Образумленная злая жена, Шекспир Вильям, Год: 1594

Драматургия
Время на прочтение: 67 минут(ы)
Скачать в PDF

ОБРАЗУМЛЕННАЯ ЗЛАЯ ЖЕНА.

КОМЕДІЯ ВЪ ПЯТИ ДЙСТВІЯХЪ,
соч. ШЕКСПИРА.

Переводъ съ англійскаго.

ДЙСТВУЮЩІЯ ЛИЦА,

ВЪ ПРОЛОГ:

ЛОРДЪ.
ХРИСТОФОРЪ СЛЯЙ, пьяный мдникъ.
ТРАКТИРЩИЦА.
ПАЖЪ, АКТЕРЫ, ЕГЕРЯ и другіе служители, сопровождающіе ЛОРДА.

ВЪ КОМЕДІИ:

БАПТИСТА, богатый дворянинъ изъ Падуи.
ВНИЧЕНТІО, старый дворянинъ изъ Пизы.
ЛЮЧЕНТІО, сынъ Винчентіо, влюбленный въ Біянку.
ПЕТРУККІО, веронскій дворянинъ, обожатель Катарины.
ГРЕМІО, ГОРТЕНЗІО, обожателя Біанки.
ТРАНІО, БІОНДЕЛЛО, служители Лючентіо.
ГРУМІО, КУРТИСЪ, служители Петруччіо.
ПЕДАНТЪ, старикъ, заставленный по невол играть роль Винчентіо.
КАТАРИНА, упрямица, БІАНКА, сестра, дочери Баптиста.
ВДОВА.
ПОРТНОЙ, ГАЛАНТЕРЕЙЩИКЪ и служители Баптисты и Петруккіо.

Дйствіе происходитъ частію въ Паду, частію въ помсть Петруккіо.

ПРОЛОГЪ.

СЦЕНА I.

Предъ трактиромъ въ пол.

Выходятъ трактирщица и Сляй.

СЛЯЙ.

Право, мн хочется поколотить тебя.

ТРАКТИРЩИЦА.

Въ колодку тебя, негодяй!

СЛЯЙ.

Бабенка! Сляи никогда не были негодяями, загляни въ хроники, мы ведемъ свой родъ со временъ Вильгельма завоевателя. И такъ paucas pallabris, дай міру покой, Sessa! {Сляй искажаетъ испанскія слова: posas palabras — въ немногихъ словахъ, и Cessa — перестань.}

ТРАКТИРЩИЦА.

Такъ ты не хочешь платить мн за разбитую посуду?

СЛЯЙ.

Нтъ, ни одной денежки! проходи, говоритъ Іеронимъ, ступай на твою холодную носгель и грйся.

ТРАКТИРЩИЦА.

Ну, да я возьму свои мры, вотъ только приведу десятскаго.

(уходитъ).

СЛЯЙ.

По мн, хоть десятскаго, хоть сотскаго, хоть пятисотскаго, я раздлаюсь съ ними но закону. Не тронусь съ мста ни на одинъ дюймъ, дтина, пускай его придетъ, и прекрасно.

(Ложится на землю и засыпаетъ.)

(Трубятъ въ рога. Лордъ возвращается съ охоты съ егерями и служителями,)

ЛОРДЪ.

Послушай, егерь, присмотри хорошенько за гоньчими: Нахаломъ — бдненькій выбился изъ силъ — да и за Лшимъ съ Горланомъ. Ты не видалъ, какъ славно Серебряный забиралъ на краю заски по простывшимъ слдамъ? За эту собаку я не взялъ бы двадцати фунтовъ стерлинговъ.

1-й ЕГЕРЬ.

Вдь и Колоколъ ничмъ не хуже его, милордъ. Онъ изъ кожи вылзалъ при малйшей потер, и однако жъ дважды отыскивалъ самый глухой слдъ, поврьте мн, я считаю его самою лучшею собакою.

ЛОРДЪ.

Дуракъ ты, будь Эхо также проворенъ, онъ стоилъ бы у меня дюжины такихъ. Ну, накорми ихъ получше, да смотри у меня за всми, завтра я думаю опять на охоту.

1-й ЕГЕРЬ.

Слушаю, милордъ.

ЛОРДЪ.

Кто это здсь? Мертвый или пьяный? Посмотри, дышетъ ли онъ?

2-й ЕГЕРЬ.

Онъ дышетъ, милордъ. Если бъ его не подогрвало пиво, то эта постель была бы слишкомъ холодна для такаго крпкаго сна.

ЛОРДЪ.

Ахъ, уродъ! Лежитъ какъ палка! Угрюмая смерть! какъ отвратителенъ и гнусенъ твой образъ! Послушайте, молодцы, я попробую позабавиться надъ этимъ пьяницею. Что, если перенести его на постель, одть въ тонкое спальное платье, на пальцы надть перстни, поставить у его постели самый роскошный обдъ и окружить его разодтою прислугою, и когда этотъ нищій проснется, какъ вы думаете, не позабудетъ ли онъ самаго себя?

1-Й ЕГЕРЬ.

Безъ сомннія, милордъ, я думаю, иначе и быть не можетъ.

2-й ЕГЕРЬ.

Это покажется ему чуднымъ, когда онъ пробудится.

ЛОРДЪ.

Какъ обольстительный сонъ, или пустая мечта. Такъ возьмите жъ его и сыграйте шутку поискусне: перенесите его поосторожне въ лучшую мою комнату, увшайте ее соблазнительными картинами, опрыскайте его глупую голову душистыми водами, окурите благовоннымъ порошкомъ его новую квартиру, соберите музыкантовъ и прикажите имъ, какъ скоро онъ проснется, услаждать его самыми восхитительными звуками, и если онъ вздумаетъ заговорить, то вы будьте наготов, и тотчасъ съ самымъ глубочайшимъ подобострастіемъ спросите у него: ‘Что угодно приказать вамъ, лордъ?’ Пусть одинъ ожидаетъ его съ серебрянымъ тазомъ, налитымъ розовой водою и усыпаннымъ кругомъ цвтами, другой пусть держитъ кувшинъ, третій полотенце и спроситъ: ‘Не угодно ли вамъ, лордъ, прохладить руки?’ Кто-нибудь одинъ долженъ стоять на-готов съ богатою одеждою и спросить его: какое платье угодно ему будетъ надть? Другой пусть разскажетъ о его лошадяхъ и собакахъ, и какъ его жена огорчается его болзнію. Уврьте его, что онъ былъ въ лунатизм, и когда онъ объявитъ свое званіе, скажите, что онъ бредитъ, потому-что онъ не что иное, какъ могущественный лордъ. Такъ сдлайте это, любезные, да поискусне, это будетъ самое веселое препровожденіе времени, только бы съумть воспользоваться этою прекрасной выдумкою.

1-Й ЕГЕРЬ.

Ручаюсь вамъ, милордъ, мы такъ ловко сыграемъ свои роли, что онъ принужденъ будетъ считать себя въ самомъ дл тмъ, чмъ мы станемъ называть его.

ЛОРДЪ.

Подымите же его поосторожне и отнесите на постель, а когда онъ проснется, пусть каждый занимаетъ свой постъ.

(Нсколько слугъ уносятъ Сляя прочь, трубятъ.)

Человкъ, посмотри-ка, что это за трубы? (слуга уходитъ.)
Врно какой-нибудь благородный джельтменъ думаетъ отдохнуть съ дороги. (слуга возвращается.)
Ну что, кто такой?

СЛУГА.

Если угодно будетъ, то актеры готовы предложить вамъ свои услуги.

ЛОРДЪ.

Позови ихъ сюда. (Входятъ актеры.)
А, любезные, добро пожаловать.

1-й АКТЕРЪ.

Благодаримъ васъ, лордъ.

ЛОРДЪ.

Не хотите ли остановиться у меня на ночь?

2-й АКТЕРЪ.

Если вашей милости угодно принять наши услуги.

ЛОРДЪ.

Отъ всего сердца. Я знакомъ еще съ этимъ молодцомъ, онъ игралъ когда-то старшаго сына фермера, — гд еще такъ искусно волочился за двушкою. Я забылъ тогдашнее твое имя, но, по чести, роль была хорошо понята и естественно выполнена.

1-Й АКТЕРЪ.

Вы говорите, конечно, о роли Зото.

ЛОРДЪ.

Точно такъ, ты сыгралъ ее превосходно. Ну, вы пришли въ добрый часъ, тмъ боле, что я только что задумалъ сыграть одну комедію, въ которой вы можете помочь мн своимъ искусствомъ. Ныншнюю ночь одинъ лордъ будетъ смотрть на вашу игру. Только я сомнваюсь въ вашей скромности. Боюсь, что, смотря на его странные пріемы (вдь его милость никогда не видалъ сценическихъ представленій), вы не удержитесь отъ смха и такимъ образомъ разсердите его, говорю вамъ, господа, если вы только улыбнетесь, такъ у него лопнетъ терпніе.

1-й АКТЕРЪ.

Не безпокойтесь, милордъ, мы съумемъ удержаться, будь онъ хоть единственный чудакъ въ свт.

ЛОРДЪ.

Человкъ, отведи ихъ на мызу, сдлай каждому дружескій пріемъ и не отказывай ни въ чемъ, что только можно достать въ моемъ дом.

(Служитель уходитъ съ актерами.)

(Къ одному изъ слугъ). А ты ступай къ моему пажу, Вароломею, наряди его въ полный дамскій костюмъ, потомъ отведи его въ комнату пьяницы, называй его мадамъ и обращайся съ нимъ какъ можно почтительне. Скажи ему отъ меня (если онъ хочетъ заслужить мою благосклонность), чтобы онъ съ тою деликатностію, какую онъ только когда-нибудь замчалъ въ въ обращеніи благородныхъ дамъ съ своими мужьями, велъ себя и съ этимъ пьяницею. Потомъ пусть самымъ нжнымъ голосомъ и съ самымъ глубокимъ реверансомъ спроситъ у него, что угодно приказать вамъ, чмъ бы ваша супруга и ваша покорная жена могла доказать готовность исполнять свою обязанность и показать свою любовь? И тогда обнявши его съ нжностію и маня къ поцлую, — пусть склонитъ свою голову на его грудь и зальется слезами, будто бы отъ радости, что видитъ въ добромъ здоровь своего благороднаго супруга, который въ продолженіе четырнадцати лтъ считалъ себя ни чмъ не лучше убогаго и жалкаго нищаго. Если этотъ мальчикъ не иметъ дара женщины располагать по своей вол проливнымъ дождемъ слезъ, такъ даръ этотъ замнить ему луковица, стоитъ только завернуть се въ платокъ и поднести къ глазамъ, она противъ воли наполнитъ ихъ влагою. Смотри же, кончи это, какъ можно скоре. Я сейчасъ дамъ теб еще нкоторыя приказанія.

. (Слуха уходитъ.)

Я знаю, что мальчикъ хорошо воспользуется граціею, голосомъ, походкою и обращеніемъ благородной дамы, слышу, какъ онъ называетъ пьяницу супругомъ, и какъ мои люди едва удерживаются отъ смха, съ почтительностію прислуживая простому мужику. Пойду туда самъ и распоряжусь ими. Можетъ-быть, мое присутствіе какъ-нибудь уйметъ ихъ смхъ, который иначе можетъ выйдти изъ предловъ.

СЦЕНА II.

Спальня въ дом лорда.

(Сляй въ богатомъ спальномъ плать, множество служителей: одни держатъ платья, другіе — тазъ и прочія принадлежности. Входитъ лордъ, переодтый слугою.)

СЛЯЙ.

Ради Бога, кружку пива.

1-Й СЛУГА.

Не угодно да вамъ, лордъ, выпить бокалъ хереса?

2-й СЛУГА.

Не угодно ли, сударь, вамъ покушать этого сахарнаго варенья?

3-й СЛУГА.

Какое платье угодно будетъ вамъ надть сегодня?

СЛЯЙ.

Я Христофоръ Сляй, не называйте меня ни лордомъ, ни сударемъ. Я отъ роду не пивалъ хереса, если вы хотите дать мн какого-нибудь варенья, такъ дайте варенья изъ говядины. Не спрашивайте также, какое я надну платье, у меня столько же дублетовъ, сколько кожъ на спин, столько чулокъ, сколько икръ, и столько башмаковъ, сколько ступней, а иногда боле ступней, нежели башмаковъ, или такіе башмаки, что мои пальцы смотрятъ сквозь передки.

ЛОРДЪ.

Да сохранитъ небо васъ отъ этихъ пусгыхъ грёзъ! О, отчего этотъ могущественный лордъ, такого происхожденія, при такомъ богатств и съ такою знаменитостію, занятъ такими низкими мыслями!

СЛЯЙ.

Что? Вы хотите сдлать меня сумасшедшимъ? Разв я не Христофоръ Сляй, сынъ стараго Сляя изъ Буртонъ-Гита, по рожденію разносчикъ, по воспитанію карточный мастеръ, потомъ, по обстоятельствамъ, медвдникъ, а теперь, по настоящему ремеслу, мдникъ? Спросите Маріанну Гаккетъ, толстую трактирщицу въ Винкот, знаетъ ли она меня? Когда она скажетъ, что на мн не записано сорокъ пенсовъ долгу за чистое пиво, то запишите меня въ число самыхъ негодныхъ обманщиковъ въ Христендом. Вдь я не сошелъ съ ума. Здсь….

1-й СЛУГА.

О, это-то и огорчаетъ вашу супругу.

2-й СЛУГА.

О, это-то и печалитъ вашихъ слугъ.

ЛОРДЪ.

Отъ того-то ваши родственники чуждаются вашего дома, какъ бы боясь вашего страннаго лунатизма. О, благородный лордъ, вспомни о своемъ происхожденіи, возврати изъ изгнанія прежній твой умъ и изгони отсюда эти негодныя низкія грезы. Посмотри, какъ слуги твои нетерпливо ожидаютъ твоихъ приказаній, каждый готовъ исполнять свою обязанность, но одному твоему мановенію. Хочешь ли ты послушать музыки? Прислушайся! играетъ Аполлонъ, двадцать соловьёвъ поютъ въ клткахъ. Или чувствуешь расположеніе къ покою? Тебя ожидаетъ постель роскошне и мягче сладострастнаго ложа, приготовленнаго для Семирамиды. Скажи, что теб угодно, прогуляться? И мы усыплемъ путь твой цвтами. Или хочешь прохаться верхомъ? Мы уберемъ твоихъ коней, наднемъ на нихъ сбрую, унизанную золотомъ и перлами. Не нравится ли теб соколиная охота? У тебя есть соколы, которые взовьются выше утренняго жаворонка. Или любишь травить зврей? Твои собаки заставятъ сводъ небесный вторить имъ и вызовутъ эхо изъ безднъ земли.

1-й СЛУГА.

Скажи, не хочешь ли порыскать за зайцами? Твои гончія быстры, какъ легкіе олени, рзвы, какъ серны.

2-й СЛУГА.

Не любишь ли ты картинъ? Тотчасъ мы принесемъ теб Адониса, который изображенъ сидящимъ у журчащаго ручейка, и Цитеру, скрывающуюся въ трав, которая, кажется, прихотливо играетъ ея грудями, будто колеблющаяся травка въ заговор съ втеркомъ.

ЛОРДЪ.

Мы покажемъ теб Юнону, когда она была двушкой, и какъ была обольщена и захвачена врасплохъ, все это такъ живо нарисовано, какъ будто бы было на самомъ дл.

3-й СЛУГА.

Или Дафна, бродящаго но тернистому кустарнику, съ оцарапанными ногами, смотря на нихъ поклянешься, что изъ нихъ течетъ кровь, и при этомъ зрлищ плачетъ грустный Аполлонъ, такъ искусно нарисованы кровь и слезы.

ЛОРДЪ.

Ты лордъ и больше ничего, какъ лордъ. Ты имешь супругу, которая гораздо прекрасне всхъ женщинъ въ ныншнія плохія времена.

1-й СЛУГА.

И въ то время, какъ слезы, проливаемыя о теб, подобно быстрому потоку, орошали ея прелестное лице, — она казалась прелестнйшимъ твореніемъ въ свт, да и теперь еще но уступитъ ни одному.

СЛЯЙ.

Неужели я въ самомъ дл лордъ? Неужели я въ самомъ дл имю такую супругу? Не сонъ ли это? Не сплю ли я еще и теперь? Нтъ, я не сплю. Я вижу, слышу, говорю, ощущаю прекрасное благовоніе о нжусь на такомъ мягкомъ лож. Клянусь моею жизнію, я точно лордъ, а не мдникъ, не Христофоръ Сляй. Хорошо, попросите-ка сюда нашу леди, да, повторяю, кружку лучшаго пива.

2-й СЛУГА.

(Слуги подносятъ тазъ, кувшинъ и полотенце.)

О, какъ мы рады возвращенію вашего разсудка! О, наконецъ-то вы узнали, кто вы! Цлыя пятнадцать лтъ вы находились въ какой-то дремот, и когда пробуждались, то пробуждались такъ, какъ будто спали.

СЛЯЙ.

Цлыя пятнадцать лтъ! Клянусь моею феею, я порядочно подремалъ. Но во все это время я никогда не говорилъ!

1-й СЛУГА.

О, нтъ, милордъ, но языкъ нашъ произносилъ самыя несвязныя слова. Хотя вы лежали здсь — въ этой прекрасной комнат, но говорили, будто васъ выгнали за дверь, бранили трактирщицу и грозили притащить ее въ судъ, за то, что она отмрила вамъ каменною кружкою, а не казенною квартою, а иногда кликали Цецилію Гаккетъ.

СЛЯЙ.

А, а, дочь трактирщицы.

СЛУГА.

Но вдь вы, сударь, не знаете ни трактора, ни подобной двушка, ни другихъ особъ, которыхъ мы называли по имени: напримръ, Стсфэвъ Сляй, старикъ Джонъ Нансъ, Петръ Торфъ, Генрихъ Пимпервель и еще съ двадцать подобныхъ именъ и лицъ, которыхъ никогда не было, и которыхъ никто не знаетъ.

СЛЯЙ.

Теперь, благодареніе Богу, за мое благополучное выздоровленіе!

ВС.

Аминь.

СЛЯЙ.

Благодарю тебя, вдь ты ничего отъ этого не потеряешь.

(Входить пажъ, одтый дамою, со свитою.)

ПАЖЪ.

Каково чувствуешь себя, мой благородный лордъ?

СЛЯЙ.

Не дурно, слава Богу, потому-что здсь довольно весело. А гд моя жена?

ПАЖЪ.

Здсь, благородный лордъ, что вамъ угодно отъ нея?

СЛЯЙ.

Вы моя жена и не хотите называть меня мужемъ? Люди мои должны называть меня лордъ, а я вашъ милый муженекъ.

ПАЖЪ.

Мой супругъ и господинъ, мой господинъ и супругъ, я ваша жена, во всемъ вамъ покорная.

СЛЯЙ.

Я знаю это очень хорошо. но какъ я долженъ называть ее?

ЛОРДЪ.

Мадамъ.

СЛЯЙ.

Алиса мадамъ, или Жанна мадамъ?

ЛОРДЪ.

Мадамъ, и больше ничего, такъ лорды зовутъ своихъ женъ.

СЛЯЙ.

Мадамъ жена, они говорятъ, что я дремалъ и спалъ пятнадцать лтъ, да еще и слишкомъ.

ПАЖЪ.

Да, и эти годы показались мн за тридцать.

(Входить слуга.)

СЛУГА.

Актеры вашей милости, слыша о вашемъ выздоровленіи, просятъ позволенія сыграть веселую комедію, это развлеченіе для васъ доктора считаютъ очень полезнымъ, замтивъ, какъ много скука охладила вашу кровь (а меланхолія есть кормилица сумасшествія) они ршили, что вамъ очень полезно выслушать піесу и настроить свой духъ къ веселому и забавному, а это прекращаетъ тысячи опасностей и продолжаетъ жизнь.

СЛЯЙ.

Ладно, я согласенъ, пусть ихъ сыграютъ. Это комедія что ли, или вертепъ, или кривлянья паяца?

ПАЖЪ.

Нтъ, мой добрый господинъ, матерія гораздо лучше.

СЛЯЙ.

Ужъ не домашняя ли набойка?

ПАЖЪ.

Это родъ исторіи.

СЛЯЙ.

Хорошо, посмотримъ. Ну-ка, мадамъ жена, садись-ка подл меня, и оставимъ въ поко міръ, вдь мы никогда не будемъ моложе.

(Садятся.)

ДЙСТВІЕ ПЕРВОЕ.

СЦЕНА I.

(Падуя. Площадь.)

Выходятъ Лючентіо и Траніо.

ЛЮЧЕНТІО.

Траніо, во мн поселилось пламенное желаніе видть прекрасную Падую, колыбель искусствъ, и вотъ я пріхалъ въ плодоносную Ломбардію, этотъ веселый садъ прелестной Италіи, и пользуясь любовью и позволеніемъ моего отца, я вооружился его деньгами и твоимъ веселымъ сообществомъ, мой врный, испытанный слуга, здсь мы отдохнемъ и благополучно выслушаемъ курсъ ученія и умозрительныхъ наукъ. Пиза, знаменитая великими гражданами, дала существованіе мн и моему отцу, негоціанту богатйшей торговой компанія въ свт, Винчентіо, изъ рода Бентиволія. Сынъ его Винчентіо воспитывался во Флоренціи съ тою цлію, чтобы оправдать вс надежды, обольщавшія отца, и придать блескъ его богатству добрыми длами. Поэтому и я, Траніо, хочу изучить добродтель и усвоить себ ту часть философіи, которая учитъ, что счастіе пріобртается единственно добродтелію. Скажи откровенно свое мнніе о моемъ намреніи. Не правда ли, что я оставилъ Пизу и пріхалъ въ Падую, подобно тому, кто оставляетъ мелкую лужу для того, чтобъ броситься въ море и удовлетворить до пресыщенія свою жажду.

ТРАНІО.

