Общество почетных звонарей, Замятин Евгений Иванович, Год: 1926 читать онлайн, скачать электронную книгу fb2, pdf бесплатно

Время на прочтение: 50 минут(ы)

Е. И. Замятин

Общество почетных звонарей
Трагикомедия в четырех действиях

Замятин Е. И. Собрание сочинений: В 5 т. Т. 3. Лица

М., ‘Русская книга’, 2004.

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

М-р Кембл — клерк адвоката О’Келли. Огромные квадратные ботинки, квадратный подбородок, квадратный лоб. Ходит медленно, тяжело и непреложно, как грузовой трактор. И так же медленно и непреложно говорит. В затруднительных случаях усиленно трет лоб.

Викарий Дьюли — председатель Общества Почетных Звонарей и прихода Сент-Инох. Во рту — восемь золотых коронок, сияет золотой улыбкой. Когда говорит, потирает руки, когда молчит, руки сложены за спиной, перебирает пальцы по одному, как будто отсчитывает: ‘во-первых, во-вторых’.

Миссис Дьюли — жена викария. Еще красивая (в августе бывают жаркие дни). Носит пенсне без оправы. В пенсне она — бронированная, без пенсне — настоящая.

Адвокат О’Келли — ирландец. Рыжий, вихрастый, коротконогий. Лицо как у мопса. Галстук набок, какая-то пуговица не застегнута. Размахивает руками так, что кажется, рук у него по меньшей мере — четыре.

Диди — артистка из ‘Эмпайра’. Кудрявая, тоненькая, быстрая: девочка-мальчик. Курит.

Джонни — фарфоровый мопс Диди. Очень похож на адвоката О’Келли.

М-р Maк-Интош — шотландец. Секретарь Общества Почетных Звонарей, торговец непромокаемыми пальто и философ. Голова — коротко остриженная, круглая, как футбольный мяч. Без штанов, в пиджаке и в пестрой шотландской юбочке (‘kilt’), чулки до колен, коленки и ноги выше — голые.

Леди Кембл — мать м-ра Кембла, супруга покойного сэра Г. Кембла. Голову держит вверх, как будто ее все время подергивают уздой. Высокая, костлявая — кости выпирают, наподобие пружин из сломанного зонтика. Губы извиваются как черви.

Миссис Аунти — содержательница меблированных комнат. Медовая.

Бобби — статуй. В крайних случаях — моргает.

Haнси — артистка из ‘Эмпайра’. Очень хорошо чувствует себя без платья, в платье ей, несомненно, стыдно.

Четыре хористки из ‘Эмпайра’.

Эксцентрик из ‘Эмпайра’.

Сесили, Анни, Лори, Бетти — машинистки адвоката О’Келли.

Судья во время бокса. Почтенный, как премьер-министр.

Боксеры — Смис и Борн (без слов).

Мастер — палач. В корректном черном костюме, почти пасторском. Неестественно огромные руки. Шляпа надвинута на глаза. (Без слов).

Капельдинер.

Газетчики — мальчишки. Босые, в белых отложных воротничках.

Воскресные Джентльмены — в цилиндрах, все одинаковы, как пуговицы.

Голубые и Розовые леди.

Отряд Армии Спасения — с женщиной-офицером в синей лопоухой шляпе.

Два Спортсмена — в костюмах для гольфа.

Человек в кепке и Человек в шляпе.

Голоса из толпы.

ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ

Картина 1

Кабинет викария Дьюли. Викарий Дьюли, заложив руки назад и перебирая пальцами, расхаживает по кабинету. М-р Maк-Интош сидит с блокнотом и карандашом, он, как стрелка компаса, поворачивает голову вслед движениям викария. Миссис Дьюли на диване, в момент открытия занавеса она что-то говорит — не разобрать слов.

Вик. Дьюли (останавливается). Что?

М-с Дьюли. Я говорю, что все-таки вы завтра должны были бы съездить к адвокату О’Келли и поговорить с ним насчет нашего бедного м-ра Кембла.

Вик. Дьюли. Но, дорогая, поймите же, ради Бога: если я поеду к этому О’Келли, весь завтрашний день, все завтрашнее расписание у меня сойдет с рельс. Да, сойдет с рельс, опрокинется, разлетится в щепки! Понимаете?

М-с Дьюли. Но О’Келли говорит, что сейчас, весною, у него особенно много бракоразводных дел и что помощник нужен ему именно сейчас. Может быть, это — единственный случай устроить м-ра Кембла. И мне кажется, теперь, когда он, наконец, поправился и покидает наш дом… (Уронила на пол пенсне, сразу лицо — растерянное.)

Вик. Дьюли. Знаете, этот ваш м-р Кембл… (Смотрит на м-с Дьюли). Что с вами?

М-с Дьюли. Я, кажется… я потеряла пенсне…

Мак-Интош кидается, поднимает пенсне, подает.

Благодарю вас.

Вик. Дьюли (продолжает). Этот ваш Кембл… Не представляю, что вообще можно сделать из молодого человека, который ухитрился среди бела дня попасть под автомобиль? И не понимаю, зачем ему для этого понадобилось выбрать место именно против нашего дома? Это некорректно, это… я не знаю… это…

М-с Дьюли. Но я полагаю, что м-р Кембл вовсе не выбирал…

Вик. Дьюли. Ну да, ну да! Но во всяком случае, все эти две недели, пока он лежал там, наверху, я все время чувствовал… ммм… (С гримасой делает правой рукой какие-то движения на уровне лица.)

Maк-Интош. Флюс.

Вик. Дьюли. Что?

Maк-Интош. Я говорю… э-э-э… так сказать, затвердение, если взять метафору из быта…

Вик. Дьюли. М-р Мак-Интош, прошу вас: поберегите свои метафоры для речей на заседаниях нашего Общества. Возьмите-ка лучше завтрашнее расписание, пусть м-с Дьюли убедится сама, что это невозможно, немыслимо, все сойдет с рельс! Ну, читайте.

Мак-Интош (снял со стены одну из таблиц, читает). Суббота. Омовение и система Мюллера — от 8 до 8. Общение с Верховным Существом от 8 ¹/₂ до 8 ³/₄…

Вик. Дьюли. Нет, пожалуйста, только вечерние часы: днем адвокат О’Келли — в суде.

Maк-Интош. Вечерние? Хорошо. (Читает.) От 7 до 8 — посещение больных, моцион. От 8 до 9 — обед. От 9 до 10 — заседание Общества Почетных Звонарей. От 10 до 10 ¹/₄ — общение с Верховным Существом совместно с м-с Дьюли. От 10 ¹/₄ до 10 ¹/₂— (Кашляет.) Здесь… многоточие. Так сказать, занавес, если взять метафору…

Вик. Дьюли. Ну да, ну да… Благодарю вас. (Подходит к м-с Дьюли, целует ей руку.) Гм… мм-да, моя дорогая… Так вот: поехать в город к м-ру О’Келли и обратно — это не меньше… да, не меньше двух часов, и стало быть… (Берет расписание у Мак-Интоша, соображает вслух.) От 9 до 11… От 11 до часу… До часу!

Мак-Интош начинает записывать в блокнот.

Ради Бога, подождите записывать! (Бормочет про себя, высчитывает.) Это будет… позвольте: ничего не понимаю! Это будет… (Останавливается.)

М-с Дьюли. Простите, что будет?

Вик. Дьюли. Что? А то, что завтрашний обед будет послезавтра утром. Вот что будет!

Мак-Интош. Так сказать, будущее питание… Или если взять этот древнегреческий случай, когда Геркулес догонял черепаху… и, так сказать, под видом черепахи — обед, а ваше преподобие — под видом Геркулеса…

Вик. Дьюли. М-р Мак-Интош, сколько раз я просил вас…

Стук в дверь.

М-с Дьюли (вскакивает, тотчас же садится, поправляя пенсне). Да, да. Войдите.

Входит Кембл.

Вик. Дьюли. А, м-р Кембл! Очень кстати. Гм, гм… да. Так вы, оказывается, завтра покидаете нас? Чрезвычайно рад… ну да… то есть вы, значит, уже совершенно здоровы — это меня радует в высшей степени, да, да… (Жест в сторону Мак-Интоша.) Вы не знакомы?

Мак-Интош. Мак-Интош. Магазин непромокаемых пальто, так сказать. И секретарь Общества Почетных Звонарей прихода Сент-Инох.

Кембл (жмет ему руку. Сморщив лоб, соображает). Следовательно, это вы звоните в колокол? Я очень люблю звон колоколов.

Мак-Интош (обиженно). Прошу прощения, сэр: мы звоним, так сказать, невидимо, идейно. Мы, так сказать…

Вик. Дьюли. М-р Мак-Интош — большой философ, и я горжусь им, как одной из лучших овец моей паствы.

Maк-Интош. Разрешите, ваше преподобие, исправить, так сказать, грамматическую ошибку: поскольку речь идет об особе, так сказать, мужского пола, правильней сказать не ‘овец’, а… а ‘баранов’… (Спохватывается.) Хотя, впрочем… в области скотоводства… э-э-э, так сказать, грамматического скотоводства… э-э-э…

Вик. Дьюли. Ну да, ну да.. Это деталь, оставим это… М-р Кембл, мы здесь говорили о том, что у адвоката О’Келли может найтись работа для вас.

Кембл. Да, я знаю: м-с Дьюли была так любезна… И эти две комнаты на Гай-Стрит — для меня и моей матери — я их взял в расчете на работу у м-ра О’Келли.

Вик. Дьюли. Ах, так это, значит, одно с другим… Ну да, ну да! (Торжественно.) Дорогой м-р Кембл, вы меня знаете достаточно, и знаете, что когда речь идет о том, чтобы помочь… м-м-м… ближнему, я готов на самое трудное, даже невозможное. (К м-с Дьюли.) Дорогая, мы перенесем на сегодня некоторые… м-м-м… как вы знаете, очень дорогие для меня параграфы завтрашнего расписания — и тогда завтра я смогу поехать к адвокату О’Келли. Так что, дорогой м-р Кембл, вы можете быть уверены.

Кембл. Вы меня выведете из затруднения. Следовательно, я должен быть вам благодарен. Благодарю вас.

Вик. Дьюли. О, пожалуйста, пожалуйста! Я очень рад, что это даст возможность вам и вашей матери… Да, кстати: возьмите на себя труд передать уважаемой леди Кембл, что мы избрали ее действительным членом нашего Общества Почетных Звонарей, а вас — членом-соревнователем. Я полагаю, ей будет приятно узнать это.

Кембл. Я уверен.

Вик. Дьюли. Очень рад. Спокойной ночи, м-р Кембл! (Смотрит на часы, потом на м-с Дьюли.) Без десяти одиннадцать. У меня осталось ровно десять минут до… до…

Мак-Интош. До — так сказать — занавеса…

Вик. Дьюли (свирепо). М-р Мак-Интош, спокойной ночи.

Выходит. Мак-Интош торопливо прощается и катится за ним. В дверях викарий Дьюли оборачивается.

Надеюсь, дорогая, вы не задержите надолго м-ра Кембла, а?

М-с Дьюли. О нет! Конечно… (Кемблу, который берет себе стул.) Нет, я хочу, чтобы вы сели здесь, вот сюда.

Кембл нерешительно садится на диван.

Вам удобно? Подождите… (Кладет ему подушку за спину. Смотрит в лицо.) Слушайте, Кембл, неужели, в самом деле, вы уезжаете от нас? Я не могу… я как-то не могу представить… Это уже окончательно?

Кембл. Да. Я снял две комнаты. Два фунта одиннадцать. Завтра я должен туда переехать.

М-с Дьюли. Завтра? (Растерянно оглядывается.) Знаете, опять потеряла пенсне. Без пенсне я просто…

Кембл нагибается.

Ах, не надо — все равно, сейчас я… Нет, просто мне очень странно, что вот завтра вас здесь уже не будет. Вам не странно?

Кембл. Странно? Почему же? Вы и ваш муж были так любезны, что разрешили мне оставаться у вас, пока не срослись швы. Следовательно…

М-с Дьюли. А вы думаете, что вы уже совершенно поправились после этой ужасной истории с автомобилем?

Кембл. О, да, доктор сказал, так что я уверен — я совершенно здоров.

М-с Дьюли. Жаль… То есть нет, конечно, я страшно рада, но я хочу сказать, что… Понимаете, ну… я так… я так привыкла к вам за эти две недели. Боже мой! Я как сейчас помню эту минуту: шум, голоса… вдруг открывается дверь — и вас вносят, впереди этот рыжий О’Келли… рука у вас свесилась, качается… И как вы ни за что не хотели при мне… вы помните?

Кембл. Конечно. Я уверен, что никогда не забуду ваших забот обо мне.

М-с Дьюли. Да? Вы не забудете? Правда, вы меня не забудете? Нет? (Кладет свою руку на руку Кембла.) Кембл, вот, понимаете, ваша рука…

Кембл (поднимает свою руку, удивленно на нее смотрит). Моя рука… что?

М-с Дьюли. Нет… я хочу… я хотела только… (Пауза. Смотрит на часы. Взволнованно.) Три минуты. Понимаете: три минуты!

Кембл (сморщив лоб, старается понять). Три минуты?

М-с Дьюли. Я хочу сказать: без трех минут одиннадцать. В одиннадцать… (Оглядывается на дверь, через которую вышел викарий. Пауза.) Да, завтра мы уже будем вдвоем с Дьюли — и все по-прежнему, как десять, как пятнадцать лет… (Берет на колени подушку с дивана, нежно поглаживает ее.) Кембл!

Кембл. Да, м-с Дьюли?

М-с Дьюли. Кембл… пусть… пусть будто вы еще больны… И я… и я, как все эти недели, приду положить вам компресс на ночь. Кембл! (Глядит на подушку, нежно поглаживает ее.)

Кембл (сморщился, трет лоб). Но ведь я же… я же не болен. Доктор сказал. Следовательно, компресс… я не понимаю: зачем же компресс?

М-с Дьюли (отшвыривавет от себя подушку, встает. Закусив губы, секунду смотрит на Кембла). Вы… Слушайте, вы… вы просто…

Вик. Дьюли (показывается на ступенях лестницы сверху, он в ночном колпаке). Дорогая, ровно одиннадцать. Ах, вы уже идете? Прекрасно, прекрасно!

Поднимается по лестнице, следом за ним — м-с Дьюли. Кембл, расставив ноги, стоит, трет лоб. Поворачивает выключатель, выходит.

Картина 2

Приемная в конторе адвоката О’Келли. Прямо — открыта дверь в комнату машинисток, четыре мисс сидят, стучат на машинках. Дверь слева — вход в приемную, дверь справа — вход в кабинет О’Келли. В кресле — 1-й Воскресный Джентльмен, с цилиндром в руках. В стороне, у раскрытого окна — Кембл: упорно, ни на кого не глядя, читает газету. За окном городской шум, крик мальчишки-газетчика.

