Людовик, Божией милостью король французский и наваррский, всем нашим подданным желаем здравия. — В самое то время, когда мы призваны были ко принятию окровавленного наследства наших предков, мы удовлетворили и желание нашего сердца, уверив вас в любви, и должность нашу, объявив вам о намерениях короля вашего.
Когда подлый наемник ваших тиранов вознес на нас убийственную свою руку в Диллингене, мы взывали к вам из тех мест, где пролита кровь наша, предвидя, что крамола и слепое бешенство злых людей неослабно станут искать нашей погибели, призвав на помочь Бога Всемогущего и помолясь Ему о ниспослании на Францию своего благословения, мы торжественно решились по пути бедствий и опасностей шествовать к цели наших усилий.
Скоро потом агенты наши во внутренности Франции сделались жертвами своей преданности и усердия к нашей особе. Наставления, от нас им данные, обнародованы, в них, и в посланиях ко французам вы видели знаки нашей умеренности и милости.
После сих первых движений нашего сердца, не имея подпоры со стороны государств, вооружившихся против гидры революционной, следуя совету державы, принявшей нас под свое покровительство и предположившей спасти Францию, не видя конца изгнаниям, насильствам и разврату, терзаясь бедствиями отечества, мы были принуждены оплакивать судьбу его, в молчании ожидать следствий ужасного опыта, и соображать поведение свое с успехам спасительных мнений народных.
Падение Директории, казалось, приготовило уничтожение Конституции, которая досталась в наследство сему ненавистному правительству. Мы опять уведомили французов о следствиях попечений наших, относительно неслыханных бедствий, которые они терпели от внутренних раздоров. В сию достопамятную эпоху, мы почли для себя должностью соображаться с прежними правилами, руководствуясь бессмертным завещанием короля, нашего государя и брата. Наши усилия всегда имели и будут иметь своею целью вольность народа и независимость монарха. Долговременный беспорядок возлагал на нас обязанность приноровлять наши намерения к настоящим средствам, и в обломках искать веществ, годных для сооружены нового здания.
Мы тогда сделали следующие распоряжения, относительно частей судебной и исполнительной:
‘Разделение Франции на департаменты, округи и части, постановления до благочиния касающиеся, действительность актов, судилища, останутся впредь до повеления о настоящем положении, с тем чтобы судьи и прочие чиновники отправляли должности свои от моего имени, и присягнули бы мне в верности. — Особы, ныне занятые должностями по частям исполнительной и судебной, останутся при своих местах, кроме таких, которых голос общества объявит недостойными, праздные места будут розданы людям способным, а особливо отличившимся своею честностью и знаниями’.
Относительно похищенной собственности, или так называемых национальных имений:
‘Успокойте нынешних владельцев, скажите им, что намерение мое клонится к приведению в порядок так называемых национальных имений средствами, удобнейшими согласить и обеспечить права и выгоды каждого, я поручил вам собрать и представить ко мне суждения и мысли просвещеннейших и добродетельнейших людей о сем важном предмете, для того чтобы можно было принять дальнейшие меры, соответственные общему благу и истинному желанию нации’.
Относительно преступлений:
‘Я обещаюсь, а вы уверьте моих подданных, что возвращение мое ознаменовано будет общим прощением. — Повторяйте всем, что мое сердце клонится к отпущению проступков, а благо отечества, сей закон верховный, непременно требует от меня милости и прощения самых злодеяний, и проч. и проч. — Боясь, чтобы излишнее усердие не помешало сим распоряжениям, я хочу, чтобы судилища не преследовали злодейств и преступлений, относящихся до революции, кроме таких случаев, где требуются благоразумные меры безопасности против упорных мятежников’.
Наконец относительно чинов военных:
‘Оплакивая заблуждения, в которые войско не могло не впасть, я с гордостью взирал на их мужество в битвах, оставлю чины, должности и жалованье генералам, офицерам, унтер-офицерам и солдатам, которые пожелают блага отечеству, споспешествуя восстановлению монархии. Те из них, которые отличатся усердием ко мне, следственно усердием к пользе нации, получат награждения, соответственные их заслугам. Будучи королем народа воинственного и свободного, и чувствуя справедливость уважения, которое французы имеют к военному искусству — колыбели дворянского сословия, я уничтожу законы, повелевающие насильственно влечь к знаменам тех людей, которые из чести и из любви к отечеству добровольно должны становиться под ними, уничтожу постановления, сделанные во времена непредусмотрительности, когда забыли что монархия кроме Конде, кроме Тюреннев и Люксембургов, произвела еще Фаберов, Катинатов, Шеверов и что Франция приближалась к эпохе, в которую долженствовали родиться новые герои’.
Французы! вот новая революция, которую король ваш произвести вознамерился, которая и теперь есть предметом его размышлений, и которая рано или поздно должна совершиться, ибо если Божие провидение не нам предоставило избавить вас от бедствий, то по крайней мере испуская последний, вздох, мы будем утешаться мыслию, что наследник любви нашей к народу, тот, который должен царствовать над вами, некогда почтит память нашу, произведя в действо планы наши, начертанные нами в несчастье для вашего счастья.
В то самое время, когда мы заботились о средствах образумить вас, глаза наши естественно обратились на человека, покровительствуемого фортуною, захватившего власть в свои руки. Если б человек сей возгнушался ненавистными плодами злодейств своих предместников, то мог бы приобрести право на благодарность Франции. На удивление потомства мы относились к нему, приглашали его разделить с нами неувядаемую славу, и решить судьбу вашу, мы сказали ему с чистосердечием, которое должно было бы тронуть душу благородную и великую: мы можем обеспечить судьбу Франции. Говорю мы — потому что Наполеон Бонапарт будет мне нужен для сего дела, что без меня он не может привести оное к окончанию.
