ДРУГИЕ РЕДАКЦИИ И ВАРИАНТЫ
ДРУГИЕ РЕДАКЦИИ И ВАРИАНТЫ
ОБЫКНОВЕННАЯ ИСТОРИЯ
Первопечатная редакция фрагмента главы I части первой (С)*
(С. 179)
Варианты прижизненных изданий
Обыкновенная история, Гончаров Иван Александрович, Год: 1848
Время на прочтение: 73 минут(ы)
И. А. Гончаров. Полное собрание сочинений и писем в двадцати томах
Том первый. Обыкновенная история. Стихотворения. Повести и очерки. Публицистика (1832-1848)
Спб, ‘НАУКА’, 1997
Редакция Академического Полного собрания сочинений Гончарова придерживается следующих основных принципов подачи текстов отдельных редакций и вариантов (печатных и рукописных).
Рукописный текст, существенно отличающийся от основного текста, воспроизводится полностью в виде самостоятельной редакции с приведением под строкой предшествующих (реже последующих) вариантов. Полностью печатаются также планы, конспекты, программы и все другие подготовительные материалы, предшествующие написанию произведения или отдельных его частей, а также фрагменты чернового (а в некоторых случаях и первопечатного) текста, резко отличающиеся от окончательного.
Варианты к основному тексту печатаются вместе с теми отрывками, к которым относятся, причем слева на полях обозначаются номера страниц и строк основного текста. Если приводимый слева отрывок основного текста велик по объему, дается лишь его начало и конец, а опущенная часть заменяется тильдой: Ряд последовательных рукописных вариантов обозначается — от самого раннего к позднему — буквами а., б., в. и т. д. В вариантах рукописей при последнем варианте, дающем окончательное чтение данного автографа, отличающееся от основного текста, ставится ромбик: <>. В случаях совпадения последнего варианта с основным текстом указывается предпоследний вариант, а последний опускается. Промежуточный вариант, совпадающий с основным текстом, заменяется словами: Как в тексте.
Пометы типа ‘вписано’, ‘вписано на полях’, ‘вписано под строкой’ и т. п. сведены к минимуму: отмечаются лишь значительные по объему вставки, преимущественно на полях, означающие, как правило, последний слой правки данного фрагмента текста черновой рукописи.
Варианты, извлеченные из разных источников текста, но совпадающие между собой, приводятся один раз с перечислением в конце (в скобках) всех источников текста, содержащих этот вариант. При этом в случае, если внутри значительного по объему варианта имеются мелкие разночтения, эти разночтения даются в угловых скобках следом за варьируемым словом с указанием здесь же источника разночтения.
Зачеркнутые в рукописи слова заключаются в прямые скобки.
Редакторские добавления недописанных слов заключаются в угловые скобки, так же как слова, восстановленные по догадке (конъектуры). В последнем случае это либо пропущенные автором слова, либо слова, чтение которых затруднено из-за повреждения рукописи. Недописанные части слов, не поддающиеся раскрытию, обозначаются: <...>.
При печатании рукописных материалов после слов, чтение которых сомнительно, ставится знак вопроса в угловых скобках: . Вместо неразобранных слов ставится помета <нрзб>, при этом указывается их число (например: <3 нрзб>).
В примечаниях в перечне рукописных и печатных источников текста к каждому произведению даются их сокращенные обозначения, используемые как в разделе ‘Другие редакции и варианты’, так и в разделе ‘Примечания’ в целом. Все прочие сокращения, применяемые в томе, раскрываются в Списке условных сокращений. Ссылки на данный том включают обозначение ‘наст, том’ и указание на соответствующую страницу текста книги.
* Текст С совпадает с изданиями 1848, 1858, 1862, 1868 за исключением случаев, оговоренных далее под строкой.
Бедная мать! Вот тебе и награда за твою любовь! Того ли ожидала ты? В том-то и дело, что матери не ожидают наград. Ожидает и требует возмездия та любовь, которая не дается даром, но которую, бог знает почему, называют бескорыстной. {бескорыстной (1848, 1858, 1862, 1868)} А между тем ей отдайте всё, прославляйтесь или унижайтесь для нее, трудитесь или бездействуйте, расширьте крылья и летите орлиным полетом или свернитесь собачкой у ног красавицы, в случае надобности отдайте и жизнь.
Все эти бледные, задумчивые избранницы {После: избранницы — с голубыми глазами (1862, 1868)} которые твердят о таинственной симпатии душ, о предугаданной встрече с милым и которые в дыхании ветерка и в шепоте струй слышат его голос, и те пламенные, черноокие {Слова: черноокие. — нет. (1862)} смуглянки, которые, в порыве ревности, хватаются за кинжал, и те кроткие, вечно улыбающиеся красавицы, с томным взором и каштановыми волосами,— все они любят в своем предмете блеск славы, ума, изящества или, по крайней мере, денег. Перед ними надо сиять, возвышаться над толпой, делать чудеса, заставлять и красавицу гордиться вами, или, уж если этим ослепить нельзя, так надо ослепить подарками. Тогда и посыплются на вас мирты и очаруют вас ласки, слезы, тогда и настанут прогулки при луне, бессвязные, но полные прелести разговоры и все таинства любви! А нет этого, не сияете вы ничем, так и {Союза: и — нет. (1858, 1862)} не прогневайтесь, вы не нужны, вам изменят, охладеют к вам… возьмут другого, который сияет.
Не изменяет и не охладевает только любовь матери: ее ни уменьшить, ни подкупить ничем нельзя. Век свой одна и та же. Мать любит без толку и без разбору. Велики вы, славны, красивы, горды, переходит имя ваше из уст в уста, гремят ваши дела по свету,— голова старушки трясется от радости, она плачет и смеется и шепчет: ‘Это мой!’ А там затеплит лампадку перед образом Спасителя и молится долго и жарко. А сынок большею частию и не думает поделиться славой с родительницею. Нищи ли вы духом и умом, отметила ли вас природа клеймом безобразия, точит ли жало недуга ваше сердце или тело, наконец, тяготеет ли над вами общее презрение, отталкивают ли {Частицы, ли — нет. (1858, 1862, 1868)} вас от себя люди и нет вам места между ними,— тем более места в сердце матери. Она сильнее прижимает к груди уродливое, неудавшееся чадо и молится еще долее и жарче.