Газетчик. ‘Джесмондская Звезда’! Экстренный выпуск! Бокс!

2-й, 3-й, 4-й Воскресные Джентльмены (все совершенно одинаковые, в цилиндрах, входят, идут к 1-му Джентльмену). А, добрый день!

1-й Воскр. Джентльмен. Добрый день.

2-й Воскр. Джентльмен. Прекрасная погода, не правда ли?

1-й Воскр. Джентльмен. О, да, вчера была значительно хуже… (Молчит.)

3-й Воскр. Джентльмен. Мм… да. Очень много зависит от погоды, вы не находите?

1-й Воскр. Джентльмен. О, да. Так, например, подагра и многие другие важные вещи.

4-й Воскр. Джентльмен. Да-а! Да. (Молчит.)

3-й Воскр. Джентльмен. Мм… да. Приятно иногда — вот так встретиться, поговорить, обменяться мыслями, вы не находите?

4-й Воскр. Джентльмен. Да-а! Да.

1-й Воскр. Джентльмен. О, да, чрезвычайно, чрезвычайно приятно.

Молчат. Искоса поглядывают на Кембла. Шепчутся.

3-й Воскр. Джентльмен. Кембл? Сын покойного сэра Гаральда? Печально, печально!

1-й Воскр. Джентльмен. О, да! Я полагаю, что покойный сэр…

Вошла Диди. Воскресные Джентльмены замолкают, смотрят на нее. Шепчутся.

2-й Воскр. Джентльмен. Да, знаете, этот О’Келли… он умеет…

1-й Воскр. Джентльмен (выразительно). О, да!

3-й Воскр. Джентльмен. Тсс!

О’Келли (выбегает из кабинета). А-а, джентльмены, мое почтение. Дидичка, и вы здесь? Сию минуту, сию минуту.

1-й Воскр. Джентльмен передает О’Келли бумагу, О’Келли пробегает ее.

Правление Общества Почетных Звонарей… Доверенность м-ру Мак-Интошу… Чудесно! Пожалуйте.

Открывает дверь в кабинет. Телефонный звонок. О’Келли подбегает.

Да, слушаю. Ах, это вы, дорогая? Да… Но, видите ли, телефон еще недостаточно усовершенствован, чтобы я мог вас по телефону… Да. Завтра… (К Диди.) Сейчас, Диди, милая, сейчас. (В комнату машинисток.) Сесили, деточка, вот это письмо, пожалуйста. (Берет Сесили за подбородок.) У-у, цыпка! Джентльмены, пожалуйста.

Проходят в кабинет.

Газетчик (за окном). ‘Джесмондская Звезда’! Экстренный выпуск! Сегодня бокс! Сержант Смис, чемпион Англии!

Диди (подойдя к окну). Мальчик, мальчик! Да, да, я. Принесите мне газету.

Газетчик (за окном). Слушаю, мисс.

Кембл оборачивается к Диди. Она напевает что-то. Кембл начинает читать газету и опять оборачивается, смотрит на Диди.

Диди. Вы, кажется, хотели что-то сказать мне?

Кембл (встает, сконфуженно). Про… Простите, я вам не представлен. Следовательно… следовательно, я не могу говорить с вами…

Диди. Но ведь вы же говорите?

Кембл (растерянно трет лоб). Вы… вы находите? Да… да, кажется, вы правы…

Диди (смеется). Да, вам кажется?

Газетчик (мальчишка, в белом воротничке, босой, вбегает, передает газету). Пожалуйста, мисс. (Получает деньги.) Спасибо, мисс. (Уходит.)

О’Келли (выходит из кабинета с Воскресными Джентльменами). Да, да, можете быть спокойны. До свидания. Привет вашему почтеннейшему председателю… хотя, кажется, викарий Дьюли терпеть меня не может, а?

1-й Воскр. Джентльмен. О, нет! Но, видите ли… вы с ним настолько… как бы это сказать, не совсем…

О’Келли. Понимаю, понимаю! Всего наилучшего.

Воскр. Джентльмены уходят, косясь на Диди.

А, м-р Кембл, очень рад. Диди, деточка, сию минуту. (Кидается к машинисткам.) Сесили, готово? Сейчас подпишу. (Возвращается к Кемблу.) Очень рад, м-р Кембл. Необычайно кстати! Диди, позвольте вас… М-р Кембл — отныне мой помощник. Диди Ллойд, артистка из ‘Эмпайра’ — моя клиентка: развод.

Диди. Собственно, мы уже давно… минут пять знакомы.

О’Келли. Как, уже? Кембл, Кембл! А я-то надеялся, что рекомендация достопочтенного викария Дьюли, автора ‘Завета Принудительного Спасения’, председателя Общества Почетных Звонарей и прочая, и прочая…

— Кембл. Нет, видите ли… я… я смотрел… и миссис Ллойд…

О’Келли. Вы смотрели? Смотрите вы у меня! Вы, кажется, собираетесь стать моим помощником во всех отношениях? (Кричит в комнату машинисток.) Се-сили! Анни! Бетти! Пожалуйте все сюда.

Машинистки входят. О’Келли пересчитывает их.

Раз… два… три… четыре… все? Прекрасно. Начнем. Только, пожалуйста, будьте серьезны, потому что вы имеете дело уже не со мной, а с человеком серьезным и положительным. Это — м-р Кембл, мой помощник. (Кемблу.) А это — Сесили, моя жена.

Кембл почтительно жмет ей руку.

Это — Анни, моя жена, Бетти, моя жена, Лори, моя жена.

Кембл останавливается с протянутой рукой, страдальчески сморщившись, пытается понять, трет лоб. Машинистки, сдерживая смех, прячутся друг за друга.

О’Келли (серьезно). Послушайте, Кембл, да разве вы не знали: ведь я же магометанин.

Кембл (облегченно). О, я всегда с уважением относился ко всякой установленной религии. Рассуждая логически, всякая установленная религия…

О’Келли (не выдержав, лопается от смеха, за ним машинистки, Диди). Послушайте, Кембл… Ой, не могу! Ведь надо же! Он, ей-Богу, поверил! Послушайте, Кембл, вы понимаете, что такое шутка? Ну?

Кембл (растерянно). Я… я не понимаю: вы хотите… что вы… что это неправда? Вы сказали неправду?

О’Келли. Вы, кажется, этого не одобряете? Подождите, давайте по-вашему: ‘рассуждая логически’. Животные и представления не имеют о неправде — так? Хорошо. Если вы попадете к каким-нибудь диким островитянам, они тоже будут говорить только правду, пока не познают европейской культуры. Следовательно, правда — есть признак… Ну? Кончайте сами.

Кембл. Следовательно… (Трет лоб.) Да, кажется, действительно… (В отчаянии.) Но ведь это же не может, это не должно быть!

О’Келли. Счастливец: он знает, что должно и что не должно! (К Сесила, которая подает ему какую-то бумагу.) Сейчас, деточка, сейчас… (Достает из шкафа папку.) А вот наша милейшая Диди никак не может уразуметь, что она должна принять деньги, которые ей предлагает м-р Ллойд.

Диди (сдвинув брови). О’Келли, если вы еще раз…

О’Келли (Кемблу). Бот видите! Вот видите! Поручаю вам обстрелять ее своей двенадцатидюймовой логикой. Здесь все документы.

Передает папку Кемблу, уходит к машинисткам. Кембл и Диди садятся к столу, Диди — с газетой.

Кембл (перелистывая папку). Простите, миссис Ллойд, но по закону вы действительно можете требовать от вашего… от вашего бывшего мужа…

Диди (глядя в газету). М-р Кембл, понимаете: сегодня выступает сержант Смис, чемпион Англии. Я никогда не видела этих… чемпионов, Я думаю, они похожи на вас. Вы, должно быть, страшно сильный? Скажите, вы можете поднять меня одной рукой?

Кембл (оторвавшись от бумаг, осматривает Диди с ног до головы. Конфузливо улыбаясь). Вы… вы такая…

Диди. Какая?

Кембл (восхищенно). Вы очень… Я думаю, что могу.

Диди. Нет, правда, можете? Ну, попробуйте — ну?

Кембл встает, нагибается к стулу Диди. Телефонный звонок.

О’Келли (выбегает из комнаты машинисток). Кембл! Кембл, что это вы?

Кембл. Это я… Это я одной рукой… Я…

О’Келли (шутовски). Диди, между нами все кончено. (Подходит к телефону ) Да, я. А-а, миссис Дьюли, здравствуйте! Кембл? Да, будьте покойны, уже начал. Блестяще! Не за что. Какое именно? Дело миссис Ллойд, Диди Ллойд, из ‘Эмпайра’ — наверно, слышали? Что? Нет, нет, не бойтесь. Да, уж я… Всего наилучшего! (Кемблу.) Ну, м-р Кембл, знаете ли…

Подходит Сесили.

Ах, да, подписать! Сейчас, деточка, сейчас. (Уходит с Сесили к машинисткам.)

Кембл (садится, сконфуженно уткнувшись в бумаги). Миссис Ллойд, по закону вы имеете право. Следовательно, вы должны.

Диди. Должна? А если я не могу?

Кембл (морщит лоб). Но, собственно, почему?

Диди. А вот просто так. (Смотрит на руку Кембла.) Ух, какая у вас рука! Вы никогда не занимались боксом?

Кембл. Нет, простите, не занимался. Почти. В школе, давно. Но я должен узнать, почему вы не можете…

Диди (сердито бросает газету). Потому что я, я, я изменила м-ру Ллойду! Поняли, нет? Почему изменила? Потому что была хорошая погода, вот и все! И я предпочитаю плясать в ‘Эмпайре’, чем… Ну, что вы уставились? Пожалуйста, убирайтесь со своими бумагами, ну? Вы просто невыносимы!

Кембл берет папку, встает.

Куда вы? Сядьте!

Кембл садится. Диди закуривает папироску. Пауза.

Кембл. М-с Ллойд… я… я согласен. Вы действительно не можете. И я… я уважаю вас. То есть не то, что вы… что вы изменили, а то, что вы…

О’Келли (входит). Что у вас тут за шум?

Диди. О, мы разговариваем… относительно бокса. Я хотела его убедить, что…

О’Келли (Кемблу). Ну, а вы? Убедили ее?

Кембл. Нет, я полагаю, что она… что м-с Ллойд не должна брать денег.

О’Келли. Кембл, Кембл! Если это начало, чем же вы кончите?

Диди. Вы знаете, О’Келли, он страшно смешной, — ну, просто прелесть! Мы идем с ним сегодня на бокс…

Кембл хочет что-то сказать.

Нет, нет, Кембл, конечно, идем: ведь вы же на меня не сердитесь, нет?

Кембл. О, нет! Я даже…

Диди. Ну, тогда, значит, идем. И вы, О’Келли, тоже. Только надо скорей, скорей, сию же минуту пообедать — и туда. Уже семь.

О’Келли. Деточка моя, я вас так люблю, что ради вас готов пойти на бокс с м-ром Кемблом, на дуэль с м-ром Кемблом — на все.

Кембл (трет лоб). То есть как на дуэль?

О’Келли. Да, м-р Кембл, будьте готовы ко всему. Но только сначала — обед. Идем. (Уходят).

Картина 3

Бокс. Четырехугольная площадка для боксеров, обнесенная барьером из каната. Скамьи для публики уже заполнены. Воскресные и прочие Джентльмены, люди в кепках, мальчишки. Жужжание говора. Входят Диди, О’Келли, Кембл. К ним — Капельдинер.

Капельдинер. Мест нет, сэр.

О’Келли. Очень жаль. Но я надеюсь, в вашем кошельке место еще есть? Ага, прекрасно! (Дает ему монету.) Принесите нам три стула.

Капельдинер. Слушаю, сэр.

На принесенных стульях отдельной группой у рампы садятся: впереди — Кембл и Диди, О’Келли — сзади Диди. Пауза. Публика стучит ногами, свистит. Звонок. На площадке — Судья.

Судья (снимая цилиндр). Леди и джентльмены. Первыми выступают знаменитый сержант Смис, чемпион тяжеловесов Англии, и м-р Борн из Джесмонда. Двадцать кругов по три минуты и полминуты отдыха после каждого круга, согласно правилам маркиза Квинзбери.

Звонит. С противоположных углов площадки выходят: Смис в голубых трусиках и Борн — в черных.

Публика. Браво, Борн! Браво, Джесмонд! — Сержант Смис, браво-о!

Судья надел цилиндр. Поднял руку — тишина. Вынул часы. Секунданты торопливо завязывают перчатки обоим противникам. Судья звонит. Смис и Борн сходятся, пожимают руки. Первый круг. Нападает Борн, удачный удар.

Публика. Так его, Джесмонд! — Браво, Борн! — Какой панч! Так-так-так! — Ловко, Смис! — Ara, ara! Смотрите: дэбль-кросс!

Звонок, перерыв. Оба противника — на стульях, по своим углам, вытянувшись. Дышат, широко раскрыв рты, секунданты обмахивают их полотенцами.

Публика (волнуется, гудит, отдельные голоса). Ставлю фунт за Борна! — Борн, Борн, Джесмонд за вас! — Смис, утрите нос этому младенцу! — Два фунта за Борна! — Держу пари — нокаут на втором круге — два фунта.

Диди (прижимаясь плечом к Кемблу, Кембл с часами в руках). Смотрите, смотрите: они дышат, как рыбы. Почему они так дышат?

Кембл. Чтобы лучше отдохнуть. Согласно правилам — полуминутный перерыв.

О’Келли. Вы, Диди, нарушаете это правило честного боя.

Диди. Я?

О’Келли. Ну да, вы: вы не даете Кемблу даже полминуты отдыха. Смотрите, он уже …

Публика. Ш-ш-ш!

Звонок. Судья — с часами. Смис и Борн снова сходятся. Смис сперва только защищается, затем вдруг — снизу вверх в нос Борну. Борн прячет лицо под мышку к Смису. Смис продолжает тыкать ему в нос снизу.

Публика. Так, Смис, так его! — У Борна финта. — Борн, стыдитесь! — Поцелуй его, Борн, в подмышку: очень вкусное местечко! — Ага, смотрите!

Борн вырвался. Смис нападает на него, удар за ударом. Борн качается, падает. В публике: ‘Ах’ — и мертвая тишина. Судья с часами считает вслух: ‘Раз, два, три… восемь’. На восьмой секунде Борн встает.

Публика. Браво, Борн! — Молодец, Борн, не сдавайся! — Браво, браво, браво!

Борн, покачиваясь, выдерживает еще несколько ударов. Звонок, перерыв. Секунданты обмахивают, растирают обоих, кропят им высунутые языки водой.