Mi perdonate, благородный господинъ мой, я согласенъ съ вами во всемъ, радуюсь, что вы приняли ршительное намреніе высосать сладость изъ сладкой философіи. Только, добрый господинъ, удивляясь этой добродтели и этой нравственной наук, пожалуйста, не будьте ни стоикомъ, ни столбомъ, и не посвящайте себя Аристотелевымъ положеніямъ такъ, чтобы оставить Овидія, какъ отверженнаго изгнанника. Говорите логически съ вашими знакомыми и пользуйтесь реторикою въ своемъ обыкновенномъ разговор, занимайтесь музыкой и поэзіей, чтобы оживить себя, а за математику и метафизику беритесь тогда, когда желудокъ свой найдете въ хорошемъ состояніи, въ чемъ нтъ удовольствія, въ томъ нтъ пользы, словомъ, сударь, занимайтесь тмъ, что боле вамъ нравится.

ЛЮЧЕНТІО.

Спасибо, Траніо, твои совты хороши. Если Біонделло причалитъ къ берегу, то мы должны уже быть готовы и нанять такую квартиру, въ которой бы можно было принимать всхъ друзей, какими со временемъ подаритъ насъ Падуя. Но погоди пока. Что это за компанія?

ТРАНІО.

Какая-нибудь парадная встрча вамъ въ столиц.

(Входятъ Баптиста, Катарина, Біанка, Греміо и Гортензіо. Лючентіо и Траніо стоять въ сторон,)

БАПТИСТА.

Господа, не безпокойте меня боле, вы знаете, на что я твердо ршился, то-есть не отдавать моей младшей дочери замужъ, пока не сыщу мужа для старшей. Если кто-нибудь изъ васъ любитъ Катарину, то, зная и уважая васъ, я предоставляю вамъ счастливо ухаживать за нею.

ГРЕМІО.

Лучше уходить ее. Она слишкомъ неугомонна для меня….. что, Гортензіо, не хотите ли вы такой жены?

КАТАРИНА (къ Баптист,)

Скажите мн, сударь, неужели вы хотите торговать мною предъ этими сосдями?

ГОРТЕНЗІО.

Сосдями, сударыня! Что вы подъ этимъ разумете? Къ вамъ не присосдишься, пока не сдлаютъ васъ покорне и смирне.

КАТАРИНА.

Право, милостивый государь, вы очень рано опасаетесь. А знаю, что вы еще не на половин пути къ ея сердцу. Но если бъ это случилось, поврьте, она позаботилась бы разчесать намъ голову трехногою скамейкою, раскрасить ваше лицо и сдлать изъ васъ паяца.

ГОРТЕНЗІО.

Всеблагій Боже! О, да избавимся мы отъ всхъ подобныхъ демоновъ.

ТРАНІО.

Тише, господинъ! Здсь идетъ славная перебранка, эта двка или совсмъ безумная или удивительно своенравная.

ЛЮЧЕНТІО.

Но изъ молчанія другой я вижу, что она двушка скромная и умная. Молчи, Траніо.

ТРАНІО.

Знатно сказано, господинъ, эге! любуйтесь ею до сыта.

БАПТИСТА.

Господа, чтобъ оправдать, что я сказалъ…. Біанка, поди отсюда, да не печалься, милая Біанка, я никогда не перестану любить тебя, дитя мое.

КАТАРИНА.

Пригожая баловница! Хорошо бы заплакать, когда бъ было отъ чего.

БІАНКА.

Забавляйтесь, сестрица, моею грустью. Батюшка, я повинуюсь вашей вол. Книги и музыка будутъ моими собесдниками, занятіе ими будетъ моимъ развлеченіемъ.

ЛЮЧЕНТІО, (въ сторону).

Послушай, Траніо! Ты можешь теперь имть понятіе о голос Минервы.

ГОРТЕНЗІО.

Синьоръ Баптиста отчего вамъ хочется быть такимъ? Я очень жалю, что наша любовь будетъ причиною грусти Біанки.

ГРЕМІО.

Что это вамъ вздумалось, синьоръ Баптиста, запереть ее, по милости этого адскаго бсенка и заставить ее нести эпитимію за язычекъ другой.

БАПТИСТА.

Будьте покойны, господа, это уже ршено, поди Біанка (уходитъ Біанка). Мн извстно, что она любитъ музыку и поэзію, поэтому я хочу пригласить въ свой домъ учителей для образованія юныхъ ея способностей. Если вы, Гортензіо, или вы, синьоръ Греміо, знаете кого-нибудь изъ подобныхъ людей, то представьте ихъ мн, я буду очень щедръ для умныхъ людей и ничего не пожалю для воспитанія моего собственнаго дитяти. И такъ прощайте. Катарина, ты можешь остаться, мн нужно еще кое о чемъ поговоритъ съ Біанкою.

(Уходитъ.)

КАТАРИНА.

Надюсь, что и я могу также идти, ужели не могу? вотъ, стану я разбирать назначенные часы, какъ будто я не знаю, за что приняться и что оставить? А! (Уходитъ).

ГРЕМІО.

Можешь идти къ чертовой матери, твои дарованія такъ хороши, что никто не захочетъ удерживать тебя здсь. Любовь обоихъ не такъ горяча, Гортензіо, чтобы намъ не пришлось отдувать свои ногти. Нашъ пирогь не совсмъ допекся на об корки. Прощайте. Впрочемъ, изъ любви къ моей прекрасной Біанк, я постараюсь отыскать, если только могу, опытнаго учителя, который станетъ преподавать ей то, что она любитъ, и представлю его ея отцу.

ГОРТЕНЗІО.

Вдь и я тоже хотлъ, синьоръ Греміо, но одно слово. Хотя свойство нашей тяжбы до-сихъ-поръ не позволяло намъ заключать никакой сдлки, однако жъ теперь, судя по нкоторымъ обстоятельствамъ, приходится намъ обоимъ позаботиться особенно и обработать одно дльце, чтобъ получить снова доступъ къ нашей прекрасной повелительниц и быть счастливыми соперниками въ любви Біанки.

ГРЕМІО.

Что жъ такое, скажите пожалуйста?

ГОРТЕНЗІО.

Ну само собою разумется, сударь, найдти супруга ея сестр.

ГРЕМІО.

Супруга!

ГОРТЕНЗІО.

Я говорю, супруга.

ГРЕМІО.

Положимъ, что отецъ ея и очень богатъ, но неужели ты думаешь, что найдется такой глупецъ, который бы ршился соединиться ужами брака съ адомъ?

ГОРТЕНЗІО.

Полно, Греміо, вдь мы только съ тобою не можемъ терпть ея громкаго будильника, но есть, братъ, на свт добрые люди,— стоитъ только поискать ихъ, — которые возьмутъ се со всми недостатками и порядочнымъ приданымъ.

ГРЕМІО.

Не могу спорить, только я охотне бы взялъ ея приданое съ тмъ условіемъ, чтобы меня скло каждое утро на площади.

ГОРТЕНЗІО.

Право, судя по вашимъ словамъ, плохой выборъ между гнилыми яблоками. Ну, да хорошо, ужъ когда эта рогатка длаетъ насъ друзьями, такъ дружбу эту намъ должно поддерживать до тхъ поръ, пока не пріищемъ супруга старшей дочери Баптисты, а младшей откроемъ дорогу подъ внецъ, и потомъ опять примемся за дло. Прелестная Біанка! Счастливецъ, кому она достанется на долю! Кто быстре побжитъ, тотъ достанетъ кольцо. Что вы скажете, синьоръ Греміо?

ГРЕМІО.

Я согласенъ, и пожалуй подарилъ бы ему лучшаго коня въ Паду, чтобы подъхать къ ней съ сватомъ, сосватать ее, обвнчаться съ ней, и избавить отъ нея домъ. Пойдемъ. (Уходятъ Греміо и Гортензіо.)

ТРАНІО (приближаясь).

Прошу васъ, сударь, сказать мн, возможно ли, чтобъ любовь съ разу овладла подобною крпостію?

ЛЮЧЕНТІО.

О, Траніо, пока не увримся въ этомъ, я никогда не считалъ этого пи возможнымъ, ни вроятнымъ, но вотъ смотря на нее отъ нечего длать, я испыталъ силу любви на досуг. А теперь прямо нужно сознаться теб, что для меня также таинственно и дорого, какъ Анна для карагенской царицы — долженъ сознаться, Траніо, что я сгорю, истомлюсь, умру, Траніо, если не получу руки этой молодой, скромной двушки. Посовтуй мн, Траніо, вдь я знаю, что ты можешь: помоги мн, Траніо, вдь я знаю, ты захочешь.

ТРАНІО.

Не время теперь, сударь, бранить васъ, страсти не выбранить изъ сердца. Если любовь задла васъ, то ничего не остается какъ поступить такъ: Redime te captum, quam queas minimo {Выкупай себя изъ плна, какъ можно подешевле.}.

ЛЮЧЕНТІО.

Спасибо, дружокъ, дале, это отрадно для меня. Докончи исцленіе, твои совты спасительны.

ТРАНІО.

Вы такъ долго, сударь, смотрли на двушку, можетъ ли быть, чтобъ вы не замтили, въ чемъ сущность всего?

ЛЮЧЕНТІО.

О да, я видлъ прелестную красоту ея лица, подобную красот дочери Агепора, которая заставила великаго Юпитера склониться къ ея рук, когда онъ своими колнами коснулся берега Крита.

ТРАНІО.

Боле ничего вы не видали? Ужели вы не замтили, какъ сестра ея начала браниться и подняла такую бурю, что ухо смертнаго едва ли могло бы вывести ея шумъ?

ЛЮЧЕНТІО.

Траніо, я видлъ, какъ она открывала свои коралловыя уста, какъ она своимъ дыханіемъ разливала ароматъ въ воздух, все, что я видлъ въ ней, было прекрасно.

ТРАНІО.

Нтъ, пора бы ужъ его пробудить изъ этого очарованія. Пожалуйста, проснитесь, сударь. Если вы любите двушку, то употребите весь свой умъ и изобртательность, чтобъ получить ея руку. А дло вотъ въ чемъ: старшая сестра ея такъ зла и упряма, что, пока отецъ не сбудетъ ея съ рукъ, ваша любезная, сударь, должна жить двушкою дома, и потому онъ накрпко заперъ се, чтобы ей не досаждали волокиты.

ЛЮЧЕНТІО.

Ахъ, Траніо, какой онъ жестокій отецъ! Но неужели ты не замтилъ, что онъ общался поискать для нея опытнаго учителя?

ТРАНІО.

Да, конечно, сударь, я придумалъ уже и планъ.

ЛЮЧЕНТІО.

И я тоже, Траніо.

ТРАНІО.

Даю руку, сударь, на отсченіе, наши планы, мн кажется, сходны.

ЛЮЧЕНТІО.

Скажи мн сперва твой.

ТРАНІО.

Вы хотите быть учителемъ и возьметесь учить двушку. Вотъ вамъ планъ.

ЛЮЧЕНТІО.

Ну да. Удастся ли онъ?

ТРАНІО.

Невозможно. Кто жъ будетъ играть вашу роль и представлять здсь въ Паду сына Вничентіо? Кто станетъ занимать домъ и трепать его книги, принимать своихъ друзей, посщать соотечественниковъ и задавать пиры?

ЛЮЧЕНТІО.

Баста! будь спокоенъ, я выполню свой планъ. Насъ еще не видали ни въ одномъ дом, и не могутъ распознать по нашимъ лицамъ, кто господинъ и кто слуга. Изъ этого слдуетъ вотъ что: ты, Траніо, вмсто меня будешь господиномъ, будешь пользоваться домомъ, гардеробомъ и прислугою точно также, какъ бы мн слдовало. А я хочу быть другимъ, Флорентинцемъ или Неаполитанцемъ или какимъ-нибудь простымъ человкомъ изъ Пизы. Что высадится, то и выйдетъ. Раздвайся-ка, Траніо, надвай мою цвтную шляпу и плащъ. Когда придетъ Біонделло, онъ будетъ служатъ теб, но я заговорю прежде его языкъ.

ТРАІНО.

Того требуетъ необходимость (перемняются одеждами). Однимъ слономъ, сударь, если вамъ это угодно, то я обязанъ повиноваться, (такъ батюшка нашъ мн приказывалъ, провожая васъ: служи моему сыну, говорилъ онъ, хотя, по моему мннію, это было сказано въ другомъ смысл). Траніо согласенъ быть Лючентіо, потому-что онъ очень любитъ Лючентіо.

ЛЮЧЕНТІО.

Быть такъ, Траніо, потому-что Лючентіо любитъ. А я буду слугою, чтобъ заслужить эту двушку, которая однимъ взглядомъ покорила мои раненые глаза.

(входитъ Біонделло.)

Вотъ идетъ плутъ. Гд ты это прятался, пріятель?

БІОНДЕЛЛО.

Гд я прятался? Нтъ? что это значитъ, куда вы запрятались? Товарищъ мой что ли укралъ у насъ платье, или вы у него украли? или оба украли другъ у друга? Скажите, пожалуйста, что это за новости?

ЛЮЧЕНТІО.

Поди сюда, пріятель, теперь не время шутить, а поэтому веди себя, какъ требуетъ время. Вотъ твой товарищъ, Траніо, чтобъ спасти мою жизнь, одлся въ мое платье и санъ, а я въ его, чтобы убжать. Только-что я вышелъ на берегъ, какъ въ драк убилъ человка, и теперь боюсь, чтобъ меня не открыли. Приказываю теб служить ему, какъ должно, а я между-тмъ удалюсь отсюда, чтобъ снасти свою жизнь. Ты понимаешь меня?

БІОНДЕЛЛО.

Я, сударь? ни крошки.

ЛЮЧЕНТІО.

И чтобъ ни крошки, Траніо, не было въ твоемъ рту, Траніо преобразился въ Лючентіо.

БІОДЕЛЛО.

Тмъ лучше для него, ахъ кабы и мн также!

ТРАНІО.

Въ такомъ случа, дружокъ, пожалуй, во мн родится другое желаніе — чтобъ Лючентіо завладлъ младшею дочерью Баптисты. Но, пріятель, не ради меня, а ради своего господина, совтую теб благоразумне обращаться со мною при всякомъ случа. Когда я одинъ, ну, такъ я Траніо, но во всякомъ другомъ мст твой господинъ — Лючентіо.

ЛЮЧЕНТІО.

Траніо, пусть будетъ такъ. Остается еще одно, что теб нужно исполнить,— сдлаться однимъ изъ этихъ жениховъ. Если ты спросишь: для чего? то, sufficit, мои причины важны и хороши.

(Уходятъ.)

1-й СЛУГА.

Милордъ, вы дремлете, врно, вамъ не нравится игра.

СЛЯЙ.

Да, клянусь св. Анною, это правда. Подлинно, изрядная матерія, выйдетъ ли что-нибудь боле изъ этого?

ПАЖЪ,

Милордъ, это только начало.

СЛЯЙ?

Славный кусокъ работы, мадамъ жена, ахъ, кабы этимъ кончилось!

СЦЕНА II.

(Тамъ же. Передъ домомъ Гортензіо.)

Выходятъ Петруккіо и Груміо.

ПЕТРУККІО.

Я выпросилъ на время отпускъ изъ Вероны, чтобъ повидаться съ своими друзьями въ Паду, но особенно съ любезнйшимъ и врнйшимъ другомъ Гортензіо, я думаю, это его домъ. Груміо, стукни-ка, здсь хорошенько.

ГРУМІО.

Стукнуть сударь! кого стукнуть! Кто здсь васъ обидлъ?

ПЕТРУККІО.

Дурачина, говорю я, стукни у меня здсь покрпче?

ГРУМІО.

Стукнуть васъ здсь, сударь? какъ, сударь, кто я такой, сударь, чтобъ стукнуть васъ здсь, сударь?

ПЕТРУККІО.

Дуракъ, говорю я, стукни у меня въ эту дверь, да хорошенько, или я стукну твою дурацкую голову,

ГРУМІО.

Мой господинъ сдлался придирчивымъ. Стукни васъ прежде, такъ ужъ я знаю, что мн придетъ посл хуже.

ПЕТРУККІО.

Такъ ты не хочешь? Ну, пріятель, ты не хочешь стучать, такъ я заставлю, я попытаю, какъ ты можешь пть sol, fa.

(деретъ Груміо за уши.)

ГРУМІО.

Помогите, братцы, помогите! мой господинъ сошелъ съ ума.

ПЕТРУККІО.

Ну, ступи, когда я приказываю теб, бездльникъ, негодяй!

(выходитъ Гортензіо.)

ГОРТЕНЗІО.

Что это значитъ! за что это? Старинный пріятель Груміо! и мой добрый другъ Петруккіо! Какъ вы поживаете въ Верон?

ПЕТРУККІО.

Синьоръ Гортензіо, вы пришли разнять драку? Con tutto il core bene trovato, могу сказать.

ГОРТЕНЗІО.

Alla nostra casa benevenuto,
Molto honorato signior mio Petruchio.
Вставай, Груміо, вставай, мы помиримъ эту ссору.

ГРУМІО.

Нтъ, нужды нтъ, что онъ читаетъ по-латыни. Не законная ли причина для меня оставить свою службу?…. Посудите сами, сударь…. онъ приказалъ мн стукнуть его и стукнуть покрпче, сударь, ну, пристало ли слуг такъ поступать съ своимъ господиномъ, вдь мн, статься можетъ, (сколько я знаю) есть два и тридцать безъ очка?
Ну ужъ, Господи, когда бъ я стукнулъ-то его хорошенько прежде, такъ Груміо не пришлось бы хуже.

ПЕТРУККІО.

Безтолковый дуракъ! любезный Гортензіо, я приказалъ бездльнику стукнуть въ вашу дверь, и ни за что въ свт не могъ заставить его.

ГРУМІО.

Стукнуть въ дверь! О небеса! не сказали ль вы ясно и внятно: молодецъ, стукни меня здсь, побей меня здсь, стукни меня хорошенько и стукни меня покрпче? А теперь подъхали съ чмъ — постучать въ дверь?

ПЕТРУККІО.

Молодецъ, я совтую теб уйдти, или замолчать.

ГОРТЕНЗІО.

Терпніе, Петруккіо, я ручаюсь за Груміо. Это такъ только непріятный случай замшался между вами и имъ,— вашимъ старымъ, врнымъ и веселымъ слугою, Груміо. Но скажите мн теперь, милый другъ, какой счастливый втеръ примчалъ васъ изъ древней Вероны сюда въ Падуу?

ПЕТРУККІО.

Такой же втеръ, какой гоняетъ молодежь по свту, чтобы поискать счастія за порогомъ своего дома гд опытность скупо зретъ. Но короче, синьоръ Гортензіо, со мной случилось вотъ что: Антоніо, отецъ мой, умеръ, и я бросился въ этотъ водоворотъ міра, чтобъ счастливо жениться и поживиться какъ нельзя лучше. Въ кошельк моемъ есть казна, а дома имніе, и такъ я пришелъ посмотрть на свтъ въ чужихъ краяхъ.

ГОРТЕНЗІО.

Петруккіо, не обратиться ли мн къ теб по-просту и не найдти ли теб злую и дурную жену? Ты не совсмъ будешь благоларенъ мн за совтъ, но я общаю, что она будетъ богата и очень богата…. Но ты ужъ черезъ чуръ мой другъ и я не стану теб сватать ее.

ПЕТРУККІО.

Синьоръ Гортензіо, между такими друзьями, какъ мы, ненужно много словъ: поэтому, если ты знаешь какую-нибудь двушку довольно богатую для жены Петруккіо (такъ какъ богатство есть припвъ моей свадебной плясовой псни), то, будь она также гадка, какъ возлюбленная Флорентина {Одинъ молодой человкъ, по имени Флорентинъ, былъ такъ прельщенъ блескомъ и цвтами драгоцнныхъ камней, жемчуговъ, колецъ, тканей, шалей, кружевъ, золота, блестокъ и другихъ затйливыхъ мелочей, что влюбившись ночью въ одну двушку, сходилъ съ ума пока не женился на ней. Ео утромъ разсмотрлъ, что она прикрашивалась только румянами, а на самомъ дл была чрезвычайно гадкое, желтое, морщинистое и безобразное твореніе, и потому никогда не жилъ съ нею, и принужденъ былъ молчать, что онъ женился на гниломъ скелет, подкрашенномъ и одтомъ въ красивое платье, а потомъ началъ чахнуть съ горя и отравилъ себя ядомъ. Gomesins Libr. III. de Sal. Gen. cap. 22.}, также стара, какъ Сивилла и также зла и упряма, какъ Сократова Ксантиппа, или еще хуже, она не задушитъ, по крайней мр, не потушитъ во мн страсти, если бы даже она также бушевала, какъ штормъ на Адріатическомъ мор. Я пріхалъ жениться богато въ Паду,-а богато въ Паду значитъ счастливо.

ГРУМІО.

Вы видите, сударь, онъ говоритъ вамъ напрямикъ, что думаетъ. Э, дайте ему побольше золота и жените его на кукл, болван или на старой хрычовк, у которой нтъ ни одного зуба во рту, хотя бы она имла столько болзней, сколько найдется у пятидесяти-двухъ лошадей: отъ того не терпятъ убытка что приноситъ прибыль.

ГОРТЕНЗІО.

Петруккіо, когда мы зашли уже такъ далеко, то я стану продолжать то, что затялъ въ шутку. Я могу, Петруккіо, найдти теб жену, довольно богатую, молодую и прекрасную, воспитана она, какъ слдуетъ благородной двиц. Въ ней одинъ недостатокъ (и недостатокъ большой), она такъ нестерпимо зла, упряма и своенравна, что, будь мое состояніе хуже теперешняго, я не женился бы на ней за цлую гору золота.

ПЕТРУККІО.

Полно, Гортензіо, ты не знаешь силы золота. Назови мн имя ея отца и этого довольно, я возьму ее на абордажъ, хотя бы она ревла такъ же сильно, какъ громъ, разрывающій осеннія облака.

ГОРТЕНЗІО.

Отецъ ея Баптиста Минола, гостепріимный и образованный дворянинъ, а ея имя Катарина Минола, извстная въ Паду по своему бранчивому языку.

ПЕТРУККІО.

Я знаю ея отца, но ея не знаю ея. Баптиста Минола хорошо зналъ моего покойнаго отца. Я не усну, Гортензіо, пока не увяжу ея, и поэтому позвольте мн быть съ вами такъ смлымъ, чтобы оставить васъ при этой первой встрч, если только вы не хотите проводить меня туда.

ГРУМІО.