Чтобы понять язык сей, надлежало быть французом.
Чужестранец дал ответ отрицательный и коварный, он дерзнул сказать отцу вашему: Откажись от прав своих, потомство наградит тебя за такое пожертвование… Иначе тебе надобно будет идти ко трону по бесчисленному множеству трупов.
Таким образом стараясь соблазнить вас притворною попечительностью, и рассевая о нас и нашем доме клеветы бесстыднейшие, он готовил иго, которому скоро надлежало тяготеть на головах ваших.
Между тем протекло три года, гордясь тем, что удалось заключить мир с утомленными державами, не имея возможности долее скрывать свои замыслы, и думая примириться с вами бесстыдным обещанием благодеяний своему королю, он признал права наши и сделал нам предложение, не хотим ли мы продать их. Мы немедленно обнародовали ответ наш, вам известно, что наш брат, наши племянники и все принцы нашей крови взяли сторону непоколебимого нашего постоянства.
Будучи обманут в своей надежде, терзаясь от стыда, что тридцать тысяч жертв безвинно погибло на острове Сен-Доминго, приготовив своим клятвопреступными руками побиение несчастных наших колонистов, он решился возложить на чело свое венец, обагренный драгоценной кровью монарха и народа.
Таким образом поправ ногами и святейший закон народов и правила мнимой вольности — коей сам он и ему подобные недавно были ревностнейшими поборниками — он воздвиг скудельный трон деспотизма. Вы видите при подножии сего трона выгоды, противные между собой, в беспрестанной борьбе находящиеся, видите и не можете дождаться вожделенного спокойствия, сего бесценного блага, которого вы лишились, уничтожив правительство человеколюбивое и прочное, оно одно могло утвердить ваше счастье, быть примером и средоточием благородных чувствований и полезных намерений, вдыхать пламенную решительность жертвовать всем для блага отечества.
Разве не знаете, что те же самые руки, которые ныне поддерживают чужестранца на вершине величия, легко могут низвергнуть его в бездну ничтожества? Тогда кто дерзнет занять его место? Каким образом ни окончилось бы его мятежническое самовластие, должно ли, чтобы тяжелая корона, упадая с голов слабых, рожденных для неизвестности, разрушила до конца возникающие отрасли древней монархии, и снова сделалась добычею первого удальца, который отважится завладеть ею? Вам беспрестанно твердят о мятежах, о пагубных следствиях внезапной перемены, о бедствиях, которые должны случиться при нашем возвращении в отечество. Вас уверяют, что мы иначе не можем достигнуть престола, как разоряя ваши жилища, проливая реки крови… Французы! спрашиваем: сии ли страхи беспокоят вас? И вы можете сомневаться в благосердии вашего короля, в обетах, произнесенных им и его ближними пред лицом Европы? Брат Людовика XVI будет виною ваших бедствий, будет идти по вашим трупам!! Кого? — вас, или свои хищения — хочет защитить Бонапарт, приписывая нам жестокость и ненависть? Посмотрите на его благодеяния: темницы, ссылки, убийства явные и тайные, тяжкие налоги, уничтожение торговли! Вам запрещено иметь между собою сообщения свободные, чистосердечные, дружеские. Все соседи взирают на вас с ужасом! Вы беспрестанно питаете ненависть и дух мщения, система вероломства, насилий, беспредельного честолюбия, необузданного высокомерия вовлекает вас в войну, которой бедствия прекратятся одним только изнеможением. Несчастный народ в самых трофеях тирана, угнетающего вас, не видите ли действия гнева небесного? Рассмотрите собственные ваши нужды, рассмотрите, в чем состоит безопасность ваших семейств, достоинство имени французского, рассудите, хочет ли поработить вас дом, даровавший обществу многие вольности, полезнее ли желать для подкрепления благонравия, чтобы злодейства остались без наказания? Наконец рассудите, надобно ли, чтобы французский народ еще долее изнемогал под игом высоковыйных корсиканцев, которые утучняются его трудами, — или чтобы процветал и благоденствовал под сенью священного древа, которое, покрывая нацию, даровало Европе двести монархов?
Французы! находясь при берегах Балтийского моря под покровом всеблагого неба, быв подкрепляемы присутствием нашего брата, дюка Ангулемского, нашего племянника, и других принцев нашей крови, которые все принимают участие в наших правилах, и одушевлены одинакими чувствами, свидетельствуясь и венценосными жертвами, и теми, которые за верность, честь, благочестие, невинность и любовь к отечеству погибли от ярости революционной, или от кровожадности свирепых тиранов, призывая дух юного героя, злочестивыми руками недавно исторженного у отечества и славы — мы клянемся, никогда не разрывать священного узла, соединяющего судьбу нашу с вашею, — соединяющего нас с вашими семействами и вашими сердцами. Никогда не продадим наследия наших предков. Никогда не отступимся от прав наших. Французы! клянемся в том Богом Святого Людовика, — Тем, Который судит правду.
Дано во 2-й день декабря, в лето от Р. X. тысяча восемьсот четвертое, нашего царствования в десятое.
Подписано: Людовик.
(Из лонд. ведом.)
——
Людовик XVIII Объявление от Лудовика XVIII французам: (Из Лонд. ведом.) / Лудовик // Вестн. Европы. — 1806. — Ч.26, N 5. — С.58-68.