Публика (голоса все возбужденней). Ничего подобного! Ничего подобного! — Это только второй круг, вот увидите! Борн, мы за вас! — У него короткий удар. — Два фунта — нокаут на третьем круге!

Диди (взволнованная, дергает за рукав Кембла, Кембл стоит). Кембл!

Кембл оглядывается, у него выдвинутая нижняя челюсть, стальные мускулы на скулах напряжены, смотрит на Диди сверху.

Вы… что вы на меня так смотрите? Ой, О’Келли, глядите, какой он сейчас — прямо страшно!

О’Келли. Берегитесь, Диди, говорю вам: берегитесь!

Звонок Судьи. Смис и Борн сходятся. Борн нападает.

Публика. Так-так-так, Борн! — Панч! Ага! — Панч… Еще! — Фью! — Нокаут! — Я… говорил! — Какой нокаут? Сейчас встанет. — Ш-ш-ш…

Смис ударяет, Борн упал. Судья вслух считает: ‘девять, десять’. Борн все лежит. Большая часть публики вскочила, Кембл и Диди тоже стоят. Когда Судья сказал ‘десять’, в публике рев, аплодисменты, свистки. Судья поднимает вверх руку, надевает цилиндр.

Судья. Сержант Смис побил Борна из Джесмонда в 8 минут и 40 секунд.

Публика (гам, свист, аплодисменты, крики). Браво, Смис! — Неверно: он ударил, когда Борн уже падал! — Долой Смиса! — Браво, Смис! — Долой Смиса! — Браво! — Долой!

Диди (кричит, стоя на стуле). Неверно! Долой Смиса!

Борна поднимают, уводят. Смис спокойно стоит, улыбаясь.

И еще улыбается! Что за наглость! Если бы я была мужчиной…

Смис что-то говорит Судье.

Судья (подняв руку). Чемпион Англии сержант Смис вызывает любого, сейчас же и на тех же условиях, что с Борном: двадцать кругов, согласно правилам маркиза Квинзбери. Приз — пятьдесят фунтов.

Публика (волнение, свистки, аплодисменты). Браво! — Джесмонд! Джесмонд! Эх, будь я на десять лет… — Долой Смиса! — Браво, Смис!

Затихают, пауза. Смис улыбается.

Диди. Если бы я была мужчиной… Неужели никого нет, кто бы… Слушайте, Кембл, миленький, я не могу видеть этой наглой физиономии! Пойдите, докажите ему, что…

Кембл. Вы хотите? (Смотрит на нее.) Вы хотите? Хорошо, я иду. (Идет к площадке, говорит что-то Судье.)

Судья. М-р Кембл из Джесмонда любезно согласился принять вызов сержанта Смиса.

Публика. Браво-о-о! — Кембл, браво! — Кембл! (Неистовый рев, топот.)

Диди (теребя О’Келли). Слушайте, О’Келли, он и самом деле, он с ума сошел! Я же только так… Остановите его!

О’Келли. Голубушка моя, я же вас предупреждал, что с Кемблом шутить нельзя. Есть племена, у которых в языке нет слова ‘шутка’.

Диди. Но ведь это же… это же… О’Келли, скажите: вы считаете, что это я виновата?

О’Келли. По-моему, виновато ваше декольте.

Диди. Как вы… как вы можете шутить в такой момент, когда человек рискует… я не знаю: может быть, даже жизнью!

О’Келли. А вы не думаете, что я сейчас рискую больше, чем он?

Диди. Вы? Чем?

О’Келли. Вами.

Кембл выходит, уже переодетый. Опять восторженный рев. Звонок.

Диди (стоя, восторженно смотрит на Кембла). Нет, вы знаете, он великолепен!

Первый круг. Кембл, неуклюже поворачиваясь на месте, пытается защищаться. Смис наносит ему удар за ударом в грудь, в лицо.

В публике (тишина, чей-то восхищенный голос). Ну и морда — прямо чугунная!

Смех. Напряженная тишина. Еще удар — Кембл падает.

Публика (неистовый рев). Браво-о, браво-о, Смис! — Правильно! — Правильно! — Кембл из Джесмонда, браво-о!

Над Кемблом нагибается Судья с часами в руках. Из публики через канат перескакивает кто-то. Кембла поднимают, несут.

Публика. Доктор, это доктор… — Что с ним? — Что, что? В висок? — Нет. — Да говорю же вам: я сам видел! — Смотрите, смотрите!

Диди. Это ужасно, это ужасно! (Кидается к площадке.)

О’Келли. Куда вы? Туда нельзя.

Диди (вырывается). Пустите! Это ужасно! Я никогда не прощу себе! О’Келли, да говорите же: ну что нам теперь делать?

О’Келли. Успокойтесь, успокойтесь! Ну, если хотите, пойдемте туда.

Идут. Вся публика вскочила с мест. К барьеру-веревке подходит Бобби, переговаривается о чем-то с Судьей.

Публика. Что? Что? — Что случилось? — Наповал?

Судья (подняв руку). Прошу успокоиться. Перерыв на десять минут. Через десять минут все будет известно.

Занавес

ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ

Картина 1

Кабинет викария Дьюли. Викарий Дьюли, миссис Дьюли, Maк-Интош, Воскресные Джентльмены, Голубые и Розовые Леди — сидят за столом. Перед ними листки бумаги.

Вик. Дьюли (стоя, звонит в звонок). Леди и джентльмены, заседание Общества Почетных Звонарей продолжается. Чтобы покончить с первым вопросом, позвольте мне процитировать пять строк из только вчера написанной главы моей книги ‘Завет Принудительного Спасения’. Вот (читает): ‘Премудрость Создателя в том, что человек…

Телефонный звонок. Вик. Дьюли, оскалив золотые зубы, смотрит на телефон, жестом приглашает м-с Дьюли подойти к телефону. Продолжает.

…человек не только был создан однажды, но создается ежедневно, меняясь параллельно природе. Природа нашего века — машины’…

М-с Дьюли (в телефон). Да… да…

Вик. Дьюли. ‘И вот от брака — именно так: от брака — людей и машин — возникает новое, совершенное племя — наше племя, которое с механической точностью приведет мир к цели’…

М-с Дьюли (в телефон, взволнованно). Что? Что с ним? Не может? Да. Да. (Подходит к столу, едва владея собой.)

Леди и Джентльмены (к м-с Дьюли). Что случилось? — Дорогая, вы так бледны! — Воды… хотите воды?

М-с Дьюли (задыхаясь). Нет… Леди Кембл звонила, что она… запоздает и что… что м-р Кембл… он совсем не может прийти сегодня.

Вик. Дьюли. Ах, вот как? Почему же?

Леди и Джентльмены. Не может прийти? Что с ним? — Хотите воды? — Несчастье?

М-с Дьюли (пьет воду). Да… По-видимому… Я не знаю. Она сказала, что… что нельзя объяснить это по телефону.

Леди и Джентльмены. Но позвольте, мы еще вчера видели его… — Это невероятно! — Дорогая, сядьте, вам лучше сесть.

Вик. Дьюли (звонит). Леди и джентльмены, спокойствие. Жизнь каждого из нас в руках Провидения. Продолжим нашу работу. Через несколько минут мы узнаем от леди Кембл все. А пока в порядке дня… м-м-м (заглядывает в листок) — вопрос о поднятии доходности ‘Журнала прихода Сент-Инох’. Доклад секретаря, м-ра Мак-Интоша. Мак-Интош, прошу.

Maк-Интош (встает). Леди и джентльмены… так сказать. Мне нет надобности говорить о той высокой, так сказать, выделке… (щупает листок бумаги между пальцами, как материю)… э-э-э… материи, из которой мы шьем, так сказать, нравственные одежды нашего журнала. Или, если взять метафору из современного быта, то вот вы, например, приходите ко мне в магазин и спрашиваете, так сказать, непромокаемое пальто, и если вы возьмете его вот так… (Оперирует с листком бумаги).

Вик. Дьюли. М-р Мак-Интош, быть может, вы несколько воздержитесь от метафор?

Мак-Интош. Я только хочу сказать, что журнал, в котором еженедельно печатаются статьи из, так сказать, совершенно непромокаемого материала, статьи нашего уважаемого викария…

Леди и Джентльмены. Слушайте, слушайте! (Аплодисменты).

Вик. Дьюли. Благодарю вас, м-р Мак-Интош. Но все же просил бы вас, ближе к делу.

Maк-Интош. Я всегда утверждаю: какая великая вещь, так сказать, цивилизация. Но если взять метафору, представьте себе: к вам в магазин пришел нецивилизованный, так сказать, дикарь, который ходит, так сказать, голый, — извините, мисс! Я спрашиваю вас: что может купить такой человек в магазине готового платья, если этот человек ходит голый? Что? — я вас спрашиваю!

Пауза. Общее недоумение.

Розовая Леди (наивно). Купальный костюм.

Maк-Интош. Как? (Растерянно.) Э-э-э… видите ли, мой вопрос был, так сказать, не вопрос, а наоборот…

Вик. Дьюли (потеряв терпение, звонит). Словом, м-р Мак-Интош вносит предложение пойти навстречу потребностям некоторой части читателей, которых ему угодно было назвать голыми, и приобрести для нашего церковного журнала новейшую серию ‘Приключений Арсэна Люпэна’. Есть возражения?

Леди и Джентльмены. О, нет! — Да-да, конечно. — Приключения? Приобрести, приобрести!

Вик. Дьюли. Очень хорошо. Но чтобы окупить расходы, есть только один выход: объявления, объявления и объявления. Поэтому мы предлагаем: для создания финансовой базы ввести в журнале отдел объявлений.

Леди и Джентльмены. Да, да! — Конечно!

Вик. Дьюли. Теперь конкретные предложения. У вас, м-р Мак-Интош?

Maк-Интош. Э-э-э… От фирмы Скрибс — резиновые изделия ‘Идеал’.

Джентльмены. Гм! — Кха! — Да…

Вик. Дьюли. М-р Мак-Интош, надеюсь, вы имеете в виду, что мы не можем рисковать добрым именем журнала и можем предлагать только те продукты, качество которых мы гарантируем.

Maк-Интош. О, за изделия Скрибса я могу ручаться. Если взять метафору, я, так сказать, собственноручно не раз…

Вик. Дьюли. М-р Мак-Интош, эти ваши метафоры… (Пожимает плечами.) Итак, изделия Скрибса тоже можно считать принятыми?

Джентльмены. Да! — Да!

Вик. Дьюли. В таком случае (заглядывает в листок)… Следующий вопрос…

Стук в дверь. Входит леди Кембл.

А, дорогая леди Кембл! Счастлив вас видеть, хотя и… (смотрит на часы) с некоторым запозданием.

М-с Дьюли (вскакивает, взволнованно подбегает к леди Кембл). Что с ним? Ради Бога? Что случилось?

Леди Кембл (опускаясь на кресло). Он — погиб.

М-с Дьюли. Нет! Ради Бога!

Все. Как? — Умер? — Что? — Не может быть: я его еще вчера днем… — Умер?

Леди Кембл. Да, почти. (Глаза к небу.) Боже мой, что сказал бы мой покойный муж, сэр Гаральд!

Вик. Дьюли. Леди и джентльмены, заседание продолжается. Я вполне понимаю охватившее вас волнение, но позвольте призвать вас к порядку, чтобы леди Кембл могла сделать внеочередное заявление… (нагибаясь к леди Кембл) о внезапной кончине м-ра Кембла, сколько я понял? (К м-с Дьюли.) Дорогая, вы слишком близко принимаете это к сердцу. Займите свое место, прошу вас.

М-с Дьюли. Я… я не могу. Я должна… я… Боже мой!

Вик. Дьюли (пожимая плечами). Леди Кембл, мы ждем.

Леди Кембл (роется в ридикюле, вынимает газету). Вот… (Трагически). Это ужасно! Пусть кто-нибудь… только не я, нет!

Вик. Дьюли (передавая газету Мак-Интошу). М-р Мак-Интош, пожалуйста.

Maк-Интош. С наслаждением… то есть, я хочу сказать… Ну, да вы понимаете… (Ищет в газете.) Вот. (Пробегает глазами.) Ах!

Все. Что? Что? Да читайте же!

Вик. Дьюли (строго). М-р Мак-Интош!

Maк-Интош. Сию минуту. (Читает.) ‘Необычайный случай в Боксинг-Голле. Боксер-аристократ. Сержант Смис… М-М-М… (Бормочет про себя.) Борн из Джесмонда’… Вот! ‘Вызов победителя принял м-р Кембл, сын покойного Г. Д. Кембла’.

Все. Как? — Леди Кембл, дорогая… — Тише!

Maк-Интош (продолжает). ‘Эстрада, где мы еще на прошлой неделе видели негра Джонса, впервые была украшена появлением боксера из высокоаристократической, хотя и обедневшей семьи. М-р Кембл с удивительной стойкостью — и, мы сказали бы, покорностью — выносил железные удары Смиса, пока на первом же круге не пал жертвой своего опрометчивого выступления. М-р Кембл был вынесен в бессознательном состоянии. Среди его друзей, особенно взволнованных концом его авантюры, выделялась туалетом звезда ‘Эмпайра’ Д***’. Д и три звездочки, понимаете, кто?

М-с Дьюли. Ах, вот как! Вот как! Дайте мне, я хочу сама… Это… Это не может быть! (Вырывает газету у Мак-Интоша.)

Леди и Джентльмены. Ах, так он не умер? — Это неслыханно! Это — вызов, это вызов, брошенный… — Дорогая леди Кембл, позвольте выразить вам… — Необходимо самым решительным образом… — Да, да!

М-с Дьюли (с газетой, к леди Кембл). Вы видели его? Вы видели? Он действительно очень пострадал?

Леди Кембл. О, нет, я не видала его, нет!

Все. Как?

Леди Кембл. Он не явился домой. Он там. (Пальцем показывает вниз, как бы в преисподнюю.)

Все. Где? — Вы хотите сказать, что он уже… — Где там?

Леди Кембл. В доме миссис Аунти, где эта… госпожа из ‘Эмпайра’. Конечно, он не решился явиться домой после этого. Она увезла его туда.

Леди и Джентльмены (волнение, вскакивают, отодвигают стулья). Дорогая леди Кембл, позвольте вам… — Исключить, немедленно исключить из Общества! — Да, да, да!

Вик. Дьюли. Леди и джентльмены, еще раз призываю вас к спокойствию. (К м-с Дьюли, которая ходит взад и вперед, комкая газету.) В особенности вас, дорогая: вы нарушаете…

М-с Дьюли. Я не могу… я не могу… Это… это просто… Увезла к себе!