Как назвать Александра бесчувственным за то, что он решился на разлуку? Ему было двадцать лет, а это — пора волнений, мечтательности, жажды нового и неизвестного. {Слов: а это — пора волнений неизвестного. — нет. (1868)} В эту пору осторожные родители не дают детям ни вина, ни кофе, потому что у них-де и без того кипяток в крови. Как же тут усидеть на одном месте? Особенно надо представить себе в этой поре Александра Федорыча. Ему от пелен улыбалась жизнь. Мать {Ему от пелен улыбалась жизнь. Мать (1858, 1862, 1868)} лелеяла и баловала его, как балуют единственное чадо. Нянька всё пела ему над колыбелью, что он будет ходить в золоте и не знать горя. Профессоры твердили, что он пойдет далеко, а вслед за ферулой, {Слов: вслед за ферулой — нет. (1862, 1868)} по возвращении его домой, ему улыбнулась дочь соседки. И старый кот Васька был к нему как-то ласковее, нежели к кому-нибудь в доме.
О горе, слезах, бедствиях он знал только по слуху, как знают о какой-нибудь заразе, которая не обнаружилась, но глухо где-то таится в народе. От этого будущее представлялось ему в радужном свете. Его что-то манило вдаль, но что именно — он не знал. Там мелькали обольстительные призраки, но он не мог их разглядеть, {разглядеть их (1858, 1862, 1868)} слышались смешанные звуки — то голос славы, то любви. Всё это приводило его в сладкий трепет. Ему скоро тесен стал домашний мир. Природу, ласки матери, благоговение няньки и всей дворни, мягкую постель, вкусные яства и мурлыканье Васьки — все эти блага, которые так дорого ценятся в зрелой поре, он весело менял на неизвестное, полное увлекательной и таинственной прелести. Даже любовь Софьи, первая, нежная и розовая любовь, не удерживала его. Что ему эта любовь? Он мечтал о колоссальной страсти, которая обуревает героев романов, не знает никаких преград {Вместо: которая обуревает никаких преград — которая не знает никаких преград (1862, 1868)} и свершает громкие подвиги. Он любил Софью пока маленькою любовью, в ожидании большой. Мечтал он и о пользе, которую принесет отечеству. Он прилежно и многому учился. В аттестате его сказано было, что он знает двадцать две науки, три искусства и еще два-три предмета — ни науки, ни искусства, а так, бог знает что. Всего же более он мечтал о славе писателя. И стихи, и проза его удивляли товарищей. Перед ним расстилалось множество путей, и один казался лучше другого. Он не знал, на который броситься. Скрывался от глаз только прямой путь: заметь он его, так тогда, может быть, и не поехал бы.
Как же ему было остаться! Мать желала — это опять другое и очень естественное дело. В сердце ее отжили все чувства, кроме одного, любви к сыну, и оно жарко ухватилось за этот последний предмет. Не будь его, что же ей делать? Хоть умирать. Уж давно доказано, что женское сердце не живет без любви. Любовь мужчины — это что-то чрезвычайно сложное. Он любит и одну женщину и многих женщин вдруг, и почести, и кло-де-вужо, и лошадей, и часто любит всё одинаково и вдруг, а иногда и вовсе может обойтись без любви. Женщина сосредоточивает чувство по большей части на одном предмете. Иногда она и меняет его, но все-таки на одного. Если некого любить, она выдумает себе и любовь и любовника. Выдуманный любовник называется идеалом, и она любит идеал. Если уж вовсе некого любить, женщина привяжется к цветку, к собачке, и всё любит до конца жизни, до последнего издыхания.
И сама природа оправдывала Александра. Она распорядилась так, что дети почти никогда не платят в возврат родителям тою же любовию, {любовью (1862, 1868)} а ищут впереди себя другой, не кроткой и мирной, а с волнениями, страданиями и слезами.
Александр был избалован, но не испорчен домашнею жизнию Природа так хорошо создала его, что любовь матери и поклонение окружающих подействовали только на добрые его стороны, развили, например, в нем преждевременно сердечные склонности, поселили ко всему доверчивость до излишества. Это же самое, может быть, расшевелило в нем и самолюбие, но ведь самолюбие само по себе есть {Слова: есть — нет. (1858, 1862, 1868)} только форма: всё будет зависеть от материала, который вольешь в нее.
Гораздо более беды для него было в том, что мать его, при всей своей нежности, не могла дать ему настоящего взгляда на жизнь и не приготовила его на борьбу с тем, что ожидало его и ожидает всякого впереди. Но для этого нужно было искусную руку, тонкий ум и запас большой опытности, не ограниченной тесным деревенским горизонтом. Нужно было даже поменьше любить его, не думать за него ежеминутно, не отводить от него каждую заботу и неприятность, не плакать и не страдать вместо его и в детстве, чтоб дать ему самому почувствовать приближение грозы, {гроз (1868)} справиться с своими силами и подумать о своей судьбе — словом, узнать, что он мужчина. Где же было Анне Павловне понять всё это и особенно выполнить? Читатель видел, какова она. Не угодно ли посмотреть еще?
Она уже забыла сыновний эгоизм. Александр Федорыч застал ее за вторичным укладываньем белья и платья. В хлопотах и дорожных сборах она как будто совсем {Слова: совсем — нет. (1868)} не помнила горя.
— Вот, Сашенька, заметь хорошенько, куда я что кладу,— говорила она. — В самый низ, на дно чемодана, простыни: дюжина. Посмотри-ка, так ли записано?
— Так, маменька.
— Все с твоими метками, видишь — ‘А. А.’. А всё голубушка Сонюшка! Без нее наши дурищи нескоро бы поворотились. Теперь что? да, наволочки. Раз, два, три, четыре — так, вся дюжина тут. Вот рубашки — три дюжины. Что за полотно — загляденье. Это голландское, сама ездила на фабрику к Василью Васильичу, он выбрал что ни есть наилучших три куска. Поверяй же, милый, по реэстру {по реестру (1858, 1862, 1868)} всякий раз, как будешь принимать от прачки, все новешенькие. Там немного таких рубашек увидишь, пожалуй, и подменят, есть ведь эдакие мерзавки, что Бога не боятся! Носков двадцать две пары. Знаешь, что я придумала? положить в один носок твой бумажник с деньгами. Их тебе до Петербурга не понадобится: так, сохрани Боже, случай какой, чтоб и рыли, да не нашли. И письма к дяде туда же положу: то-то, чай, обрадуется! ведь 17 лет и словом не перекинулись, шутка ли! Теперь манишки. Посмотри, как вымыты и выглажены. Ну где им там выгладить так? Вот косыночки, вот платки, еще полдюжины у Сонюшки осталось. Не теряй, душенька, платков! славный полубатист! У Михеева брала по два с четвертью. Ну, белье всё. Теперь платье… да где Евсей? что он не смотрит… Евсей!
