ВЛ. ЖАБОТИНСКІЙ
ВЛ. ЖАБОТИНСКІЙ
ФЕЛЬЕТОНЫ
ФЕЛЬЕТОНЫ
С-ПЕТЕРБУРГЪ
1913
ОБМНЪ КОМПЛИМЕНТОВЪ
ОБМНЪ КОМПЛИМЕНТОВЪ
РАЗГОВОРЪ
Обмен комплиментов, Жаботинский Владимир Евгеньевич, Год: 1911
Время на прочтение: 11 минут(ы)
Это былъ именно разговоръ, бесда, causerie, я въ ней не участвовалъ, а сидлъ сбоку и слушалъ, и потому не отвчаю ни за доводы, ни за выводы. Тему бесдовавшимъ лицамъ дала нашумвшая статья А. Столыпина о ‘низшей рас’. Собесдниковъ двое: одинъ русскій, другой еврей, оба мирно сидятъ за чаемъ и ласково бесдуютъ о томъ, чья раса ниже.
— По моему, — сказалъ еврей, — вообще нтъ высшихъ и низшихъ расъ. У каждой есть свои особенности, своя физіономія, свой комплексъ способностей, но я увренъ, что если бы можно было найти абсолютную мрку и точно расцнить прирожденныя качества каждой расы, то въ общемъ оказалось бы, что вс он приблизительно равноцнны.
— Какъ такъ? чукчи и эллины равноцнны?
— Я думаю. Поселите чукчей въ условіяхъ древней Эллады — и они, вроятно, дали бы міру свои цнности. Не т самыя, какія дали міру греки, потому что у каждаго народа свое, но все же цнности и, быть можетъ, равноцнныя съ эллинскими. Доказать это, конечно, не въ нашей власти, я вамъ только высказываю свое убжденіе, но зато ужъ это — глубокое убжденіе. Я не врю въ то, будто есть высшія и низшія расы. Вс одинаково по своему хороши.
— Странно слышать это именно изъ устъ еврея. Вы, которые исторически смотрли на себя, какъ на племя избранное…
— Да, да, знаю этотъ доводъ. Я вамъ и больше скажу: посл разрушенія второго храма Титомъ еврейскіе мудрецы больше всего убивались именно о томъ, что Богъ предалъ ихъ въ руки ‘умма шефела’. ‘Умма шефела’ значитъ буквально низшее племя. Понимаете, въ ихъ глазахъ римляне, блестящіе римляне эпохи принципата, уже впитавшіе въ себя, кром собственной культуры, изысканную цнность эллинизма,— были все-таки низшей расой. Но это доказываетъ только одно: что т мудрецы были ослплены. И точно такъ же вс новыя теоріи о низшихъ расахъ — продуктъ ослпленія.
— Нтъ, я съ этимъ не согласенъ. Конечно, А. Столыпинъ пересолилъ, это объясняется его личнымъ горемъ, которое именно ослпляетъ, надо это понять и простить. Но все же и въ другую сторону пересаливать нтъ надобности. Что вс расы равноцнны, это парадоксъ. Я могъ бы сослаться на негровъ, которые живутъ въ Америк рядомъ съ блыми и все-таки не равны блымъ, на турокъ, которые устроили Стамбулъ на томъ самомъ мст, гд арійцы создали Византію, и т. д. Но я считаю ваше общее положеніе, будто вс расы равноцнны, настолько парадоксальнымъ, что даже не стану его опровергать. Вы не найдете пяти человкъ даже среди вашихъ единоврцевъ — врне, особенно среди вашихъ единоврцевъ, — которые согласились бы съ этимъ мнніемъ. Оставимъ поэтому общій вопросъ въ сторон. Рчь у насъ шла о еврейской рас. Повторяю, Столыпинъ пересолилъ. Я не скажу, чтобы и съ Чемберленомъ былъ вполн согласенъ, хотя это очень образованный и очень вдумчивый мыслитель. Я также не во всемъ согласенъ съ вашимъ собственнымъ Вейнингеромъ, хотя и онъ приводить много поражающихъ, глубокихъ аргументовъ въ подтвержденіе того, что еврейская раса, такъ сказать, неполноцнна. Затмъ, я читалъ кое-что и съ вашей стороны — Гертца, который вообще отрицаетъ расу, и новаго писателя Цольшана, который считаетъ еврейскую расу превосходной. Главное же, чмъ я интересуюсь, это жизнь, и вотъ вамъ общее впечатлніе, которое у меня осталось по этому вопросу изъ. книгъ и изъ наблюденія жизни. Вы, несомннно, раса съ какими-то крупными органическими духовными недочетами. (Вы понимаете, я не говорю объ исключеніяхъ — есть очень почтенные евреи, я самъ знаю идеальныхъ людей изъ вашей среды, впрочемъ, и эти исключенія можно объяснить случайнымъ смшеніемъ крови, но тутъ не о нихъ идетъ рчь, вы понимаете).