Вик. Дьюли (пожимает плечами). Я слышал здесь предложение исключить м-ра Кембла из числа членов Общества Почетных Звонарей. Я полагал бы, что это — если хотите, изгнание павшего Адама из рая — эта мера, освященная писанием, была бы вполне…

М-с Дьюли. Нет! Это недопустимо! Это окончательно отдало бы его в руки… Я… мы потеряли бы…

Вик. Дьюли. Что же в таком случае предлагаете вы? Да сядьте же, наконец, прошу вас!

М-с Дьюли садится. Молчит. Встает Мак-Интош.

Maк-Интош. Я предлагаю!

Вик. Дьюли. Да, мы слушаем.

Maк-Интош. Господа, мы должны, так сказать, отдать на заклание нашего уважаемого викария.

Пауза. Недоумение.

Да, господа, всякий из нас, чью кожу, так сказать, пробивали насквозь вдохновенные проповеди викария, знает, что выдержать их невредимо могли бы лишь… лишь… (щупает листок бумаги, как материю), так сказать, непромокаемые …

Вик. Дьюли. Яснее, яснее, м-р Мак-Интош! Без метафор!

Maк-Интош. Господа, мы должны просить викария, чтобы он пошел в этот дом. И я уверен… мы уверены…

Все. Да, да! — Мы уверены! — Просим, просим!

Вик. Дьюли (помолчав). Леди и джентльмены. Как это ни трудно мне, но я готов. Христос посещал и прокаженных. Но если это не удастся, я полагаю, остается одно: изгнать этого павшего Адама.

М-с Дьюли (вскакивает). Нет, вы не должны. Вы противоречите себе! Это именно тот случай, когда вы должны на практике применить ваш ‘Завет Принудительного Спасения’. Я должна… мы должны — хотя бы против его воли — спасти его от этой женщины. Я уверена, что она недостойна его. Мы должны заставить его понять это! Мы должны найти доказательства, что она… (Тяжело дыша, замолкает, шарит около себя.) Я… я потеряла пенсне…

Садится. Пауза. Викарий пожимает плечами.

Вик. Дьюли. И что же дальше?

Maк-Интош (восторженно). Я, так сказать, понял!

Вик. Дьюли. А именно?

Maк-Интош. Приключения Арсэна Люпэна.

Недоумение.

Вик. Дьюли. Это относится к первому пункту порядка дня. Вы путаете, дорогой Мак-Интош. Это уже принято.

Мак-Интош. Прошу прощения, но это относится именно к вопросу о м-ре Кембле и… и этой… Я имею в виду, так сказать, серию приключений Арсэна Люпэна в борьбе с пороком. Доказательства — как сказала уважаемая м-с Дьюли. Каждый из нас должен стать Арсэном Люпэном, чтобы получить доказательства того, что эта женщина… так сказать…

Леди и Джентльмены. Браво, м-р Мак-Интош, браво!

Мак-Интош. Я первый готов отдать все свое время, так сказать, на алтарь… Я с детства, так сказать, слежу за литературой, я не пропустил ни одной подобной книги, я всегда мечтал о том, чтобы самому… И вот, наконец, случай соединить христианский подвиг и, так сказать, спорт, один из самых увлекательных видов спорта, когда человек является, так сказать, предметом, дичью… Я полагаю, каждый из нас…

Леди и Джентльмены. Да, да! — Браво, м-р Мак-Интош, браво. Вашу руку! — Да здравствует м-р Мак-Интош Люпэн! — Да, да! (Встают с мест, жмут руку Мак-Интошу.)

Картина 2

Комната Диди в номерах м-с Аунти. Камин. На каминной полке — фарфоровый мопс Джонни. Ширмы. Кровать. На кровати лежит Кембл, с примочкой на лице. Просыпается, поднимает голову, оглядывается кругом: где он? Торопливо сбрасывает примочки.

Кембл (тихо). Диди!

Диди (в черной пижаме — низкий вырез, переплетенный шнуром — вскакивает с диванчика, на котором спала, входит за ширмы к Кемблу). Ну, наконец-то, вы… Кембл, милый, я так рада, я так боялась! (Садится на кровать к Кемблу, берет его огромную руку в свои.) Кембл, вы можете меня простить?

Кембл (лежит, блаженно зажмурив глаза). Диди, я должен сказать вам… Я знал, что Смис меня побьет, но я сделал это потому, что вы… потому, что я… потому, что я вас…

Диди. Смешной. Я же знаю! Не надо говорить. Ну, понимаете — не надо: я знаю. (Смотрит ему в глаза, закусив губы.) Кембл, миленький, вы когда-нибудь это чувствовали: вот тут у вас вдруг тихонько повернется, будто там не сердце, а живой ребенок, и хочется, понимаете… закричать или…

Кембл. Но почему же закричать? (Морщит лоб.) Я полагаю…

Диди. Ни-че-го вы не понимаете! Молчите, а то я вас… (Слегка нагибается к Кемблу — короткая пауза — вдруг быстро, как клюнула, целует Кембла в губы.)

Кембл (изумленно моргает, приподнимается). Про… простите… Вы меня поцеловали.

Диди. Что? (Хохочет). Нет, вы просто… вы просто… (Выбегает из-за ширмы, берет на руки мопса Джонни, целует его.) Джонни, миленький мой, если б ты знал, до чего он забавен, до чего он забавен!

Кембл. Диди!

Диди. Да.

Кембл. Могу я у вас попросить почтовой бумаги? Мне надо написать письмо моей матери, леди Кембл.

Диди (входит за ширмы с листком бумаги и пером). Вот. (Смотрит, как Кембл пишет.)

Кембл. Нет, не могу.

Диди. Бедненький мой, вам больно?

Кембл. О, нет! Я чувствую себя очень хорошо. Но у вас бумага без линеек, я привык писать по линейкам. (Опускает руки. Сморщив лоб, размышляет.) Не понимаю.

Диди. Чего не понимаете?

Кембл. Вообще — ничего. Я был совершенно уверен, что вот это я должен, а вот это не должен. А теперь…

Диди. А теперь — без линеек?

Кембл. Как — без линеек? (Берет бумагу, смотрит.) Ах, да! У вас другой нет? Я не могу на этой.

Диди. Бедный мальчик! Ну, я научу вас обходиться без линеек. Только пойду оденусь.

Выходит из-за ширм. Перед зеркалом. Вынимает платье, шуршит шелком. Кембл еще пробует писать, слушает, бросил перо. С трудом, морщась от боли, встает. Он в крахмальной сорочке, в черных к смокингу брюках, как был на боксе. Быстро одевается, выходит в комнату Диди.

Диди. Сумасшедший! Что вы делаете? Доктор же велел вам лежать!

Кембл. Я… я не могу. Диди, я не спал всю ночь, я думал всю ночь, и сейчас тоже думал…

Диди. Ну? И что же?

Кембл (стоит твердо, башней расставив ноги). Диди, вы должны быть моей женой.

Диди (хохочет). Должна? Вы так думаете? Ну, что же, если должна, ничего не поделаешь! Только пойдите, ради Бога, и лежите спокойно.

Стук в дверь.

Ну, вот видите, вы не дали мне одеться! (Идет к двери.) Кто там?

О’Келли (за дверью). Я.

Диди. Ах, это вы! Ну, скорей, скорей. Я так рада, вам можно…

О’Келли (входит). Бомба! Бомба!

Кембл. Бомба? Анархист? Есть убитые?

О’Келли (серьезно). Да, убит весь приход Сент-Инох.

Кембл (изумленно). Как? Весь приход? Сразу?

О’Келли. Да, сразу. Бомба невероятной силы брошена анархистом по имени Кембл.

Кембл. Кембл? (Морщит, трет лоб.) Но, сколько я знаю, наша фамилия…

О’Келли (умирает со смеху, Диди тоже). Ах, Кембл вы эдакий! Вы меня уморите! Вы неподражаемы! Когда же вы научитесь понимать шутки? Вот — бомба здесь, завернута в эту газету. (Подает Кемблу газету.)

Кембл (берет газету, разворачивает. Сморщив лоб). Здесь?

О’Келли. Да читайте же!

Кембл и Диди про себя читают.

Кембл (в отчаянии садится). Ужасно! Моя мать теперь… (Пауза.) Но это неточно: здесь говорится, что я был вынесен в бессознательном состоянии.

О’Келли. Если хотите точности, так, по-моему, вы были в бессознательном состоянии с самого начала, как только сели рядом с Диди.

Кембл вскакивает со стула, нагнув голову, как бык.

Диди (сажает его на стул). Ну, О’Келли, оставьте, слышите? Кембл, миленький, не надо… (Стоит около, прижимает к себе его голову.) Не надо… ну?

О’Келли. Вот как? Фью! Двдичка, берегитесь! Если вы в шутку, то знайте, что он не будет шутить, если же вы всерьез, то знайте, что я буду шутить, а это может быть…

Диди. Да оставьте же! Надо его скорей устроить. Ведь вы же понимаете? Домой он не может… Вот что: подите с Кемблом к Нанси: может быть, она согласится переехать вниз, и тогда Кембл может в комнате рядом со мной…

О’Келли. Диди, я жалею, что это не меня избил Смис. Уважаемый анархист Кембл, идем.

Уходят. Диди начинает причесываться. Стук в дверь.

Диди (назад через плечо). Нанси? Войдите, дверь не заперта.

Входит викарий Дьюли. Диди — движение к ширмам, затем навстречу к викарию.

Вик. Дьюли. Ах! (Пятится,)

Диди. Нет, пожалуйста, пожалуйста!

Вик. Дьюли (брови треугольником вверх: негодование). Чрезвычайно извиняюсь! Я полагал, что раз уже больше двенадцати, когда уже все… уважающие себя… (Берется за ручку двери, но за ту же ручку берется Диди, закрывает дверь.)

Диди. Ради Бога, не стесняйтесь! Садитесь, прошу вас. Это — мой обыкновенный утренний костюм, и не правда ли: очень милый фасон? Я много о вас слышала, я очень рада, что вы…

Вик. Дьюли (садится, старается не смотреть на утренний костюм Диди). Видите ли… Мисс… гм… Диди… Я пришел к вам по поручению одной несчастной матери. Вы, конечно, не знаете, что значит иметь дитя…

Диди. О, м-р Дьюли, вы ошибаетесь, у меня есть…

Вик. Дьюли (изумленно). У вас есть?..

Диди (берет мопса Джонни, подносит к самому лицу викария). Вот мой единственный Джонни, и я его страшно люблю. Не правда ли, какой очаровательный? У-у, Джонни, улыбнись ему! Поцелуй м-ра Дьюли, не бойся, Джонни, не бойся! (Быстро прикладывает Джонни к губам викария, викарий машинально громко чмокает морду Джонни, Диди в восторге.) Ну какой вы милый, м-р Дьюли! Я так и думала!

Вик. Дьюли (вскакивает). Я зайду к вам, мисс… миссис, когда вы будете не так весело настроены. Я вовсе не расположен…

Диди. О, м-р Дьюли, к несчастью, я, кажется, всегда весело настроена.

Вик. Дьюли (поворачивается к двери). В таком случае…

Диди. Нет, нет, не уходите. Я уверена, что м-р Кембл будет очень жалеть, если вы уйдете. Я сейчас его позову. (Выходит.)

Викарий ходит взад и вперед с заложенными на спине руками. Подняв брови, останавливается перед афишей, брошенным платьем Диди, кроватью — ужасно! За дверью — голос, хохот О’Келли. Входит Кембл.

Вик. Дьюли (патетически). И это вы, вы, Кембл?

Кембл (с недоумением, морща лоб). То есть? Ну да, я.

Вик. Дьюли (все так же). Я не узнаю вас!

Кембл. Как? Разве я… (Ощупывает воротничок, поправляет галстук.) Вы хотите сказать, что я утром — в вечернем костюме. Да. Но видите ли…

Вик. Дьюли. Нет, дорогой Кембл, я говорю не о вашем бренном теле, я имею в виду вашу бессмертную душу. Хотя, разумеется, и ваш костюм… Это есть зеркало души, да. Вы понимаете теперь, насколько я был прав в моем ‘Завете Принудительного Спасения’? Вы представляете себе — хоть на минуту — меня в вашем теперешнем положении?

Кембл (мрачно). Нет.

Вик. Дьюли (торжествуя). Ага, нет! А между тем я такой же человек, как и вы… Ну, скажем, почти такой же — вы согласны?

Кембл. Согласен.

Вик. Дьюли. Да, и это благодаря тому, что я с неуклонной точностью… Впрочем, оставим мою… гм… скромную особу. В данный момент в обсуждении — и я скажу прямо: в осуждении — нуждаетесь вы. Вы согласны?

Кембл. Да, согласен.

Вик. Дьюли. Я так и думал. Я полагаю, что умею читать в сердцах, и я знаю, что вы в глубине сердца… Кембл, вы понимаете, что ваше имя — имя, которое носил достопочтенный сэр Гаральд. Это имя — на эстраде, в уличной газете, брошенное под ноги толпы… Это… это подобно троекратному отречению апостола Петра! Это подобно грехопадению Адама! (Библейски.) И Адам был изгнан из рая. И вы будете изгнаны из рая… Я хочу сказать, что мы будем вынуждены исключить вас из Общества Почетных Звонарей, куда мы так недавно еще вас выбрали.

Кембл (уныло). Да.

Вик. Дьюли. Потому что вы, как и Адам, поддались соблазну некоей Евы. Но Адам и Ева были… гм… так сказать, люди одного круга. А вы — и танцовщица из ‘Эмпайра’! О-о! Вы согласны?

Кембл (уныло). Да.

Вик. Дьюли. И вдобавок эта ваша Ева разгуливает здесь при мне в одной пижаме!

Кембл (начиная сердиться). Но позвольте… простите! Как известно, Ева не носила даже и пижамы.

Вик. Дьюли. Как? Вы, с вашим трезвым умом, вы хотите защищать эту… разведенную жену, эту… Саломею? Блудницу?

Кембл (свирепо). М-р Дьюли, я не позволю, я не позволю никому говорить так о… о Диди, которую я просил быть моей женой.

Вик. Дьюли. Же… женой? (Остолбенел, Пауза, Оправившись.) Но ведь вы же все время соглашались со мной, м-р Кембл?

Кембл (мрачно). Да, соглашался.

Вик. Дьюли. Так где же у вас логика, м-р Кембл? (Торжествует,)

Кембл (сморщившись, трет лоб). Логика? (Вдруг, нагнув голову, как бык, идет прямо на викария.) Да, женой, моей женой! Да! И прошу, прошу вас немедленно оставить меня!

Вик. Дьюли (негодующе подняв брови). Ах, так? Хо-ро-шо! (Идет к дверям, останавливается — и торжественно,) Объявляю вас изгнанным из Общества Почетных Звонарей. Мы заставим вас понять, что… (Плечи, брови вверх,) Нет, женой эту…

Кембл. Вон! Сейчас же, сейчас же! Я вас… (Задыхаясь, медленно надвигается на викария.)