Евсей лениво вошел в комнату.
— Чего изволите? — спросил он еше ленивее.
— Чего изволите? — заговорила Адуева гневно. — Что не смотришь, как я укладываю? А там, как надо что достать в дороге, и пойдешь всё перерывать вверх дном. Не можешь отвязаться от своей возлюбленной — экое сокровище! День-то велик: успеешь! Ты эдак там и за барином станешь ходить. Смотри у меня. Вот гляди: это хороший фрак, видишь, куда кладу? А ты, Сашенька, береги его: не всякий день таскай, сукно-то по 16 рублей брали. Куда в хорошие люди пойдешь, и надень, да не садись зря, как ни попало, вон как твоя тетка — словно нарочно — не сядет на пустой стул или диван, а так и норовит плюхнуть туда, где стоит шляпа или что-нибудь такое, намедни на тарелку с вареньем села — такого сраму наделала! а еще ученая: всё книжки читает. Куда попроще в люди, вот этот фрак масака надевай. Теперь жилеты — раз, два, три, четыре. Двое брюк. Э! да платья-то года на три станет. Ух! устала! шутка ли: целое утро возилась! Поди, Евсей. Поговорим, Сашенька, о чем-нибудь другом. Ужо гости приедут, не до того будет.
Она села на диван и посадила его подле себя.
— Ну, Саша,— сказала она, помолчав немного,— ты теперь едешь на чужую сторону: Бог один знает, что там тебя встретит, чего ты наглядишься, и хорошего и худого. Надеюсь, Он, Отец мой небесный, подкрепит тебя, а ты, мой друг, пуще всего не забывай Его, помни, что без веры нет спасения нигде и ни в чем. Достигнешь там больших чинов, в знать войдешь… ведь мы не хуже других: отец был дворянин, майор… все-таки смиряйся перед {пред (1862)} Господом Богом, молись и в счастии и в несчастий, а не по пословице: гром грянет, мужик не перекрестится. Иной, пока везет ему, и в церковь не заглянет, а как придет невмочь, и пойдет рублевые свечи ставить да нищих оделять: это большой грех. К слову пришлось об нищих. Не трать на них денег по-пустому, помногу не давай. На что баловать! их не удивишь. Они пропьют — да над тобой же насмеются. У тебя, я знаю, мягкая душа: ты, пожалуй, и по гривеннику станешь отваливать. Нет, это не нужно, Бог подаст! Будешь ли ты посещать храм Божий? будешь ли ходить по воскресеньям к обедне?
Александр молчал. Он вспомнил, что, учась в университете и живучи в губернском городе, он не очень усердно посещал церковь. А в деревне только из угождения к матери сопровождал ее к обедне. Ему совестно было солгать. Он молчал. Мать поняла его молчание.
— Ну, я тебя не неволю,— продолжала она,— ты человек молодой: где тебе быть так усердну к Божией церкви, {к церкви Божией (1858, 1862, 1868)} как нам, старикам? Еще, пожалуй, служба помешает или засидишься поздно в хороших людях и проспишь. Бог пожалеет твоей молодости. Не тужи: у тебя есть мать. Она не проспит. Пока во мне останется хоть капелька крови, пока не высохли слезы в глазах и Бог терпит грехам моим, я ползком дотащусь, если не хватит сил дойти, до церковного порога, последний вздох отдам, последнюю слезу выплачу за тебя, моего друга. Вымолю тебе и здоровья, и чинов, и крестов, и небесных, и земных благ. Неужели-то Он, милосердый Отец, презрит молитвой бедной старухи? Мне самой ничего не надо. Отними он у меня всё — здоровье, жизнь, пошли слепоту, тебе лишь подай всякую радость, всякое счастье и добро…
Она не договорила. Слезы закапали у ней из глаз.
Александр вскочил с места.
— Маменька!— сказал он. {После: сказал он — никаких нерв не станет вынести… (1868)}
— Ну сядь, сядь,— отвечала она, наскоро утирая слезы,— мне еще много осталось поговорить. Что бишь я хотела сказать? из ума вон… вишь, нынче какая память у меня… да! блюди посты, мой друг: это великое дело! В среду и в пятницу {Вместо: в пятницу — пятницу (1862, 1868)} — Бог простит! А в Великий пост — Боже оборони! Вот Михайло Михайлыч и умным человеком считается, а что в нем? Что мясоед, что Страстная неделя — всё одно жрет! Даже волос дыбом становится, как послушаешь: слышь, и не загавливается и не разгавливается никогда, цыплята и в Великую субботу, цыплята и в Светлое воскресенье — ну что это такое? {Слов: как послушаешь ну что это такое? — нет. (1862)} Он вон и бедным помогает, да будто его милостыня принята Господом? Слышь, подал раз старику красненькую, тот взял ее, а сам отвернулся да плюнул. Все кланяются ему и в глаза-то бог знает что наговорят, а за глаза крестятся, как поминают его, словно шайтана какого. {После: словно шайтана какого. — Александр слушал ~ на дальнюю дорогу. (1868)}
Она замолчала на минуту.