Прошу васъ, сударь, позвольте ему идти, пока есть у него охота. О, честное слово, если бы она знала его такъ, какъ я, то увидла бы, что бранью немного хорошаго сдлаешь изъ него. Пожалуй, называй его полдвадцать, или двадцать разъ плутомъ, да это ничего. Я вотъ что скажу вамъ, сударь, подзадорь она его только чуть-чуть, такъ онъ тотчасъ нарисуетъ фигуру на ея лиц и такъ обезфигуритъ ее, что у ней уже не будетъ боле такихъ зоркихъ глазъ, какъ у кошки. Вы не знаете его, сударь.

ГОРТЕНЗІО.

Погоди, Петруккіо, я пойду съ тобою, у Баптисты хранится мое сокровище, онъ держитъ въ заперти бриліантъ моей жизни, свою младшую дочь, прекрасную Біанку, и прячетъ ее отъ меня, а еще боле отъ другихъ такихъ же обожателей и моихъ соперниковъ. Считая вещію невозможною (по причин тхъ гршковъ, о которыхъ я прежде говорилъ), чтобы Катарина когда-либо вышла замужъ, Баптиста сдлалъ слдующее распоряженіе: что никто не будетъ имть доступа къ Біанк, пока не выдастъ своей сварливой Катарины.

ГРУМІО.

Сварливой Катарины! Это прозваніе для двушки самое дурное изъ всхъ прозваній.

ГОРТЕНЗІО.

Теперь мой другъ Петруккіо сдлаетъ мн милость, и представитъ меня, переодтаго въ степенное платье, старому Баптист, какъ опытнаго учителя музыки для обученія Біанки, посредствомъ этой уловки я, по крайней мр, могу имть свободу и случай объясниться съ нею въ любви, и, не подавъ подозрнія, присвататься къ ней, чрезъ все же саму.

(Входятъ Греміо, съ нимъ переодтый Лючентіо съ книгою подъ мышкою,)

ГРУМІО.

Здсь нтъ плутовства! Посмотрите-ка какъ молодежь сговорилась провесть стариковъ! Господинъ, посмотрите-ка кто это здсь идетъ? А?

ГОРТЕНЗІО.

Молчи, Груміо, это мой соперникъ. Петруккіо, погоди минутку.

ГРУМІО.

Молодой повса, а настоящій влюбленный! (Они отходятъ въ сторону).

ГРЕМІО.

О, очень хорошо, я перечиталъ каталогъ. Слушайте, сударь, покрасиве переплетите мн ихъ. Смотрите, чтобы книги были только любовныя, а другихъ книгъ не читайте ей. Вы понимаете меня. Я заплачу за это щедро, сверхъ того чмъ наградитъ васъ великодушіе синьора Баптисты. Возьмите также бумаги и извольте мн получше надушить ихъ, потому-что къ кому пойдутъ он, та пріятне самыхъ ароматовъ. Что вы будете читать съ нею?

ЛЮЧЕНТІО.

Что бы ни читалъ, я буду отдавать вамъ отчетъ во всемъ, какъ моему патрону, (будьте въ томъ уврены) такъ врно, какъ будто вы были сами тамъ. Да, и, быть-можетъ съ большею отчетливостію, нежели вы, даромъ, что вы ученый, государь мой!

ГРЕМІО.

О, эта ученость! Что въ ней!

ГРУМІО.

Э, такъ этотъ тетеревъ! Какой онъ оселъ!

ПЕТРУККІО.

Молчать!

ГОРТЕНЗІО.

Тсъ, Груміо! Помогай Богъ, синьоръ Греміо!

ГРЕМІО.

Счастливая встрча, синьоръ Гортензіо. Знаете ли вы, куда я илу? Къ Баптист Минол. Я далъ слово похлопотать объ учител для прекрасной Біанки и, по счастію, нашелъ очень хорошаго въ этомъ молодомъ человк, потому-что по учености и по поведенію своему онъ годится въ ея учители, хорошо знаетъ поэзію и другія науки, увряю васъ.

ГОРТЕНЗІО.

Это хорошо. Мн тоже попался человкъ, который общаетъ найдти мн другаго учителя, хорошаго музыканта. Я также не хочу ни на шагъ отстать сзади въ услугахъ прекрасной Біанк, которую я такъ люблю.

ГРЕМІО.

А какъ люблю, это докажутъ мои дла.

ГРУМІО (въ сторону).

И тоже докажетъ его кошелекъ.

ГОРТЕНЗІО.

Греміо, теперь не время толковать о любви. Выслушайте меня, и если угодно, я разскажу вамъ новости пріятныя для. обоихъ насъ. Этотъ благородный господинъ, котораго я нечаянно встртилъ, хочетъ просить руки Катарины, да, и жениться на ней, если понравится ея приданое.

ГРЕМІО.

Сказано, сдлано, хорошо. Гортензіо, разсказали ль вы ему о ея недостаткахъ.

ПЕТРУККІО.

Я знаю, что у нея злой и скучно бранчивый языкъ, если это все, господа, то я не вижу еще ничего худаго.

ГРЕМІО.

Нтъ, серьозно? Откуда вы?

ПЕТРУККІО.

Изъ Вероны, сынъ стараго Антоніо. Отецъ мой умеръ, оставивъ мн все богатство. И я надюсь жить счастливо а долго.

ГРЕМІО.

О, милостивый государь, такая ршимость жить и съ подобною женою кажется странною. Но станете ли вы сватать эту дикую кошку?

ПЕТРУККІО.

Ужели мн не жить?

ГРУМІО (въ сторону).

Будетъ ли онъ сватать ее? а нето я выгоню ее.

ПЕТРУККІО.

Для чего же я пришелъ сюда, какъ не съ этимъ намреніемъ? Вы думаете, что маленькій шумъ испугаетъ мои уши? Разв я въ свое время не слыхалъ рыканія львовъ? Разв я не слыхалъ, какъ море, бичуемое втрами, ярится, подобно свирпымъ кабанамъ, покрытымъ кровавымъ потомъ? Не слыхалъ что ли я многочисленной артиллеріи на пол сраженія и артиллеріи небесной, гремящей въ облакахъ? Разв я не слыхалъ въ пылу битвы громкихъ криковъ, ржанія коней и звуковъ трубъ? И вы говорите мн о язык женщины, который и вполовину не производитъ такого сильнаго удара для слуха, какой производитъ каштанъ на очаг фермера? Полно, полно! пугайте дтей домовымъ….

ГРУМІО (въ сторону).

А домоваго ничемъ не испугаешь.

ГРЕМІО.

Послушай, Гортензіо! Этотъ господинъ пріхалъ въ счастливый часъ, моя душа предчувствуетъ его счастіе и наше.

ГОРТЕНЗІО.

Я общалъ, мы должны принять участіе и всми средствами помогать успхамъ его сватанья.

ГРЕМІО.

Да, непремнно. Если бъ онъ только побдилъ ее.

ГРУМІО (въ сторону).

И я также, въ ожиданіи хорошаго обда.

(Входятъ Траніо, хорошо одтый, и Біонделло).

ТРАНІО.

Богъ помощь, господа! Смю спросятъ васъ, укажите мн ближайшую дорогу къ дому синьора Баптисты Менолы?

ГРЕМІО.

Не того ли, у котораго дв прекрасныя дочери…. (въ сторону къ Траніо), вы о немъ говорите?

ТРАНІО.

Да, о немъ, Біонделло!

ГРЕМІО.

Послушайте, милостивый государь, вы не думаете ли къ ней….?

ТРАНІО.

Можетъ-быть, къ нему и къ ней, милостивый государь, что вамъ за дло?

ПЕТРУККІО.

Позвольте васъ спросить, сударь, не къ той ли досадной крикунь?

ТРАНІО.

Я не люблю, сударь, кто мн досаждаетъ. Біонделло, пойдемъ.

ЛЮЧЕНТІО, (въ сторону.)

Хорошо начинаешь, Траніо.

ГОРТЕНЗІО.

Милостивый государь, одно слово прежде, нежели уйдете. Вы любите двушку, о которой говорите? да, или нтъ?

ТРАНІО.

А если бы и такъ, милостивый государь, кого это оскорбятъ?

ГРЕМІО.

Никого, если вы безъ дальнихъ объясненій удалитесь отсюда.

ТРАНІО.

Почему такъ, позвольте васъ спросить, сударь, разв улицы не одинаково свободны для меня и для васъ?

ГРЕМІО.

Улицы такъ, но не она.

ТРАНІО.

А почему жъ? спрошу я васъ.

ГРЕМІО.

Потому, если вы хотите знать, что она уже предметъ любви синьора Греміо.

ГОРТЕНЗІО.

И она же избранная синьора Гортензіо.

ТРАНІО.

Потише, господа! Если вы благородные люди, докажите мн свое право на благородство…. выслушайте меня терпливо. Баптиста знатный дворянинъ, которому не совсмъ незнакомъ мой отецъ, и, будь его дочь еще прекрасне, она имла бы еще боле обожателей и меня въ числ ихъ. У дочери прекрасной Леды было до тысячи обожателей, поэтому прекрасная Біанка очень можетъ имть однимъ боле, и такъ она будетъ имть у себя еще одного обожателя, Лючентіо будетъ этимъ однимъ, хотя бы пришелъ и самъ Парисъ, въ надежд сдлаться единственнымъ.

ГРЕМІО.

Что! Этотъ господинъ хочетъ заговорить всхъ?

ЛЮЧЕНТІО.

Опустите ему, сударь, вожжи, такъ онъ забурлитъ, какъ дрожжи.

ПЕТРУККІО.

Гортензіо, къ чему вс эти слова?

ГОРТЕНЗІО.

Милостивый государь, позвольте спросить васъ, видли вы когда-нибудь дочь Баптисты?

ТРАІНО.

Нтъ, сударь. Но и слышалъ, что у него дв, одна прославилась своимъ бранчивымъ языкомъ, а другая прелестною скромностію.

ПЕТРУККІО.

Милостивый государь, милостивый государь, первую предоставьте мн, ее мимо.

ГРЕМІО.

Да, предоставьте этотъ трудъ великому Геркулесу. Съ нею гораздо трудне справиться, нежели съ двнадцатью Алкидами.

ПЕТРУККІО.

Милостивый государь, вы узнаете это отъ меня, не правда ли? доступъ къ младшей дочери, о которой вы навдываетесь, прегражденъ ея отцомъ для обожателей, а пока его старшая дочь не выйдетъ замужъ, онъ общалъ не выдать младшую ни за кого. Тогда только она будетъ свободна, но не прежде.

TPAHIO.

Если такъ, то вы сдлаете намъ всмъ величайшее одолженіе, и конечно, когда пробьете ледъ и выкините эту штуку — завладете старшею, и къ младшей откроете для насъ доступъ — то кому посчастливится получить ея руку, не останется не благодарнымъ.

ГОРТЕНЗІО.

Вы хорошо говорите и понимаете дло, и съ-тхъ-поръ, какъ вы поступили въ число ея обожателей, также какъ и мы, вы должны быть признательнымъ къ этому господину, которому мы вс обязаны.

ТРАНІО.

Я не оплошаю, милостивый государь. И въ знакъ этого, проведемъ повеселе ныншній вечеръ и попьемъ за здоровье нашихъ очаровательницъ, поступимъ какъ адвокаты въ тяжебныхъ длахъ, которые хотя и сильно спорятъ, но дятъ и пьютъ какъ друзья.

ГРЕМІО И БІОНДЕЛЛО.

Превосходное предложеніе! пойдемте, друзья.

ГОРТЕНЗІО.

Въ самомъ дл, недурное предложеніе, быть такъ, Петруккіо, я буду вашимъ ben venuto.

(Уходятъ.)

ДЙСТВІЕ ВТОРОЕ.

СЦЕНА I.

(Тамъ же. Комната въ дом Баптисты.)

Входитъ Катарина и Біанка.

БІАНКА.

Милая сестрица, не срамите ни меня, ни себя, не заставляйте быть невольницей и служанкой,— это несносно, а эти пустые наряды, — развяжите только мн руки, — я вс ихъ сброшу съ себя, или прикажите мн, что вамъ угодно, я все сдлаю, я очень хорошо знаю свои обязанности къ старшимъ.

КАТАРИНА.

Приказываю теб, скажи мн, кого ты любишь больше изъ всхъ своихъ обожателей. Да, смотри, не скрытничай.

БІАНКА.

Поврьте мн, сестрица, изъ всхъ мужчинъ на снг, я еще не замтила такого, котораго бы лицо мн особенно нравилось.

КАТАРИНА.

Лжешь ты, баловница… А Гортензіо?

БІАНКА.

Если онъ нравится вамъ, сестрица, то клянусь, я сама уговорю его быть вашимъ.

КАТАРИНА.

О, такъ врно теб нравится больше богачъ, ты хочешь за Греміо, чтобъ побогаче наряжаться.

БІАНКА.

Такъ изъ-за него-то вы такъ завидуете мн? Нтъ, вы шутите, теперь я хорошо понимаю, что вы во все это время шутили надо мною. Пожалуйста, Катенька, развяжите мн руки.

КАТАРИНА.

Если это все была шутка, такъ вотъ и другая.

(Бьетъ ее.)

Входитъ Баптиста.

БАПТИСТА.

Э! что это значитъ, сударыня? откуда взялась такая дерзость?.. Біанка, отойди отъ нея! Бдненькое дитя, она плачетъ. Поди, сядь за иголку, не связывайся съ нею. Но стыдно ли теб, негодный бсенокъ, за что ты обижаешь ее, когда она ни чмъ не досадила теб? Сказала ли она теб, хоть одно обидное слово?

КАТАРИНА.

Она смется надо мною своимъ молчаніемъ, и я отомщу ей.

(Бросается на Біанку).

БАПТИСТА.

Какъ! при моихъ глазахъ? Біанка, уйди отсюда.

(Біанка уходитъ.)

КАТАРИНА.

Вы не позволяете! А! теперь я вижу, что она сокровище ваше, что вы хотите выдать ее за мужъ, а я принуждена буду танцовать босикомъ на ея свадьб и, по милости вашей любви къ ней, весть обезьянъ въ адъ. Не говорите со мною, я пойду сидть и плакать, пока не найду случая отмстить за себя.

(Катарина уходитъ.)

БАПТИСТА.

Былъ ли когда-нибудь такой несчастный отецъ, какъ я? Но кто это идетъ сюда?

(Входятъ Греміо съ Лючентіо, въ одежд простаго человка, Петруккіо, съ Гортензіо, преобразившимся въ музыкальнаго учителя, и Траніо съ Біонделло, который несетъ лютню и книги.)

ГРЕМІО.

Добраго утра, сосдъ Баптиста!

БАПТИСТА.

Здравствуйте, сосдъ Греміо… Мое почтеніе, господа!

ПЕТРУККІО.

И вамъ равномрно, добрый синьоръ. Скажите на милость, у васъ есть дочь прекрасная и предобрая, которую зовутъ Катариною?

БАПТИСТА.

У меня есть, сударь, дочь, которую зовутъ Катариною.

ГРЕМІО.

Ужъ это слишкомъ на-прямокъ, объясняйтесь пообстоятельне.

ПЕТРУККІО.

Вы мн мшаете, синьоръ Греміо, дайте мн просторъ…. Я, сударь, веронскій дворянинъ, слыша объ ея ум, красот, обходительности, застенчивой скромности, удивительныхъ способностяхъ и кроткомъ поведеніи, я осмлился явиться незванымъ гостемъ въ вашемъ дом, чтобы своими глазами удостовриться въ справедливости молвы, которая такъ часто повторялась, и, вмсто предисловія къ моему новому знакомству, я представляю вамъ моего друга, (представляя Гортензіо), опытнаго въ музык и математик, который можетъ научить ее вполн этимъ предметамъ, въ которыхъ, какъ мн извстно, она не несвдуща. Примите его, или иначе, вы оскорбите меня, его имя Личіо, родомъ изъ Мантуи.

БАПТИСТА.

Прошу пожаловать, милостивый государь. Но что касается до моей дочери, Катарины, то, къ великому моему прискорбію, долженъ сказать, что она не годится вамъ.

ПЕТРУККІО.

Я вижу вамъ не хочется разстаться съ нею, или иначе, я самъ не нравлюсь вамъ.

БАПТИСТА.

Не толкуйте моихъ словъ въ дурную сторону, я говорю правду. Откуда вы, сударь? какъ ваше имя?

ПЕТРУККІО.

Мое имя Петруккіо, сынъ Антоніо, человка очень извстнаго во всей Италіи.

БАПТИСТА.

Я хорошо знаю его, и по немъ покорно прошу васъ пожаловать.

ГРЕМІО.

Будетъ съ васъ, Петруккіо, позвольте намъ, бднымъ просителямъ, говорить также. Посторонитесь! Вы удивительно проворны.

ПЕТРУККІО.

О, извините, синьоръ Греміо, но мн хотлось бы кончить.

ГРЕМІО.

Я не сомнваюсь въ томъ, сударь, но вы будете проклинать свое сватовство. Сосдъ, я увренъ, что это подарокъ самый пріятный. Чтобы съ своей стороны доказать свою вжливость, которою вы меня обязывали боле, нежели кто-нибудь другой, я представляю вамъ этого молодаго учителя, (представляя Лючентіо), который долго обучался въ Реймс, и также свдущъ въ греческомъ, латинскомъ и другихъ языкахъ, какъ другой въ музык и математик. Имя его Камбіо, прошу принять его услуги.

БАПТОСТА.

Тысяча благодарностей, синьоръ Греміо, прошу пожаловать, добрый Камбіо. Но, благородный синьоръ (къ Траніо), мн кажется, вы пришли, какъ посторонній, смю ли я узнать причину вашего посщенія?

ТРАНІО.

Извините меня, милостивый государь, что я, чужестранецъ въ этомъ город, осмливаюсь искать руки вашей дочери, прекрасной и добродтельной Біанки. Мн отчасти извстна ваша твердая ршимость выдать сперва за мужъ старшую, я прошу только одной милости, чтобы, узнавши о моемъ происхожденіи, позволили мн быть въ числ другихъ ея жениховъ, пользоваться вашею благосклонностію и свободнымъ къ вамъ входомъ, наравн съ другими. А для образованія вашей дочери, я принесъ простой инструментъ и нсколько греческихъ и латинскихъ книгъ. Принявъ ихъ, вы придадите имъ цны.

БАПТИСТА.

Ваше имя Лючентіо? Откуда вы, позвольте спросить?

TPAHIO.

Изъ Пизы, сударь, сынъ Винчентіо.

БАПТИСТА.

Знаменитый человкъ въ Пиз, по слухамъ я знаю его очень хорошо, покорнйше прошу пожаловать, сударь. (Къ Гортензіо) Вы берите лютню, (къ Лючентіо) а вы эти книги. Сейчасъ же вы увидите своихъ ученицъ. Эй! кто тамъ?

(Входитъ слуга).

Человкъ, отведи этихъ господъ къ моимъ дочерямъ, и скажи имъ, что они ихъ учители, и чтобъ они приняли ихъ получше. (Слуга уходитъ съ Гортензіо, Лючентіо и Біонделло.) А мы пройдемся не много по саду и потомъ пообдаемъ. Я чрезвычайно вамъ радъ, господа.

ПЕТРУККІО.

Синьоръ Баптиста, мои дла требуютъ поспшности, и поэтому я не могу приходить къ вамъ каждый день свататься. Вы хорошо знали моего отца, слдовательно и меня единственнаго наслдника всего его движимаго и недвижимаго имнія, которое я скоре увеличилъ, чмъ промоталъ, — такъ скажите мн, если я пріобрту любовь вашей дочери, то какое получу за нею приданое?

БАПТИСТА.

Посл моей смерти, половина моего имнія, а теперь въ распоряженіе двадцать тысячъ кронъ.

ПЕТРУККІО.

А, за такое приданое, я обезпечиваю ея вдовство,— если только она переживетъ меня, — всмъ моимъ наслдственнымъ и благопріобртеннымъ имніемъ. Ну, да объ этомъ объяснимся пообстоятельве, чтобы договоръ скрпилъ выгоды той и другой стороны.

БАПТИСТА.

Да, когда главное обстоятельство приведено будетъ въ ясность, то-есть ея любовь, потому-что это главное.

ПЕТРУККІО.

О, это ничего, сказать по правд, я также настойчивъ, какъ она горда, а гд два жестокіе огня встртятся вмст, они пожираютъ то, что питаетъ ихъ пламя, хотя маленькій огонекъ увеличивается при маломъ втр, но сильный втеръ задуваетъ огонь и все, я приступлю къ ней, и она уступитъ мн, вдь я удалой и не стану ухаживать, какъ ребенокъ.

БАПТИСТА.

Ну, такъ ухаживай за нею, желаю теб счастливаго успха. Но на всякой случай вооружись противу всхъ возможныхъ колкостей.

ПЕТРУККІО.

Да, твердостію, какъ горы противъ втровъ, которые хоть и постоянно дуютъ, а горъ не колеблютъ.

(Входитъ Гортензіо съ разбитою головою.)

БАПТИСТА.

Что это значитъ, мой другъ? Отчего ты такъ блденъ?

ГОРТЕНЗІО.

Увряю васъ, я поблднлъ отъ страха.

БАПТИСТА.

Что, общаетъ ли моя дочь хорошую музыкантшу?

ГОРТЕНЗІО.

Мн кажется, она скоре общаетъ солдата, съ ружьемъ бы ей возиться, а не съ лютней.

БАПТИСТА.

Неужели ты не могъ пріучить ея пальцовъ летать по струнамъ лютни?

ГОРТЕНЗІО.

О. нтъ, потому-что лютня разлетлась въ дребезги о мою голову. Я только сказалъ ей, что она ошиблась въ ладахъ, и поправилъ ея руку, какъ она вспыхнула и закричала: ‘вы это называете ладами? вотъ я ихъ прилажу.’ Съ этимъ словомъ она ударила меня по голов, а я стоялъ нсколько времени пораженный, какъ позорный столбъ. Между-тмъ какъ она называла меня негоднымъ скрипачомъ и глупымъ паяццомъ, и двадцатью подобными именами, какъ будто нарочно училась ругать меня.

ПЕТРУККІО.

О, клянусь вселенною, они превеселая двица, я люблю ее въ десять разъ боле, нежели прежде. Ахъ, почему я давно не поболталъ съ нею!

БАПТИСТА.

Ну, пойдемъ со мною, да не будь такъ трусливъ, впередъ ты будешь заниматься съ моею младшею дочерью, она иметъ способности и будетъ благодарна за хорошія наставленія. Синьоръ Петруккіо, не угодно ли вамъ съ нами? или послать къ вамъ дочь мою, Катю?