Диди (входит, в руках чулки, поделки, лиф). Кембл, вы с ума сошли, Кембл!

Кембл продолжает наступать.

Держите. (Бросает викарию чулки, подвязки.)… Да держите же вы! (Кидается к Кемблу, хватает его за руки.) Кембл, не смейте! Сейчас же ложитесь!

Вик. Дьюли (растерянно глядит на перекинутые через руку чулки и прочее). Простите… Послушайте… Будьте любезны, слышите?

Диди оборачивается, хохочет, от смеха — ни одного слова. Викарий величественно вытягивает руку с чулками.

Мне отмщение и аз воздам! (Бросает чулки и все остальное на пол, уходит,)

Занавес

ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ

Картина 1

После поднятия первого занавеса остается спущенным второй: улица. Бобби-статуй на своем месте. Слева — с делано-небрежным видом появляется новый Арсэн Люпэн — м-р Maк-Интош. Проходит за спиною Бобби, останавливается перед вывеской м-с Аунти, глазеет наверх, посвистывает, искоса поглядывая на Бобби. Бобби подозрительно смотрит на Мак-Интоша, затем снимается с якоря и делает несколько шагов по направлению к нему. Мак-Интош, стараясь сохранить небрежный вид, торопливо уходит вправо.

Бобби. Мистер… эй, мистер!

Уходит следом за Мак-Интошем. {Для упрощения постановки сцена Мак-Интош — Бобби может быть опущена.} Поднимается второй занавес. Открывается комната Диди. На полу — солнце, часа четыре, жара, Кембл — за столиком, перебирает бумаги, пишет. Диди лежит на диванчике с книгой, неторопливо перелистывает, бросает книгу на диванчик.

Диди. Кембл, подите сюда.

Кембл подходит.

Сядьте.

Кембл поворачивается, чтобы взять стул.

Нет, сюда, на диван. Ну? Я могу подвинуться.

Кембл садится на самый край.

Что же вы молчите? Расскажите мне что-нибудь.

Кембл (сморщившись, мучительно трет лоб. Вдруг расплылся блаженно). Я, знаете, утюг… то есть я видел утюг нынче утром, в магазине на Кинг-Стрит. Понимаете: вот такой вот — электрический утюг — и всего только десять шиллингов.

Диди (рассеянно). Да?

Кембл (помолчав, с блаженной улыбкой). Знаете, Диди, я полагаю, мы могли бы понемногу покупать кое-что для… для нашего будущего дома. Я полагаю, месяца через три у меня будет достаточно денег, чтобы купить мебель, — следовательно, тогда мы могли бы уже… Тогда мы сможем обвенчаться, да. Знаете, Диди, я хотел вас спросить…

Диди (перебивает). Жарко! Я не могу… (Расстегивает одну, другую пуговицу блузы, раскрывает ее.)

Кембл, взглянув искоса, отворачивается, смотрит себе под ноги.

Кембл, миленький…

Кембл (не меняя позы). Да?

Диди. Кембл… Я, кажется, больна.

Кембл (испуганно). Но, Диди, как же? Ведь мы же хотели сегодня вечером отпраздновать нашу помолвку, вы не должны…

Диди. Ну, чем же я виновата, раз я больна или что-то такое… Вот попробуйте: у меня жар… (Берет его руку, кладет себе под блузу.) Да нет! Глубже, вот сюда… (Закрывает глаза.) Ну… ну?

Кембл (все так же глядя себе под ноги, вытаскивает руку). Д-да, кажется, есть жар… небольшой. Это — ничего, я полагаю, это просто от погоды, так как действительно сегодня очень жарко.

Молчит. Диди, изогнувшись, касается его телом. Он сидит по-прежнему.

Диди (сердито). Уйдите!

Кембл встает.

Постойте! Отворите окно!

Кембл (робко). Но, Диди, может быть… окно… Ведь вы же больны…

Диди. А я вам говорю: отворите! Мне жарко.

Кембл открывает окно, подходит к камину, рассеянно берет в руки фарфорового мопса Джонни.

Нет, уж пожалуйста, уж пожалуйста оставьте!

Кембл ставит мопса на место.

Нет, дайте его мне, дайте сюда. Ну?

Кембл приносит мопса, садится опять за бумаги. Диди целует мопса, обнимает, прикладывает его губы к своей груди.

Джонни, миленький мой Джонни! Поцелуй меня, Джонни… Так! Крепче, ну, слышишь? Еще крепче. Так! Еще! Еще!

Стук в дверь.

Кембл (встает, опасливо смотрит на Диди). Мм… да, можно.

О’Келли (входит). Дорогие мои дети, если вы заняты… э-э-э… многоточиями из расписания м-ра Дью-ли, то я могу уйти. Ах, нет, вас тут трое! Я и не заметил Джонни… Глубокоуважаемый Джонни, как вы себя чувствуете? Впрочем, конечно же, превосходно. Я ему завидую, честное слово! Кембл, учитесь: смотрите, как он уютно устроился. А вы… ах, Кембл вы эдакий! Что вы там делаете? (Берет листок со стола у Кембла.) Двадцать плюс десять… плюс пятнадцать… Что это? Изучаете арифметику?

Кембл (серьезно). О, нет, арифметику я сдал в колледже. А это… (Сконфуженно.) Видите ли… двадцать фунтов у меня уже есть… и я считаю, сколько еще нужно, чтобы купить стулья и прочую мебель и… А затем…

О’Келли. А затем уж от мебели до любви один шаг. Понимаю! А без мебели, конечно, никак нельзя?

Кембл (серьезно). Ну да, конечно, нельзя.

О’Келли хохочет.

(Сердито.) Не вижу здесь ничего смешного, абсолютно ничего! Все это совершенно логично: я хочу устроить свой дом, следовательно…

О’Келли. Ну, голубчик Кембл, логику надо уметь оседлать, как лошадь. А у вас наоборот: логика на вас верхом, как на лошади.

Кембл. Не понимаю.

О’Келли. Что делать! (Идет к Диди, садится на диван к ней, близко.) Дидичка, милая, а вы что нахохлились?

Диди. Я больна. Оставьте!

О’Келли (смотрит внимательно. Диди торопливо застегивает блузу). Гм… так! Вижу, вижу… Погода, действительно, такая, что… А вы, Кембл! Ай-ай-ай!

Кембл. Что?

О’Келли. Вы не видите? Диди больна, ее надо лечить.

Кембл. Я, право, не думал… я могу пойти за доктором.

Диди. Замолчите, О’Келли! Мне вовсе не до ваших шуток.

О’Келли. Конечно, дело очень серьезное… Если уж дошло до Джонни… Дайте-ка его мне. (Берет мопса, смотрит на него.) Ну, что за морда! До чего он похож на меня! Знаете, Диди: глядя на него, я мог бы, пожалуй, бриться без зеркала.

Диди (не выдержав, хохочет). Слушайте, это вы сами придумали? Это замечательно! (Привстав, смотрит на О’Келли, хохочет.) А ведь верно: ей-Богу, вы на него похожи. Нос, рот и вот тут — морщины такие же… У-у, Джонни! (Вытягивает губы.)

О’Келли. Это вы мне? Только имейте в виду, что я менее фарфоров, чем Джонни… и чем Кембл…

Стук в дверь.

М-с Аунти (просовывается в дверь, обводит любопытным взглядом). М-р Кембл, можно вас на минуточку? Вы вчера просили стол к себе в комнату. Так вот, принесли. (Уходит вместе с Кемблом.)

Диди (держит мопса рядом с лицом О’Келли и, откинувшись на диван, опять смеется). Знаете, как я сегодня ночью смеялась! Проснулась — лежу и смеюсь. Понимаете, вижу во сне…

О’Келли. Слушайте, слушайте! Сон в летнюю ночь невесты м-ра Кембла, будущей леди Кембл.

Диди. Да замолчите! Вижу, будто бы стул, ну вот самый обыкновенный деревянный стул лезет ко мне в кровать… Ну до того ясно! Понимаете, передвигает ножками, как лошадь: правой передней — левой задней, правой задней — левой передней. И будто я знаю, что вот сейчас этот стул будет… ну… ну… любить меня. То есть не можете себе представить, до чего неудобно, смешно…

О’Келли. Воображаю! Вы рассказали этот сон Кемблу?

Диди. Кемблу? Нет.

О’Келли. Напрасно.

Диди. То есть?

О’Келли. Он мог бы быть доволен.

Диди. Почему?

О’Келли. Ну, потому что, конечно же, это вы видели во сне его, Кембла.

Диди (хохочет, потом вдруг нахмурившись). Послушайте, не смейте так говорить о Кембле. Он — удивительный. Вы бы никогда не могли вот так — взять и выйти, как он, на боксе. Я вспоминаю это всякий раз, когда мне…

О’Келли (с усмешкой). Когда вам… Ну, что же, кончайте.

Диди. Не хочу. И, пожалуйста, не приставайте!

Гладит Джонни, прижимает к груди, целует, не глядя на О’Келли. О’Келли молча, улыбаясь, как мопс, смотрит на нее.

О’Келли. А знаете что, милая моя детка?

Диди. Да?

О’Келли. Умнее всего вам перестать любоваться, как в этой комнате разгуливает деревянный стул, и поехать ко мне. А? (Берет ее за руку, стискивает.) Я куплю шампанского, сухого, какое вы любите, соленых фисташек… Мой диван — вы его помните? Диди, я не забыл ничего, я не могу забыть…

Диди (выдергивает руку, вскакивает). Слушайте, уходите сейчас же! Уходите! Ну?

О’Келли (продолжает сидеть). Раньше вы говорили со мною по-другому.

Диди. А теперь… (Вскакивает.) Слушайте, неужели вы не понимаете, что я не могла бы взглянуть ему… Зачем вам надо, чтобы он был несчастен?

О’Келли. Девочка моя, мне надо, чтобы вы были несчастны.

Диди. Чтобы я?..

О’Келли. Да. Потому что такое меблированное счастье — одно из наиболее жирообразующих обстоятельств. Это вернейший способ приготовлять из людей первосортную ветчину. А я не хочу, чтобы вы, как тысячи других…

Диди. Нет, как вы не понимаете, что именно его, именно Кембла, обманывать — это жестоко! Как вы не понимаете? Он — большое дитя.

О’Келли. Вы ошибаетесь: было бы жестоко и немилосердно детям говорить правду.

Диди. Я не хочу слушать этих ваших адвокатских штучек! Уходите! Слышите?

О’Келли (встает). Хорошо. Я иду… покупать шампанское. (Уходит.)

Диди рассерженно захлопывает за ним дверь. Снимает с дивана мопса, ставит его на камин, смотрит, поворачивает мордой к стене. Садится на диван, начинает читать. Бросает книгу, вскакивает, ходит по комнате. Схватывает со стола листок, где записаны расчеты Кембла, пробегает, кладет обратно. Задела стул — стул падает. Диди берет его за ножки, смотрит, — вспомнила, смеется. Подходит к мопсу, переворачивает его мордой к себе.

Диди (мопсу). Джонни, миленький… А ты не рассердишься, если я… если я все-таки пойду? Ну, разве я виновата, что я еще живая? Скажи, Джонни, я очень гадкая? (Пауза). Нет? Ну, Джонни, миленький, какой ты умный! (Ставит мопса, быстро начинает надевать перед зеркалом шляпу.)

Кембл (входит). Как? Вы куда-то..?

Диди (не глядя). Я хочу пройтись немного.

Кембл. Но… вы же больны?

Диди. Пустяки! Просто… головная боль… и я думаю, она совсем пройдет, когда я… (Останавливается.)

Кембл (покорно). Хорошо. Я буду ждать вас. Когда вы вернетесь, мы с вами приготовим все к вечеру.

Диди (идет, у порога вдруг оборачивается, колеблется). Кембл, а может быть, правда, мне лучше остаться?

Кембл. Если головная боль, то самое лучшее средство — конечно, прогулка. Следовательно, вам надо идти.

Диди (усмехается). Следовательно? Ну, хорошо!

Перекидывает через руку ватерпруф и уходит. Кембл один. Садится за стол, начинает разбирать бумаги.

Картина 2

Улица. Бобби стоит статуей на своем месте. Из-за угла выходит миссис Дьюли, осматривается. Сняла пенсне, вытирает платком, надела. Глядит на часы-браслет. К ней бежит Maк-Интош, запыхался, обмахивается шляпой.

Maк-Интош (в восторге). Слава Богу. Ну, слава Богу, слава Богу! Уф!

М-с Дьюли. Да говорите же! Что — слава богу?

Maк-Интош. Она, эта самая Диди, сейчас у О’Келли. Уф! Слава Богу! Она пешком — я пешком, она на трамвае — я на трамвае… Уф! Понимаете — в точности, как Арсэн Люпэн. Это все равно, что, так сказать, читать про самого себя в различных происшествиях. Нет, это у-ди-вительно!

М-с Дьюли. Слушайте, вы… вы уверены? Вы не могли спутать ее с другой женщиной?

Мак-Интош. Ее? Боже ты мой? Ее с другой? Что вы! Да на нее только взглянуть — и, так сказать, полнейшее кораблекрушение. Будь я Кемблом, я бы тоже всякую другую… (Останавливается.)

М-с Дьюли. Что — всякую другую?

Maк-Интош (пытается улизнуть). Простите… я должен, я должен скорее пойти, доложить обо всем викарию… я должен…

М-с Дьюли. Нет, пожалуйста, пожалуйста. Что вы думали сказать?

Maк-Интош. Я… я не думал… Я так, наспех, не могу думать. Я всегда сперва говорю, а уже потом не торопясь думаю… Простите, я должен… (Хочет уйти.)

М-с Дьюли. Постойте. (Несколько секунд стоит, стиснув губы, руки. Вдруг что-то решила.) Слушайте, у вас нет бумаги и конверта?

Maк-Интош. Написать письмо? Есть, пожалуйста. (Вынимает ярко-розовый конверт.)

М-с Дьюли. Что за ужасный цвет!

Maк-Интош. Дорогая м-с Дьюли, эта бумага, так сказать, в соответствии с погодой и с миросозерцанием… и я полагал бы… (Заглядывает через плечо м-с Дьюли, которая начинает писать.)

М-с Дьюли (гневно). Да уходите же вы. Вы же торопитесь к викарию? Ну, уходите!

Maк-Интош. Ухожу, ухожу. (Уходит.)

М-с Аунти (сперва подходит к Бобби). М-р Вуп!

Бобби. Да?

М-с Аунти. М-р Вуп, я не могу, я совсем больна — такая погода! (Томно.) М-р Вуп, вы не знаете, что со мной? (Бобби, закрывшись, слегка фыркает.)