— Береги пуще всего здоровье,— начала потом опять. {Слов: начала потом опять — нет. (1868)} — Как заболеешь — чего Боже оборони! {чего Боже сохрани! (1868)} — опасно, напиши… я соберу все силы и приеду. Кому там ходить за тобой? Норовят еще обобрать больного. Не ходи ночью по улицам, от людей зверского вида удаляйся. Есть такие злодеи, что ничего нет святого для них: {Вместо: что ничего нет святого для них — что для них ничего нет святого (1862, 1868)} они и эдакой драгоценности не пожалеют. Береги деньги, ох, береги на черный день! Трать с толком. От них, проклятых, всякое добро и всякое зло. Не мотай, не заводи лишних прихотей. Ты будешь аккуратно получать от меня две тысячи пятьсот рублей в год. Буду беречь твое добро пуще глазу, {глаза (1858, 1862, 1868)} а там, как воротишься, женишься — сам как хочешь и распоряжайся. Две тысячи пятьсот рублей не шутка! Не заводи лишнего, ни роскоши {Вместо: Не заводи лишнего, ни роскоши — Не заводи роскоши (1858, 1862, 1868)} никакой, ничего эдакого, но и не отказывай себе, в чем можно, захочется полакомиться — не скупись. Книг много не покупай — зачем? их у тебя и так куча: в век не перечитаешь. Ты и так учен — не всё же учиться, когда-нибудь надо и бросить. А то эдак долго ли уходить себя? Ты не учитель какой-нибудь! Я без тебя книги-то велю в чулан спрятать. Не предавайся вину: ох, вино! {Вместо: ох, вино!— вино! (1868)} первый враг человека! Да еще… — тут она понизила голос, берегись женщин! знаю я их! Есть такие бесстыдницы, что сами на шею будут вешаться, как увидят эдакого-то.
Она с любовью посмотрела на сына.
— На мужних жен не зарься,— продолжала она,— великий грех! ‘Не пожелай жены ближнего твоего’,— сказано в Писании. Если же там какая-нибудь станет до свадьбы добираться — Боже сохрани! Не моги и подумать! Они готовы подцепить, как увидят, что с денежками да хорошенький. {Текста: — На мужних жен не зарься ~ да хорошенький. — нет. (1868)} Разве что у начальника твоего или у другого какого-нибудь знатного да богатого вельможи разгорятся на тебя зубы и он захочет выдать за тебя дочь — ну, тогда можно! только отпиши: я кое-как дотащусь, посмотрю, чтоб не подсунули так какой-нибудь, {какую-нибудь (1862, 1868)} лишь бы с рук сбыть: старую девку или дрянь, эдакого женишка всякому лестно подцепить. {залучить (1848, 1858, 1862, 1868)} Ну а коли {Ну а если (1868)} ты сам полюбишь да выдастся хорошая девушка — так того… — тут она еще тише заговорила,— Сонюшку-то можно и в сторону. — (Старушка из любви к сыну готова была покривить душой.) — Что в самом деле Марья Карповна замечтала! ты дочке ее не пара. Деревенская девка! {Деревенская девочка! (1868)} на тебя и не такие польстятся.
— Софью! нет, маменька, я ее никогда не забуду!— сказал Александр. {После: сказал Александр — вскидывая глаза к небу (1868)}
— Ну, ну, друг мой, успокойся: ведь я так только. Послужи, воротись сюда, и тогда что Бог даст,— невесты не уйдут! Коли не забудешь, так и того… Ну а…
Она что-то хотела сказать, но не решалась, потом наклонилась к его уху {к уху его (1858, 1862, 1868)} и тихо спросила:
— А будешь ли помнить… мать?
— Забыть вас! маменька! как могли вы подумать? Пусть Бог накажет меня… {Вместо: — Забыть вас! Пусть Бог накажет меня… — Забыть вас, маменька: какой вопрос!— Он горячо поцеловал руку матери. Лицо у ней просияло. (1868)}
Анна Павловна побледнела. {Фразы: Анна Павловна побледнела. — нет. (1868)}
— Перестань, перестань, Саша!— закричала {заговорила (1848, 1858, 1862)} она торопливо,— что ты это накликаешь на свою голову! Нет, нет! что бы ни было, если случится этакой грех, пусть я одна страдаю! {Текста. — Перестань, перестань, Саша! страдаю!— нет. (1868)} Ты молод, только что начинаешь жить, будут у тебя и друзья, женишься — молодая жена заменит тебе и мать, и всё… {После: и всё… — Вот я к чему завела речь о себе. А впрочем, если и забудешь… меня… беда невелика, будь сам лишь счастлив. (1868)} Нет! пусть благословит {Вместо: Нет! пусть благословит — и пусть благословит (1868)} тебя Бог, как я тебя благословляю.
Она поцеловала его в лоб и тем заключила свои наставления.
— Да что это не едет никто? — сказала она,— ни Марья Карповна, ни Антон Иваныч, ни священник нейдет? уж, чай, обедня кончилась? Ах, вон кто-то и едет! кажется, Антон Иваныч… так и есть: легок на помине.