ПЕТРУККІО.

Сдлайте одолженіе, я буду ожидать ее здсь, (Баптиста, Греміо, Траніо и Гортензіо уходятъ) и шутя сосватаю ее за себя, когда она придетъ. Начни она браниться, ну, такъ я скажу ей прямо, что она поетъ также пріятно, какъ соловей, нахмурься она, я скажу, что она смотритъ также весело, какъ утренняя роза, освженная росою. Если она будетъ нмою и не станетъ говорить со мною ни слова, такъ я разхвалю ея оборотливость въ разговорахъ и скажу, что она говоритъ поразительно-краснорчиво. Если она прикажетъ мн убраться, я поблагодарю ее, какъ будто она пригласила меня остаться съ нею на цлую недлю. Если она откажется выйдти за меня за мужъ, я спрошу, когда ей угодно будетъ объявить о помолвк и назначить день брака. А вотъ она идетъ, ну, Петруккіо начинай.

(Входитъ Катарина).

Здравствуйте, Катя, вдь я слышалъ, что васъ такъ зовутъ.

КАТАРИНА.

Вы слышали, да немного не дослышали, вс, кто говоритъ со мною, называютъ меня Катариной.

ПЕТРУККІО.

Нтъ, сударыня, васъ называютъ и просто Катею, и милою Катею, а иногда и злою Катею, но Катя премиленькой котеночекъ въ Христендом, Катенька изъ всхъ котенковъ мой прелакомый котеночекъ, потому-что вс котята лакомы, и потому, Катя, выслушай меня, Катя — моя утха, слыша, какъ не всхъ городахъ превозносили твою скромность и трубили о твоей добродтели и красот (хотя не такъ громко, какъ бы слдовало), я двинулся сватать тебя. Притомъ же, говорили, что ты молода и легка.

КАТАРИНА.

Слишкомъ легка для такого рохли, какъ вы, чтобъ поймать меня, но точь-въ-точь такъ тяжела, сколько во мн тянетъ всу отъ ногъ до чела {Въ подлинник — Петруккіо слово be (быть) принимаетъ за bee (пчела), въ перевод этого оборота съ точностію передать нельзя.}.

ПЕТРУККІО.

Пчела? такъ должна жужжать.

КАТАРИНА.

Хорошо, словилъ, какъ будто ястребъ.

ПЕТРУККІО.

О, уставшая голубка! Словилъ тебя ястребъ!

КАТАРИНА.

Да, если онъ принимаетъ ее за голубку, а ловитъ онъ ястребицу.

ПЕТРУККІО.

Полно, полно, ты оса, я врю, что ты очень зла.

КАТАРИНА.

Если бъ я была оса, такъ боялись бы моего жала.

ПЕТРУККІО.

Такъ у меня есть средство вырвать его.

КАТАРИНА.

Да, если простофиля можетъ найдти, гд оно хранится.

ПЕТРУККІО.

Кто не знаетъ, гд оса носитъ свое жало? Въ хвост.

КАТАРИНА.

Въ язычк.

ПЕТРУККІО.

Въ какомъ язычк?

КАТАРИНА.

Въ вашемъ, если вы говорите о хвостахъ: и такъ прощаете.

ПЕТРУККІО.

Какъ съ моимъ языкомъ въ вашемъ хвост? Нтъ, воротитесь, милая Катя, я дворянинъ.

КАТАРИНА.

Я это сейчасъ узнаю. (Бьетъ его,)

ПЕТРУККІО.

Клянусь, я вамъ дамъ оплеуху, если вы въ другой разъ ударите меня.

КАТАРИНА.

Такъ вы должны потерять свою дворянскую грамату. Если вы ударите меня, такъ вы не дворянинъ, а если не дворянинъ, такъ не имете дворянской граматы.

ПЕТРУККІО.

Герольдъ, Катя? О, внеси меня въ свои книги!

КАТАРИНА.

Какой вашъ гербъ? Птушій гребень?

ПЕТРУККІО.

Нтъ, полно, Катя, полно, не смотри же такъ кисло.

КАТАРИНА.

У меня такой обычай, когда я увожу лсное яблоко.

ПЕТРУККІО.

Здсь нтъ лснаго яблока, не смотри же такъ кисло.

КАТАРИНА.

Есть, есть.

ПЕТРУККІО.

Такъ покажи его мн.

КАТАРИНА.

Если бъ у меня было зеркало, я показала бы.

ПЕТРУККІО.

Какъ? вы говорите о моемъ лиц?

КАТАРИНА.

Хорошо угадано для такого молокососа.

ПЕТРУККІО.

Да, я слишкомъ молодъ для васъ.

КАТАРИНА.

А такъ изсохли.

ПЕТРУККІО.

Это отъ безпокойствъ.

КАТАРИНА.

Я не хочу васъ больше безпокоитъ.

ПЕТРУККІО.

Нтъ, послушайте, Катя, право, вы не уйдете такъ.

КАТАРИНА.

Я разсержу васъ, если останусь, позвольте мн удалиться.

ПЕТРУККІО.

Нтъ, нисколько. Я нахожу васъ чрезвычайно милою. Мн говорили, будто ты груба, задорлива и упряма, а теперь я вижу, что молва была совершенно ложная, потому-что ты весела, игрива и очень вжлива, и хотя скупа на слова, но мила, какъ весенній цвтъ, ты не можешь ни хмуриться, ни смотрть косо, ни закусывать губъ, какъ длаютъ сердитыя двицы, ты не любишь колоть словами, но обращаешься съ своими женихами благосклонно, вжливо, нжно и ласково. Съ чего это взялъ свтъ, что Катя прихрамываетъ? О, злой свтъ! Катя стройна и пряма, какъ орховая втвь, также смугла, какъ орхъ, и пріятне орховаго ядрышка. О, позволь мн видть твою походку, вдь ты не хромаешь.

КАТАРИНА.

Ступай, дуракъ, и приказывай своимъ слугамъ.

ПЕТРУККІО.

Украшала ль когда-нибудь такъ рощу Діана, какъ Катя украшаетъ эту комнату своею величественною поступью? О, будь ты Діаною, а ей предоставь быть Катею, и тогда Катя будетъ цломудренною, а Діана сладострастною!

КАТАРИНА.

Гд заучили вы вс эти красивыя фразы?

ПЕТРУККІО.

Это экспромтъ изъ моего остроумія, которымъ надлила меня мать.

КАТАРИНА.

О, остроумная мать! твой сынъ лишенъ остроумія.

ПЕТРУККІО.

Разв я не остроуменъ!

КАТАРИНА.

Да, держите себя потепле.

ПЕТРУККІО.

Разумется, прелестная Катарина. И потому, шутки въ сторону, я объяснюсь безъ околичностей: вашъ батюшка согласенъ, чтобъ вы было моею женою, о вашемъ приданомъ также условилось, и хотите, или не хотите, а я женюсь на васъ. Да, Катя, я супругъ къ вашимъ услугамъ, потому-что клянусь этимъ свтомъ, который освщаетъ для меня красоту твою (красоту, которая заставила меня страстно полюбить тебя), ты кром меня не должна принадлежать никому. Я на то рожденъ, чтобъ усмирить тебя, Катя, изъ дикаго котенка сдлать тебя смирною Катенькою, какъ вс домашніе котята. Вотъ идетъ вашъ отецъ, я долженъ, я хочу имть Катерину своею женою.

(Баптиста, Греміо и Траніо возвращаются.)

БАПТИСТА.

Каково вы успваете, сеньоръ Петруккіо, съ моею Катею?

ПЕТРУККІО.

Конечно хорошо. Какъ же иначе? Невозможно, чтобъ я усплъ худо.

БАПТИСТА.

Ну, дочь моя, Катарина, а твое горе?

КАТАРИНА.

Вы называете меня дочерью? А, понимаю, вы оказываете теперь нжную отеческую заботливость, чтобъ выдать меня за полуумнаго, сумасшедшаго забіяку, который клянется, какъ паяццъ и думаетъ, что божбою прикроетъ ложь.

ПЕТРУККІО.

Дло вотъ въ чемъ, батюшка: вы и весь свтъ, что не толковали о ней, толковали превратно. Она нелюдима, такъ только, изъ политики. Она не упряма,— нтъ, она кротка, какъ голубь, она не горяча,— нтъ, но умренна, какъ утро. По терпнію, это вторая Гризельда, по цломудрію, римская Лукреція. А въ заключеніе, мы ужъ условились, чтобъ свадьба была въ воскресенье.

КАТАРИНА.

Мн бы хотлось видть, какъ бы ты повсился въ слдующее воскресенье.

ГРЕМІО.

Слышишь, Петруккіо! ей бы хотлось видть, какъ ты повсился.

ТРАНІО.

Такъ это-то вашъ успхъ? Въ такомъ случа покойной ночи вамъ.

ПЕТРУККІО.

Терпніе, господа! Я избралъ ее для себя. Если мы съ нею шутимъ, то вамъ нтъ нужды? У насъ съ ней такой ужъ договоръ, что при людяхъ она пока еще будетъ казаться злою. Я вамъ скажу, трудно поврить, какъ сильно она меня любитъ! О, чувствительная Катенька! она повисла у меня на ше, и такъ осыпала меня поцлуями, такъ увряла меня клятвою за клятвой, что въ мигъ покорила мое сердце! Новички вы! Люди увидятъ, какою шелковою и ручною можно сдлать самую злую упрямицу, Дай мн свою ручку, Катя, я ду въ Венецію закупать нарядовъ къ свадьб: вы, батюшка, устройте праздникъ, пригласите гостей, я увренъ, что моя Катарина будетъ очаровательна на праздник.

БАПТИСТА.

Не знаю, что сказать, но дайте мн ваши руки, да будетъ надъ вами благословеніе Божіе, Петруккіо! вы обручены.

ГРЕМІО И ТРАНІО.

Аминь, говоромъ мы, мы будемъ свидтелями.

ПЕТРУККІО.

Батюшка, невста и друзья, прощайте! Я ду въ Венецію, скоро наступитъ воскресенье, понадобятся кольца, разныя вещицы и щегольскій нарядъ, ну, поцлуй меня, Катя, въ воскресенье мы обвнчаемся.

(Петруккіо и Катарина уходятъ въ разныя стороны.)

ГРЕМІО.

Соединилась ли, хоть одна чета, такъ неожиданно?

БАПТИСТА.

Право, друзья, я играю роль купца, который рискуетъ наудалую.

ТРАНІО.

А товаръ-то у васъ залежался-было, а теперь онъ или принесетъ барышъ или погибнетъ въ мор.

БАПТИСТА.

Барышъ, въ этомъ случа, какого я ищу, — спокойствіе четы.

ГРЕМІО.

Безъ сомннія, вдь ему досталась добыча безъ боя. Теперь, Баптиста, о вашей младшей дочери, день, котораго мы такъ долго ждали, недалекъ, я вашъ сосдъ и сдлалъ предложеніе, прежде.

ТРАНІО.

А я люблю Біанку боле, нежели я могу выразить словами, а вы проникнуть вашимъ умомъ.

ГРЕМІО.

Молокососъ, ты не можешь любить ее такъ нжно, какъ я.

ТРАНІО.

Сдая борода! твоя любовь заморозитъ ее.

ГРЕМІО.

Твоя изсушитъ, стань поодоль, вертопрахъ, старость питаетъ.

ТРАНІО.

Но юность въ глазахъ двушки цвтетъ.

БАПТИСТА.

Успокойтесь, господа, я ршу этотъ споръ. Призъ получитъ тотъ, кто побдитъ: кто можетъ обезпечить дочь мою большимъ богатствомъ, тому достанется Біанка. Говорите, синьоръ Греміо, чмъ вы можете обезпечить ее?

ГРЕМІО.

Во-первыхъ, вы знаете, что мой домъ въ город блеститъ золотомъ и серебромъ, въ немъ есть вазы и чаши, будетъ въ чемъ умывать ей нжныя свои ручки, стны обиты тирскими тканями, сундуки изъ слоновой кости наполнены кронами, въ кипарисныхъ ящикахъ мои одяла, шали, дорогія матеріи, занавсы, балдахины, тонкое блье, турецкія подушки усыпаны перлами, венеціанскіе подзоры вышиты золотомъ, мдь и золото и все, что нужно для домашняго обихода. Потомъ, на моей мыз стоятъ сто дойныхъ коровъ, изъ которыхъ каждая даетъ по ведру молока, шесть паръ тучныхъ воловъ въ стойлахъ, и при этомъ заведеніи находятся вс угодья. Должно создаться, я самъ уже въ дтяхъ, умри я завтра, она всему наслдница, если только, пока я живу, она будетъ принадлежать мн одному.

ТРАНІО.

Одному и прядется быть. Выслушайте меня, сеньоръ, я единственный сынъ и наслдникъ моего отца: если вы отдадите за меня свою дочь, я оставлю ей три или четыре такихъ прекрасныхъ дома въ стнахъ богатой Пизы, какой только одинъ у стараго синьора Греміо въ Паду, сверхъ того, дв тысячи дукатовъ ежегоднаго доходу съ плодоносныхъ земель, все это будетъ ея вдовьимъ наслдствомъ. Что, зарзалъ я васъ, синьоръ Греміо?

ГРЕМІО.

Дв тысячи дукатовъ годоваго дохода съ земель? мои хутора не приносятъ такъ много въ сложности, но я оставлю ей еще корабль, который стоитъ теперь на рейд, въ Марсельской гавани. Что, задушилъ я васъ купеческимъ кораблемъ?

TPAHIO.

Греміо, извстно, что у моего отца не меньше трехъ кораблей, кром того дв галеры и двнадцать прочныхъ гальотовъ, которые откажу ей, и вдвое еще боле, сколько ты выставишь впередъ.

ГРЕМІО.

Нтъ, я все ужъ выставилъ, больше ничего не имю и она не можетъ имть боле того, сколько я имю, если я вамъ нравлюсь, то она будетъ владть мною и моимъ добромъ.

TPAHIO.

Такъ двушка моя, передъ цлымъ свтомъ, по вашему общанію, Греміо спасовалъ.

БАПТИСТА.

Я долженъ сознаться, что первенство на вашей сторон и, если вашъ отецъ подтвердитъ ваши слова, то она ваша, въ противномъ случа, вы извините меня: случись, что вы умрете прежде своего отца, гд ей будетъ мыкать свое вдовство?

ТРАНІО.

Ну, это крючки. Онъ старъ, а я молодъ.

ГРЕМІО.

Разв молодые не умираютъ также, какъ и старые?

БАПТИСТА.

Ну, господа, вотъ мое ршеніе: вы знаете, что въ слдующее воскресенье будетъ свадьба моей дочери Катарины, такъ въ другое воскресенье Біанка будетъ вашею женою, Траніо, если вы представите поручительство вашего батюшки, а нтъ, такъ синьора Греміо. И такъ свидтельствую вамъ мое почтеніе и благодарю васъ обоихъ.

(Уходитъ.)

ГРЕМІО.

Прощайте, добрый сосдъ! Теперь я не боюсь тебя, дружекъ, молоденькой франтикъ, твой отецъ былъ бы глупъ, если бъ отдалъ теб все и на старости лтъ служилъ при твоемъ стол. Шутка! бездлка! Старая итальянская лисица не такъ щедра, мой голубчикъ.

(Уходитъ.)

ТРАНІО.

Мщеніе на твою коварную голову, однако жъ я вскрылъ противъ него козырную десятку, теперь мн нужно подумать, какъ бы услужить доброму своему господину. Я не вижу другаго способа, какъ мнимому Лючентіо пріискать отца, назвавъ его мнимымъ Винчентіо. Удивительно,— но обыкновенно,— отцы наживаютъ себ дтей, а вотъ по случаю этого сватовства, сынъ долженъ нажить себ отца, если у меня достанетъ столько хитрости.

(Уходитъ.)

ДЙСТВІЕ ТРЕТІЕ.

СЦЕНА I.

(Комната въ дом Баптисты.)

Выходятъ Лючентіо, Гортензіо и Біанка.

ЛЮЧЕНТІО.

Перестаньте скрыпть, вы слишкомъ горячитесь, сударь. Неужели вы такъ скоро забыли привтствіе, какимъ васъ встртила сестра ея Катарина?

ГОРТЕНЗІО.

Задорный педантъ! Біанка — покровительница небесной гармоніи. И такъ уступите мн первенство, и когда мы позаймемся съ нею музыкою одинъ часокъ, тогда и вамъ останется время для чтенія.

ЛЮЧЕНТІО.

Безтолковый оселъ! ты такой невжда, что даже не знаешь, для чего создана музыка! Не для того ли, чтобы, посл занятій и обыкновенныхъ трудовъ, услаждать душу человческую? Такъ предоставь мн читать ей философію, а когда мн. нужно будетъ перевести духъ, въ то время пригодится твоя гармонія.

ГОРТЕНЗІО.

Невжда, я не перенесу этихъ дерзостей.

БІАНКА.

Ахъ, господа, вы меня оскорбляете вдвойн, ссорясь за то, ито зависитъ отъ моего выбора. Вдь я не школьникъ, котораго секутъ розгами, я не связываюсь ни опредленными часами, ни опредленнымъ временемъ, но беру уроки, когда мн вздумается. А чтобы ршить споръ, садитесь здсь, берите инструментъ и настраивайте пока, его чтеніе кончится прежде, нежели вы настроите.

ГОРТЕНЗІО (къ Біанк).

Такъ вы перестанете съ нимъ заниматься, когда я настрою?

(Удаляется.)

ЛЮЧЕНТІО.

Этого никогда но будетъ…. Настраивай свой инструментъ.

БІАНКА.

На чемъ мы остановились?

ЛЮЧЕНТІО.

А вотъ сударыня:
Наc ibat Simois, hic est Sigeia tellus,
Hic steteral Priami regia celsa senis.

БІАНКА.

Объясните это.

ЛЮЧЕНТІО.

Hac ibat, объ этомъ я говорилъ вамъ прежде,— Simois, я Лючентіо,— hic est, сынъ Винчентіо изъ Пизы,— Sigeia tellus, такъ, переодлся для того, чтобъ пріобрсть вашу любовь,— hic steterat, а тотъ Лючентіо, который сватается за васъ,— Priami, мой слуга Траніо, — regia, представляетъ мою особу, — celsa senis, чтобъ провесть намъ стараго шута.

ГОРТЕНЗІО, (возвращаясь).

Сударыня, мой инструментъ настроенъ.

БІАНКА.

Послушаемъ, (Гортензіо играетъ.) Фи! Фи! дискантъ рознитъ.

ЛЮЧЕНТІО.

Поплюй въ дирочку, пріятель, да настраивай снова.

БІАНКА.

Теперь выслушайте, такъ ли я поняла: Наc ibat Simois, я не знаю васъ, hic est Sigeia tellus, я не врю вамъ,— Hic steterat Priami, берегитесь, чтобъ насъ не подслушали, regia — но надйтесь,— celsa senis, не отчаявайтесь.

Гортензіо.

Теперь настроено.

ЛЮЧЕНТІО.

Все, кром баса.

ГОРТЕНЗІО.

Басъ вренъ, это басъ вотъ этого негодяя рознить. Какъ дерзокъ и прытокъ вашъ педантъ! О, клянусь моею жизнію, негодяй волочится за моею, любезною. Pedascule, я стану стеречь за тобою получше.

БІАНКА.

Со временемъ, можетъ-быть, поврю, а теперь не врю.

ЛЮЧЕНТІО.

Нельзя не врить, извстно, что Эакидъ былъ Аяксъ, получившій это названіе отъ своего дда.

БІАНКА..

Я должна врить моему учителю, иначе, клянусь, я считала бы это еще сомнительнымъ. Но оставимъ это. Теперь къ вамъ, Личіо, любезные наставники, прошу васъ, не сочтите невжливостію, что я такъ шучу съ вами.

ГОРТЕНЗІО (къ Лючентіо).

Вы можете вдти, и дати намъ просторъ, мои уроки не терпятъ въ музык тріо.

ЛЮЧЕНТІО.

Неужели вы такъ формальны, сударь? (на сторону) Хорошо, а буду ждать и вмст стеречь за нимъ, нашъ тонкій музыкантъ, если только не обманываюсь, порядочно влюбленъ.

ГОРТЕНЗІО.

Сударыня, прежде нежели вы возметесь за инструментъ, изучите методу моей игры, я начну съ основныхъ началъ искусства, вы заучите со мною гамму гораздо скоре, пріятне, живе и основательне, нежели съ кмъ-нибудь изъ моихъ собратовъ. Вотъ здсь она прекрасно написана.

БІАНКА.

Да я уже давно зняю гамму.

ГОРТЕНЗІО.

Но прочитайте гамму Гортензіо.

БІАНКА (читаетъ).

‘Гамма я, основаніе всхъ аккордовъ. A-re, ходатайствую о страсти Гортензіо, B-mi Біанка, отдай ему свое сердце и руку, C-out, онъ любитъ со всею силою страсти, D-sol-re, у меня одинъ ключъ и дв ноты, Е-la-mi, сжалься, или я умру. Вы называете это гаммою? Фи! она мн не нравится? я предпочитаю старыя манеры, у меня не такой тонкій вкусъ, чтобы истинными правилами пожертвовать страннымъ нововведеніямъ.

(Входитъ слуга).

СЛУГА.

Сударыня, батюшка проситъ васъ оставить свои книги и помочь вашей сестриц убрать ей комнату, вы знаете, что завтра свадьба.

БІАНКА.

Прощайте, милые наставники, мн нужно уйдти.

(Уходятъ Біанка и слуга).

ЛЮЧЕНТІО.

Въ такомъ случа, сударыня, и я не имю причины оставаться здсь.

(Уходитъ),

ГОРТЕНЗІО.

Но я имю причину смотрть за этимъ педантомъ, мн кажется онъ смотритъ глазами влюбленнаго. Но если твои мысли, Біанка, такъ низки, что ты бросаешь свои блуждающіе взоры на встрчнаго и поперечнаго, то бери себ, кого хочешь. Если Гортензіо увидитъ, что ты непостоянна, то онъ поквитается съ тобою.

(Уходитъ),

СЦЕНА II.

(Тамъ же. Передъ домомъ Баптисты.)

Выходятъ Баптиста, Греміо, Траніо, Катарина, Біанка, Лючентіо и свита.

БАПТИСТА (къ Траніо).