М-с Дьюли (подходит к Бобби). Могу я у вас на минуту попросить вашу книжку? Мне написать письмо надо, что-нибудь такое, на чем бы…

Бобби (вытаскивает из-за пояса записную книжку). Пожалуйста, мисс… миссис…

М-с Дьюли возвращается на прежнее место, пишет. М-с Аунти провожает ее критическим взором. По улице проходит Мастер. Идет медленно, возле стены, почти крадется, Бобби отдает ему честь, Мастер приподнимает шляпу.

М-с Аунти (кивая головой в сторону м-с Дьюли). На розовой бумаге… Любовное — даю голову на отсечение!

Бобби. М-с Аунти, слава Богу у нас, в Англии, головы не отсекают: у нас (сдавливает себе горло рукой)… и — куик!

Довольный остротой, гогочет. Мастер проходит мимо м-с Дьюли, которая в этот момент заклеивает конверт, и приподнимает шляпу. М-с Дьюли широко смотрит на него. Подходит к Бобби.

М-с Дьюли. Послушайте, кто этот джентльмен?

Бобби (сдавливает себе горло и досказывает жестом). Куик!

М-с Дьюли смотрит испуганно.

Бобби. Это — Мастер.

М-с Дьюли. Мастер?

Бобби. Ну да, он приводит в исполнение судебные приговоры.

М-с Дьюли. Вы хотите сказать, что это… Но почему же он поклонился мне?

Бобби (в недоумении). Гм… (Таращит глаза на м-с Аунти, на м-с Дьюли.) Я полагаю, спутал с кем-нибудь.

М-с Дьюли (сняла пенсне, протирает, рука у нее дрожит. Отдает Бобби записную книжку). Благодарю вас. (Идет вправо к почтовому ящику. Секунду колеблется, потом бросает в ящик письмо. Уходит.)

М-с Аунти (обмахивается платком). М-р Вуп!

Бобби. Да?

М-с Аунти. М-р Вуп, я прямо задыхаюсь. Неужели вы не можете помочь мне?

Бобби. Подождите до вечера… или до ночи. (Фыркает слегка.)

М-с Аунти. Я не выдержу — такая духота! Я уверена, будет гроза? Смотрите-ка.

Оба смотрят вверх. Темнеет. Рампа тухнет.

Картина 3

Комната Диди. Темно. Входит Диди, повертывает выключатель, комната освещается. Диди в шляпе, в перчатках, в ватерпруфе, не раздеваясь, садится на диван. Руки висят, как чужие. Стук в дверь — входит Кембл, в руках у него сверток.

Кембл. Вот. (Торжественно кладет сверток на стол перед диваном.) Я услышал ваши шаги — и сейчас же, чтобы скорее… Это вам от меня. Вы увидите, это замечательно.

Диди (мертво). Да? Спасибо.

Кембл (тревожно). Диди, милая, вам хуже? Я говорил, что вам не надо было выходить, раз вы не совсем здоровы.

Диди (пересилив себя, с искусственным оживлением). О, нет! После… после прогулки я чувствую себя гораздо лучше. Чуть-чуть устала, это сейчас пройдет. (Развязывает принесенный Кемблом сверток, вынимает электрический утюг.) Ну, какая прелесть! Это — тот самый, о каком вы говорили утром?

Кембл (торжествуя). Ну да. И всего только — десять шиллингов.

Диди. Неужели? Спасибо вам, милый Кембл. (Протягивает ему руку, Кембл целует. Диди быстро отдергивает руку.) Да! Ведь надо же скорей накрывать стол, сейчас придут. Поставьте это куда-нибудь.

Кембл берет утюг и ходит с ним по комнате, не зная, куда девать эту драгоценность, и, наконец, ставит на камин. Диди из сложенных на диване пакетов вынимает фрукты, бутылки с вином, коробки, расставляет на столе. Стук в дверь.

Кембл. Войдите.

М-с Аунти (входит). Добрый вечер! М-р Кембл, вам письмо. (В руке у нее ярко-розовый конверт.)

Кембл. Благодарю вас. Будьте добры, куда-нибудь… вот там на камине, да-да.

М-с Аунти (кладет письмо на камин, под утюг. Сложив на животе руки, глядит на Кембла и Диди, вздыхает). Поздравляю вас, мисс. И вас, м-р Кембл… Прямо завидно! (Вздыхает.)

Кембл (сияя). Спасибо, м-с Аунти, спасибо.

М-с Аунти уходит, в дверях встречается с О’Келли.

О’Келли. А, м-с Аунти! (Снимает пальто.) Хэлло, Диди! Ну, знаете какой ливень! Все стихии разыгрались, чтобы помешать апофеозу м-ра Кембла. И если еще я присоединюсь к этим стихиям…

Кембл. То есть как?

О’Келли. Успокойтесь! Может быть, я еще передумаю и буду для вас благодетельной диккенсовской феей… (Вынимает из кармана пальто и ставит на стол перед Диди бутылку шампанского.) Это вам, Диди. Сухое.

Диди (гневно). Вы… вы не должны были этого делать! Возьмите, возьмите сейчас же!

О’Келли. Почему? Это — отличная марка. Я же знаю, я знаю, что вы это любите.

Диди. Я вам говорю, возьмите! Слышите?

Кембл (трет лоб). Диди, почему вы, в самом деле? Это — действительно очень хорошее шампанское. Следовательно…

Диди, сдвинув брови, сверкнув глазами в О’Келли, круто поворачивается, отходит к письменному столу. Взяла блокнот, стоит — сгибает и разгибает его.

О’Келли. Вот спасибо вам, Кембл. Я вижу, вы здесь мой единственный друг, не правда ли? Диди меня сегодня, кажется, ненавидит.

Кембл. О, нет, вы ошибаетесь, я уверен: у нее нет никаких причин. Так что…

За дверью шум, смех. Дверь распахивается. Эксцентрик катится колесом к Диди, становится перед ней на колени. За ним, умирая от хохота, входят три Хористки из ‘Эмпайра’.

Эксцентрик. Божественная, я последний раз у ваших ног. Отныне патент на вас взят им (показывает на Кембла) и я чувствую: всякого беспатентного он может убить.

1-я Хористка. У-у, Кембл! Неужели вы правда такой?

Кембл (трет лоб). То есть… какой? Я не совсем ясно…

2-я Хористка (обнимает Диди). Поздравляю. Я страшно рада!

3-я Хористка (обнимает). Я тоже. Дидичка, милая, вы счастливы?

Диди (думает о своем, сгибает и разгибает блокнот, наконец, услышала, удивленно поднимает голову). Я? Это вы мне? Ах, да, конечно, счастлива.

1-я Хористка. Дождь! Кембл, попробуйте: у меня, кажется, чулки мокрые, и даже…

Кембл (с опаской трогает чулок). Да, по-видимому, дождь.

О’Келли (подошел к камину, поднял утюг, смотрит на розовое письмо). Стоп-стоп-стоп! Кембл, это что такое!

Кембл (с гордостью). Это я подарил сегодня Диди. Электрический. И всего только десять шиллингов.

О’Келли. Нет-нет, дорогой мой, я не про утюг. (Берет письмо.) Вот это, вот это! любовное письмо, а?

Хористки. Кембл, Кембл! — Ай-яй-ай-яй-ай!

Кембл. О, нет, я уверен! И потом, м-р О’Келли, ведь вы же не читали. Следовательно…

О’Келли. И читать не надо. Вы что же думаете — деловое? В этаком неистовом конверте? (Потрясает конвертом.) Леди и джентльмены, вам предстоит увидеть трагедию: в тот самый момент, когда уже готовы были слиться два любящих сердца, вмешивается покинутая, пылающая местью соперница. Нагруженный электрическими утюгами, корабль счастья м-ра Кембла опрокидывается и…

Стук в дверь. Входит Haнси, закутанная в купальную простыню.

Haнси. Добрый вечер. (К Диди.) Милая, я только на секунду. Скажите своим мужчинам, чтобы они не выходили в коридор, потому что я иду в ванну, и они меня могут увидеть в этом костюме.

О’Келли (трясется от хохота). И чтобы… и чтобы мы не увидели вас в этом костюме… Нанси, неподражаемая, вы не уйдете отсюда: мы вас все равно уже увидели, а вы, надеюсь, увидели шампанское на столе.

Haнси. Не могу же я в этом костюме сесть за стол!

О’Келли. Хорошо, тогда садитесь на пол, мы устроим пикник. (На ходу засовывает в карман письмо.) Ну, господа, помогайте, живо!

Бросает на зеленый ковер салфетки, ставит туда цветы с камина. Эксцентрик и Хористки помогают. Кембл трет лоб, смотрит на Диди.

Нанси. Ну, если на травке, я, так и быть, согласна. Только перед купаньем мне вредно лежать на солнце. Устройте меня где-нибудь в тени.

О’Келли. Идет! Сию минуту перед вами вырастет первосортный дуб. Кембл!

Хористки и Нанси, отвернувшись от Кембла, смеются.

Кембл (растерянно). Что? Сию минуту… (Идет к Диди.) Диди, милая, может быть, вы в самом деле думаете, что это письмо, которое О’Келли… что я…

Диди (с усмешкой). Вы? Ни одной минуты не думаю.

Кембл. Тогда почему же вы так… Это, в самом деле, из-за О’Келли?

Диди кивает.

Но уверяю вас, вы несправедливы к нему. Я нахожу, что по отношению к вам он не сделал ничего дурного. Следовательно…

Диди. Следовательно? А если я скажу вам, что…

Кембл. Что?

О’Келли. Кембл, да подумайте же о других! Поделитесь с нами вашей Диди последний раз. Идите же, мы ждем.

Диди, все так же терзая блокнот, и Кембл подходят, устраиваются на ковре.

Милая Диди, выпьем с вами. Право же, я виноват не больше, чем этот бокал, из которого вы пьете. Если бы вы не взяли этого бокала, все равно вы взяли бы другой.

Диди (не отвечая, поворачивается к Кемблу, отдает свой бокал). Дайте мне ваш. (Выпивает залпом, подставляет Кемблу.) Еще.

Haнси. Тц! Что, О’Келли?

О’Келли. Нанси, надеюсь, вы не будете так жестоки со мной? (Чокается с ней, обнявши ее одной рукой, пьет.)

Нанси (вытаскивает у него из кармана розовый конверт). Кембл, держите, держите, скорей!

Кембл протягивает руку. О’Келли перехватывает.

О’Келли. Не-ет! Это мы огласим торжественно за шампанским. Я буду иметь честь поднести м-ру Кемблу от себя некоторый подарок, а в виде перца посыплем его этим письмом.

Диди, лежа, рвет на клочки листок бумаги из блокнота, сыплет клочки, смотрит, как они падают. Кембл не спускает с нее глаз. О’Келли подталкивает Эксцентрика к Кемблу.

Эксцентрик (жонглирует апельсинами над Кемблом). Какие-то… таинственные письма… Диди явно… готовится на амплуа… драматической героини… Вообще, м-р Кембл… вас ожидает… (Роняет на голову Кемблу апельсин.) М-р Кембл, ради Бога!

Кембл. Нет-нет, мне совсем не больно.

О’Келли. М-р Эксцентрик, вы помешали ему витать в облаках. Я считаю себя обязанным поправить эту ошибку… (Шепчет ему что-то на ухо.)

Эксцентрик (вскакивает). Да-да-да, знаю! Превосходно.

О’Келли. Леди и джентльмены! Сейчас м-р Кембл предпринимает путешествие в облака.

Кембл. То есть как?

О’Келли. Как? Ну, разумеется, на аэроплане. Хотите?

Хористки. А, знаем, знаем! Да-да, непременно! (Аплодируют.)

Кембл. На аэроплане — это невозможно здесь. Следовательно…

Haнси. Кембл, вы, вы боитесь? Не ожидала!

Кембл. Я? Нет, но…

О’Келли. А если нет, пожалуйста, мы вам завяжем глаза. (Завязывает Кемблу глаза.) Вот! Теперь встаньте. Минуточку — сейчас подадут аэроплан. (Сует поднос Эксцентрику, шепчет что-то 2-й и 3-й Хористкам.) Сейчас, сейчас, соберитесь с духом. (Кладет на пол пустую бутылку, на нее доску, на доску вводит Кембла.) Осторожней. Вам придется лететь стоя — покажите себя мужчиной. Вы можете опереться руками на мои плечи, — вы знаете, я всегда готов помочь вам. Так!

Эксцентрик включает электрический вентилятор, он начинает жужжать. 2-я и 3-я Хористки берутся за края доски.

Дайте ход! Пошло, пошло… Ага! (Постепенно приседает на корточки.) Вы чувствуете, как вы поднимаетесь? (2-я и 3-я Хористки покачивают и чуть-чуть поднимают доску.) Чувствуете? Все выше, чувствуете?

Кембл. Да, странно… да, чувствую… все выше… Постойте, постойте!

Все, кроме Диди, еле сдерживают смех.

Эксцентрик. Легче! Не забирайте высоко!

1-я Хористка стоит на стуле над Кемблом и держит у него над головой поднос.

Тише! Вы с ума сошли? Потолок!

3-я Хористка касается подносом головы Кембла, Кембл хватается за голову.

Кембл, спасайтесь, прыгайте!

Все (кроме Диди). Прыгайте, прыгайте!

Кембл прыгает, будто с саженной высоты, неуклюже падает, срывает с себя повязку, растерянно смотрит. Хохот.

Диди. Это… это… Я сейчас уйду! О’Келли, вы…

Кембл. Диди, дорогая, но право же, я совсем не ушибся. Следовательно…

Haнси (удерживает Диди). Диди, милая…

О’Келли (на коленях). Диди, я раскаиваюсь. (Стучит по бокалу.) Леди и джентльмены, тише: я хочу принести публичное покаяние. М-р Эксцентрик, пожалуйста! (Показывает ему на шампанское, тот начинает наливать.)

Диди (ей налит бокал, она поднимает голову). Это… это шампанское?

Берет бокал, смотрит на О’Келли. Несколько секунд пауза: может быть, она выплеснет вино, может быть, швырнет бокалом в О’Келли. О’Келли пристально глядит на Диди. Рука у нее дрожит, она ставит бокал, хватает и комкает блокнот.

О’Келли (берет у ней блокнот). Леди и джентльмены, внимание! (Вынимает из кармана розовый конверт и еще какой-то листок.) Сейчас — самый захватывающий и патетический момент.

Эксцентрик. А-а, письмо! Наконец!

Все. Ч-ш-ш-ш!