Кто не знает Антона Иваныча? Это Вечный жид. Он существовал всегда и всюду, с самых древнейших времен, и не переводился никогда. Он присутствовал и на греческих, и на римских пирах, ел, конечно, и упитанного тельца, закланного счастливым отцом по случаю возвращения блудного сына. У нас, на Руси, он бывает разнообразен. Тот, про которого говорю, {говорится (1862, 1868)} был таков: у него душ двадцать заложенных и перезаложенных, живет он почти в избе или в каком-то странном здании, похожем с виду на анбар,— ход где-то сзади, через бревна, подле самого плетня, но он лет двадцать {двадцать (1858, 1862, 1868)} постоянно твердит, что с будущей весной приступит к стройке нового дома. Хозяйства он дома не держит. Нет человека из его знакомых, который бы у него отобедал, отужинал или выпил чашку чаю, но нет также человека, у которого бы он сам не делал этого по пятидесяти раз в год. Прежде Антон Иваныч ходил в широких шароварах и казакине, теперь ходит в будни в сюртуке и в панталонах, но без штрипок, {Вместо: в сюртуке, но без штрипок — в пальто и панталонах (1862, 1868)} — в праздники во фраке бог знает какого покроя, в белом жилете и галстухе, то есть по названию белом, а в самом деле грязном,— но без перчаток и в праздники и в будни. {Слов: в белом жилете и галстухе ~ и в будни. — нет. (1862, 1868)} С вида {С виду (1848, 1858, 1862, 1868)} он полный, потому что у него нет ни горя, ни забот, ни волнений, хотя он прикидывается, что весь век живет чужими горестями и заботами, но ведь известно, что чужие горести и заботы не сушат нас: это так заведено у людей. {Слов: это так заведено у людей — нет. (1868)} В сущности Антона Иваныча никому не нужно, но без него не совершается ни один обряд: ни свадьба, ни погребение. {ни похороны (1848, 1858, 1862, 1868)} Он на всех званых обедах и вечерах, на всех домашних советах,— без него никто ни шагу. Подумают, может быть, что он очень полезен, что там исполнит какое-нибудь важное поручение, тут даст хороший совет, обработает дельце, {дело (1862, 1868)} — вовсе нет! Ему никто ничего подобного не поручает, он ничего не умеет, ничего не знает: ни в судах хлопотать, ни быть посредником, ни примирителем,— ровно ничего. Но зато ему поручают, например, завезти, мимоездом, поклон от такой-то к такому-то, и он непременно завезет и тут же кстати позавтракает,— уведомить такого-то, что известная-де бумага получена, а какая именно, этого ему не говорят,— передать туда-то кадочку с медом или горсточку семян, с наказом не разлить и не рассыпать, {Слов: передать туда-то и не рассыпать — нет. (1868)} — напомнить, когда кто именинник. {После. именинник — и т. п. (1862, 1868)} Еще Антона Иваныча употребляют в таких делах, которые считают неудобными поручить человеку. ‘Нельзя Петрушку послать,— говорят,— того и гляди, переврет. Нет, уж пусть лучше Антон Иваныч съездит!’ Или: ‘Неловко послать человека: такой-то или такая-то обидится, а вот лучше Антона Иваныча отправить’. — ‘Ты бы лучше написал’,— скажет жена, но писать для многих еще у нас на Руси такой труд, что иному гораздо легче съездить за десять верст или послать человека с словесным запросом, чем написать несколько строк. ‘Вот,— скажет он,— поди отыскивай чернилицу! {чернильницу (1862, 1868)} а где она? чай, давно ребятишки забросили… Посылай за чернилами к дьякону или к приказчику да чини перо, еще и бумаги не найдешь в доме, а главное — сиди часа три и выдумывай слова. Бог знает, как и ставить их: иное можно поставить рядом и с тем и с этим, а где именно нужно, бог весть! Ведь это же самое дело {Текста: Бог знает это же самое дело — нет. (1868)} расскажешь на словах, {Вместо: на словах — языком (1868)} как по маслу идет, а чуть обмакнул перо в чернила — и не то, и нейдет! или {Слов: и нейдет! или — нет. (1868)} все слова вдруг суются, не знаешь, которое первое написать,— или ни одно нейдет, да и написать надо гораздо мудренее, нежели говоришь, а вот тут-то и надо уметь выдумывать слова! Нет! уж лучше пусть Антон Иваныч съездит: то ли дело, как живой человек расскажет?’ И они правы, добрые люди: умей они выдумывать и расставлять слова, тогда Антон Иваныч хоть заживо в гроб ложись!
При обрядах он тоже не без дела. Например, кто подержит блюдо с кутьей или образ? Он. Кто подаст обручальные кольца? кто всегда в свите жениха? кто подскажет на крестинах куму и куме, что надо плюнуть и дунуть, и кто сам вместе с ними плюнет и дунет? кто объяснится со священником, заплатит ему деньги? Всё он! Как случится надобность в подобной услуге, уж несколько голосов и кричат: ‘Антон Иваныч! Антон Иваныч!’ Антон Иваныч и бежит. У кого домашний совет — его зовут непременно, хотя он еще не дал никому ни одного совета. Другие советуются, спорят, а он молчит. Но все к нему обращаются, все берут его за пуговицу и говорят:
— Ну посудите вы сами, Антон Иваныч: Петр Иваныч говорит, что мне надо уступить…
— Так!— говорит Антон Иваныч.
— Скажите, ради Бога, за что же я уступлю?
— Да, да!— прибавляет Антон Иваныч,— в самом деле, за что уступить!
— Позвольте, позвольте, Василий Васильич!— говорит Петр Иваныч,— я вовсе не так сказал. Зачем вы все мои слова шиворот-навыворот? Вот, изволите видеть, Антон Иваныч, я не сказал — уступить, я сказал — помириться.
— Так!— говорит Антон Иваныч.
— От этого, говорю я, зависит весь ход дела: вы тут жертвуете пустяками, какими-нибудь тремястами рублями, {рублей (1848, 1858)} — не так ли, Антон Иваныч?
— Да, да, разумеется, пустяками!
— Ну, видите ли, а сочтите-ка всё, что вам после будет стоить, как в спор пойдет, а еще, может быть, и решат в его пользу, хоть ваше дело и правое.
Тот задумывается, убеждается и наконец говорит:
— Быть так! Не правда ли, Антон Иваныч?
— Это так, совершенно так, я согласен!— говорит Антон Иваныч.
О! Антон Иваныч еще у нас нужен на Руси!
— Благодарим, Антон Иваныч, что помогли решить этот спор,— говорят противники. — Останьтесь-ка откушать с нами. Куда вы теперь поедете? К Фекле Михайловне не поспеете, а Михайло Петрович сегодня дома не обедает,— всё равно. {Текста: Другие советуются всё равно. — нет. (1862, 1868)}
И он еще {Вместо: И он еще — Хотя он еще (1862, 1868)} никому не дал {Вместо: никому не дал — никому ни одного не дал (1862)} совета, ни одного спора не решил, даже не сказал при споре ни одного дельного слова. Да от него этого и не требуют, он очень удивил бы, если б сказал это слово, если б дал совет, слова его и не послушали бы, совета не приняли бы. Им нужно только, чтоб он тут был, а спросите зачем? они скажут:
— Ну как зачем?.. {После, зачем? — всё же оно… (1868)} — и остановятся, а потом прибавят: — ум хорошо, а два лучше.
Как бы удивило всех, если б его вдруг не было где-нибудь на обеде или вечере.
— А где же Антон Иваныч? — спросил бы всякий непременно с изумлением. — Что с ним? да почему его нет?
И обед не в обед. Тогда уж к нему даже кого-нибудь и отправят депутатом проведать, что с ним, не заболел ли, не уехал ли. И если он болен, то и родного не порадуют таким участием.
— И вчера вас не было, и третьего дня! на что это похоже? Неужели завтра и у Алексея Петровича не будете? — говорят ему.
— Нет! уж завтра как-нибудь перемогусь!— отвечает он и едет.