Синьоръ Лючентіо, вотъ ужъ наступилъ день, назначенный для свадьбы Катарины и Петруккіо, а мы еще не слышимъ ни всточки о своемъ зят. Что скажутъ люди? Какія насмшки посыплются на насъ, когда служители церкви будутъ уже готовы начать торжественный обрядъ бракосочетанія, а жениха нтъ, какъ нтъ? Что скажетъ Лючентіо объ этомъ срам нашего дома?

КАТАРИНА.

Весь срамъ падетъ на меня одну. Меня противъ воли заставили отдать руку какому, то сумасшедшему грубіяну, ипохондрику, который сватался на-скоро, а жениться думаетъ на досуг. Я вдь говорила вамъ, что это бшеный шутъ, скрывающій самыя злыя свои шутки подъ простотою. И чтобъ прослыть забавникомъ, посватается тысячу разъ, назначитъ день свадьбы, наберетъ друзей, пригласитъ ихъ и объявитъ о помолвк, но никогда и не подумаетъ жениться, гд бы онъ ни сватался. Теперь свтъ будетъ указывать пальцами на бдную Катарину и говорить: вотъ невста сумасшедшаго Петруккіо, когда-то онъ только прідетъ и возметъ ее.

ТРАНІО.

Терпніе, милая Катарина, подождите, Баптиста, клянусь моею жизнію, Петруккіо не такъ дурно мыслитъ: какое-нибудь обстоятельство не позволило ему сдержать своего слова. Хотя онъ и грубъ, но мн извстно, что онъ очень благоразуменъ, хотя онъ и забавникъ, но вмст и пречестный человкъ.

КАТАРИНА.

О, если бы Катарин вовсе не видать его!

(Уходитъ въ слезахъ, въ сопровожденіи Біанки и другихъ).

БАПТИСТА.

Поди, дитя мое, я не могу теперь осуждать тебя за слезы, подобное оскорбленіе огорчило бы всякую, тмъ боле упрямую двушку съ такимъ нетерпливымъ характеромъ.

(Входитъ Біонделло.)

БІОНДЕЛЛО.

Господинъ! новости, старыя новости, такія новости, какихъ вы никогда не слыхали!

БАПТИСТА.

Новыя и старыя вмст! можетъ ли это быть?

БІОНДЕЛЛО.

Вотъ! Разв не новость для васъ слышать о прізд Петруккіо?

БАПТИСТА.

Пріхалъ онъ?

БІОНДЕЛЛО.

Нтъ еще, сударь.

БАПТИСТА.

Какъ же такъ?

БІОНДЕЛЛО.

Онъ еще тащится.

БАПТИСТА.

Когда же будетъ здсь?

БІОНДЕЛЛО.

Когда станетъ, гд я, и увидитъ васъ тамъ, гд вы.

ТРАНІО.

Но довольно объ этомъ. Теперь старыя твои новости?

БІОНДЕЛЛО.

Ну, Петруккіо детъ въ новой шапк и старомъ кафтан, старые штаны три раза выворочены, сапоги не разъ служили ящикомъ для свчей, одинъ съ заплатой, а другой съ прорхою, старый заржавленный мечъ взятъ изъ городскаго арсенала, съ изломаннымъ эфесомъ и безъ перевязи, острее съ обихъ сторонъ иззубрено. Конь его ковыляетъ подъ източеннымъ молью сдломъ, съ непарными стременами, кром того у коня его сапъ и мохъ на спин, онъ страдаете ящеромъ и почечуемъ, на лодыжкахъ наросли грибы, изчахъ отъ желтухи и неизлчимыхъ железъ, головокруженія, подкожныхъ червей, крестцы слабые, въ плечахъ грыжа, хромъ на переднія ноги: удила полуизломанныя, узда изъ бараньей кожи, которая отъ частаго осаживанія лошади, чтобы не споткнулась, во многихъ мстахъ порвалась и вся въ узлахъ, дале шесть разъ стаченая подпруга, бархатныя пахви изъ-подъ дамскаго сдла, на которыхъ написаны дв литеры ея имени, красиво усаженныя гвоздиками и кое-гд приштопанные дратвою.

БАПТИСТА.

Кто детъ съ нимъ?

БІОНДЕЛЛО.

О, сударь, его лакей наряженъ не лучше коня, блевой чулокъ на одной ног, а суконная карпетка на другой, одна нога подвязана красною, а другая синею покромками, старая шляпа, уродливая, истинно уродливая одежда, совсмъ не приставшая настоящему слуг или лакею.

ТРАНІО.

Какая-нибудь странная причуда заставила его такъ нарядиться, но онъ иногда еще хуже одвается.

БАПТИСТА.

Я радъ, что онъ тащится, какъ бы ужъ ни притащился.

БІОНДЕЛЛО.

Да онъ, сударь, не тащится.

БАПТИСТА.

Да вдь ты сказалъ, что онъ тащится?

БІОНДЕЛЛО.

Что? что Петруккіо тащится?

БАПТИСТА.

Да, что Петруккіо тащится.

БІОНДЕЛЛО.

Нтъ, сударь, я говорю, его конь тащится, а Петруккіо на немъ.

БАПТИСТА.

Да это все одно.

БІОНДЕЛЛО.

Нтъ, клянусь, ставлю противъ этого гривну, конь и человкъ боле, нежели одно, и мене, нежели много.

(Входятъ Петруккіо и Груміо.)

ПЕТРУККІО.

Ну, гд эти щеголи? Кто дома?

БАПТИСТА.

Съ благополучнымъ пріздомъ, синьоръ.

ПЕТРУККІО.

Но я не совсмъ благополучно пріхалъ.

БАПТИСТА.

Но вдь вы не останавливались.

ТРАНІО.

Вы не такъ хорошо одты, какъ бы мн хотлось.

ПЕТРУККІО.

Хоть бы лучше, а все также бъ пріхалъ. Но гд Катя? Гд моя милая невста? Каково пожинаетъ батюшка? Господа, мн кажется, вы надулись, потому вся ваша добрая компанія и зваетъ, какъ будто видитъ какой-нибудь дивный монументъ, какую-нибудь комету, или необыкновенное чудо?

БАПТИСТА.

О, сударь, вы знаете, что нынче вашъ брачный день, сперва мы печалились, боясь, что вы не прідете, а теперь еще печальне оттого, что вы пріхали въ такомъ дурномъ наряд. Фуй! скиньте это платье, оно неприлично вашему состоянію, и будетъ колоть намъ глаза на этомъ торжественномъ праздник.

TPAНIO.

А скажите, какой важный случай, продержавши васъ такъ долго вдали отъ вашей невсты, примчалъ наконецъ сюда такъ непохожими на самихъ себя?

ПЕТРУККІО.

Долго бы было разсказывать и скучно слушать. Sufficit, я пріхалъ сдержать свое слово, хотя, по нкоторымъ обстоятельствамъ принужденъ былъ нсколько отступить, въ чемъ на досуг я такъ извинюсь, что вы вс будете довольны. Но гд Катя? я слишкомъ долго не вижу ея, утро на исход, пора бы въ церковь.

ТРАНІО.

Не показывайтесь вашей невст въ этой безобразной одежд, пойдемте въ мою комнату, надньте которое-нибудь изъ моихъ платьевъ.

ПЕТРУККІО.

Поврьте, не нужно, я и въ этомъ плать сдлаю ей визитъ.

БАПТИСТА.

Но, по крайней мр, не въ этомъ плать вы будете внчаться съ нею.

ПЕТРУККІО.

Право, такъ и пойду въ церковь, и потому не теряйте по-пусту словъ, она будетъ внчаться со мною, а не съ моимъ платьемъ. Если бъ я могъ вознаграждать также легко то, что она будетъ у меня изнашивать, какъ я могу сбросить это худое платье, такъ это было бы хорошо для Кати, а еще лучше для меня. Но что я за дуракъ, что такъ заболтался съ вами, когда бы мн слдовало поздороваться съ своею невстою и запечатлть право жениха поцлуемъ любви?

(Уходятъ Петруккіо, Груміо и Біонделло).

TPAНIO.

Онъ съ какимъ-нибудь умысломъ такъ гадко одлся. Убдимъ его, если можно, одться получше, прежде нежели онъ отправится въ церковь.

БАПТИСТА.

Пойду за нимъ и посмотрю, что будетъ.

(Уходитъ).

ТРАНІО.

Ну, сударь, къ согласію ея любви съ нами нужно еще прибавить согласіе вашего батюшки. Для исполненія этого намренія, какъ я вамъ прежде сказывалъ, я найду человка, каковъ бы онъ ни былъ, тутъ не требуется большаго искусства, мы употребимъ его къ своимъ услугамъ, и онъ будетъ у насъ Винчентіо изъ Пизы, и дастъ поручительство, здсь, въ Паду, въ гораздо большей сумм, нежели какую я общалъ. Такимъ образомъ вы будете спокойно наслаждаться своимъ счастіемъ и женитесь на прелестной Біанк съ согласія батюшки.

ЛЮЧЕНТІО.

Если бъ товарищъ мой учитель не такъ строго слдилъ каждый шагъ Біанки, то лучше, кажется, было обвнчаться намъ тайно, когда совершится бракъ, пусть говоритъ весь свтъ: нтъ, я буду утверждать, что она моя на зло всему свту.

ТРАНІО.

Мы постепенно будемъ слдить за ходомъ длъ и сторожить свои выгоды. Мы перехитримъ сдую бороду, Греміо, строго присматривающаго батюшку, Минолу, чопорнаго музыканта, влюбленнаго Личіо, все на счетъ моего господина, Лючентіо.

(Греміо возвращается).

Синьоръ Греміо! вы пришли изъ церкви?

ГРЕМІО.

Такъ же охотно, какъ бывало изъ школы.

TPAНIO.

А молодая съ сердечнымъ идутъ домой?

ГРЕМІО.

Сердечнымъ, говорите вы? Сказали бъ лучше сердитымъ, онъ въ самомъ дл пресердитый, презлйшій, молодая это узнаетъ.

TPAНIO.

Неужели онъ зле ея? Полно, это невозможно.

ГРЕМІО.

Онъ дьяволъ, дьяволъ, настоящій бсъ.

TPAНIO.

А она сатана, сатана, чортова бабушка.

ГРЕМІО.

Полноте! это овечка, голубка, глупенькая въ сравненіи съ нимъ. Никогда не видано такой свадьбы. Чу! Чу! играютъ менестрели.

(Музыка).

(Входятъ: Петруккіо, Катарина, Біанка, Баптиста, Гортензіо, Груміо и свита).

ПЕТРУККІО.

Господа и друзья, благодарю васъ за труды: я знаю, вы думали сегодня пообдать со мною и приготовить множество припаеовъ для свадебнаго пира, но, къ сожалнію, меня отзываютъ отсюда дла, не терпящія отлагательства. Поэтому я думаю распрощаться съ вами.

БАПТИСТА.

Возможно ли? вамъ хать ночью?

ПЕТРУККІО.

А потому-то мн и надобно ухать за-свтло, еще прежде наступленія вечера. Не удивляйтесь этому, если бъ вы знали мои дла, то сами бъ велли мн скоре узжать, чмъ оставаться и медлить здсь доле. Ну, почтенное собраніе, благодарю васъ всхъ за то, что вы были свидтелями моего брака съ этою скромною, прелестною и доброю двицею. Отобдайте съ батюшкою, выпейте за мое здоровье, а мн нужно хать, прощайте.

ТРАНІО.

Позвольте васъ просить, побыть съ нами хоть до тхъ поръ, пока пообдаемъ.

ПЕТРУККІО.

Невозможно.

ГРЕМІО.

Позвольте мн просить васъ.

ПЕТРУККІО.

Невозможно.

КАТАРИНА.

Позвольте мн просить васъ.

ПЕТРУККІО.

Согласенъ.

КАТАРИНА.

Согласны остаться?

ПЕТРУККІО.

Согласенъ на то, чтобъ ты просила меня остаться, но я не останусь, проси ты сколько хочешь.

КАТАРИНА.

О, если вы меня любите, то останетесь.

ПЕТРУККІО.

Груміо, лошадей!

ГРУМІО.

Э, сударь, он готовы, лошади уже пола овесъ.

КАТАРИНА.

Ну такъ длай ты, что хочешь, я не ду сегодня, и ни завтра, и до тхъ поръ, пока не захочу. Ворота отворены, сударь, вамъ лежитъ дорога, ступай, толкись, пока сапоги не обносились, а я не поду, пока мн не заблагоразсудится: поврьте, вамъ попался бойкій и упрямый слуга, если онъ съ перваго дня такъ храбро защищается.

ПЕТРУККІО.

Катя, успокойся, не сердись.

КАТАРИНА.

Нтъ, я буду сердиться. Что ты мн сдлаешь? Будьте покойны, папенька, онъ останется до тхъ поръ, пока мн будетъ угодно.

ГРЕМІО.

Да, конечно, сударь, это начинаетъ походить на правду.

КАТАРИНА.

Господа, прошу покорно къ столу. Я вижу, что женщина тотчасъ попадетъ въ дуры, когда у ней не достанетъ духу сопротивляться.

ПЕТРУККІО.

Они пойдутъ, Катя, по твоему приказанію. Повинуйтесь невст, она вамъ приказываетъ, садитесь за столъ, попивайте и веселитесь, осушайте бокалы за ея двичество, бситесь и веселитесь — или хоть повшайтесь, но что до моей доброй Кати, то она подетъ со мною. Полно, не смотри такъ сердито, не топай ногами, не дуйся и не скрипи зубами, я хочу быть господиномъ своей собственности! Вдь ты-мое добро, мое движимое имніе, мой домъ, моя домашняя рухлядь, моя нива, моя рига, моя лошадь, мой волъ, мой оселъ, словомъ все мое. Вотъ она стоитъ, осмлься-ка кто тронуть ее. Я докажу дерзкому, который осмлится загородить мн дорогу въ Падуу! Груміо, вынимай свое оружіе, насъ окружаютъ разбойники, выручай свою госпожу, если ты мужъ! Не бойся, мое сокровище, они не тронутъ тебя, Катя! Я твой щитъ, будь ихъ хоть милліонъ.

(Петруккіо, Катарина и Груміо удаляются.)

БАПТИСТА.

Ну, пускай ихъ съ Богомъ! Смирная чета!

ГРЕМІО.

Не уйди они такъ скоро, я бъ умеръ со смху.

TPAНIO.

Изъ всхъ сумасшедшихъ партій никогда не было подобной!

ЛЮЧЕНТІО.

Сударыня, что вы думаете о вашей сестриц?

БІАНКА.

Бшеная, и вышла за мужъ за бшенаго.

БАПТИСТА.

Сосди и друзья, хоть и недостаетъ невсты и жениха, чтобы занимать почетныя мста при стол, но на стол не будетъ недостатка во вкусныхъ блюдахъ. Лючентіо, займите мсто жениха, а Біанка пусть займетъ мсто своей сестры.

ТРАНІО.

Такъ прелестная Біанка попытается играть роль невсты?

БАПТИСТА.

Да, Лючентіо. Ну, прошу, пожаловать, господа.

(Уходятъ).

ДЙСТВІЕ ЧЕТВЕРТОЕ

СЦЕНА I.

(Зала въ загородномъ дом Петруккіо.)

Выходить Груміо,

ГРУМІО.

Провалъ возьми всхъ усталыхъ клячъ! всхъ сумасшедшихъ господъ! вс скверныя дороги! Былъ ли когда-нибудь на свт человкъ такъ избитъ? такъ утомленъ? такъ измученъ! Меея послали впередъ развести огонь, а вслдъ за мною они дутъ грться, не будь я только маленькой горшечикъ, и не нагрвайся скоро, такъ губы мои примерзли бы къ зубамъ, языкъ къ нёбу, а сердце къ легкимъ, прежде чмъ я дотащился бы къ огню, чтобъ разтаять. Но постой, я стану раздувать огонь и отогрюсь, вдь эта погодка прохватитъ и не такого великана, какъ я. Эй, послушай, Куртисъ!

(Входитъ Куртисъ.)

КУРТИСЪ.

Кто тамъ кричитъ такъ, какъ будто закостенлъ отъ холода?

ГРУМІО.

Кусокъ льда! Не вришь, такъ можешь прокатиться съ моихъ плечъ до пягъ также скоро, какъ съ моей головы до моей шеи. Огня, добрый Куртисъ!

КУРТИСЪ.

А баринъ съ своею женою дутъ, Груміо?

ГРУМІО.

Да, Куртисъ, да, и поэтому огня, огня, не лей воды.

КУРТИСЪ.

Такъ ли она пылитъ и упрямится, какъ говорятъ?

ГРУМІО.

Была пылка, добрый Куртисъ, до мороза, но ты знаешь, зима длаетъ смирными и мужчину, и женщину, и скотину, потому-то она усмирила и моего стараго господина, и мою новую госпожу, и меня самаго, братъ Куртисъ.

КУРТИСЪ.

Убирайся ты трехъ-дюймовый дуракъ! я не скотина.

ГРУМІО.

Разв во мн росту только три дюйма? Твой рогъ въ футъ, а я по крайней мр длиною съ него. Но разведешь ли ты огня, или я принужденъ буду жаловаться на тебя нашей госпож, которой руку (видъ она ужъ подъ рукой) ты скоро почувствуешь, къ холодному утшенію, за то, что ты такъ медлишь исполнять обязанность, которая требуетъ горячаго усердія.

КУРТИСЪ.

Любезный Груміо, скажи, пожалуйста, что дется въ свт?

ГРУМІО.

Куртисъ, въ свт холодно исполняются вс обязанности, кром твоей, и поэтому, огня. Исполняй свой долгъ, и не вводи себя въ долгъ, потому-что мой баринъ и барыня чуть не замерзли до смерти.

КУРТИСЪ.

Огонь готовъ, а ты, добрый Груміо, разскажи теперь мн, что новаго?

ГРУМІО.

Охъ, шутъ малой! Охъ малой! да столько новаго, сколько хочешь.

КУРТИСЪ.

Полно шутить, ты все такой же надувало!

ГРУМІО.

Ну, такъ разводи огонь, вдь меня порядочно понадуло холодомъ. Гд поваръ? Готовъ ли ужинъ, выметены ли комнаты, усыпаны ли тростникомъ {Scripus lacustris.}, обметена ли паутина? Одты ли люди въ свои новые камзолы и блые чулки? Вс, ли лакеи въ свадебныхъ ливреяхъ? Вымыты ли карафины, вытерты ли бокалы? Разостланы ли ковры, и все ли въ порядк?

КУРТИСЪ.

Все готово, и поэтому скажи, пожалуйста, что новаго?

ГРУМІО.

Во-первыхъ, знай, что мой конь усталъ. Баринъ и барыня упали.

КУРТИСЪ.

Какъ такъ?

ГРУМІО.

Изъ сдла въ грязь. Изъ этого вышла исторійка.

КУРТИСЪ.

Ахъ, скажи, добрый Груміо, я послушаю.

ГРУМІО.

Наклони свое ухо.

КУРТИСЪ.

Сюда?

ГРУМІО (бьетъ его по уху).

Туда.

КУРТИСЪ.

Вдь, это называется почувствовать исторію, а не послушать.

ГРУМІО.

И по этому-то называется чувствительная исторія. Я постучалъ въ твое ухо для того, чтобы вызвать оттуда слухъ. Теперь начинаю: Imprimis, мы спускались съ грязнаго холма, баринъ, халъ, позади барыни.

КУРТИСЪ.

Оба на одной лошади?

ГРУМІО.

Теб-то что?

КУРТИСЪ.

Ну, лошадь….

ГРУМІО.

Разсказывай же самъ исторію. Вотъ если бы ты не перебилъ меня, такъ услышалъ бы, какъ упалъ ея конь, а она подъ него, ты услышавъ бы, на какомъ это было грязномъ мст, какъ она загрязнилась, какъ онъ оставилъ ее лежать подъ конемъ, какъ онъ колотилъ меня за то, что упала ея лошадь, какъ она бродила по грязи, чтобъ отнять у него меня, какъ онъ ругался, какъ она умоляла, чего прежде съ ней не случалось, какъ я кричалъ, какъ вырвались и побжали кони, какъ порвалась узда ея лошади, какъ я потерялъ свои пахви, и еще множество другихъ достопримчательныхъ вещей, которыя теперь умрутъ въ забвеніи, и ты не узнаешь ихъ до самой могилы.

КУРТИСЪ.

Судя по этому, онъ еще упряме ея.

ГРУМІО.

Да, и это ты и самые дерзкіе изъ васъ узнаютъ, когда онъ прідетъ домой. Но что я болтаю объ этомъ? Позови-ка Наaнаила, Іозефа, Николая, Филиппа, Валтера, Шугерсона и другихъ, пускай поглаже причешутъ волосы, вычистятъ свои синіе кафтаны, и свои вязаеныя на одинъ манеръ подвязки. Пусть станутъ на одно колно лвой ноги и не смютъ прикоснуться даже къ волоску на хвост лошади моего барина, пока не поцлуютъ рукъ у своихъ господъ. Вс ли они готовы?

КУРТИСЪ.

Да!

ГРУМІО.

Позови ихъ сюда.

КУРТИСЪ.

Слышите ли, эй? Вы должны встртить барина и отдать почтеніе своей барын.

ГРУМІО.

Да она и безъ того почтенная женщина.

КУРТИСЪ.

Кто не знаетъ этого?

ГРУМІО.

Ты, кажется, что приказываешь людямъ отдать ей почтеніе.

КУРТИСЪ.

Я зову ихъ доврить ей….

ГРУМІО.

Э! она не будетъ ничего занимать у нихъ.

(Входятъ разные служители.)

НААНАИЛЪ.

Поздравляю съ пріздомъ, Груміо.

ФИЛИППЪ.

Здравствуй, Груміо.

ІОСИФЪ.

А! Груміо!

НИКОЛАЙ.

Братъ, Груміо!

НААНАИЛЪ.

Какъ поживаешь, старый молодецъ!

ГРУМІО.

Здорово, каково ты пожинаешь? А? ты, — ты, братъ, ну, да полно здороваться. Ну, веселые товарищи, все ли готово, и все ли убрано!

НААНАИЛЪ.

Все готово. Разв баринъ уже близко?

ГРУМІО.

Очень близко, тотчасъ прикатитъ. Тише вы, птушьи горла,— молчать, я слышу голосъ барина.

(Входить Петруккіо и Катарина.)

ПЕТРУККІО.

Гд эти плуты? Какъ? ни одного человка у воротъ, который бы подержалъ стремя, и взялъ моего коня! Гд Наанаилъ, Григорій, Филиппъ?

ВС.

Здсь, здсь, сударь! здсь, сударь!

ПЕТРУККІО.

Здсь, сударь! здсь, сударь! здсь, сударь! здсь, сударь! Ахъ, тупоголовый, необтесанный народъ! Какъ? ни почтенія? ни уваженія? ни услужливости? Гд тотъ болванъ, котораго я послалъ впередъ.

ГРУМІО.

Здсь, сударь, и такой же болванъ, какъ прежде.

ПЕТРУККІО.

Негодяй! мерзавецъ! не приказывалъ ли я теб встртить меня въ парк, и привести туда вмст съ собою этихъ негодныхъ плутовъ?

ГРУМІО.

У Наанаила, сударь, не былъ еще готовъ кафтанъ, а у Гавріила сапоги были безъ каблуковъ, а тамъ еще не успли достать сажи, чтобы подкрасить шапку Петра, да и Валтеровы ножны были еще не отдланы. Порядочно были одты только Адамъ, Дальфъ и Григорій, вс прочіе таскались, какъ нищіе въ изорванныхъ лохмотьяхъ, вотъ они, на-лицо, въ чемъ были, въ томъ и вышли къ вамъ на встрчу.

ПЕТРУККІО.

Пошли, бездльники, ступайте, несите ужинъ.

(Нкоторые изъ слугъ уходятъ.)

(Поетъ) Гд жизнь прошедшая моя…..
Что жъ они запропастились?… садись, Катенька, привтствую тебя, моя красоточка, милочка, ангельчикъ!

(Возвращаются слуги и приносятъ ужинъ.)

Ну, живе, говорю я!…. Будь же веселе, моя милая Катя…. Долой мои сапоги, вы, воры, мошенники! проворнй!
(Поетъ) То братъ былъ, старый и убогой,
Онъ шелъ впередъ своей дорогой…..
Стой, стой, разбойникъ! ты дергаешь вкось мою ногу. Вотъ теб за труды, впередъ не станетъ такъ дергать. (Бьетъ ею.) Будь веселе, Катенька!… Подайте воды сюда, кто тамъ, эй! Гд мой Троилъ? Человкъ, сбгай, позови сюда моего кузена, Фердинанда! (Слуга уходитъ.) Катя, теб надобно поцловать его, и познакомиться съ немъ. Гд мои туфли? Дождусь ли я воды? (приносятъ умывальницу.) Катя, умойся, я привтствую тебя отъ всего сердца. (Слуга роняетъ кувшинъ.) Негодный болванъ! Какъ смешь ты ронять?

(Бьетъ его.)

КАТАРИНА.

Простите его, онъ сдлалъ это ненамренно.

ПЕТРУККІО.

Негодяй, дуракъ, неповоротливый олухъ! Поди, садись, Катенька! Я знаю, что теб хочется сть. Ты будешь читать молитву, Катя, или я? Что это? Баранина?

1-Й СЛУГА.

Да.

ПЕТРУККІО.

Кто принесъ ее?

1-Й СЛУГА.

Я.

ПЕТРУККІО.

Ее пережгли! И вс блюда тоже! Что за собаки такія! Гд негодный поваръ? Какъ вы смли, негодяи, принесть мн, когда я терпть не могу пережаренаго? Прочь все со стола! (Бросаетъ блюда и проч. на полъ,) Безмозглые глупцы, необтесаные грубіяны! Какъ? еще ворчать? Постой, я доберусь до васъ!

КАТАРИНА.

Пожалуйста, не сердитесь, мой другъ, кушанье довольно хорошо, вы бы отвдали прежде.

ПЕТРУККІО.

Я говорю теб, Катенька, совершенно пережарено и засушено, а такое кушанье строго запрещено мн, потому-что оно разливаетъ желчь и производитъ раздражительность, а лучше намъ съ тобою попоститься (вдь мы съ тобою по природ холерическаго темперамента), чмъ сть это пересохшее до нельзя мясо. Потерпи! Завтра мы это поправимъ, но эту ночьку поговемъ, такъ и быть, за компанію. Пойдемъ со мною, я провожу тебя въ твою брачную спальню.

(Уходятъ Петруккіо, Катарина и Куртисъ.)

НААНАИЛЪ (приближаясь).

Ну, Петръ! видалъ ли ты когда-нибудь такого хвата?

ПЕТРЪ.

Онъ мучаетъ ее ея же причудами.

(Куртисъ возвращается.)

ГРУМІО.

Гд онъ?

КУРТИСЪ.

Въ ея комнат, и проповдуетъ ей о воздержаніи, сердится, бранитъ, журитъ ее такъ, что она, бдняжка, не знаетъ уже, какъ стать, смотрть и говорить, и сидитъ, какъ будто сама не своя. Прочь, прочь! вотъ онъ идетъ сюда. (Уходятъ.)

(Петруккіо возвращается,)

ПЕТРУККІО.

Я мудро началъ свое правленіе о надюсь счастливо окончить. Мой соколъ теперь крутъ и совершенно голоденъ, и пока онъ не умается, не нужно обременять его желудка, иначе онъ никогда не станетъ слушать моего свистка. Но у меня есть еще другое средство — сдлать ручнымъ моего дикаго ястреба, я заставлю его слушаться и узнавать голосъ своего хозяина. Она не будетъ у меня смыкать глазъ, какъ не смыкаютъ своихъ глазъ эти ястребы, которые дерутся и клюютъ, а не хотятъ покориться. Сегодня она не ла, да и завтра не будетъ сть, прошедшую ночь не спала, да и ныншнюю не уснетъ. Въ кушаньи нашелъ выдуманный порокъ, найду что-нибудь дурное и въ постели, туда брошу пуховикъ, сюда подушки, въ одну сторону одяло, въ другую простыню, и среди этой суматохи буду показывать видъ,— что длаю все это изъ нжной заботливости о ней, а въ заключеніе она не будетъ у меня спать всю ночь. Задремлетъ она чуть-чуть, я начну шумть, браниться, кричать до тхъ поръ, пока она не проснется. Вотъ средство измучить жену нжностію, и этакъ я уломаю ея бшеный и упорной правъ. Кто знаетъ, какъ лучше усмирить упрямицу, прямо скажетъ: средство для этого — притворная нжная заботливость.

СЦЕНА II.

(Падуа. Предъ домомъ Баптисты)

Выходятъ Траніо и Гортензіо,

ТРАНІО.

Возможно ли, другъ Лачіо, чтобы Біанка любила кого-нибудь другаго, кром Лючентіо? Я говорю вамъ, сударь, что она благоволитъ ко мн.

ГОРТЕНЗІО.

Чтобъ оправдать мои слова, прошу васъ, сударь, станьте въ сторон, наблюдайте методъ его преподаванія.

(Становятся въ сторон.)
(Выходятъ Біанка и Лючентіо.)

ЛЮЧЕНТІО.

Скажите жъ, сударыня, приноситъ ли вамъ пользу то, что вы читаете?

БІАНКА.

А что вы читаете, г. учитель? Сперва разршите мн это.

ЛЮЧЕНТІО.

Я читаю то, что преподаю, искусство любить.

БІАНКА.

А можете доказать, сударь, что вы мастеръ своего искусства!

ЛЮЧЕНТІО.

Да, когда вы, прекраснйшая изъ женщинъ, сдлались владычицею моего сердца.

(Они удаляются.)

ГОРТЕНЗІО.

Эге! Какъ они быстро успваютъ! Теперь, скажите мн, осмлитесь вы поклясться, что ваша повелительница Біанка никого такъ не любитъ въ свт, какъ Лючентіо?

ТРАНІО.

О, коварная любовь! о, женское непостоянство! Я говорю вамъ, Личіо, это удивительно.

ГОРТЕНЗІО.

Не обманывайтесь боле: я не Личіо, не музыкальный учитель, какимъ кажусь, нтъ! Я съ прискорбіемъ скрылся подъ этою маскою, для той, которая оставляетъ дворянина и длаетъ своимъ кумиромъ подобную тварь. Узнай же, сударь, что меня зовутъ Гортензіо.

ТРАНІО.

Синьоръ Гортензіо! Я часто слышалъ о вашей пламенной страсти къ Біанк, и съ тхъ поръ, какъ глаза мои были свидтелями ея втренности, я вмст съ вами — если только вы будете тмъ довольны — отказываюсь отъ Біанки и любви ея на-всегда.

ГОРТЕНЗІО.

Посмотрите, какъ они цлуются и милуются! Синьоръ Лючентіо, вотъ моя рука, и здсь я въ первый разъ клянусь, никогда не свататься за нее боле, и отказываюсь отъ нея, какъ недостойной всхъ прежнихъ нжностей, которыя я такъ страстно расточалъ ей.

TPAНIO.

Здсь равно и я даю непритворную клятву никогда не жениться на ней, хотя бы она умоляла меня. Наплевать на нее! Посмотрите, какъ сладострастно она ластится къ нему.

ГОРТЕНЗІО.

О, когда бы весь свтъ, кром его, отказался отъ ея руки! Что до меня, то я тмъ врне сдержу сбою клятву, что, прежде нежели пройдутъ три дня, женюсь на богатой вдов, которая такъ сильно меня любила, какъ я любилъ эту необразованную, презрнную дикарку. И такъ прощайте, синьоръ Лючентіо. Любовь мою покоритъ женская нжность, а не прекрасные взоры. И такъ я оставляю васъ съ полною ршимостію остаться врнымъ своей клятв.

(Гортензіо уходитъ. Лючентіо и Біанка приближаются.)

TPAHIO.

Госпожа Біанка, да ниспошлются на васъ вс блага, которыя достаются на долю счастливыхъ любовниковъ! Я подстерегъ васъ, милый ангелъ, и отказался отъ васъ вмст съ Гортензіо.

БІАНКА.

Ты шутишь, Траніо, такъ вы оба отказались отъ меня?

TPAHIO.

Да, сударыня.

ЛЮЧЕНТІО.

Значитъ, мы избавились отъ Личіо?

ТРАНІО.

Наврное, у него теперь есть въ виду вдова, на которой онъ на дняхъ посватается и женится.

БІАНКА.

Пошли ему Господь счастіе!

ТРАНІО.

Да, и онъ исправитъ ее.

БІАНКА.

Онъ такъ говоритъ, Траніо?

TPAНIO.

Въ самомъ дл онъ отправился въ исправительную школу.

БІАНКА.

Въ исправительную школу? Разв есть подобное заведеніе?

TPAНIO.

Да, сударыня, и Петруккіо учителемъ въ немъ, онъ научаетъ слишкомъ одиннадцати и двадцати уловкамъ для усмиренія упрямицъ и заговариванія ихъ болтливаго языка.

(Вбгаетъ Біонделло.)

БІОНДЕЛЛО.

Господинъ, господинъ, я такъ долго стерегъ, что усталъ, какъ собака, но наконецъ я замтилъ человчка, спускающагося съ холма, который поможетъ намъ.

TPAНIO.

Кто онъ, Біонделло?

БІОНДЕЛЛО.

Маркитантъ, сударь, или педантъ, не знаю кто, но порядочно одтъ и по походк и пріемамъ очень похожъ на отца.

ЛЮЧЕНТІО.

Что жъ съ нимъ длать, Траніо?

TPAНIO.

Если онъ легковренъ, и повритъ моей выдумк, то я заставлю его съ радостію играть роль Винчентіо и дать поручательство Баигист Минол, какъ будто бы онъ былъ настоящій Винчентіо. Берите свою возлюбленную, и оставьте меня одного.

(Уходятъ Лючентіо и Біанка.)
(Входитъ Педантъ,)

ПЕДАНТЪ.

Здравствуйте, сударь,

TPAНIO.

Здравствуйте, сударь, мое почтеніе. Вы намрены путешествовать дале, или остановиться здсь?

ПЕДАНТЪ.

Да, сударь, на недлю или на дв, но потомъ дале, до Рома, а оттуда до Триполи, если Богъ продлитъ мн жизнь.

TPAНIO.

Позвольте спросить, откуда вы родомъ?

ПЕДАНТЪ.

Изъ Мантуи.

ТРАІНО.

Изъ Мантуи, сударь? охъ, сохрани Богъ! и пришли въ Падую съ опасностію своей жизни!

ПЕДАНТЪ.

Моей жизни, сударь? какъ, позвольте спросить? это что-то страшно.

TPAНIO.

Смерть опредлена каждому, кто изъ Мантуи прізжаетъ въ Падуу. Разв вы не знаете? Ваши корабли задерживаютъ въ Венеціи, и герцогъ по случаю частной ссоры своей съ дожемъ объявилъ объ этомъ и публиковалъ гласно. Удивительно, впрочемъ вы недавно еще пришли, иначе бы сами слышали, какъ объявляли объ этомъ повсюду.

ПЕДАНТЪ.

Ахъ, сударь, это было бы тмъ хуже для меня, у меня есть нсколько векселей изъ Флоренціи, которыя я долженъ здсь размнять.

TPAНIO.

Хорошо, сударь, чтобъ доказать вамъ свое расположеніе, я помогу вамъ въ этомъ и вотъ что посовтую: во-первыхъ скажите мн, бывали ль вы когда въ Пиз?

ПЕДАНТЪ.

О, сударь, въ Пиз я часто бывалъ, Пиза славится знаменитыми гражданами.

TPAНIO.

Между ними не знаете ли бы Винчентіо?

ПЕДАНТЪ.

Я не знаю его, но слыхалъ о немъ, это купецъ необыкновенно богатый.

ТРАНІО.

Это мой отецъ, сударь, и, сказать по правд, по нкоторымъ чертамъ очень похожъ на васъ.

БІОНДЕЛЛО (въ сторону.)

Какъ яблоко на устрицу, да все равно.

ТРАНІО.

Чтобъ спасти вашу жизнь въ этой крайности, я радушно васъ принимаю за него, и думаю, это не повредитъ вамъ, что вы походите на синьора Вничентіо. Возмите на себя его имя и кредитъ и живите въ моей квартир, постарайтесь вести себя, какъ должно, вы понимаете меня, сударь, такимъ образомъ вы останетесь у насъ, пока окончатся ваши дла въ город. Если вамъ это пріятно, сударь, то прошу васъ принять мое предложеніе.

ПЕДАНТЪ.

О, сударь, я согласенъ, и всегда буду почитать васъ спасителемъ моей жизни и свободы.

TPAНIO.

Такъ пойдемте со мною поговорить о дл подробне, дорогой я объяснюсь съ вами, отца моего ожидаютъ здсь со дня на день, чтобы взять съ него поручательство, обезпечивающее въ приданомъ бракъ между мною и дочерью здшняго жителя Баптисты. Я разскажу вамъ эти обстоятельства, пойдемте со мною, сударь, чтобъ одть васъ, какъ вамъ прилично.

(Уходятъ.)

СЦЕНА III.

(Комната въ дом Петруккіо.)

Выходятъ Катарина и Груміо.

ГРУМІО.

Нтъ, нтъ, право, я не смю, клянусь моею жизнію.

КАТАРИНА.

Тмъ больне для меня, чмъ боле обнаруживается явное намреніе его издваться надо мною. Какъ! разв онъ для того женился на мн, чтобы уморить меня голодомъ? Нищіе, которые подходятъ къ дверямъ моего отца, и просятъ подаянія, получаютъ милостыню, если и нтъ, такъ въ другомъ мст они находятъ состраданіе. А я, которая никогда не знала, какъ просятъ милостыню и которую никакая нужда не могла заставить просить милостыню,— умираю съ голода и страдаю головокруженіемъ отъ безсонницы, бранью мн не даютъ покоя и кормятъ ворчаньемъ. А что всего боле досаждаетъ мн, что онъ длаетъ все это подъ видомъ совершенной любви, и какъ будто хочетъ сказать, что, если я отдохну или помъ, такъ отъ этого произойдетъ смертельная болзнь, или даже настоящая смерть. Я прошу тебя, поди и принеси мн чего-нибудь пость! Какое бы ни было это кушанье, я не забочусь о томъ, только бъ можно было его сть.

ГРУМІО.

Что скажете вы о коровьей ног?

КАТАРИНА.

Ахъ, очень хорошо, принеси мн ее, пожалуйста.

ГРУМІО.

Боюсь, это слишкомъ раздражительная пища. Что вы скажете о жирныхъ кишкахъ, прекрасно изготовленныхъ?

КАТАРИНА.

Я очень люблю ихъ, поди принеси, добрый Груміо.

ГРУМІО.

Не знаю какъ сказать, боюсь, что это кушанье тоже раздражительно. Что вы скажете о куск говядины съ перцомъ?

КАТАРИНА.

Это блюдо особенно нравится мн.

ГРУМІО.

Да, но перецъ тоже немножко горячитъ.

Катарина.

Ну такъ одной говядины, а перецъ можно оставить.

ГРУМІО.

Нтъ, такъ я не хочу, вамъ принесутъ перецъ, или иначе вы не получите отъ Груміо говядины.

КАТАРИНА.

Такъ оба, или одно, или какъ хочешь.

ГРУМІО.

Ну такъ перцу безъ говядины.

КАТАРИНА.

Ступай, пошелъ вонъ! и ты, коварный рабъ, издваешься надо много, (бьетъ его) ты кормишь меня только одними названіями блюдъ. Будьте прокляты, ты вс негодяи забавляющіеся надъ моимъ несчастіемъ! ступай, пошелъ вонъ, пошелъ вонъ, говорю теб.

(Входятъ Петруккіо съ блюдомъ кушанья и Гортензіо).

ПЕТРУККІО.

Что ты длаешь, Катя? Какъ, душа моя, все печалишься?

ГОРТЕНЗІО.

Какъ поживаете, сударыня?

КАТАРИНА.

Право, такъ скучно, какъ только можетъ быть.

ПЕТРУККІО.

Ободрись, посмотри на меня повеселе. Вотъ, милочка, посмотри, какъ я забочусь о теб, самъ приговилъ для тебя кушанье и принесъ теб.

(Ставитъ блюдо на столь).

Надюсь, милая Катя, что эта заботливость заслуживаетъ благодарности. Какъ! ни слова. Ну такъ, знать теб не нравится оно, вс мои труды пропала напрасно. Гой! возми прочь это блюдо.

КАТАРИНА.

Сдлайте милость, пусть оно останется.

ПЕТРУККІО.

За малйшую услугу должно платить благодарностію, и такъ слдуетъ отблагодарить за мою услугу, прежде нежели вы дотронетесь до кушанья.

КАТАРИНА.

Благодарю васъ, сударь:

ГОРТЕНЗІО.

Фи! синьоръ Петруккіо, вы сами виноваты. Позвольте, сударыня, быть нашимъ компаньономъ.

ПЕТРУККІО.

(Въ сторону).

Съшь все, Гортензіо, если ты меня любишь. А много добра принесетъ это твоему нжному сердцу! Катя, шь не спша,— теперь, моя милочка, мы возвратимся въ домъ твоего отца, ты можешь пощеголять тамъ своими шелковыми платьями, шляпками, золотыми кольцами, манжетами, кружевами, фижмами и другими нарядами, блеснуть шарфами, верами, янтарными браслетами, бисерными ожерельями и другими бездлками. Что! пообдала ли ты? Тебя ожидаетъ портной, чтобы убрать твой станъ своими пышными нарядами.

(Входить портной).

Ну-ка, портной, покажи намъ свои наряды, разверни это платье.

(Входитъ галантерейщикъ).

Что новенькаго, сударь?

ГАЛАНТЕРЕЙЩИКЪ.

Вотъ, шляпка, которую вы заказывали.

ПЕТРУККІО.

Да она слплена на суповую чашу, бархатное блюдо, фи! фи! гадко, мерзко. Да это куколь, скорлупа грецкаго орха, дрянь, бездлка, игрушка, дтская потха, прочь съ нею, пошелъ, принеси мн побольше.

КАТАРИНА.

Я не хочу большой, эта самая модная, дамы хорошаго тона везд носятъ такія шляпки.

ПЕТРУККІО.

Когда вы будете хорошаго тона, такъ у васъ будетъ такая шляпка, но пока не теперь.

ГОРТЕНЗІО.

(Въ сторону).

Этого еще не скоро дождемся.

КАТАРИНА.

Надюсь, сударь, что мн позволено говорить и говоритъ, что угодно, я не дитя, по ребенокъ. Ваше лучше вынудило меня сказать, что у меня на душ, а если вы не можете выслушать меня, такъ лучше заткните себ уши. Moй языкъ будетъ выражать гнвъ моего сердца, въ противномъ случа, если я скрою свой гнвъ, то мое сердце разорвется на части, а чтобъ предупредить это, я хочу быть свободною въ словахъ, какъ мн угодно, даже до крайности.

ПЕТРУККІО.

Да, ты говоришь правду, это пустая шляпка, вздутая яишница, дрянь, шелковая лепешка. Я люблю тебя тмъ больше, что она теб не нравится.

КАТАРИНА.

Любите меня, или не любите, а шляпка мн нравится, и я беру ее себ, а другой не возьму ни за что.

ПЕТРУККІО.

Твое платье? о, да, ну-ка, портной, покажи намъ. О, просто Господи! что за маскерадный костюмъ? Что это? рукавъ? онъ похожъ на гаубицу. Какъ! внизу и вверху изрзанъ, какъ яблочный тортъ? Здсь лоскутки, клинушки, прорхи, надрзы, рубцы, какъ будто бы въ курильниц у брадобря {Курильницы (censer) эти, какъ видно изъ старинныхъ газетъ, по форм, походить на и вншнія жаровни (brasieres). Он не только служили для очищенія воздуха въ цирюльн, но еще подогрвали воду и просушивали костюмы. Steevens.}. Какимъ чертовскимъ именемъ ты называешь это платье, портной? а!

ГОРТЕНЗІО.

(Въ сторону).

Мн кажется, это походитъ на то, что у ней не будетъ ни шляпки, ни платье.

ПОРТНОЙ.

Вы приказали мн сдлать его покрасиве и получше, по мод и послднему покрою.

ПЕТРУККІО.

Разумется, я приказалъ, но ты забылъ, что я не приказывалъ портить его по мод. Ступай, прыгай черезъ канавы до самого дому, потому-что ты, пріятель, прыгнешь отсюда безъ покупки. Не нужно мн твое платье, убирайся, сдлай изъ него что-нибудь получше.

КАТАРИНА.

Лучше, нарядне, красиве и модне платья я никогда не видывала. Врно мы хотите нарядить меня куклою.

ПЕТРУККІО.

Право, такъ, онъ думаетъ одть тебя, какъ куклу.

ПОРТНОЙ.

Она говоритъ, что вы хотите нарядить ее куклою.

ПЕТРУККІО.

Ахъ, надменная тварь! лжешь ты, нитка, наперстокъ, аршинъ, три четверти, полуаршинъ, четверть, вершокъ, блоха, зимній сверчокъ ты. Умничать въ моемъ дом съ моткомъ нитокъ! Прочь, ты, тряпка, мрка, обрзокъ, или я такъ тебя смряю твоимъ аршиномъ, что ты перестанешь врать, чмъ только и живешь! Говорятъ теб, что ты испортилъ ея платье.

ПОРТНОЙ.

Вы обманываетесь, платье сшито мною такъ, какъ заказывали моему хозяину. Груміо далъ образчикъ, какъ оно должно быть сшито.

ГРУМІО.

Я не давалъ ему образчика, а далъ матерію.

ПОРТНОЙ.

Но какъ вы приказывали его сшить?

ГРУМІО.

Разумется, иголкою да ниткою.

ПОРТНОЙ.

Но разв вы не просили изрзать его?

ГРУМІО.

Ты ужъ врно слишкомъ много срзалъ.

ПОРТНОЙ.

Сколько нужно.

ГРУМІО.

Такъ не сржь меня. Ты многихъ одлъ, не подднь меня, я не хочу ни срзаться ни быть поддтымъ. Вотъ что скажу теб: я приказывалъ твоему хозяину изрзать т. е. скроить платье, а не изрзать его въ куски: ergo ты лжешь.

ПОРТНОЙ.

А вотъ эта записка будетъ свидтелемъ, что я не лгу.

ПЕТРУККІО.

Прочитай ее.

ГРУМІО.

Ну и записка въ его горл, если онъ скажетъ еще, что сказалъ.

ПОРТНОЙ.

Imprimis, платье на тучное тло.

ГРУМІО.

Баринъ, если я когда-нибудь говорилъ: платье на тучное тло, то вшейте меня въ полоть его и забейте до смерти концомъ синей нитки. Я сказалъ: платье.

ПЕТРУККІО.

Продолжай.

ПОРТНОЙ.

Съ маленькимъ круглымъ воротничкомъ.

ГРУМІО.

Я говорилъ: съ воротничкомъ.

ПОРТНОЙ.

Съ широкимъ рукавомъ.

ГРУМІО.

Съ двумя рукавами.

ПОРТНОЙ.

Рукава поуродливе изрзать.

ПЕТРУККІО.

Да это низко.

ГРУМІО.

Описка, сударь, описка, я приказалъ рукава изрзать, т. е. скроить и сшить опять, я докажу это теб, хотя твой маленькій пальчикъ вооруженъ наперсткомъ.

ПОРТНОЙ.

Я говорю правду, если бъ я засталъ гд-нибудь тебя одного, ты бы поразвдался со мною.

ГРУМІО.

Я готовъ, бери записку, а мн давай аршинъ, и не щади меня.

ГОРТЕНЗІО.

Господи помилуй, Груміо! да этакъ для него невыгодно.

ПЕТРУККІО.

Ну, братецъ, одномъ словомъ, платье это ее для меня.

ГРУМІО.

Вы правы, сударь, оно для моей барыни.

ПЕТРУККІО (въ сторону).

Гортензіо, скажи, что ты заплатишь портному. Ступайте отсюда, пошелъ, и ни слова больше.

ГОРТЕНЗІО.

Портной, я заплачу теб за платье завтра, не обижайся его необдуманными словами. Ступай, говорю я, кланяйся отъ меня своему хозяину.

(Портной уходитъ).

ПЕТРУККІО.

Ну, Катя, пойдемъ, мы подемъ къ вашему батюшк въ этой почтенной, простой одежд, пусть наши кошельки дуются, а платье будетъ скромно, вдь душа только длаетъ богатымъ тло, и какъ солнце свтятъ сквозь мрачныя облака, такъ честь свтится сквозь простое платье. Разв соя драгоцнне жаворонка, потому только, что ея перья красиве? Или змя лучше угря, потому-что ея разноцвтная чешуя прельщаетъ взоръ? О! нтъ, милая Катенька, ты ни чмъ не хуже и въ этомъ бдномъ плать и простомъ наряд. Если ты это считаешь стыдомъ для себя, то сложи все на меня, слдовательно все это пустяки, мы демъ отсюда праздновать и веселиться въ дом твоего отца. Поди, позови моихъ людей, и подемъ прямо къ нему, пусть они выведутъ нашихъ коней на конецъ длинной аллеи, тамъ сядемъ на нихъ, а туда дойдемъ пшкомъ. Такъ похлопочи же объ этомъ, я думаю теперь только семь часовъ, омы прямо поспемъ туда къ обду.

КАТАРИНА.

Смю уврить васъ, сударь, теперь около двухъ часовъ, и мы не прежде прідемъ туда, какъ къ ужину.

ПЕТРУККІО.

Пробьетъ семь, прежде нежели я сяду на коня. На что это похоже! Что бы я ни говорилъ, что бы ни длалъ, что бы ни задумалъ длать, вы всегда поперечите. Пойдемте, друзья. Теперь и не поду днемъ, не прежде тронусь съ мста, пока не пробьетъ столько часовъ, сколько я сказалъ.

ГОРТЕНЗІО.

Каково! этотъ храбрецъ хочетъ повелвать солнцу.

(уходятъ.)

ЛОРДЪ.

Эй! кто тамъ? (входитъ слуга.) Опять заснулъ. Подымите его поосторожне и одньте опять въ прежнія лохмотья. Смотрите, не разбудите.

СЛУГА.

Слушаю, милордъ. Эй! помогите-ка мн вытащить его..

(Слуги вытаскиваютъ Сляя вонъ.)

СЦЕНА IV.

Падуа. Передъ домомъ Баптисты.

Выходятъ Траніо и педантъ, одтый, какъ Винчентіо.

TPAНIO.

Вотъ тотъ домъ, сударь, угодно вамъ, чтобъ я постучался.

ПЕДАНТЪ.

Конечно, какъ же иначе? И, если не обманываюсь, синьоръ Баптиста долженъ помнить меня. Около двадцати лтъ тому назадъ, мы въ Гену квартировали вмст у Пегаза.

ТРАНІО.

Это недурно, но во всякомъ случа, ведите себя поважне, какъ слдуетъ отцу.

(Входитъ Біонделло.)

ПЕДАНТЪ.

Положитесь въ этомъ на меня. Но вотъ, сударь, идетъ вашъ человкъ, хорошо бы и ему растолковать это.

ТРАНІО.

Не бойтесь за него. Біонделло, совтую теб исполнять свою обязанность въ точности, вообрази, что этотъ господинъ настоящій Винчентіо.

БІОНДЕЛЛО.

За меня не бойтесь.

ТРАІНО.

А что твое порученіе къ Баптист?

БІОНДЕЛЛО.

Я сказалъ ему, что отецъ вашъ въ Венеціи и что вы сегодня ожидаете его въ Падуу.

ТРАНІО.

Ты рдкій слуга, вотъ теб на водку. А вотъ идетъ и Баптиста: соберитесь съ духомъ, сударь.

(Входятъ Баптиста и Лючентіо,)

Синьоръ Баптиста, вы кстати встртились. (Къ педанту) Батюшка, это тотъ господинъ, о которомъ я говорилъ вамъ, прошу васъ, походатайствуйте за меня теперь, какъ добрый отецъ, доставьте мн Біанку въ наслдство.

ПЕДАНТЪ.

Тише, тише, сынокъ! Съ позволенія вашего, милостивый государь. Пріхавъ въ Падуу за долгами, слышу отъ своего сына, Лючентіо, о важномъ дл взаимной любви между имъ и вашею дочерью, и такъ какъ я очень много слышалъ объ васъ хорошаго, а онъ питаетъ любовь къ вашей дочери и она къ нему: то, не муча его слишкомъ долго, я согласился, изъ отеческой любви къ нему, на его женитьбу. Если и вамъ, милостивый государь, пріятно это условіе, какъ и мн, то посл нкоторыхъ взаимныхъ соглашеній, я съ большою охотою готовъ породниться съ вами, я не хочу съ вами хитрить, синьоръ Баптиста, слыша объ васъ столько хорошаго.

БАПТИСТА.

Извините меня, милостивый государь, въ томъ, что я вамъ скажу. Мн очень нравится ваша откровенность. Сущая правда, что вашъ сынъ, Лючентіо, полюбилъ мою дочь и она любитъ его, или они оба притворяются во взаимной глубокой страсти. Поэтому, объявите только, что вы дадите ему какъ отецъ, чтобы обезпечить мою дочь достаточнымъ имніемъ,— и условія брака заключены, и все кончено. Тогда я охотно отдамъ вашему сыну мою дочь.

ТРАНІО.

Благодарю васъ, милостивый государь. Но гд вамъ кажется лучше сдлать нашу помолвку и заключить свадебный контрактъ по взаимному согласію, съ той и другой стороны?

БАПТИСТА.

Не въ моемъ дом, Лючентіо, знаете, здсь стны имютъ уши, да и народу-то у меня много, кром того старый Греміо постоянно подслушиваетъ, и намъ легко могутъ помшать.

TPAНIO.

Такъ въ моей квартир, если вамъ угодно, сударь. Тамъ остановился мой батюшка и тамъ, ныншнею ночью, мы тихо и безъ помха устроимъ это дло. Пошлите своего слугу за вашею дочерью, а мой человкъ пригласитъ къ намъ сейчасъ нотаріуса. Худо только, что при худыхъ сборахъ, вы попадете, конечно, на плохой и скудный обдъ.

БАПТИСТА.

Мн это очень полезно. Ну, Камбіо, сбгай ко мн въ домъ я скажи Біанк, чтобъ она была тотчасъ готова, а пожалуй скажи ей и то, что случилось, что отецъ Лючентіо пріхалъ въ Надуу и она, быть-можетъ, скоро будетъ женою Лючентіо.

ЛЮЧЕНТІО.

О, дай-то Богъ, чтобъ это случилось!

ТРАНІО.

На Бога надйся, а самъ не плошай, бги-ка себ, бги. Синьоръ, Баптиста, позволите ли указать вамъ дорогу? Прошу пожаловать! Одно только блюдо составитъ нашъ пиръ. Пойдемте, сударь! Въ Пиз попируемъ получше.

БАПТИСТА.

Я слдую за вами.

БІОНДЕЛЛО.

Камбіо!

ЛЮЧЕНТІО.

Что скажешь, Біонделло?

БІОНДЕЛЛО.

Замтили ли вы, какъ мой баринъ мигалъ вамъ глазами и смялся въ слдъ вамъ?

ЛЮЧЕНТІО.

Что жъ изъ этого, Біонделло?

БІОНДЕЛЛО.

Право, ничего, но онъ предоставилъ мн истолковать вамъ смыслъ и таинственное значеніе его знаковъ и миганья.

ЛЮЧЕНТІО.

Ну-ка, объясни таинственное значеніе ихъ.

БІОНДЕЛЛО.

Вотъ что. Баптисты теперь нечего опасаться: онъ занятъ болтовнею съ мнимымъ батюшкою мнимаго сынка.

ЛЮЧЕНТІО.

Ну такъ что жъ?

БІОНДЕЛЛО.

Вы должны будете привесть дочь его къ ужину.

ЛЮЧЕНТІО.

А потомъ?

БІОНДЕЛЛО.

Старый священникъ церкви св. Луки, во всякое время, готовъ къ услугамъ вашимъ.

ЛЮЧЕНТІО.

Къ чему все это?

БІОНДЕЛЛО.

Не могу знать, кром того, что они заняты фальшивымъ обязательствомъ, а вы обезпечьте себя обязательствомъ съ ея стороны. Ступайте въ церковь, просите священника, пономаря и нсколькихъ достопочтенныхъ свидтелей. Если вы не того ищете, такъ мн нечего боле сказать, разв только то, что вы должны проститься съ Біанкою навки и на всю жизнь.

(Удаляется.)

ЛЮЧЕНТІО.

Послушай, Біонделло!

БІОНДЕЛЛО.

Я не могу медлить,— я знаю, что двушка пойдетъ къ внцу посл полудня, когда она придетъ въ садъ нарвать петрушки для начинки кролика, а вы должны ожидать ее тамъ, сударь, а такъ прощайте, сударь. Баринъ приказалъ ма попросить священника, чтобъ онъ приготовился принять васъ.

(Уходитъ.)

ЛЮЧЕНТІО.

Я долженъ и хочу, если она согласна. Ей угодно, такъ что же мн сомнваться? Будь, что будетъ, а я сейчасъ иду къ ней, жестоко будетъ, если Камбіо придетъ безъ нея.

СЦЕНА V.

Большая дорога.

Выходитъ Петруккіо. Катарина и Гортензіо.

ПЕТРУККІО.

Ну, ну, съ Богомъ! поскоре бы къ вашему батюшк. Господи! какъ ясно и привтливо свтитъ мсяцъ!

КАТАРИНА.

Мсяцъ?…. Солнце! теперь еще нтъ мсяца.

ПЕТРУККІО.

Я говорю, что мсяцъ свтитъ такъ ясно.

КАТАРИНА.

А я вижу, что солнце свтитъ такъ ясно.

ПЕТРУККІО.

О, клянусь сыномъ моей матери, т. е. самимъ собою, что это долженъ быть мсяцъ, звзда, или что мн угодно, или прежде нежели отправимся къ вашему батюшк…. ворочусь и велю отвесть нашихъ лошадей назадъ. Вчно поперечитъ и ничего больше, какъ поперечитъ!

ГОРТЕНЗІО.

Говорите, какъ онъ говоритъ, или мы никогда не подемъ.

КАТАРИНА.

Впередъ, прошу насъ, ужъ если мы прошли такъ далеко, то будь это мсяцъ, солнце, или что вамъ угодно, назовите хоть фонаремъ, я повторю, что это правда.

ПЕТРУККІО.

Я говорю, что это мсяцъ.

КАТАРИНА.

Я вижу, что такъ.

ПЕТРУККІО.

Анъ вы лжете, это благословенное солнце.

КАТАРИНА.

Благословенъ Господь! это благословенное солнце. Но не солнце, когда вы скажете: нтъ, и мсяцъ тоже измняется, смотря по вашимъ мыслямъ, чмъ назовете вы, тмъ и будетъ и тмъ на-всегда останется для Катарины.

ГОРТЕНЗІО.

Петруккіо, продолжайте свой путь, поле сраженія за вами.

ПЕТРУККІО.

Ну, хорошо, впередъ, впередъ’, шаръ покатился даже противъ покатости. Но стой, что это за компанія?

(Входитъ Винчентіо въ одежд путешественника.)

(Къ Винчентіо) Здравствуйте, милая красавица, куда Богъ несетъ? Скажи мн, милая Катенька, и скажи по правд, видала ли ты красавицу прелестне? Посмотри, какъ близна споритъ съ румянцемъ на ея щекахъ! Какая звзда на неб блеститъ такъ прекрасно, какъ два глаза блестятъ на этомъ небесномъ лиц? Прелестная милочка, здравствуй снова. Милая Катя, обними ее за красоту.

ГОРТЕНЗІО.

Онъ взбситъ этого человка, принимая его за женщину.

КАТАРИНА.

Молоденькій, не распустившійся цвтокъ, прекрасная, милая и прелестная двушка, куда ты идешь, или гд обитаешь? Счастливы родители, у которыхъ такое прелестное дитя, еще счастливе мужчина, кому счастливая звзда назначила раздлять съ тобою дни свои.

ПЕТРУККІО.

Какъ! что это, Катя? Надюсь, ты не сошла съ ума, это мужчина, старый, морщинистый, сгорбившійся, отжившій свой вкъ, а не двушка, какъ ты называешь его.

КАТАРИНА.

Извини, ддушка, мои глаза обманулись, они такъ ослплены солнцемъ, что имъ все кажется зеленымъ. Теперь я вижу, что ты почтенный старикъ, извини, прошу тебя, мою глупую ошибку.

ПЕТРУККІО.

Извини ее, ддушка, а вмст, скажи, въ какую сторону идешь, если вмст съ нами, мы рады попутчику.

ВИНЧЕНТІО.

Честный господинъ, и вы, моя насмшливая красавица, ваше странное привтствіе очень изумило меня. Имя мое — Винчентіо, мстопребываніе — Пиза, путешествую въ Падую, мн нужно навстить тамъ своего сына, съ которымъ я давно не видался.

ПЕТРУККІО.

Какъ его имя?

ВИНЧЕНТІО.

Лючентіо, благородный господинъ.

ПЕТРУККІО.

Счастливая встрча, еще счастливе для твоего сына. Теперь самое родство, не только почтенный возрастъ, даютъ мн право называть тебя моимъ любезнымъ батюшкою, сестра моей жены, этой благородной дамы, на дняхъ обвнчается съ твоимъ сыномъ. Не удивляйся и не горюй, она двушка достойная, съ богатымъ приданымъ и хорошаго происхожденія. Сверхъ того, съ такими качествами, какія только приличны супруг благороднаго господина. Позволь мн обнять тебя, старый Винчентіо. И посл этого пустимся вмст отыскивать твоего сына, который чрезвычайно будетъ радъ твоему прибытію.

ВИНЧЕНТІО.

Но правда ли это? или вы забавляетесь, подобно веселымъ путешественникамъ, шутя надъ попутчиками, которые васъ догоняютъ.

ГОРТЕНЗІО.

Увряю тебя, старикъ, что это правда.

ПЕТРУККІО.

Ну, пойдемъ дале и увидимъ, правда ли это, наша первая забавная встрча сдлала тебя недоврчивымъ.

(Уходятъ Петруккіо, Катарина и Винчентіо.)

ГОРТЕНЗІО.

Прекрасно, Петруккіо, твои уроки запали мн въ сердце, теперь къ моей вдов, если она будетъ крута, такъ ты научилъ Гортензіо быть неуступчивымъ.

(Уходитъ.)

ДЙСТВІЕ ПЯТОЕ.

СЦЕНА I.

Падуа. Передъ квартирою Лючентіо.

Съ одной стороны входятъ Біонделло, Лючентіо и Біанка, а на другой Греміо прохаживается взадъ и впередъ.

БІОНДЕЛЛО.

Скоре, проворне, сударь: священникъ уже готовъ.

ЛЮЧЕНТІО.

Бгу, Біонделло, но можетъ-быть ты нуженъ будешь дома, такъ оставь насъ.

БІОНДЕЛЛО.

Нтъ, я провожу васъ глазами до церкви, а потомъ побгу къ моему барину, какъ можно скоре.

(Лючептіо, Біанка и Біонделло уходятъ.)

ГРЕМІО.

Странно, Камбіо не идетъ до-сихъ-поръ.

(Входятъ Петруккіо, Катарина, Винчентіо и свита.)

ПЕТРУККІО.

Ботъ дверь, сударь, это квартира Лючентіо. Мой батюшка живетъ ближе къ площади, я пойду туда, а васъ оставлю здсь.

ВИНЧЕНТІО.

Ну какъ можно, прежде выпьемъ, думаю, что я властенъ принять васъ здсь и, вроятно, найдется чмъ угостить васъ.

(Стучитъ.)

ГРЕМІО.

Вроятно домашніе чмъ-нибудь заняты, вы бы постучали покрпче.

ПЕДАНТЪ (сверху изъ окна).

Кто это тамъ стучитъ, будто хочетъ выломать двери?

ВИНЧЕНТІО.

Дома ли синьоръ Лючентіо, сударь?

ПЕДАНТЪ.

Дома, сударь, да не можетъ говорить съ вами.

ВИНЧЕНТІО.

А если бы кто-нибудь принесъ ему сто или двсти фунтовъ стерлинговъ, чтобы провести повеселе время?

ПЕДАНТЪ.

Поберегите ваши сто фунтовъ для себя, онъ не нуждается въ нихъ, пока я живъ.

ПЕТРУККІО.

Ну вотъ, вдь я говорилъ вамъ, что вашего сына любятъ въ Паду. Послушайте-ка, сударь, безъ околичностей, скажите пожалуйста, синьору Лючентіо, что отецъ его пріхалъ изъ Пизы и ожидаетъ здсь у дверей, желая поговорить съ нимъ.

ПЕДАНТЪ.

Ты лжешь, отецъ его уже пріхалъ изъ Пизы и смотритъ здсь изъ окна.

ВИНЧЕНТІО.

Разв ты его отецъ?

ПЕДАНТЪ.

Да, сударь, такъ говоритъ мн его мать, если надобно ей врить.

ПЕТРУККІО.

Э! вотъ что, почтеннйшій! (къ Винчентіо.) Да это явное мошенничество, принять на себя имя другаго.

ПЕДАНТЪ.

Схватите мошенника, я увренъ, что онъ многихъ въ город морочитъ моимъ именемъ.

БІОНДЕЛЛО (возвращается).

Я видлъ ихъ вмст въ церкви. Дай Богъ счастливаго плаванія! Но кто это здсь? Мой старый баринъ, Винчентіо? Ну, пропали мы теперь, погибли до конца.

ВИНЧЕНТІО (увидя Біонделло).

Поди сюда, нечесаная мычка.

БІОНДЕЛЛО.

Надюсь, что и у меня есть воля, сударь.

ВИНЧЕНТЮ.

Поди сюда, мошенникъ! Какъ, разв ты забылъ меня?

БІОНДЕЛЛО.

Васъ забылъ? Нтъ, сударь, я не могъ позабыть васъ, потому-что я никогда не видалъ васъ.

ВИНЧЕНТЮ.

Что, отъявленный плутъ! Ты никогда не видалъ отца твоего господина, Винчентіо?

БІОНДЕЛЛО.

Какъ? моего стараго, достопочтеннаго стараго господина? О, разумется, сударь, вотъ онъ смотритъ изъ окна.

ВИНЧЕНТЮ.

Право такъ? (Бьетъ Біонделло.)

БІОНДЕЛЛО.

Помогите, помогите, помогите! этотъ сумасшедшій хочетъ убить меня.

(Убгаетъ.)

ПЕДАНТЪ.

Помоги, сынокъ, помогите, синьоръ Баптиста!

ПЕТРУККІО (отходитъ отъ окна.)

Катя, отойдемъ, пожалуйста, въ сторону и подождемъ конца этой ссоры.

(Отходятъ въ сторону.)
Выходятъ изъ дома Педантъ, Баптиста, Траніо и слуги.

ТРАНІО.

Кто вы такой, сударь? какъ смете вы бить моего человка?

ВИНЧЕНТЮ.

Кто я, сударь? Кто вы такой, сударь? Ахъ, разряженный идутъ! Шелковый камзолъ! бархатные штаны! алаго сукна плащъ! остроконечная шляпа! О, я погибъ! Ты хлопочешь дома, какъ добрый хозяинъ, а мой сынокъ съ своимъ слугою проматываютъ.

TPAНIO.

Судя по вашей одежд, сударь, подумаешь, что вы почтенный, пожилой господинъ, но ваши слова показываютъ въ васъ сумасшедшаго. Ну какая вамъ нужда, что на ма золото и перлы? Благодаря моему батюшк, у меня достанетъ денегъ на эти бездлки.

ВИНЧЕНТІО.

Твоему батюшк? Ахъ, мошенникъ! Да вдь твой отецъ парусный мастеръ въ Бергам.

БАПТИСТА.

Вы ошибаетесь, милостивый государь, ошибаетесь. А какъ, по вашему мннію, зовутъ его?

ВИНЧЕНТІО.

Какъ зовутъ его, сударь? Будто я не знаю его имени? я поилъ и кормилъ его съ трехъ лтъ, его зовутъ Траніо.

ПЕДАНТЪ.

Прочь, прочь, глупый оселъ! Его зовутъ Лючентіо, онъ единственный сынъ и наслдникъ всего моего имнія, у меня, синьора Винчентіо.

ВИНЧЕНТЮ.

Лючентіо! о такъ онъ сгубилъ своего господина! схватите его, повелваю вамъ именемъ герцога! О, мой сынъ, мой сынъ! Скажи мн злодй, гд мой сынъ Лючентіо?

ТРАІНО.

Позовите-ка стражу. (Входить слуга со стражею.) Отведите этого сумасшедшаго въ тюрьму. Батюшка, Баптиста, постарайтесь, пожалуйста, отправить его.

ВИНЧЕНТЮ.

Меня отвести въ тюрьму!

ГРЕМІО.

Постой, нтъ нужды брать его подъ караулъ.

БАПТИСТА.

Молчите вы, синьоръ Греміо, я говорю, что его нужно взять подъ караулъ.

ГРЕМІО.

Берегитесь, синьоръ Баптиста, чтобы не попасться вамъ въ сти, я готовъ побожиться, что это настоящій Винчентіо.

ПЕДАНТЪ.

Побожись, когда смешь.

ГРЕМІО.

Нтъ, я и не стану божиться въ этомъ.

ТРАНІО.

Пожалуй, ты еще скажешь, что и я не Лючентіо.

ГРЕМІО.

Да тебя я знаю подъ именемъ синьора Лючентіо.

БАПТИСТА.

Долой съ глазъ этого сумасброда, въ тюрьму его.

ВИНЧЕНТІО.

Такъ притснять и обижать странника! о гнусный злодй!

(Возвращается Біонделло съ Лючентіо и Біанкою.)

БІОНДЕЛЛО.

О, мы погибли! вотъ онъ, откажитесь и отрекитесь отъ него, иначе мы вс пропали.

ЛЮЧЕНТІО (становясь на колни).

Простите, любезный батюшка!

ВИНЧЕНТІО.

Ты живъ, мой милый сынъ?

(Біонделло, Траніо и Педантъ убгаютъ).

БІАНКА (становясь на колни предъ Баптистою).

Простите, милый папенька!

БАПТИСТА.

Да, въ чемъ же твое преступленіе? Гд Лючентіо?

ЛЮЧЕНТІО.

Здсь Лючентіо, настоящій сынъ настоящаго Винчентіо, который и женился на вашей дочери въ то время, какъ плутовского продлкою мы залпили вамъ глаза.

ГРЕМІО.

Такъ это былъ ловкій заговоръ, которымъ провели васъ всхъ!

ВИНЧЕНТІО.

Гд этотъ окаянный злодй, Траніо, который такъ меня встртилъ и угостилъ?

БАПТИСТА.

Но скажите мн, разв онъ не Камбіо?

БІАНКА.

Камбіо превратился въ Лючентіо.

ЛЮЧЕНТІО.

Любовь сдлала это чудо. Любовь къ Біанк побудила меня помняться мстами съ Траніо, который на время игралъ мою роль въ город, наконецъ я благополучно вошелъ въ ожиданную съ нетерпніемъ пристань моего блаженства. Траніо поступалъ, по моему приказанію, и потому простите его ради меня, милый батюшка.

ВИНЧЕНТІО.

Я раскрою ему носъ, этому человку, который хотлъ посадить меня въ тюрьму.

БАПТИСТА (къ Лючентіо).

Но послушайте, сударь, вы женились на моей дочери, не испросивши моего согласія?

ВИНЧЕНТІО.

Не бойтесь, Баптиста, мы сочтемся съ вами, а теперь я пойду вымстить на этомъ лиц такую мошенническую продлку.

(Уходитъ.)

БАПТИСТА.

Пойду и я туда же, ощупаю дно этой продлки.

(Уходитъ.)

ЛЮЧЕНТІО.

Не блднй, Біанка, твой батюшка не станетъ сердиться.

(Лючентіо и Біанка уходятъ.)

ГРЕМІО.

Врно пирогъ мой еще не допекся, такъ пойду ужъ и я за ними, но за чмъ другимъ, какъ попировать вмст съ ними.

(Уходить.)

КАТАРИНА (приближаясь вмст съ Петруккіо).

Милый дружокъ, пойдемъ, посмотримъ, чмъ кончится эта суматоха.

ПЕТРУККІО.

Сперва поцлуй меня, Катя, а потомъ и пойдемъ.

КАТАРИНА.

Какъ, середи улицы?

ПЕТРУККІО.

Что жъ, разв ты стыдишься меня?

КАТАРИНА.

Нтъ, сохрани Богъ! но стыжусь поцловать тебя здсь.

ПЕГРУККІО.

Ну такъ подемъ назадъ домой. Эй! малый, назадъ!

КАТАРИНА.

Нтъ, нтъ, я поцлую тебя, только останься, миленькій, пожалуйста.

ПЕТРУККІО.

Чмъ же это не хорошо? Пойдемъ-ка, милая Катя! лучше однажды, чмъ никогда.

(Уходятъ.)

СЦЕНА II.

Комната въ квартир Лючентіо. Приготовленъ банкетъ.

Входятъ Баптиста, Винчентіо, Греміо, Педантъ, Лючентіо, Біанка, Петруккіо, Катарина, Гортензій и вдова. Траціо, Біонделло, Груміо и другіе *.

* Банкетъ былъ въ род нашего десерта, онъ состоялъ т пирожковъ, прянныхъ блюдъ и плодовъ.

ЛЮЧЕНТІО.

Наконецъ, хотя и не скоро, наши спорные пункты соглашены. Теперь, когда жестокая война окончилась, пора позабавиться надъ тмъ, какъ мы подвергались опасностямъ и лавировали. Милая Біанка, просо моего батюшку, а я попрошу твоего. Братецъ Петруккіо…. сестрица Катарина…. о ты Гортензіо, съ своею милою вдовушкою, попируемте получше, прошу пожаловать, банкетъ мой поправитъ ваши желудки посл порядочной нашей пирушки. Прошу садиться, мы теперь сядемъ болтать и сть.

(Садятся за столь.)

ПЕТРУККІО.

Ничего боле, какъ сидть и сидть, сть и сть.

БАПТИСТА.

Падуа щедра на это.

ПЕТРУККІО.

Падуа щедра только на одно доброе.

ГОРТЕНЗІО.

Желалъ бы, чтобы эти слова были справедливы на счетъ обоихъ насъ.

ПЕТРУККІО.

О, клянусь моею жизнію, Гортензію труситъ съ своею вдовушкою.

ВДОВА.

Не думайте однако жъ, чтобы я была труслива.

ПЕТРУККІО.

Вы смышлены, однако прозвали смыслъ моихъ словъ, я хотлъ сказать, что Гортензіо труситъ васъ.

ВДОВА.

У кого голова идетъ кругомъ, тотъ думаетъ, что весь міръ вертится кругомъ.

ПЕТРУККІО.

Круглый отвтъ.

КАТАРИНА.

‘У кого голова идетъ кругомъ, тотъ думаетъ, что весь міръ вертится кругомъ.’ Растолкуйте пожалуйста, что вы хотли этимъ сказать.

ВДОВА.

Вашъ мужъ, не зная куда дваться отъ своей упрямицы, намряетъ печаль моего мужа своимъ горемъ. Теперь вы понимаете смыслъ моихъ словъ?

КАТАРИНА.

Самый простой смыслъ.

ВДОВА.

Право, я просто разумла васъ.

КАТАРИНА.

А я спроста разумю, что это относится къ вамъ.

ПЕТРУККІО.

Къ ней, Катя!

ГОРТЕНЗІО.

Къ ней, вдовушка!

ПЕТРУККІО.

Ты говоришь, какъ должностной человкъ. Твое здоровье, повса!

(Пьетъ, обращаясь къ Гортензіо.)

БАПТИСТА.

Какъ нравится теб, Гортензіо, тотъ остроголовой народецъ?

ГРЕМІО.

Поврьте, сударь, они славно колятъ другъ друга.

БІАНКА.

Головами колятъ? находчивый острякъ, пожалуй, сказалъ бы, что у нихъ на головахъ есть рога.

ВИНЧЕНТІО.

Ага, милая невстушка, ты проснулась.

БІАНКА.

Да, но не съ испуга, и потому опять усну.

ПЕТРУККІО.

Такъ нтъ, этого не будетъ, когда вы начали, такъ и не увернетесь отъ одного, или двухъ выстрловъ колкихъ насмшекъ.

БІАНКА.

Разв я птица? Ну такъ я думаю перелетть въ другой кустъ, тогда гоняйтесь за мною съ натянутымъ лукомъ. Будьте вс здоровы!

(Біанка, Катарина и вдова уходятъ).

ПЕТРУККІО.

Она предупредила меня. Вотъ въ эту птичку, синьоръ Траніо, вы метили, хотя и не попали, за здоровье всхъ, которые стрляютъ и промахиваются.

ТРАНІО.

Ахъ, сударь! Лючентіо помыкалъ мною, какъ своею старою собакою, которая ловитъ сама, но ловитъ для своего господина.

ПЕТРУККІО.

Преудачное сравненіе, только немножко собачье.

ТРАНІО.

Это хорошо, сударь, что вы охотитесь для себя, думаютъ однако жъ, что олень вашъ не поддается вамъ.

БАПТИСТА.

Ого, Петруккіо! Траніо-то попалъ въ васъ.

ЛЮЧЕНТІО.

Спасибо теб, добрый Траніо, за этотъ сарказмъ.

ГОРТЕНЗІО.

Сознайтесь, сознайтесь, вдь онъ подстрлилъ васъ?

ПЕТРУККІО.

Признаюсь, онъ немножко задлъ меня, но чтобы отразить отъ себя насмшку, ставлю десять противъ одного, что вы оба больше меня мучитесь.

БАПТИСТА.

Сказать по правд, сынъ мой, Петруккіо, я думаю, у тебя самая упрямая жена изъ всхъ.

ПЕТРУККІО.

Ладно: я говорю — нтъ, а чтобы доказать это, пусть каждый изъ насъ пошлетъ за своею женою, и чья жена безпрекословно придетъ къ своему мужу по первому его требованію, тотъ выиграетъ условленный закладъ.

ГОРТЕНЗІО.

Согласенъ:— какой закладъ?

ЛЮЧЕНТІО.

Двадцать кроновъ.

ПЕТРУККІО.

Двадцать кроновъ! я рискую больше на моего сокола, или собаку, но на мою жену въ двадцать разъ больше.

ЛІОЧЕНТІО.

Такъ сто.

ГОРТЕНЗІО.

Согласенъ.

ПЕТРУККІО.

Идетъ, ршено.

ГОРТЕНЗІО.

Кто начнетъ?

ЛЮЧЕНТІО.

Я. Поди, Біонделло, скажи своей жен, чтобы она пришла ко мн.

БІОНДЕЛЛО.

Слушаю.

(Уходитъ.)

БАПТИСТА.

Я вашъ половинщикъ, сынъ, Біанка придетъ.

ЛЮЧЕНТІО.

Не надобно мн половинщиковъ, беру все на себя.

(Біонделло возвращается.)

Что это значитъ? что за новости?

БІОНДЕЛЛО.

Моя госпожа приказала вамъ сказать, что она занята и не можетъ придти.

ПЕТРУККІО.

Какъ! она занята и не можетъ придти! это отвтъ?

ГРЕМІО.

Да, и еще хорошъ: дай-то Богъ, чтобы ваша жена не приказала вамъ сказать чего-нибудь похуже.

ПЕТРУККІО.

Надюсь получше.

ГОРТЕНЗІО.

Біонделло, ступай попроси мою жену, придти ко мн сюда.

(Біонделло уходитъ,)

ПЕТРУККІО.

Ого! попроси ее! нтъ, за чмъ ей приходить.

ГОРТЕНЗІО.

Я боюсь за свою, сударь, но вы бойтесь еще больше, ваша жена не умолима.

(Возвращается Біонделло,).

Ну, гд моя жена?

БІОНДЕЛЛО.

Она говорятъ, что вамъ врно хочется подшутить, она не хочетъ идти, а проситъ васъ придти къ ней.

ПЕТРУККІО.

Часъ отъ часу не легче, она не хочетъ идти! о это гадко, несносно, нестерпимо. Малый, Груміо, поди къ своей госпож, скажи, что я приказываю ей придти ко мн.

(Груміо уходитъ.)

ГОРТЕНЗІО.

Я знаю ея отвтъ.

ПЕТРУККІО.

Какой?

ГОРТЕНЗІО.

Она не захочетъ придти.

ПЕТРУККІО.

Тмъ хуже для меня, а вотъ конецъ.

(Входитъ Катарина.)

БАПТИСТА.

О, клянусь, это Катарина!

КАТАРИНА.

Что намъ угодно? вы посылали за мною?

ПЕТРУККІО.

Гд наша сестрица и жена Гортензіо?

КАТАРИНА.

Он заняты жаркимъ разговоромъ.

ПЕТРУККІО.

Подите, приведите ихъ сюда, если станутъ отказываться, такъ притащите ихъ насильно къ своимъ мужьямъ, ступай, говорю и, и приведи ихъ сюда поскоре.

(Катарина уходить.)

ЛЮЧЕНТІО.

Вотъ чудо, если вамъ нужно чудо.

ГОРТЕНЗІО.

Да, это правда, что-то только оно предвщаетъ?

ПЕТРУККІО.

Конечно оно предвщаетъ миръ, любовь и спокойную жизнь, однимъ словомъ все, чего нтъ пріятне и счастливе.

БАПТИСТА.

Ну, будь счастливъ и благословеніе мое надъ тобою, добрый Петруккіо! Ты выигралъ закладъ, а я хочу придать къ ихъ потерямъ двадцать тысячъ кроновъ, другое приданое другой дочери, вдь она теперь не то, чмъ была прежде.

ПЕТРУККІО.

Нтъ, я выиграю закладъ свои еще лучше, и покажу боле знаковъ ея покорности, ея вновь созданной добродтели и повиновенія…

(Катарина возвращается съ Біанкою и вдовою.)

Посмотрите, вотъ она идетъ и ведетъ женъ, какъ плнниниковъ ея женскаго убжденія. Катарина, эта шляпка нейдетъ къ вашему лицу, долой эту дрянь, бросьте ее подъ ноги.

(Катарина снимаетъ свою шляпку и бросаетъ подъ ноги.)

ВДОВА.

О, Боже! не допусти мн вздыхать до тхъ поръ, пока я дойду до подобныхъ глупостей.

БІАНКА.

Фи! что за безразсудное повиновеніе.

ЛЮЧЕНТІО.

Я желалъ бы, чтобъ ваше повиновеніе было также безразсудно, ваше умничанье въ повиновеніи, прекрасная Біанка, лишило меня ста кроновъ во время ужина.

БІАНКА.

Тмъ безразсудне вы, что побились объ закладъ о моемъ повиновеніи.

ПЕТРУККІО.

Катарина, приказываю теб, скажи этимъ своенравнымъ женскимъ головамъ, какое повиновеніе должны имть он къ своимъ властелинамъ и мужьямъ.

ВДОВА.

Полноте, полноте, вы насмхаетесь, мы не хотимъ слушать.

ПЕТРУККІО.

Ну же, говорю я, и сперва начни съ нея.

ВДОВА.

Она не станетъ.

ПЕТРУККІО.

Станетъ, говорю я,— и сперва начни съ нея.

КАТАРИНА.

Фи, фи! разгладь это грозное, наморщеное чело, но бросай презрительныхъ взглядовъ изъ своихъ глазъ, которыми ты хочешь какъ бы пронзить своего господина, своего повелителя. Это помрачаетъ твою красоту, какъ морозъ обезображиваетъ луга, потрясаетъ твою репутацію, какъ вихрь, прекрасныя почки цвтовъ, въ этомъ нтъ ни чувства приличія, ни скромности. Вспыльчивая женщина подобна мутному фонтану, тинистому, грязному, безцвтному, нечистому, а когда онъ будетъ находиться въ такомъ состояніи, то ни одинъ усталый, истомленный жаждою путникъ не захочетъ напиться изъ него воды и отвдать хоть одну каплю. Твой мужъ есть твой господинъ, твоя жизнь, твой хранитель, твоя голова, онъ заботится о теб и о твоей жизни, подвергаетъ тло свое тяжкимъ трудамъ на мор и на суш, бодрствуетъ ночью среди бурь, а днемъ на мороз, между-тмъ, какъ ты безпечно и беззаботно покоишься въ тепл дома, отъ тебя не требуютъ другой дани, кром любви, милыхъ взглядовъ и истиной покорности, очень очень малая плата за столь большіе труды его. И когда она своенравна, причудлива, брюзглива, упорствуетъ и не покоряется его безукоризненной вол, кто она, какъ не низкій, неблагодарный измнникъ, своего любящаго властелина? Я стыжусь, что женщины возбуждаютъ войну тамъ, гд он должны просить на колняхъ мира, или ищутъ власти первенства и перевса тамъ, гд он обязаны служить, любить и повиноваться. Для чего наша природа такъ слаба, нжна, безсильна, неспособна къ общественнымъ трудамъ и заботамъ, какъ не для того, что наши нжныя души и сердца должны согласоваться съ нашею вншнею участію? Да, да, вы гордые и безсильные черви! Моя душа нкогда была также надменна, какъ и ваша, мое сердце было также гордо, быть-можетъ у меня было и боле основаній, чтобы за слово платить словомъ, за непріятность непріятностями. Но теперь я вожу, что наши копья — соломенки, наши силы такъ слабы, наши слабости такъ превышаютъ всякое сравненіе, что, кажется, это будетъ самое высочайшее титло для насъ, если назвать насъ слабйшими существами. И такъ, выбросьте изъ головы своей гордость, она безполезна, и положите свои руки у ногъ своихъ господъ. Въ знакъ этого повиновенія, моя рука готова, если это ему будетъ угодно, только бы доставить ему спокойствіе.

ПЕТРУККІО.

Вотъ жена, такъ жена! Пойдемъ же, поцлуй меня, Катя.

ЛЮЧЕНТІО.

Ступай, старый повса, я заплачу, что слдуетъ.

ВИНЧЕНТІО.

Пріятно слышать, что дти покорны.

ЛЮЧЕНТІО.

Но несносно слышать, что женщины упорны.

ПЕТРУККІО.

Пойдемъ, Катя. Мы трое женились, но вы двое поспшили.

(Къ Лючентіо.)

Я выигралъ закладъ, хотя вы били на блую {Hit the whit — фраза, заимствованная изъ терминологія стрлковъ въ цль, обыкновенно цль означалась блымъ кружкомъ. Здсь Шекспиръ длаетъ намекъ на значеніе имени: Біанка — блая.}, и какъ выигравшій желаю вамъ покойной ночи.

(Петруккіо и Катарина уходятъ.)

ГОРТЕНЗІО.

Ну, ступай своей дорогой, ты усмирилъ презлую упрямицу.

ЛЮЧЕНТІО.

Это чудо, съ вашего позволенія, что она такъ усмирилась.

(Уходятъ.)

ЗАКЛЮЧЕНІЕ.

Трактиръ въ пол.

Два служителя приносятъ Сляя, одтаго по-прежнему и кладутъ его на землю.

(Выходитъ Подносчикъ.)

СЛЯЙ (просыпаясь).

Эй! бокалъ вина! что комедіанты ушли?… Разв я не лордъ?

ПОДНОСЧИКЪ.

Лордъ? чортъ побери! Неужели ты еще не проспался?

СЛЯЙ.

Кто это? Подносчикъ? О! я видлъ прекраснйшій сонъ, о какомъ ты не слыхивалъ во всю свою жизнь!

ПОДНОСЧИКЪ.

Врно, однакожъ лучше бы теб идти домой, а то вдь жена будетъ журить тебя, что ты прогрезилъ здсь цлую ночь.

СЛЯЙ.

Журить? Не бось, теперь я знаю, какъ уломать сердитую и упрямую бабу. Мн цлую ночь снилось объ этомъ, и ты прервалъ лучшій мой сонъ, какой я когда-либо видлъ. Ну, да пойдти къ своей жен, а если она станетъ досаждать мн, такъ я съумю усмирить ее.

(Уходить.)

‘Сынъ Отечества’, No 1, 1849

Шекспир Вильям
Прочитали? Поделиться с друзьями:

Читайте также:

  1. Укрощение строптивой, Шекспир Вильям, Год: 1594
  2. Усмирение своенравной, Шекспир Вильям, Год: 1594
  3. Укрощение строптивой, Шекспир Вильям, Год: 1594
  4. Укрощение своенравной, Шекспир Вильям, Год: 1594
  5. Укрощение строптивой, Шекспир Вильям, Год: 1594
  6. Первое действие Шекспировой трагедии: Лир, Шекспир Вильям, Год: 1605
  7. Кориолан, Шекспир Вильям, Год: 1607
  8. Бесплодные усилия любви, Шекспир Вильям, Год: 1594
Электронная библиотека