О’Келли. Для начала… Ммм… Впрочем, мы, адвокаты, умеем начать с чего угодно. Если хотите, вот с этого блокнота. Обращаю ваше внимание на то, что эта почтовая бумага — с линейками: на другой истинные джесмондцы не пишут. И это достойно всякого уважения, ибо линейки — высокий символ рельс, а мысль должна двигаться, конечно, по рельсам и, конечно, согласно строжайшему расписанию викария Дьюли. И я — каюсь в этом — именно я, а не кто другой, был змием, соблазнившим Кембла сойти с рельс прихода Сент-Инох. Именно я познакомил его с нашей божественной Диди. А потому и почитаю себя обязанным возместить потерпевшему убытки. Правда, может быть, в конце концов потерпевшим буду я, но это неважно: это лирическое отступление. Итак, дражайший Кембл, мои вам почтительнейшие поздравления и — вот (протягивает ему чек), чтобы вы завтра же могли купить все свои остальные утюги…

Все (кроме Диди). О-о! — Браво, браво, О’Келли! — Ну, какой он милый!

Кембл (взял чек, смотрит). Но… позвольте, О’Келли… Это… это же — чек на пятьдесят… на пятьдесят фунтов. Я… я не могу это принять в подарок…

О’Келли. В подарок? Вы ошибаетесь. Жестоко ошибаетесь, дорогой мой! Это, разумеется, взаймы. И я требую, чтобы вы сегодня же — сейчас же! — написали мне вексель. Я требую, да! Вот вам мое перо… (Подает ему fontaln реп.) Пишите сию же минуту.

Кембл (взволнованно встает). Диди, но ведь тогда, значит… Диди, вы только подумайте! О’Келли, я не умею говорить, как вы… Но вы понимаете, я никогда… Нет, О’Келли, вы это серьезно? Диди!

Диди (во время этой сцены стоит на коленж, смотрит и начинает хохотать, все выше, до слез, и сквозь слезы кричит). Не смейте брать, Кембл! Не смейте брать у него деньги! Не смейте, я не хочу!

Кембл (растерянно). Диди, Диди, что с вами? Почему? Ну, хорошо, я ему отдам, хорошо… (Отдает чек О’Келли.) О’Келли, я ничего не понимаю… Почему?

Все вскакивают, какие-то восклицания. Окружают Диди.

О’Келли (сует Кемблу розовый конверт). Держите, да держите же, вы! (Подает Диди бокал шампанского.) Ну, Диди, Диди милая, не надо, я больше не буду, простите. Неужели вы не понимаете, что все это потому, что я вас… (Поит ее.) Диди, ну?

Диди затихает. Кембл, не отрывая глаз от Диди, машинально разрывает конверт, ищет, куда бы положить перо О’Келли, засовывает его в карман. Взглянув на письмо, вдруг крепко стискивает его обеими руками, отходит в сторону, к рампе, читает еще раз, мучительно сморщившись, трет лоб.

Haнси (Эксцентрику). Что тут такое? Ничего не понимаю! Комедия или драма? Кембл. О’Келли!

О’Келли. Да.

Кембл. Мне необходимо… мне необходимо с вами… это касается вас.

О’Келли (подходит, взяв письмо, читает вполголоса). ‘Сэр. Будучи вашим искренним другом… мм… что известная миссис Д. и м-р О’К…’ Что? Что такое? (Продолжает.) ‘…дурно пользуются вашим доверием, и не дальше как сегодня…’ (Кончает про себя.) Однако! (Пауза.) Ну… ну и что же? Вы верите?

Кембл молчит, мрачно трет лоб.

Кембл, давайте рассуждать логически. Этот чек, который я предложил вам… мне неловко напоминать об этом, но ведь ясно: я это сделал для того, чтобы вы и Диди могли скорее…

Кембл (перебивает). Да.

О’Келли. И потом: вы же заметили, как Диди относится ко мне? Да? Следовательно?

Кембл. Следовательно… (Трет лоб. Пауза.) Да, конечно. Это — совершенный абсурд. (Рвет письмо.) Простите, О’Келли, что я мог… Да, куда я девал ваше перо?

О’Келли. Если вы хотите доказать на деле, что не верите этому письму, вы возьмете у меня чек. Иначе я могу думать, что вы не взяли потому, что вы…

Кембл. Да. (Секунду колеблется.) Хорошо. Я возьму. (Берет чек.) Но если… (Молчит, нагнув голову, как бык.) Впрочем, нет, это абсурд. (Идет к Диди. Робко.) Диди, я взял у О’Келли этот чек. Я должен был взять.

Диди (вскакивает с дивана). Вы, вы, вы взяли у него?

(У Келли (подходит, пристально смотрит на Диди). Если у вас есть какие-нибудь возражения, изложите их.

Напряженная пауза. Диди встает, делает шаг вперед — сейчас скажет все.

Диди. Кембл, я… (Замолкает.) Нет.

О’Келли. Нет? Ну, вот и прекрасно. Тогда мы завтра же поведем вас в церковь. Леди и джентльмены, ваши бокалы! (Берут бокалы.) Здоровье нашей — я надеюсь, она все же останется нашей общей — здоровье нашей очаровательной леди Кембл! Гип-гип-гип, ура!

Все. Ура!

Занавес

ДЕЙСТВИЕ ЧЕТВЕРТОЕ

Картина 1

Улица. Старые дома, стены уходят вверх, в небо. Между домами — узкое ущелье: старинный переулочек — ‘клёз’ — идет в глубь сцены. Над входом в ‘клёз’ — каменная арка от дома к дому, на ней вывеска: ‘О’Келли. Адвокат’. Внизу под аркой висит железный резной фонарь. Вечер. Огни. Где-то вдали грохот колес по мостовой. На улице стоит Бобби. Медленно проходит Мастер, почти крадется, в надвинутой на глаза шляпе. Бобби почтительно уступает ему дорогу и отдает честь. Несколько секунд улица пуста — никого, кроме Бобби. Потом несколько одиночек-прохожих и викарий Дьюли. Бобби отдает ему честь с таким же почтением, как Мастеру. Викария обгоняет стая беловоротничковых мальчишек-газетчиков.

Газетчики. Два пенса. Экстренный выпуск! Возможность войны с немцами! Загадочное убийство! Два пенса!

Вик. Дьюли (газетчикам). Что? Эй, вы, экстренный!

Газетчики уже убежали. Вик. Дьюли возвращается назад, вынимает часы, осматривается, явно поджидая кого-то. Уходит в клёз. Улица пуста. Затем — двое: О’Келли и Диди.

Диди (останавливается). Нет!

О’Келли. Что — нет?

Диди. Я не хочу идти к вам! Вчера мы… венчались с ним, а сегодня… Я просто… я не понимаю себя!

О’Келли. Я понимаю. Хотите — скажу? Вы не хотите идти ко мне, но вам хочется идти ко мне. И вы хотите оставаться с Кемблом, но вам не хочется остаться с ним.

Диди. Да. Да! И главное — это потом, когда я возвращаюсь…

О’Келли. Не стоит думать о ‘потом’. Это все равно, что заглядывать в конец пьесы или романа — дурная привычка, неинтересно читать. К счастью, автор, написавший всех нас — вас, меня и всех — предусмотрительно закрывает от нас все ‘потом’. Иначе, если бы мы знали, что случится через десять минут…

Диди. Вы говорите так, как будто вы знаете.

О’Келли. К счастью, не знаю. Или нет, знаю: через десять минут у меня в комнате вы будете лежать на диване, а я стану около на колени и буду целовать вот эти… вот эти… возмутительные уголки ваших губ и буду тем О’Келли, которого знаете, может быть, только вы одна…

Диди. О’Келли — не… не надо…

О’Келли. Вот вам ключ — вы знаете, как открыть. Я только пойду купить кое-что, и сейчас же назад…

Дает ей ключ. Диди, нагнув голову, медленно идет в клёз. Под аркой открывает маленькую, старинную, окованную железом дверь, оглядывается. О’Келли еще стоит на углу, ждет — кивает ему. О’Келли уходит. Наверху, над аркой, в конторе О’Келли освещается окно. У выхода из клёза показывается викарий, смотрит вверх в окно, выходит на улицу, потирая руки. По улице мчатся беловоротничковые мальчишки, размахивая газетами, идут два Спортсмена.

Газетчики. Экстренный выпуск! Загадочное убийство в Лондоне! Скачки в Дерби! Два пенса!

1-й Спортсмен (Газетчикам). Мне.

2-й Спортсмен. И мне.

Торопливо ищут что-то в газете. Вик. Дьюли тоже купил газету и читает ее в стороне, под фонарем.

1-й Спортсмен. А что я вам говорил? Их фаворит, конечно, Ибис! Я уверен, он опять придет первым. Прошлый раз он повысил рекорд ровно на четверть секунды — мои часы показывают с точностью до четверти секунды.

2-й Спортсмен. Ая готов держать пари, что на этот раз Ибис будет побит.

1-й Спортсмен. Идет! Пять фунтов.

2-й Спортсмен. Я готов. Хоть десять.

1-й Спортсмен. Десять. Ладно, держу десять.

Рукопожатие. Стоят так несколько секунд. Появляется О’Келли, насвистывая, под мышкой у него бутылка, в руках цветы. Вдруг видит викария, стоящего к нему спиной в двух шагах. Подняв воротник и нахлобучив шляпу, О’Келли поворачивается и торопливо уходит обратно. Викарий вынимает часы, смотрит, снова берется за газету, но читать уже не может, опять глядит на часы, идет к Бобби.

Вик. Дьюли. Э-э-э… послушайте: вы не можете мне сказать точно, который час?

Бобби. Прошу прощенья: мои часы в починке.

Вик. Дьюли. Гм… Очень жаль! И вы без часов, по-видимому, чувствуете себя вполне здоровым? Это не делает вам чести.

Бобби (виновато моргает). Я… действительно, извините, здоров.

Вик. Дьюли. Это выше моего понимания. Я допускаю, что можно привыкнуть к отсутствию какого-нибудь второстепенного органа — ноги, пальца, носа, но человек без часов! Вам необходимо приобрести запасные часы.

Бобби. Я… Я постараюсь, извините!

По улице быстро идут Мак-Интош и м-с Дьюли. Викарий навстречу к ним с часами в руках.

Вик. Дьюли. М-р Мак-Интош, десять минут одиннадцатого.

Maк-Интош. Дорогой викарий, ради Бога… Уфф! (Вытирает лицо платком.) Мы с м-с Дьюли летели, так сказать, на крыльях Морфея…

Вик. Дьюли. Вы хотите сказать, что вы спали?

Мак-Интош. Нет, наоборот, наоборот!

Вик. Дьюли. Не совсем представляю, что такое будет ‘наоборот’. Но во всяком случае вам сейчас же опять придется лететь — на каких угодно крыльях — и немедля привести сюда м-ра Кембла.

М-с Дьюли (возбужденно). Вы… вы ее видели, эту женщину?

Вик. Дьюли. Да, она там (показывает на освещенное окно). И сейчас туда должен прийти О’Келли. От всемогущего провидения не укроется ничто.

Мак-Интош (в восторге). Замечательно! Завтра же начинаю писать серию: ‘Арсэн Люпэн — апостол’. Так сказать, евангелие от Арсэна Люпэна…

Вик. Дьюли. М-р Мак-Интош, прошу вас, воздержитесь от неуместных метафор и идите скорей.

Maк-Интош. Понимаю. Так сказать, по писанию: ‘Что хочешь делать — делай скорей’. Это пять минут. Два шага! Бегу!

Уходит. М-с Дьюли протирает платком пенсне, руки у нее дрожат. Викарий пристально смотрит.

Вик. Дьюли. Что с вами? Вы дрожите?

М-с Дьюли. Я… я волнуюсь. Вы не думаете, что может выйти что-нибудь… что-нибудь неприятное? Мне как-то жутко.

Вик. Дьюли. Но, дорогая, ведь тогда, на заседании, вы же настаивали, что м-ра Кембла нельзя оставить в руках этой женщины. Я вас не понимаю!

М-с Дьюли. Да, я. И именно поэтому мне…

Вик. Дьюли (перебывает). А затем, нашими руками уже зажжен фитиль возмездия, и теперь мы уже не в силах остановить взрыв.

М-с Дьюли. Быть может, еще не поздно, я могу догнать, я могу…

Вик. Дьюли. Тесс! Идет…

Увлекает ее в тень, за выступ дома. Выходит О’Келли, оглядывается и хочет юркнуть в клёз. Навстречу ему из тени, с видом прогуливающегося, викарий Дьюли.

Вик. Дьюли. А-а, добрый вечер, дорогой О’Кел-ли! Не правда ли, прекрасная погода?

О’Келли (смущенно старается спрятать бутылку и цветы). Д-да… ммм… (Оправившись, обычным своим шепотом.) Очевидно, прекрасная, раз вы изволите гулять в неположенные по расписанию часы. Или, может быть, вы занимаетесь посещением больных?

Вик. Дьюли (с злобно-любезной, золотой улыбкой). Я очень польщен, вы, по-видимому, никак не можете забыть моих расписаний. А вы — к себе в контору? Я и не подозревал, что вы такой труженик! Вам следовало бы щадить себя и не работать по вечерам.

О’Келли. О, нет, дорогой м-р Дьюли, по вечерам я занимаюсь делами милосердия и… и любви. Вне расписаний.

Вик. Дьюли. А-а, так-так… Желаю успеха!

Приподняв шляпу, уходит. О’Келли глядит ему вслед. Снимает шляпу, почесывает затылок. Затем, махнув рукой, ныряет в клёз, открывает ключом дверь, слышно, как изнутри запирает ее. По улице быстро идут Мак-Интош и Кембл. М-с Дьюли, завидев их, еще больше втискивается в свой угол — если бы только можно было войти в камень!

Maк-Интош. Никого… Где же они? М-р Дьюли! М-р Дьюли!

Кембл стоит без шляпы, мучительно трет лоб. Бобби поворачивается, внимательно приглядывается к этому джентльмену без шляпы. Справа показывается викарий Дьюли.

Вик. Дьюли. А-а, м-р Кембл!

Кембл (нагнув по-бычьи голову, тяжело подходит к викарию). Это… Это правда? (Хватает его за руку.)

Вик. Дьюли. Послушайте, вы… вы делаете мне больно, оставьте! Оставьте же!

Кембл (не отпуская викария). Я вас ссспрашиваю — это правда?

Вик. Дьюли. Что правда?

Кембл. Она — здесь?

Вик. Дьюли. Вы, кажется, считаете меня, служителя церкви, способным на низкие поступки, на ложь? Вы сейчас увидите все сами.

Кембл (отпускает его руку. Трет лоб и все лицо, как бы смахивает невидимых пчел. Потом ощупывает карманы, вынимает вечное перо, fountain реп, говорит, бессмысленно глядя на перо). Он забыл перо, я должен отдать ему… Этим самым пером… (Стискивает кулаки.) И я взял, я взял эти деньги, я взял их у него!

Вик. Дьюли. Перо? Деньги? О чем он? Какие деньги? (Мак-Интошу.) Он говорил вам что-нибудь?