Умрет ли такой человек, он долго еще живет в памяти бестолковых.
— Вот покойный Антон Иваныч,— говорят об нем, {о нем (1848, 1858, 1862)} — любил жареных карасей,— когда подадут карасей.
— Эх, нет Антона Иваныча! то ли дело было при нем?
— Это еще при Антоне Иваныче было, он еще тогда вот тут сидел!
И так вспоминают об нем {о нем (1848, 1858, 1862)} беспрерывно и долго, а часто забывают человека, который внутренно и незаметно живил своим присутствием весь круг, где был центром. Так ветреное дитя плачет о смерти собачонки и не чувствует минуты, когда само становится сиротой. {Фразы: Так ветреное дитя ~ становится сиротой. — нет. (1868)}
Антон Иваныч подошел к ручке {к руке (1848, 1858, 1862, 1868)} Анны Павловны.
— Здравствуйте, матушка Анна Павловна! с обновкой честь имею вас поздравить.
— С какой это, Антон Иваныч? — спросила Анна Павловна, осматривая себя с ног до головы.
— А мостик-то у ворот! видно, только что сколотили? что, слышу, не пляшут доски под колесами? смотрю, ан новый!
Он, при встречах с знакомыми, всегда обыкновенно поздравляет их с чем-нибудь, или с постом, или с весной, или с осенью, если после оттепели мороз наступит, так с морозом, наступит после мороза {после морозу (1848, 1858, 1862, 1868)} оттепель, с оттепелью.
На этот раз ничего подобного не было, но он что-нибудь да выдумает.
— Вам кланяются Александра Васильевна, Матрена Михайловна, Петр Сергеич,— сказал он.
— Покорно благодарю, Антон Иваныч! детки здоровы ли у них?
— Слава Богу.
— Я к вам веду благословение Божие: за мной следом идет батюшка. А слышали ли, сударыня? Наш-то Семен Архипыч!
— Что такое? — с испугом спросила Анна Павловна.
— Ведь приказал долго жить!
— Что вы! когда?
— Вчера утром. Мне к вечеру же дали знать: прискакал парнишко, я и отправился, да всю ночь не спал. Все в слезах: и утешать-то надо, и распорядиться, там у всех руки опустились: слезы да слезы,— я один.
— Господи, Господи Боже мой!— говорила Анна Павловна, качая головой,— жизнь-то наша! да как же это могло случиться? он еще на той неделе с вами же поклон прислал! а? {Слова: а? — нет. (1862, 1868)}
— Да, матушка! ну да он давненько прихварывал, старик старый: диво, как до сих пор еще не свалился!
— Что за старый! он годом только постарше моего покойника. Ну! царство ему небесное!— сказала, крестясь, Анна Павловна. — Жаль бедной Федосьи Петровны: осталась с деточками на руках. Шутка ли! пятеро, и всё почти девочки! А когда похороны?
— Завтра.
— Видно, у всякого свое горе, Антон Иваныч, вот я так сына провожаю.
— Что делать, Анна Павловна? все мы человеки! ‘Терпи!’ — сказано в Св<ященном> писании.
— Уж не погневайтесь, что потревожила вас — вместе размыкать горе: вы нас так любите, как родной.
— Эх, матушка Анна Павловна! да кого же мне и любить-то, как не вас? Много ли у нас таких, как вы? Вы цены себе не знаете. Хлопот полон рот: тут и своя стройка вертится на уме, вчера еще бился целое утро с подрядчиком, да всё как-то не сходимся… а как, думаю, не поехать?.. что она там, думаю, одна-то, без меня станет делать? человек немолодой: чай, голову растеряет.
— Дай Бог вам здоровья, Антон Иваныч, что не забываете нас! и подлинно сама не своя! такая пустота в голове, ничего не вижу! в горле совсем от слез перегорело. Прошу закусить: вы и устали, и, чай, проголодались.
— Покорно благодарю-с. Признаться, мимоходом пропустил маленькую у Петра Сергеича да перехватил кусочек. Ну да это не помешает. Батюшка подойдет: пусть благословит! Да вот он и на крыльце.
Пришел священник. Приехала и Марья Карповна с дочерью, полной и румяной девушкой, с улыбкой и заплаканными глазами. Глаза и всё выражение лица Софьи явно говорили: я буду любить просто, без затей, буду ходить за мужем, как нянька, слушаться его во всем и никогда даже не казаться умнее его, да и как можно быть умнее мужа? это грех! Стану прилежно заниматься хозяйством, шить, рожу ему полдюжины детей, буду их сама кормить, нянчить, одевать и обшивать. Полнота и свежесть ее щек {щек ее (1858, 1862)} и образование груди подтверждали обещание насчет детей. Но слезы на глазах и грусть на лице {Вместо: грусть на лице — грустная улыбка (1862, 1868)} придавали ей тогда высшую занимательность. {Вместо: тогда высшую занимательность — в эту минуту не такой прозаический интерес (1862, 1868)}
Прежде всего отслужили молебен, причем Антон Иваныч созвал дворню, зажег свечу и принял от священника книгу, когда тот перестал читать, и передал ее дьячку, а потом отлил в скляночку святой воды, спрятал в карман и сказал: ‘Это Агафье Никитишне’. {Никитичне (1862)} Сели за стол. Кроме Антона Иваныча и священника, никто, по обыкновению, не дотронулся ни до чего, но зато Антон Иваныч сделал полную честь этому гомерическому завтраку. Анна Павловна всё плакала и украдкой утирала слезы.
— Полно вам, матушка Анна Павловна, слезы-то тратить!— сказал Антон Иваныч с притворной досадой, наполнив рюмку наливкой. — Что вы его, на убой, что ли, отправляете? — потом, выпив до половины рюмку, почавкал губами. — Что за наливка, какой аромат пошел! Эдакой, матушка, у нас и по губернии-то не найдешь!— сказал он с выражением большого удовольствия.
— Это тре…те…годич…ная!— проговорила, всхлипывая, Анна Павловна,— нынче для вас… только… откупорила.
— Эх, Анна Павловна, и смотреть-то на вас тошно,— начал опять Антон Иваныч,— вот некому бить-то вас, бил бы да бил!
— Сами посудите, Антон Иваныч, один сын и тот с глаз долой! умру — некому и похоронить.
— А мы-то на что? что я вам чужой, что ли? Да куда еще торопитесь умирать? того гляди, замуж бы не вышли! вот бы поплясал на свадьбе! Да полноте плакать-то.
— Не могу, Антон Иваныч, право, не могу, не знаю сама, откуда слезы берутся.
— Эдакого молодца взаперти держать! дайте-ка ему волю, он расправит крылышки да вот каких чудес наделает: нахватает там чинов!
— Что вы, Антон Иваныч? — сказала Анна Павловна, улыбаясь.
— Ей-богу, нахватает: вот помяните мое слово! где у нас эдакие-то?
— Вашими бы устами да мед пить! Да что вы мало взяли пирожка? возьмите еще!— прибавила Анна Павловна. {Слов: прибавила Анна Павловна — нет. (1862, 1868)}
— Возьму-с: вот только этот кусок съем. У Никанора Михеича, что ли, сынок? — да это просто зверь!— попробуй-ка заехать, так непременно какую-нибудь пакость надо мною и сотворит: или ночью сапоги унесет, или платье выворотит, не то так пуговицы от сюртука, {у сюртука (1858, 1862)} отрежет, намедни котенка под подушку посадил! ведь эдакой сорванец! я думал, мышь, да ночью-то босиком выбежал на двор — сам ни жив ни мертв,— так и трясусь, а он хохочет. Я словно мученик какой-нибудь дался ему. Что он за хлеб за соль, что ли, так насмехается? так я не нуждаюсь: мне, слава Богу, везде двери отворены, ешь — не хочу. Да и добро бы разливанное море было, а то в доме, поверите ли, насилу пустых щей дождешься, {Вместо: насилу пустых щей дождешься — щи да кашу и господа и люди едят (1868)} а лошадь так некормленая и простоит.
Анна Павловна покачала головой.
— Да вас, Антон Иваныч, везде обеими руками примут,— сказала она.
С. 172.
4 I / Глава I (С, 1848, 1858)
7 начиная с хозяйки / начиная с самой хозяйки (С)
17 После: и толчком. — Впрочем, она была добрая барыня и многое спускала, но шуметь, когда спит Сашенька, не угодить ему, не исполнить скоро его желания — беда! (С, 1848, 1858, 1862, 1868)
18 в трое рук / в три руки (С, 1848, 1858)
25 Когда мимо его проходил лакей / Он отошел от конуры на всю длину цепи, чтоб быть поближе к месту действия, и когда мимо его проходил лакей (С, 1848)
26 спрашивал / так и спрашивал (С, 1848, 1858)
С. 173.
5 они подступили к горлу / они потоком подступили к горлу (С, 1848)
7 по капельке / по капле (1868) {Здесь и далее в тех случаях, когда речь идет об издании 1868 г., текст 1887 и тексты С, 1848, 1858, 1862 совпадают (ср. описание правки для издания 1868 г. — наст. том, с. 687—689).}
10 в Петербург, покидал / в Петербург. Как не горевать! Он покидал (С, 1848, 1858)
10 в доме / в дому (С, 1848, 1858, 1862, 1868, 1883)
19 О ней / Об ней (С)
23 После: десять счастливых? — Завидная участь! (С, 1848, 1858)
25-26 игра в дураки, и кофе, и водка, и наливка / игра в дурачки, и кофе, и водочка, и наливочка (С), игра в дурачки, и кофе, и водка, и наливка (1848)
32 После: перенесла выговор. — Хорошо, что барыне было не до чаю, а то бы дала она ей знать! (С, 1848, 1858, 1862, 1868)
33 чашки валились / чашки валилися (1868)
37 После: в ее характере. — Бывают такие люди! (С, 1868), Бывают такие люди. (1858)
37 никогда не была / никогда ничем не была (С)
39 обнаруживался / обнаружился (С, 1848, 1858, 1862, 1883)
С. 174.
4—5 лениво, вздыхая и поднимаясь / лениво, полутоном ниже, поднимаясь (С, 1848, 1858, 1862, 1868)
18-19 — Прощайте, прощайте!— с громаднейшим вздохом сказал Евсей,— последний денек / — Порадуйте меня добрым словцом,— сказал Евсей,— ведь последний денек (С, 1848, 1858)
24 опять вздохнул / вздохнул (С, 1848, 1858)
27-28 всё со вздохом / опять со вздохом (С, 1848, 1858)
С. 175.
4 обнаружилось в слезах / обнаружилось в общей форме — в слезах (С, 1848, 1858)
11 узнает / узнаешь (1858)
13-14 Фразы: Подле него и сидеть-то тошно — свинья свиньей!— нет. (С, 1848, 1858, 1862, 1868)
38-39 из-за головы сахару / из-за головы сахара (С, 1848, 1858)
41 рукой / рукою (С, 1848, 1858, 1862, 1868)
С. 176.
3 одною рукою / одной рукой (С, 1848, 1862, 1883)
9-10 грязное полотенце / что-то среднее между платком и полотенцем (С, 1848, 1858)
28 с радостью / с радостию (С, 1848)
31 вытру / я вытру (С)
32 водой / водицей (С, 1848, 1858, 1862)
37 После: — Всё равно, маменька. — Он стал завтракать, а (С, 1848, 1858, 1862, 1868)
С. 177.
11 Она в три приема / Она с быстротою молнии, в три приема (С, 1848)
34 Э, мой друг! / Эй, мой друг (С, 1848, 1858)
43 и жил бы / и-и! жил бы (1858)
С. 178.
7 пахнуло / так и пахнуло (С, 1848, 1858)
10 цветы / цветники (С)
20 поля наши / наши поля (С, 1848)
24—23 Дровец с своего участка / Дров одних (1868)
25-26 а дичи, дичи что! / А дичи, грибов, ягод сколько! (1868)
26 всё это твое / это всё твое (С, 1848)
С. 189.
9 Как мухи сладкую каплю, люди / Как мухи сладкую каплю, так люди (С, 1848, 1858, 1862), Люди, как мухи (1868)
12 с провизией / с съестным (С), со съестным (1848, 1858, 1862, 1868)
14 лучше чемодан вдоль / лучше чемодан вниз (С, 1848, 1858, 1862)
14 сбоку поставить / и сбоку поставить (1848, 1852)
29 дородный лакей / один (1868)
31-32 вишь, черти какие! / куда мне девать?
— Чеши себе космы.
— Зубоскалы проклятые: я отдам назад барыне… (1868)
41 Слова: лошади — нет. (1868)
43 повелевал / сказал повелительно (С, 1848, 1858, 1862, 1868)
С. 190.
14 После: — Откуда ты, как? — спросил Адуев. (С, 1848, 1858, 1862, 1868)
19-24 Текста. Навек, не правда ли? ~ и ты пиши!— нет. (С, 1848, 1858)
23 наскакивая на Александра / тоже наскакивая на Александра (1868)
30-31 — Саша! ~ шептали они / Александр Федорыч!.. Софья Васильевна!.. — сказали они (С, 1848, 1858, 1862, 1868)
37-38 Слов: и с Поспеловым — не я. (С, 1848, 1858)
С. 191.
4 в бусурманы / в басурманы (С)
4 а не то прокляну / не то отступлюсь от тебя, прокляну (С, 1848, 1858), прокляну (1868)
21-22 вся тоска ее / и вся тоска ее (1862)
23 этакое / эдакое (С, 1848)
37 После: — Нет, Аграфена Ивановна — нет, голубушка (С, 1848, 1858)
43 — Проклятый! / — У! проклятый! (С, 1848, 1858)
44 капавшие слезы / ручьем текущие слезы (С, 1848, 1858, 1862, 1868)
44 После: слезы. — Так он простился с нею. (С, 1848, 1858)
С. 192.
5 Слов: тотчас же — нет. (1868)
26 он прижал / прижал (С)
30-31 неподвижна / недвижима (С)
41 Кланяйтесь / Кланяйтесь же, батюшка (С, 1848, 1858, 1862, 1868)
С. 193.
8-9 Нет, что я вру? еще не в Неплюеве, а подъезжает / или близко, подъезжает (1868)
18 II / Глава II (С, 1848, 1858)
С. 193-194.
40-6 Он был высокий ~ и для других. / Он был из тех высоких, пропорционально сложенных мужчин, которые своим видом, походкой, прямизной талии, отчасти полнотой, как-то напоминают уже не Аполлона Бельведерского — это (этот (1868)) тип юношеской стройности,— а фигуру центавра — что-то массивное, но вместе стройное и легкое, то, что у нас называют bel homme. Черты лица его были крупны и правильны, но в них не выражалось ни добродушия, ни злости, ни великого ума и еще менее глупости, а какое-то холодное спокойствие, которое, впрочем, не пугало и не отталкивало никого, но (слова: но — нет. (1868)) что вы ему ни расскажите, что ни сделайте перед ним — сыграйте драму, водевиль, Моцартова ‘Дон Жуана’ или спойте ‘Во саду ли, в огороде’, скажите ему (текста: сыграйте драму ~ скажите ему — нет. (1868)) чрезвычайно умную вешь или великую глупость,— он всё одинако смотрит и слушает: не плачет, не хохочет (слов: не плачет, не хохочет — нет. (1868)). Напрасно старался иной остроумник заставить его захохотать — много-много, если удачная острота вызывала улыбку. Напрасно и приятель бежал сломя голову, чтоб прежде всех поразить его нежданною и печальною новостию (новостью (1858, 1862, 1868)),— это никогда не удавалось: Петр Иваныч выслушает эту новость так, как будто он уже слышал о ней прежде. Никогда ни хорошее, ни дурное впечатление не выводило его из себя. (С, 1848, 1858, 1862, 1868)
С. 194.
8-9 фразы: Иногда лишь видны были на нем следы усталости,— должно быть, от усиленных занятий. — нет. (С, 1848, 1858, 1862, 1868)
9-10 фразы: Он слыл за деятельного и делового человека. — нет. (1862, 1868)
38 После: пожал плечами. — Ну? (1848, 1858, 1862, 1868)
С. 195.
4-5 После: без знаков препинания — с титлами. (С, 1848, 1858, 1862, 1868)
13 а мы вас здесь / и мы вас здесь (1868)
35-36 от ошибки, истинно от ошибки в купчей / от ошибки в купчей (1868)
38 После, ко мне — служил, служил государю и отечеству, а добрым людям нечего и показать: аттестат изветшал, а патент в рамке и на стене красу делает, да и есть что почитать от скуки. (С, 1848, 1858)
39 Слов: есть дельце до вас крайней потребности — нет. (1868)
С. 195-196.
42-9 золото, а не человек скажите, что донос / его теснят губернатор и прокурор, якобы за взятки, а он мне кум, и мы с ним хлеб-соль водим. Вот его самого нудят подать просьбу об отставке. Побывайте, отец родной, у всех вельмож там, внушите им, что донос (1868)
С. 196.
6 Слов: и ныне нудят подать просьбу об отставке — нет. (С, 1848, 1858)
10 губернаторского секретаря / губернского секретаря (1858)
33 та… а! помню… / та… Боже мой! я думал, что давно и на свете нет никого… (1868)
38 как / как еще (С, 1848, 1858)
С. 197.
3 После: была тогда счастлива!— Господи! Господи! (С, 1848, 1858)
9 вытащили / без спросу украли (С, 1848)
11 вытащил / украл (С, 1848)
17-18 подумал Петр Иваныч ~ цветы на уме? / вот отчего… Между ними еще есть блаженные, особенно в провинциях!— подумал Петр Иваныч. — У этой желтые цветы на уме. (1868)
29 подумал / ворчал (1868)
33 домы / дома (С, 1848)
С. 198.
5 английской / берлинской (1868)
20 плакала бы / и плакала бы (1858, 1868)
31 Слова: бисерную — нет. (1868)
41 вас / вас и (С, 1848, 1858, 1862, 1883)
42 Адуев / Наш центавр (С, 1848, 1858), он (1868)
42 Слов: Адуев опять покачал головой — нет. (1868)
С. 199.
1 проворчал он / проворчал Адуев (1868)
5 радости / радости-то (С, 1848, 1858)
16 был нежненький / не в черном теле жил, я дала ему нежное воспитание (1868)
29 пустяки / пустячки (С)
С. 200.
8-9 и не любит / не любит (С, 1848, 1858)
20 сделано и / сделано (С, 1848, 1858)
24 без наставлений / без руководства (1868)