третий случай пристрастного отношения Громославского к делу’, — сказано, между прочим, в постановлении от 2 ноября 1910 года за No 520 по сему случаю бывшим окружным атаманов Хоперского округа полковником Черкасовым. За что Громославский как станичный атаман подвергнут денежному штрафу в сумме трех рублей. Второй случай однородного проступка, который, как мы указывали выше. был оценен штрафом в пять рублей, а третий почему-то прошел дешевле на два рубля! Хотя следовало бы наоборот, так как повторяющееся преступление и наказывается одною или двумя ступенями выше… Впрочем, много ведь зависит от власти наказующего и его убеждения. А на основании последующего за один и тот же проступок провинившийся может быть подвергнут и замечанию и удалению от должности, аресту и даже преданию суду…
К нашему герою замечалось снисхождение. Вероятно, из-за его же снисхождения служившим под его властью противозаконникам по недомыслию… Неудачный ли подбор хуторских атаманов, подчиненных Громославскому, или заботы его об их добронравственности, только ему постоянно приходилось выгораживать или просто выручать их из темных делишек, чрез что он и сам впадал в погрешности, вводя в заблуждение начальства. На что категорически указывалось в объяснении бывшего заседателя 4-го участка от 15 августа 1911 г. и в постановлении окружного атамана за No 520. Еще пример: в 1909 году по распоряжению окружного атамана был удален от должности Галкинский хуторской атаман урядник Фролов за пьянство и соединенные с таким поведением нетерпимые по службе поступки… Впрочем, виноват!
Невольно бросается в глаза эпидемическое пьянство хуторских атаманов. Все перечисленные атаманы, как будто скроены по одной мерке в приходе Громославского… Пьют у него и на станичных сборах, пьют и вне станичного правления должностные лица. Ну, а под действием спиртного угара они готовы идти за своим повелителем Громославским в огонь и воду. И он сам, конечно, не покидал их на произвол судьбы в критические моменты.
Хуторской атаман Фролов, как мы и выше сказали, был удален начальством от должности за пьянство. Это, однако, не помешало Громославскому пристроить его на общественной службе к новому делу в качестве ст. судьи. Деятельность в этом назначении, как связанная с магарычами, может быть, больше подходила к работоспособности Фролова, чем служба в должности хуторского атамана, но с другой стороны, как более или менее почетное назначение — оно едва ли могло быть уделом для прогнанного со службы за пьянство человека.
А Громославскому и нужны такие люди. Однако, чтобы поведение Фролова, как удаленного за пьянство, не помешало ему быть утвержденным начальством в должности станичного судьи, Громославский умолчал о причинах смещения его с должности, как хуторского атамана, и лишь благодаря своевременному донесению об этом заседателя, Фролов не попал в судьи. Громославский же за неправдивое сообщение начальству о Фролове не был на этот раз подвергнут обычному дисциплинарному взысканию, вероятно, потому, что это был уже четвертый по порядку случай, называемый окружным атаманом Черкесовым — ‘халатное отношение Громославского к службе’!?!
Свою добродетельность к подведомственным гражданам Громославский проявлял и в такой форме. Весной 1910 года он без всяких рассуждений отнял у казака Никулина принадлежавшую ему лошадь и передал ее одностаничнику Кирееву, как признанную последним за свою. Потерпевший Никулин не имел возможности найти удовлетворения при содействии местной администрации. Поэтому обратился с прошением в Областное управление. Указом последнего было предписано возвратить Никулину лошадь, а Громославскому за незаконные действия объявить выговор строгий. Такому исходу дела благоприятствовало беспристрастно-произведенное дознание заседателем Васильевым. В других же случаях Громославский неправдивыми объяснениями сбивал с толку причастных к раскрытию данного дела административных лиц — словом, как говорят, ‘втирая очки’ и выходил сухим из воды. Еще есть постановление окружного атамана об оштрафовании Громославского на три рубля за то, что дал заведомо ложную справку о лесном стороже Долгове. Постановление 5 февраля 1911 года за N 5212. А чтобы поддержать к себе авторитет и необходимое доверие к власти у лиц, коим закрадывалось сомнение в этом, Громославский указывал на бывших: на Черкасова и секретаря Силуянова как окружных администраторов, по совету которых он якобы и действовал.
В более важных случаях и для вернейшего успеха в своих предприятиях он даже показывал письма секретаря и других чиновников окружного управления.
Тем не менее несправедливость донесений и объяснений Громославского красноречиво обрисована в одном из постановлений бывшего окружного атамана Хоперского округа Черкасова. В нем, между прочим. сказано: ‘За подтасовку писарей на сборном пункте сменных команд’ Громославский подвергается дисциплинарному взысканию — штрафу в пять рублей. И в наряде казаков на службу у Громославского практиковались своеобразные приемы, что в свое время не ускользнуло от одного из военных чинов окружного управления. ‘Удивляюсь тому, — высказывался тогда этот администратор, — как начальство держит Громославского в должности ст. атамана! Такого человека не только что не следует держать у власти, но опасно даже пускать через порог правления’.
‘Слухом земля полнится’, — говорят в народе: неудивительно поэтому, что и со стороны многих других лиц слышались щекотливые для слуха мнения по адресу ‘неуязвимого героя’. Все ему сходило с рук, а это придавало дельцу новую силу выступать в таких ролях, которые положительно не отвечали его назначению — как станичного, атамана. Он, например, вмешивался в разбор дел в станичном суде даже почетных судей, о чем говорили местному заседателю сами почетные судьи Слащувской станицы. Ничто же сумнящиеся и под общий шумок Громославский продолжал работать чисто в своих материальных интересах, урывая от общественного пирога, при удобном случае, лакомые кусочки. Он приписывал лишние паи при разделе общественного луга и пользовался ими. Все это замечали станичники и до поры до времени молчали.
Но одному из них, некоему Самойлову, стало не по силам умалчивать хищные приемы псаломщика и он открыл обществу глаза. На такую незаконную для гражданина приписку паев… Такого благородного порыва Громославский, однако, и до сей поры не может забыть Самойлову — и он подвергается всевозможным притеснениям со стороны хищника-правителя. Но этот последний продолжает все-таки пользоваться лишними луговыми паями, только не приписывая их себе самовольно, а выпрашивая паи у общества в виде награды за службу.
Читателю покажется странным, для чего такое количество луговой травы требуется Громославскому. А это объясняется тем, что он содержит станичную почту для земских надобностей. Хотя официально она значится за его женой, Марией Громославской. В поездках по делам службы должностным лицам неоднократно пришлось иметь недоразумения с Громославским, но не как со станичным правителем, а как с почтосодержателем. Вообще из всякой отрасли станичного хозяйства Громославский косвенным или прямым способом извлекал личную доходность и ставил отрасль в такие условия, что являлся непосредственным распорядителем в материальной половине ее.
В этих же целях он добился упразднения хуторской управы в поселении самой Букановской станицы. Она была не в интересах его потому, что население станицы управлялось своим хуторским атаманом. А в эту должность был избран домовитый и честный хозяин — казак Дмитрий Атенин. Во. многих случаях личной инициативой и личным . примером этого энергичного атамана устраивались полезные начинания в станице и дела. Он прекратил самовольные занятия жителями станицы луговой земли под огороды, гумна и левады: личным руководством и трудом довел до конца посадки краснопала на сыпучих песках: своею властью отбирал от обывателей занятые места без разрешения общества на лугу. В числе таких лиц был и Громославский, что в особенности не нравилось ему как человеку, никогда не встречавшему такого противодействия, хотя он и был в то время псаломщиком. Но у Громославского предстояла впереди возможность поправить дело: он не сегодня-завтра должен был получить атаманскую насеку — этот знак, присвоенный станичному атаману и носимый им в особо торжественных случаях, а также при явке к начальству… А когда хуторской атаман Атенин переходил в его распоряжение, при этом, конечно, у Громославского явилось Средство прижать его, Атенина. Такое давление со стороны Громославского на ни в чем не виновного, распорядительного и полезного атамана Атенина началось с первых же дней службы в должности станичного атамана Громославского — он задумал устранить Атенина от должности хуторского атамана. А так как к этому не оказалось законных причин, то Громославский придумал другой выход: он вздумал ходатайствовать об упразднении хуторского управления в станице, к чему и подговорил доверчивых ее обывателей. Те, конечно, не видели настоящей цели Громославского в этом деле и согласились с его предложением.
Обсуждалось оно на хуторском сборе в отсутствии хуторского атамана, которого Громославский без законных причин удалил со сбора. Сбор же поддержал ею ходатайство об упразднении хуторского управления, а с ним и должности хуторского атамана. Таким путем Громославский избавился от противника в своих предприятиях — от казака Атенина. После этого сделался полным властелином в поселении Букановской станицы, с одной, главной, стороны — как ст. атаман, с другой — как атаман поселения самой станицы и кроме того почтодержатель. Не раз потом жители станицы высказывали сожаление об устранении у них хуторского атамана Атенина в виду того, что он положил много хороших начал в их хозяйственных делах: устроил, например, пруды на общественной толоке для водопоя скота, охранял луга и леса, на что до него никто не обращал внимания. Не было до этого никакого дела и самому Громославскому, Среди казаков станицы у Громославского оказались и более приближенные и совсем для него неинтересные Такое разделение на сыновей и пасынков порождало массу недоразумений в пользовании общественными угодьями, а за ними следовали жалобы на действия станичного атамана в лице Громославского.
Когда же недовольных им спрашивали, почему они выбрали его, Громославского, на эту должность, то слышались от простодушных обывателей и такие заявления, что он обещал им: отказаться от своих дурных привычек, служить добросовестно, а главное — выхлопотать прибавку окраинной земли для станицы и войскового леса из дачи Фомина Александра-Дубровского лесничества. Обещания эти остаются ожидающими их выполнения… А за время управления станицей Громославским по его адресу сложилось мнение о нем как о невыразимо ловком и неуловимом дельце. При всех производящихся о его деяниях расследованиях свидетели предварительно подвергались его муштре, затем и объяснения они давали по его указке. А в 1909 году у Громославского оказались три такие доброжелателя, которые в поданном ими прошении на имя окружного атамана ходатайствовали не верить жалобам, подававшимся на Громославского.
В ответ на такие их заявления окр. атаман положил резолюцию:
‘посадить их под арест!’. При опросе же их они в раскаянии говорили, что сделано это было по совету Громославского. ‘Каков поп, таков и приход!’ — сорвалось с языка допрашивающего доброжелателей. ‘Так точно’ — единогласно ответили они на замечание. Появившаяся беззастенчивая и наивная улыбка на их губах не заставляла сомневаться в искренности их признания.
Таким образом, вслед за ст. атаманом идут по пробитой им дороге непосредственно ему подчиненные атаманы, а под давлением последних за ними следуют подведомственные им обыватели. Все они держатся одной тактики, названной ЛЖЕСВИДЕТЕЛЬСТВОМ в объяснении бывшего заседателя 4-го участка, представленного в Областное управление в 1911 году, а ‘ОДИН ИЗ ПЕРВЫХ’ и теперь остается на своем посту.
[Так подписал фельетон Федор Дмитриевич Крюков]
(Очерк впервые обнаружен и опубликован исследователем творчества Ф.Д.Крюкова Анатолием Ивановичем Сидорченко)
Оригинал здесь