— Понимаю, понимаю, не стсняйтесь, мы привыкли.
— И вотъ мое общее впечатлніе: вы раса безусловно неполноцнная. Полноцнной я называю расу творческую и гармонично разностороннюю. Вы — ни то, ни другое. У васъ нтъ и никогда не было собственнаго творчества. Доказано, что ваше единобожіе и ваша суббота заимствованы, вы по отношенію къ этимъ идеямъ сыграли только роль популяризаторовъ, если позволите — даже комми-вояжеровъ, къ этой роли еврейская раса, дйствительно, весьма приспособлена. Зато еврейская душа неспособна ко многимъ воспріятіямъ, ваша гамма ощущеній крайне мала и не иметъ хроматическихъ оттнковъ, этимъ объясняется то, что у васъ въ лучшія времена вашей независимости не было никогда пластическихъ искусствъ. Для постройки храма Соломону пришлось вызвать зодчаго изъ за-границы. Въ вашей Библіи — даже въ ‘Псни псней’ — нтъ, говорятъ, ни одного слова, означающаго цвтъ, окраску. Только про Давида сказано, что онъ былъ рыжій, да Суламись себя называетъ смуглой, но краски природы, неба, моря, листвы — все это игнорируется, точно не существуетъ, не нужно, не интересно для сухого, расчетливаго, монотоннаго еврейскаго духа. Сравните съ этимъ Гомера, его rhododactylos Eos — зарю съ розовыми пальчиками!..
— Позвольте, при чемъ тутъ раса? Изъ той же расы произошли потомъ Израэльсъ, Левитанъ… Да и чуть-ли не вся ‘русская’ скульптура, простите, тоже произошла изъ этой расы — Антокольскій, Гинцбургъ, Аронсонъ… Просто въ древности не могло развиваться у евреевъ художество потому, что религія запрещала изображать то, что ‘на неб вверху и что на земл внизу’…
— Нтъ-съ, это не доводъ. Религіозныя врованія не объясняютъ національнаго характера, они сами должны имть свое объясненіе въ особенностяхъ національнаго характера. Народъ съ художественными задатками никогда не принялъ бы антихудожественной религіи. Но вы меня не прерывайте. Я иду дальше: и библейская этика ваша, которой вы такъ гордитесь, какая-то сухая, расчетливая, — не-рыцарская, чтобы не сказать — просто неблагородная. Каждый параграфъ иметъ ясную практическую санкцію, обязательство Господа Бога уплатить наличными: дать землю, текущую млекомъ и медомъ, продлить дни твои на земл… Библія не знаетъ высшихъ стимуловъ морали — ни идеи совершенства, ни приближенія къ божеству, ни загробной жизни. Вдумайтесь, только въ этотъ фактъ: народъ, въ священныхъ книгахъ котораго нтъ ни слова о томъ, что будетъ съ человкомъ посл смерти! Сравните это съ арійцами, у которыхъ вся религія-то началась съ культа ‘отцовъ’! Вдь это разительное доказательство полнаго отсутствія интереса ко всему, что не иметъ непосредственной практической цли. За предлами практическихъ надобностей общежитія у васъ не только воля, но даже мысль не работала. Просто не интересовались. Неужели все это не даетъ права отрицать многогранность еврейской души? Неужели она равноцнна съ душой арійца, всесторонняго, рыцарственнаго, мечтательнаго, гармоническаго? Поймите, я не хочу обидть…
— Понимаю, понимаю. Пожалуйста.