Мак-Интош. М-р Кембл несколько раз упоминал о каком-то чеке на пятьдесят фунтов, но я, право, затрудняюсь…

Кембл (викарию Дьюли, тяжело дыша). Слушайте: если это… если это все ложь, я… я вас…

Вик. Дьюли. М-р Кембл, я христианин — и я прощаю вас. Но через несколько минут, когда вы вернетесь оттуда (показывает на освещенное окно), я надеюсь, вы сами извинитесь передо мной. А теперь, м-р Мак-Интош…

Maк-Интош. Да-да, пожалуйста, м-р Кембл, пожалуйста! Осторожнее!

Кембл спотыкается, идет за Мак-Интошем в клёз к двери в контору О’Келли, дергает дверь.

Кембл (растерянно). Заперто… (Подбородок у него прыгает.)

Maк-Интош. О, не беспокойтесь, мы принесли ключ. Вот… (Подает ему громадный, старинный ключ.)

Кембл (пробует открыть, не попадает в скважину, тычет ключ Мак-Интошу). Я не… не… не могу…

Maк-Интош (берет ключ). Давайте, я с удовольствием. (Работает ключом.) Вот французские ключи: это, действительно, так сказать — культура! Французского не подобрать, а тгшой… Готово! (Открывает дверь.)

М-с Дьюли (подойдя к викарию). Я… я боюсь… Ради Бога, ради Бога! Не надо… ради Бога!

Вик. Дьюли (со злостью). Вы сейчас же отправитесь домой. Слышите?

М-с Дьюли (Кемблу, который уже ринулся в дверь). Кембл! Кембл!

Maк-Интош (подходит, в восторге). Замечательно! Дорогой викарий, замечательно — это такой момент! Как будто читаешь, так сказать, последнюю главу романа. И понимаете, в этом романе — мы, мы, так сказать, напечатаны! Вы только вообразите: он врывается туда, как буря… она, быть может, в той самой пижаме, в которой вы однажды, так сказать, любовались ею…

Вик. Дьюли. М-р Мак-Интош, выбирайте выражения. Я только видел ее в этой пижаме, запомните это.

Мак-Интош. Ну да, ну да! Затем он выхватывает оружие — если только он его с собой захватил, — женщина падает на колени, но он беспощаден…

М-с Дьюли. Остановите, остановите! Мак-Интош, ради Бога, пойдите туда! Умоляю вас!

Вик. Дьюли. Успокойтесь, все это кончится так, как и надлежит кончиться банальной комедии: с изменами, ревностью и прочими атрибутами.

Мак-Интош. Ну да, относительно оружия — это я ведь только, так сказать, в литературно-художественном смысле…

М-с Дьюли (хватает викария за руку). Постойте! Вы слышите?

Вверху глухо слышны громкие голоса.

Бобби (подходит). Извините, ваше преподобие. Раз вы здесь, я, конечно, вполне… Но, кажется, там наверху…

Сверху слышен смех О’Келли.

Вик. Дьюли. О, не беспокойтесь! Вы слышите, там смеются. Мы ждем одного из наших друзей. Он сейчас кончит там деловой разговор, и мы…

Глухо слышен выстрел.

Что это? Мак-Интош, что это? Выстрел?

М-с Дьюли. Нет! Нет!

Мак-Интош (в восторге). Он выстрелил! Я говорил, я говорил! Это замечательно! Он должен был выстрелить — так сказать, литературно — понимаете?

На лестнице слышен грохот шагов. Выбегает Кембл. Стоит, мучительно трет лоб.

М-с Дьюли (кидается к нему), Кембл — нет? Скажите же, что нет! Говорите же!

Бобби (отводит ее рукою). Позвольте, позвольте мне, виноват… (Вынимает записную книжку. Кемблу,) В чем дело?

Кембл (бессмысленно глядя на Бобби), Он… он засмеялся.

Бобби (глядит на викария, на Мак-Интоша), Засмеялся? Не понимаю!

Кембл. Я не мог. Хотел уйти. Я отдал ему перо… и, понимаете, он засмеялся. Понимаете? Он засмеялся. Понимаете?

Бобби (в недоумении). Не понимаю! (Мак-Интошу.) Вы слышали выстрел, сэр?

Maк-Интош. Ну да, конечно, он был должен…

Кембл (к Бобби). Я убил.

Бобби. Сэр, вы…

Кембл. Говорю вам, я убил м-ра О’Келли, адвоката. Пожалуйста, поскорее отведите меня, куда надо, я очень устал.

Бобби (несколько секунд смотрит на него, разинув рот и моргая. Затем одергивает сюртук и деловым тоном). Очень хорошо. Пойдемте. (Идут.)

М-с Дьюли (протягивая руки, за ними). Это я! О, это я, Кембл, это я, я!

Картина 2

Солнечное утро. Площадь перед тюрьмой. Стена, низкие сводчатые ворота, обитые железом. Беспокойно движущаяся головная часть толпы. Отряд Армии Спасения с оркестром. В стороне — группа: вик. Дьюли, Maк-Интош, Воскресные Джентльмены и Леди, Спортсмены.

Вик. Дьюли (в центре группы). Видите ли, если ровно в десять позвонит тюремный колокол, то это возвестит нам, что мы должны…

Голубая Леди (вставая на цыпочки). Что? Колокол? М-р Дьюли, вы говорите — колокол?

Розовая Леди (прижимается к Джентльмену, они немного в стороне от группы). Милый, я ничего не понимаю. Какой колокол? Объясните мне.

Джентльмен. Дорогая, колокол на тюремном дворе должен зазвонить, если приговор будет приведен в исполнение, чтобы мы могли помолиться за душу этого бедного м-ра Кембла.

Розовая Леди (вздрагивая, прижимается). Колокол? Как жутко! Милый, мне кажется, я вас сегодня особенно, особенно люблю!

Джентльмен. А там, смотрите, приготовлен оркестр Армии Спасения, чтобы увенчать печальную церемонию гимном.

1-й Спортсмен (вынимая часы). Уверяю вас, еще ничего нельзя сказать. Помилование могло получиться сегодня утром, оно может получиться сейчас, еще не поздно. Знаете, это меня захватывает, как на скачках последние минуты перед финишем: догонит — не догонит, все время на волоске…

2-й Спортсмен. Да, и вдобавок здесь на волоске висит человек, и от этого еще… ну, как бы это сказать…

1-й Спортсмен. Да, да. Понимаю. Сколько сейчас на ваших часах?

2-й Спортсмен. Без семи десять. Еще семь минут.

М-с Дьюли (отчаянно). Нет, нет, неправда! Еще без четверти, еще без четверти десять — вот, вот же! (Показывает свои часы.) Ваши часы неверны — без четверти!

2-й Спортсмен. Простите, вы ошибаетесь.

М-с Дьюли. Нет, нет! Еще пятнадцать минут! Вы, вы не смеете!

Вик. Дьюли. Дорогая, не волнуйтесь. Я же говорил, что вам надо было остаться дома. Вы не совсем здоровы.

М-с Дьюли замолкает, стоит как неживая. Голубая и Розовая перешептываются. Вбегают беловоротничковые мальчишки-газетчики.

Газетчики. ‘Джесмондская Звезда’! Экстренный выпуск! Помилование убийцы адвоката О’Келли!

Публика кидается, расхватывают газеты.

Голоса. Как? — Помиловали? — Что, что? — Читайте! Эй, вы, на фонаре, читайте вслух! — Тише!

Человек на фонарном столбе (читает). ‘Как известно нашим читателям, местное общество чрезвычайно заинтересовано исходом ходатайства о помиловании, поданного матерью осужденного убийцы адвоката О’Келли. Мы с своей стороны полагали бы, что, принимая во внимание заслуги покойного сэра Гаральда, отца осужденного…’

Первый голос (хрипло). Долой сэров!

Второй голос. Небось этого солдата в прошлом году живо вздернули!

Голоса. Долой сэров! — Тише! — А, вы за убийцу? А убивать связанного — это, по-вашему… — Тише! Дайте дочитать. (Затихают.)

Человек на фонарном столбе. ‘Мы можем сообщить, что, по непроверенным еще слухам, сегодня утром из Букингэма получено помилование’.

Третий голос. Долой сэров!

Человек на фонарном столбе (размахивая газетой). Долой ‘Джесмондскую Звезду’!

Голоса. Долой ‘Звезду’! — Идем бить окна в газете! — Долой сэров!

Бобби. Джентльмены, джентльмены, порядок! Эй вы, на фонаре — вниз!

Человек слезает с фонаря. Толпа возбужденно шевелится, переливается. Смутный, слитный говор.

М-с Дьюли. Я же говорила! Я же знала! Дайте, дайте, я сама!

Мак-Интош (дает ей газету). Дорогая м-с Дью-ли, к сожалению, это пока еще только слух, и вы же понимаете, что газета, так сказать, существо женского рода и, подобно Еве…

М-с Дьюли. Нет! Нет, я знаю! Я знаю!

Толпа вдруг затихла, раздвигается и по живой улице, в совершенной тишине, к воротам тюрьмы проходит Мастер.

Розовая Леди (прижимаясь). Это он? Это он и есть?

Джентльмен. Да, дорогая, это он. Розовая Леди. Но зачем же, если…

М-с Дьюли, как автомат, делает два-три шага по направлению к Мастеру. Остановилась. Смотрит кругло, как на стук Мастера открывается калитка в воротах и вновь захлопывается. Тишина. М-с Дьюли быстро возвращается к своей группе.

1-й Спортсмен (вынимая часы). Сколько на ваших?

2-й Спортсмен (вынимая часы). Без одной минуты десять.

1-й Спортсмен. Совершенно правильно. Сейчас все будет ясно.

М-с Дьюли (растерянно). Это он, да? Но как же, ведь помиловали, ведь вот же, ведь вот же (в руках у нее газета)… вы же видели, все видели! Быть может, он не знает? Ради Бога!

Вик. Дьюли (пожимая пленами). Дорогая, ведь вы же сами читали: это только слух.

М-с Дьюли (хватает его за руки — выше локтя, в лицо ему, пронзительно). Вы, вы хотите сказать, что…

Вик. Дьюли (снимая ее руки). На вас сссмотрят. Я ничего не хочу сссказать. Вы не умеете владеть сссобой!

1-й Спортсмен (не отрывая глаз от часов). Уже десять.

2-й Спортсмен (тоже с часами). Совершенно правильно.

Голоса в толпе. Десять! — Господа, десять, тише! — Долой сэ… — Тише! — Простите, вы меня совсем раздавили! — Десять. Сейчас… — Да тише вы!

Несколько секунд совершенная тишина. Оркестр Армии Спасения держит наготове трубы.

Мак-Интош (в восторге). Замечательно! Какой момент! Если взять метафору из быта четвероногих… Вик. Дьюли. М-р Мак-Интош!

Мак-Интош замолкает. Тишина.

1-й Спортсмен. Две минуты одиннадцатого.

2-й Спортсмен. Совершенно правильно. Очевидно, то, что было в газете, как слух…

М-с Дьюли (задыхаясь от радости). О, я говорила, говорила, я знала! Дьюли, вы-вы-вы понимаете? Дьюли, вы понимаете?

Вик. Дьюли. Я не понимаю вас. Вы сегодня…

М-с Дьюли. О, я сегодня… я так, я так сегодня… (Блаженно улыбается, пенсне падает на землю )

Мак-Интош (подымает). Какое несчастье! Оба стекла, так сказать…

М-с Дьюли (восторженно). Оба? Да?

Розовая Леди (разочарованно). Так, значит, ничего не будет?

Джентльмен. Да, по-видимому.

Розовая Леди. Это все вы! Вы обещали мне! Я так спешила…

Джентльмен. Простите, дорогая. Но, право же, я не думал… я думал…

Голоса в толпе (все слышнее и слышнее). Да, а небось солдата в прошлом году… — Знаем мы их! — Долой сэров! — Эй вы, как вас… — Да не толкайтесь! — Долой сэров! Я говорю: вы сами нахал! — Долой сэров!

Из толпы выходят двое: один в шляпе, другой в кепке.

Шляпа. Кто, я нахал!

Кепка. Да, вы.

Шляпа. Вы в этом уверены?

Кепка. А вы, кажется, нет! Жалко! Шляпа (скидывает пиджак). Становитесь! Кепка. Ладно! Посмотрим!

Скидывает пиджак. Начинают боксировать. Вокруг них быстро образуется кольцо зрителей.

Бобби (подходит). Эй, джентльмены, не здесь, не здесь! Не полагается! Разойдитесь! Будьте любезны, будьте любезны! (Растаскивает дерущихся за шиворот.)

Шляпа и Кепка уходят. За ними часть толпы.

Шляпа (надевает пиджак). Посмотрим!

Кепка (надевает пиджак). Да! И не таких нахалов случалось…

Голоса в толпе. Правда, идти домой, что ли? Подождем еще: вдруг… — Да ведь уже давно… — Мало ли что! — Долой сэров!

1-й Спортсмен. Вы еще остаетесь?

2-й Спортсмен. Да, я еще подожду минут пятьдесят.

1-й Спортсмен. Потеряете время… Значит, вечером в клубе, в пять?

2-й Спортсмен. Да, в пять. Если только я…

Вдруг из тюрьмы — медленно, мерно, мертво колокол. Все замирают.

М-с Дьюли (одна. Все еще молчит. Колокол продолжает звонить). Нет, нет, ради Бога, ради Бога! Вот же, вот же! (Размахивает газетой.) Остановите… Оста…

Колокол замолк. М-с Дьюли стоит немая.

Вик. Дьюли (снимает шляпу, все остальные мужнины тоже). Кончено!

Несколько секунд тишины. Вик. Дьюли взбирается на какое-то возвышение.

Леди и джентльмены!

М-с Дьюли, согнувшись, почти падая, уходит куда-то одна. Викарий взглянул на нее, продолжает.

Леди и джентльмены! На наших глазах кончился последний акт драмы. И прежде чем помолиться за душу грешника, я предлагаю присутствующим принять резолюцию с требованием, чтобы в парламент был, наконец, внесен мой билль о принудительном государственном спасении. Медлить дальше нельзя: мы на краю бездны.

Толпа. Да, Да! — Мы все! — Браво, викарий Дьюли! — Единогласно! — Долой сэров! — Тише вы!

Оркестр Армии Спасения играет.

Занавес

1924

ПРИМЕЧАНИЯ

Впервые: Общество Почетных Звонарей: Трагикомедия в 4 д. Л.: Мысль, 1926.

Печатается по этому изданию.

Инсценировка повести ‘Островитяне’, написанная в 1924 г., в ноябре 1925 г. была поставлена в Ленинграде в Михайловском театре. Музыку к спектаклю написал Михаил Кузмин.

Читайте также: