Последние недели принесли с собой три важные документа, разъясняющие состояние финансов России. Мы разумеем, во-первых, речь министра финансов, читанную им в заседании совета государственных кредитных установлений 28-го минувшего февраля при представлении отчетов сих установлений за 1866 год, во-вторых, объяснительную записку к отчету государственного контроля по исполнению государственной росписи за сметный период 1866 года, и, наконец, в-третьих, всеподданнейший доклад министра финансов о бюджете на 1868 год. О втором из этих документов мы имели уже случай говорить вкратце, когда его обнародование еще только ожидалось: мы указали тогда на громадность сверхбюджетных расходов 1866 года и привели ее отчасти в связь с неправильным состоянием нашей денежной системы. Чем более разъясняется это дело допускаемыми в нем ныне успехами гласности, тем очевиднее становится, что исправление наших финансов есть задача вовсе не такая трудная, как утверждают иные, и что ее счастливое разрешение главнейшим образом зависит от двух условий: от устранения сверхсметных расходов и от исправления денежной системы. Нынешний год совершилось пятидесятилетие с тех пор, как по окончании наполеоновских войн Россия приступила к серьезным мерам для упрочения своей денежной системы, тогда расстроенной до последней крайности, и когда с этой целью впервые была допущена гласность в деле финансового управления кредитного частью. Пятидесятилетний юбилей этого важного в русской истории шага ознаменован значительным расширением гласности в деле государственных финансов вообще: обнародование контрольного отчета за 1866 год есть важная мера, которая одна уже могла бы сделать нынешний год памятным. Но юбилейному году еще более приличествовала бы другая слава предшественника его, та слава, что с того года был совершенно прекращен выпуск бумажных денег и начались последовательные, неуклонно в продолжение 22 лет выдержанные меры к упрочению денежной системы. Суждено ли нынешнему году поравняться и в этом отношении с дорогим для России 1818 годом?
Обнародование упомянутых выше трех документов позволяет обозреть финансовое положение Империи, что мы и постараемся сделать. Начинаем этот обзор, как естественно, с самого корня финансовых затруднений — денежной системы. Еженедельные, ежемесячные и ежегодные отчеты государственного банка и его контор и отделений дают к тому некоторую возможность уже и независимо от речи министра финансов, ежегодно произносимой в совете кредитных установлений. Она важна не столько по сообщаемым ею данным, сколько по тем взглядам, которые в ней высказываются и по которым можно судить о том, чего следует ожидать от дальнейшей политики финансового управления. В прежнее время эта ежегодная речь составляла в некотором роде событие, это был единственный публичный акт, из которого русская и иностранная публика могла почерпать сведения о состоянии наших финансов. Ныне, когда стала ослабевать в этом отношении система графа Канкрина, признававшего гласность величайшим злом для финансов государства, ныне ежегодная речь министра финансов имеет значительный интерес только в том случае, когда, как в текущем году, излагает с некоторым обилием общие руководящие мысли. К этому на сей раз послужил поводом наступивший (22 февраля) пятидесятилетний юбилей учреждения совета государственных кредитных установлений.
Главное и первое место дано в речи г. статс-секретаря Рейтерна важнейшему событию этого пятидесятилетия — ликвидации в 1859 г. большей части государственных кредитных установлений, заемного банка, сохранных казен, опекунского совета и приказов общественного призрения и преобразованию коммерческого банка в государственный банк. В речи говорится об этой реформе с сочувствием как о мере, положившей начало развитию у нас частных банков на место казенных, при этом указывается на быстрое умножение в последнее время разных частных кредитных учреждений. До 1859 г. частные банки составляли у нас такое редкое явление, что, можно сказать, их не существовало, было до 20 городских общественных банков с весьма ограниченным кругом действий, три дворянские кредитные общества в Прибалтийском крае и Александровский Нижегородский дворянский банк. В нынешнем году сверх этих последних существует до 147 городских общественных банков (в том числе разрешено и еще не действуют 30), до 14 разных частных кредитных учреждений, и еще 5 банковских проектов внесено в государственный совет.
Граф Канкрин ставил одною из главных своих задач поглощение частного банковского кредита в государственном. Ликвидация государственных кредитных установлений, учрежденных на этом основании, была необходимым шагом к освобождению русского капитала из-под власти казны, к оживлению частной предприимчивости вообще и специально к возникновению у нас частных банков. Шаг этот был, несомненно, необходим и для финансов государства, потому что освобождал казну от угрожавшей кредитным установлениям несостоятельности и от неправильного пользования частными капиталами, имевшего целью понижение их цены отчасти для удобства заемщиков, по большей части употреблявших эти капиталы непроизводительно, отчасти для удобства государственного казначейства, затрачивавшего не разобранные заемщиками излишки вкладов на разные экстренные надобности, чрез что, собственно, и укоренился у нас обычай сверхбюджетных расходов.
Но реформа эта совершилась серьезно только в области недвижимого, или ипотечного, кредита. Кредит коммерческий остался в руках казенного учреждения, возвышавшего учетный процент (как и следовало), но в то же время удерживавшего низкий процент по вкладам (что едва ли следовало и что доставляло лишь кажущиеся барыши в отчетах банка, а в сущности стоило казне огромных убытков, ибо требовало не только многих займов, но и значительного выпуска бумажных денег). В то же время прежняя привычка привлекать частные капиталы по дешевой цене для воспособления государственному казначейству мелкими долями, без крупных займов, — эта привычка, воспитанная прежними кредитными установлениями, осталась в силе и повела к усиленным выпускам билетов государственного казначейства, теперь сделавшихся наконец и для казны большою тягостью. Та же привычка вынуждала вместе с тем, отчасти для облегчения сбыта малодоходных билетов государственного казначейства (серий), прибегать к выпускам бумажных денег в большем количестве, чем сколько было нужно для возмещения вкладов, не покрывавшегося правильными государственными займами. Итак, ни в области коммерческого, ни в области государственного кредита не последовало коренного изменения прежней системы, и реформа, как сказано, серьезно коснулась только кредита недвижимого. Все операции по этой отрасли кредита правительство действительно предоставило частной деятельности, но внезапное прекращение ссуд в 1859 г. под залог недвижимых имуществ произошло накануне самого глубокого переворота в нашем сельском хозяйстве и быте наших землевладельцев, начало правительственного невмешательства в частную предприимчивость было применено посреди чрезвычайных обстоятельств, для которых оно едва ли было вполне пригодно. К тому же, несмотря на продолжительные занятия Высочайше учрежденной комиссии для устройства земских банков, положительно указавшей на разные переходные правительственные меры по организации частных поземельных банков, не было сделано самого необходимого, чтобы вызвать эту организацию, облегчить частную инициативу в деле совершенно новом или даже только сделать ее возможною.
Препятствием к правильному ходу дела оказалось неимение общего закона, в силу коего могли бы основываться банковые учреждения для поземельного кредита. Такого закона нет и до сих пор, а потому, не говоря уже о затруднениях, в которых должны находиться правительственные лица при рассмотрении банковых проектов, частные лица никогда не могут быть уверены, что их предположения удостоятся утверждения и что учредители не потратят даром времени на дело, для успеха которого необходимы ходатайства и связи. Нет сомнения, что самые тяжкие удары нанесены были сельскому хозяйству и землевладельческому классу никак не упразднением крепостного права и не поземельным устройством крестьян, а финансовыми обстоятельствами государства. Неожиданная ликвидация кредитный установлений без их замены частными банками, усиленные выпуски бумажных денег, падение ценности монетной единицы, на которую исчислены оброки и выкупные бумаги, и сверх того потрясения всех цен, произведенные теми же выпусками бумажных денег и поднявшие все цены (в том числе на труд) не соразмерно с ценами на земледельческие продукты, — вот истинные причины затруднений, испытанных нашими помещиками. Только теперь поправляется это дело построением железных дорог, поднимающим цену продуктов сельского хозяйства, и поддержкой высокого учетного процента, усиливающею их отпуск за границу, препятствующею отливу от нас капиталов и вместе содействующею их накоплению. Правда, впрочем, что нет худа без добра. Прекращение ссуд принесло ту пользу, что, с одной стороны, побудило землевладельческий класс к бережливости, а с другой — ускорило ход выкупной операции, которая заменила собой отчасти, с большими или меньшими убытками, те займы под залог имений, с которыми все издавна свыклись. Наконец, несмотря на неблагоприятные обстоятельства, частная инициатива, вызванная ликвидацией казенных банков, коснулась и поземельного кредита. Начали возникать частные кредитные учреждения (С.-Петербургское, Московское и Рижское городские, Херсонское и Саратовское Общества заемщиков-землевладельцев). В истекшем году правительство даровало весьма важные льготы и пособия Обществу взаимного поземельного кредита. В речи г. министра финансов уже прямо сказано, что правительство предоставило этому Обществу капитал в 5 милл. руб., оставшийся по закрытии Товарищества приобретателей имений в Западном крае, и что оно предоставило этот капитал не в видах лучшего, чем прежде, содействия водворению русского землевладения в том крае, а для дополнительного обеспечения исправности платежей по закладным листам Общества, это важное пособие оказано Обществу, по словам речи, ‘дабы оно могло скорее стать в то положение, в котором столь желательно видеть поземельное кредитное учреждение, действующее на всем пространстве государства, в коем поземельная собственность так нуждается в пособии кредита’. Из этих слов мы окончательно узнаем смысл факта, недавно так занимавшего русское общество, капитал, предназначенный для водворения русского землевладения в Западном крае, совершенно утратил это назначение и употреблен для другой цели, что мы и утверждали, но что другие оспаривали. Не будем говорить о совершившемся факте, после приведенных официальных слов всякие сетования были бы праздны. Но мы должны высказать опасение, что организация этого Общества, распространяющегося на всю Империю и воспользовавшегося такою значительною привилегией, может подавить возникновение местных поземельных банков вопреки первоначальным намерениям правительства и движению, уже начавшемуся у нас в разных краях. Опыт покажет, в состоянии ли Общество, соединяющее круговым ручательством помещиков Пермской и Подольской губерний, соответствовать характеру поземельного кредита, местного по самой своей сущности, и заслуживает ли оно со стороны правительства исключительного покровительства пред провинциальными кредитными обществами. Во всяком случае, после этого факта нельзя уже будет жаловаться на недостаток инициативы в провинциальных землевладельцах к учреждению поземельных банков.
По коммерческому кредиту предположенное при кредитной реформе 1859 г. водворение частных банков на место казенных сделало еще меньше успехов, чем по кредиту поземельному. Правда, мы имеем теперь частные коммерческие банки, которых не было в прежнее время, но число их ничтожно, и они существуют только в столицах, огромное большинство остальных так называемых частных банков суть общественные городские. Эти последние, действующие за ответственностью сословий, а не частных лиц, и за счет общественных, а не частных капиталов, не могут быть признаваемы настоящими частными банками. Они могут иногда действовать бодро и успешно, как, например, банк Скопинский, но их положение непрочно, они слишком зависят от распоряжений банка государственного, их могут впоследствии весьма затруднить вклады срочные, а еще более вклады вечные, если бы накопились, вообще они далеко не могут оказывать всех услуг частного банкового кредита, и расширение их действий во многих отношениях опасно и нежелательно. А частные в собственном смысле банки не могут основываться при непрочности денежной единицы и при всесильном господстве государственного банка, который заступил место прежнего коммерческого и ясно выражает во всей своей деятельности эту перемену своего эпитета. Покрыв всю Империю сетью своих контор и отделений, он вбирает в себя путем вкладов и займов почти все сбережения частных лиц, отвлекает их по-прежнему от хозяйственных предприятий и парализует возможность развития частных банковых учреждений. Сверх всех прерогатив государственного кредитного учреждения, действующего за счет неограниченного государственного кредита, с которым не может конкурировать никакой частный и по тому самому ограниченный банковый кредит, государственный банк пользуется правом, которое не было предоставлено даже прежнему коммерческому банку. Это право, заключающееся в неограниченном выпуске бумажных денег с принудительным курсом, т.е. не разменных на звонкую монету и обязательно принимаемых во всех казенных и частных платежах, — одно это право достаточно, чтобы подавить всякое развитие частного банкового кредита. Мы сказали, что государственный банк имеет право на неограниченный выпуск бумажных денег, и полагаем, что имеем достаточное основание так выражаться. Выпуски для так называемого подкрепления касс контор и отделений это положительно доказывают.
Самая любопытная часть речи г. министра финансов относится к выпускам кредитных билетов и к приводимым для объяснения этой операции соображениям. После прекращения размена, уменьшившего количество кредитных билетов в обращении к концу 1863 г. до 636 1/2 милл., количество это стало в последующие годы, при разных колебаниях, неуклонно возрастать. К концу 1864 года их было 651 милл., к концу 1866 г. — 705 милл. (с выпущенными на подкрепление касс контор и отделений), а к 1 января 1868 г. — 715 милл. (с билетами как упомянутой категории, так и с билетами, выпущенными под серии). Нельзя быть уверенным, чтобы на этом остановились выпуски кредитных билетов, как потому, что государственный банк еще не воспользовался этим правом в мере, дозволенной ему в 1867 году, так и вследствие нижеследующих сообщений г. министра финансов. В речи указываются следующие обстоятельства, вынудившие к новым выпускам кредитных билетов чрез посредство государственного банка в 1866 и 1867 годах: недостаточность вновь образующихся у нас капиталов сравнительно с требованиями на капитал, между прочим, вследствие ежегодно повторявшихся дефицитов в государственном бюджете и сверхсметных расходов, новых государственных займов (2-го лотерейного) и выкупной операции, причинила усиленное востребование вкладов из государственного банка, падение цены процентных бумаг и невозможность консолидировать возвращавшиеся в кассу билеты государственного казначейства, к этому присоединилось чрезвычайное развитие вывозной (хлебной) торговли в 1866 и 1867 гг. Кроме этого последнего мотива, все остальные приводятся к одному и тому же: потребности в капитале, превосходящей его свободные запасы или новые сбережения, как это прямо и выражено в речи. Но неужели выпуски бумажных денег могут заменить недостающий капитал? Ведь политическая экономия с самою крайнею точностью доказывает, что денежные знаки сами по себе не капитал и что появление их на рынке увеличивает не количество капиталов, а напротив, спрос на капитал. Постоянное возрастание бумажных денег в обращении производит у нас никем не оспариваемое и для всех очевидное постоянное возрастание дороговизны всех жизненных потребностей, а возрастающая дороговизна неминуемо увеличивает государственные расходы, сокращение которых не во власти финансового управления. Дефицит и займы для их покрытия не могут прекратиться с продолжением выпусков бумажных денег, разве правительство решилось бы ежегодно обрезывать в бюджете самые необходимые для преуспеяния и достоинства государства расходы. Но и это не поможет: при рассмотрении бюджета могут быть устраняемы в видах сокращения дефицита самые настоятельные расходы, например, по сооружениям для флота, по усилению способов просвещения, сооружению железных дорог, ускорению судебной реформы и т.д., а в течение сметного года вследствие усилившейся дороговизны будут испрашиваться сверхсметные кредиты и покрываться выпусками бумажных денег для второстепенных предметов. Нет, бумажные деньги — не капитал, а спрос на капитал, и выпуски бумажных денег не удовлетворяют потребностям в капиталах, а напротив, только увеличивают ее. Усиливая спрос на капитал, выпуски бумажных денег в то же время уменьшают в государстве запасы капиталов, ибо содействуют их непроизводительному потреблению. Ввиду упоминания о пятидесятилетнем юбилее совета государственных кредитных установлений вопрос о нашем бумажном денежном обращении поневоле всего более выходит наружу: какие бы мы ни сделали успехи в отношении к банковскому кредиту в эти полвека, денежное обращение находится в том же положении, в каком оно было до 1817 года. После монетной реформы 1839 года, составляющей лучшую заслугу графа Канкрина, единственную, может быть, достойную подражания, мы снова возвратились к финансовым воспособлениям посредством выпуска ассигнаций, как было в начале этого века. Но то бурное военное время, когда, впрочем, лучшие государственные умы уже сознавали это зло, несравненно более его оправдывало, чем нынешнее время, когда относительно мирные и нормальные обстоятельства, по-видимому, указывают на необходимость исправления денежной системы. Если г. министр финансов объясняет двенадцатимиллионный дефицит нынешнего года преимущественно неурожаем, то это мнение может быть предметом серьезной критики: неурожай был не повсеместный, чему лучшим доказательством служит громадный отпуск хлеба. Неурожай, Бог даст, минует, но минует ли дороговизна, возвышающая расходы казны? Цены процентных бумаг теперь лихорадочно возрастают: по крайней мере, этому должна быть какая-нибудь другая причина, неурожай такого действия нигде еще не оказывал.
Москва, 29 марта 1868
Впервые опубликовано: Московские Ведомости. 1868. 30 марта. No 69.