— Да я кончилъ. Хотлъ только прибавить, что и въ жизни не могу не видть подтвержденій этого взгляда. Распространяться на эту тему не хочу, но все-таки согласитесь, что если вс, всюду, всегда ненавидятъ и презираютъ одну и ту же расу, но вдь нельзя это такъ просто объяснить однимъ тмъ, что вс люди, молъ, мерзавцы. Мняются предлоги вражды, мняется содержаніе обвиненій, предъявляемыхъ къ евреямъ, но вражда и презрніе вчны. Неужели вамъ самимъ въ голову никогда не приходить, что врно есть въ васъ что-то такое непріемлемое, нестерпимое, разъ всегда и повсюду вы наталкиваетесь на одно и то же отношеніе? Возьмите только списокъ выдающихся людей, которые терпть не могли евреевъ: кого вы тамъ только не найдете! Цицеронъ, Ювеналъ и Тацитъ, Джордано Бруно и Лютеръ, Шекспиръ, Вагнеръ, Дюрингъ, Гартманъ, въ сущности и Ренанъ, Пушкинъ, Гоголь, Шевченко, Достоевскій, Тургеневъ… Это даже не десятая доля полнаго списка. Наконецъ, вотъ что я вамъ скажу. Вы, евреи, вообще мало встрчаетесь съ русскими, даже съ юдофильствующими, а я среди нихъ живу и знаю, какъ они къ вамъ относятся, когда васъ нтъ по близости. Вы, господа, сами не знаете, сколько у васъ враговъ даже среди вашихъ друзей. Можетъ быть, это не ‘вражда’ въ настоящемъ смысл, даже не презрніе: это именно какое-то непреоборимое ощущеніе низшаго существа, низшей расы. Это ощущеніе есть у всхъ, и если какой-нибудь Милюковъ или даже Плехановъ станетъ меня уврятъ, будто оно ему незнакомо, я ему не поврю. А когда одно и то же чувство раздляютъ вс, тогда то чувство — правда.
— Вы кончили?
— Кончилъ. Жду вашихъ возраженій.
— Я не буду возражать.
— Вотъ какъ?
— Не буду. Разв укажу вамъ на дв-три мелочи, которыя мн больше запомнились. Напримръ, о загробной жизни. Въ Библіи о ней, дйствительно, не говорится, тмъ не мене совершенно ясно, что врованія о загробной жизни7 у древнихъ евреевъ были. Саулъ въ Энъ-Дор вызываетъ тнь пророка Самуила, Самуилъ ‘подымается’ и спрашиваетъ: ‘зачмъ ты меня потревожилъ?’ Для всякаго, кто привыкъ разбираться въ исторіи культуры, ясно, что такая легенда, такія выраженія, вообще самая идея вызыванія мертвецовъ можетъ зародиться только тамъ, гд есть вра, что мертвецъ и за гробомъ продолжаетъ жить. А другія выраженія Библіи, врод того, что ‘Авраамъ присоединился къ народу своему’, иными словами — умеръ? Или та тщательность, съ которой Авраамъ выбираетъ мсто, гд похоронитъ Сарру? Всякій соціологъ скажетъ вамъ, что это явныя черты народа, вровавшаго въ загробную жизнь. Прямого изложенія этихъ врованій въ Библіи не сохранилось, но не забудьте, что почти вся древнйшая литература евреевъ погибла, и Библія — только осколки ея. Въ книг Есири ни разу не упоминается имя Божіе. Если бы уцлла только она, вы бы стали уврять, что евреи не знали идеи Бога… Или вотъ, тоже о краскахъ и вообще о художеств. Во-первыхъ, кром русаго Давида и смуглой Суламии, въ Библіи есть еще и ‘зеленющія’ деревья, и ‘красная’ чечевичная похлебка, и ‘синяя’ пряжа. Во-вторыхъ, картины природы въ ‘Псни псней’, именно по богатству зрительныхъ впечатлній, куда полне Гомера и его розоперстой зари. Въ-третьихъ — почему вы напираете на отсутствіе пластическихъ искусствъ, а забываете о высокомъ развитіи музыки у древнихъ евреевъ? Книги Паралипоменонъ полны музыки даже черезчуръ — на каждомъ шагу музыка и пніе. Это еще спорно, какое искусство глубже, какое искусство боле артистично — пластическое или тоническое. А что касается до иностранныхъ зодчихъ, то вдь и вамъ въ Россіи долгое время вс лучшіе храмы строили заморскіе архитекторы, однако вы себ не отказываете въ художественной душ… Но это все мелочи. По существу я съ вами спорить не буду.
— Значить, согласны?
— Нтъ, это просто значитъ, что о вкусахъ не спорятъ. Изъ вашихъ словъ ясно только одно: что мы вамъ не нравимся. Это дло эстетики. Объективнаго критерія тутъ бытъ не можетъ. Вы считаете, что ждать награды въ загробной жизни есть этика высшаго качества, чмъ ждать награды въ жизни земной, а я считаю, что наоборотъ. Вы считаете, будто ученіе о приближеніи къ божеству выше ученія о томъ, что надо время отъ времени прощать долговыя обязательства, и во время жатвы оставлять край поля неубраннымъ — для бдняковъ, а я полагаю, что въ этихъ простыхъ правилахъ куда больше правды, и не земной, а божественной правды, правды, приближающей къ божеству. Вы считаете, что заимствовать элементы культуры у Вавилона значитъ быть коммивояжерами, а я считаю, что всякое творчество въ мір опирается на заимствованные элементы, и что народъ, который сумлъ, на самой зар своей жизни, собрать эти осколки золота и создать изъ нихъ такой вчный храмъ, — что этотъ народъ есть народъ творчества par exellence среди всхъ народовъ земли. Словомъ, это дло вкуса. Я вдь не отрицатель расъ, я не спорю противъ того, что есть арійское начало и есть еврейское, и что они различны по содержанію. Я только считаю нелпостью всякую попытку расцнить оба эти начала, установить, какое изъ нихъ ‘высшее’ и какое ‘низшее’. Думаю, что предъ лицомъ объективности оба равноцнны и равно необходимы человчеству. А всякая оцнка можетъ исходить только изъ предвзятой нелюбви. Хотите, я вамъ покажу опытъ?
— Какой?
— Я попробую проанализировать нсколько моментовъ изъ русской исторіи. Буду при этомъ дйствовать такъ же, какъ вы: возьму въ руки такую мрку, какая мн нравится, и буду ее прилагать къ событіямъ, изложеннымъ у Иловайскаго. Посмотримъ, что получится. Хотите?
— Пожалуйста. Комплименты за комплименты.
— Именно. Начнемъ съ мрки. По вашему, мрка высшей расы — это творчество и многогранность. Я могъ бы поспорить и на ту тему, доказало ли русское племя въ чемъ-нибудь свою творческую многогранность — дало ли оно міру хоть одно великое новое слово въ области науки, религіи, философіи, законодательства, техники, художества… Но оставимъ это. Дло въ томъ, что я выдвигаю другой критерій высшей расы: самосознаніе. Въ существ высшей породы, будь это ученый среди дикарей или аристократъ среди плебеевъ, всегда живетъ неискоренимое, неподвластное его собственной вол сознаніе своей цнности. Вншне оно выражается въ томъ, что мы называемъ разными именами — чаще всего гордостью. Это есть та черта, благодаря которой король Лиръ и въ рубищ остается королемъ: онъ сознаетъ себя королемъ, онъ не можетъ отдлаться отъ этого сознанія. Это ощущеніе своей аристократичности есть первый и главный признакъ аристократичности. Конечно, иногда parvenu выдаетъ себя за аристократа, съ другой стороны, и у бушменовъ есть поврье, что остальные люди хуже ихъ. Но достаточно выскочк встртиться лицомъ къ лицу съ настоящимъ бариномъ, и трещина въ его сознаніи сразу вскроется: онъ смутится, онъ собьется съ тона — и онъ ощутитъ свою инферіорность. То же самое происходитъ съ бушменомъ при столкновеніяхъ съ блымъ человкомъ: въ конц концовъ, блый ему все-таки импонируетъ. У обоихъ есть сознаніе своего превосходства, но у благо оно уцлетъ, а у бушмена расшатается и атрофируется, и блый получить надъ нимъ не только кулачную, но и моральную власть. Поэтому, признакомъ высшей расы можно считать только такое сознаніе превосходства, которое оказалось способнымъ выдержать въ теченіе долгаго времени сильные конфликты и не пошатнулось.
— А, я понимаю вашу мысль. Такъ какъ, молъ, евреи три тысячи лтъ врятъ въ свое превосходство, то они…
— Нтъ. Рчь у насъ не о евреяхъ, а о васъ, русскихъ. Я только разъяснялъ, что понимаю подъ словомъ ‘самосознаніе’ и почему считаю наличность такого самосознанія главнымъ признакомъ высшей расы (если, конечно, допустить, что есть высшія и низшія расы). Высшая раса должна обладать прежде всего самосознаніемъ, ей присуща непоборимая гордость, выражающаяся, конечно, не въ спси, но въ стойкой выдержк, въ уваженіи къ цнностямъ своего духа. Самая мысль о томъ, чтобы подчинить себя и свою душу чужому началу, должна быть органически непріемлема для такой расы. Теперь беремте Иловайскаго и начнемъ мрить этой мркой вашу русскую исторію.
— Посмотримъ.
— На зар этой исторіи мы встрчаемся съ призваніемъ варяговъ. Фактъ замчательный. Вы скажете мн, что это басня, а не фактъ. Я знаю. Конечно, на самомъ-то дл оно произошло не такъ, вроятно, варяжскіе викинги просто на просто захватили когда-то власть силой, и потомъ смутное воспоминаніе объ этомъ событія превратилось въ легенду. Но вдь легенда есть плодъ народнаго творчества, и въ ней сказывается народная душа. Поэтому, если за ‘призваніе варяговъ’ русскій народъ не отвтственъ, то за легенду о призваніи варяговъ онъ отвчаетъ. Та идея, которая лежитъ въ основ этой легенды, была, очевидно, вполн пріемлема, совершенно естественна для русскаго народнаго самосознанія, иначе легенда не сохранила бы этой идеи. А въ чемъ эта идея? Что собрались вожди русской земли и ршили поставить надъ собою вождя изъ-за границы. Не кто-нибудь, не простое мужичье, а воеводы собрались, и не нашлось у нихъ достаточно самолюбія, чтобы додуматься до другого выхода изъ положенія. Очевидно, народу, который создалъ эту легенду, который такъ объяснялъ себ фактъ воцаренія чужеземцевъ, это казалось естественнымъ, очевидно, его не шокировала мысль о томъ, что предки его сами управлять не могли и что единственнымъ средствомъ завести порядокъ было выписать начальника изъ за-границы. Чтобы понять всю соль этой басни, сравните ее съ еврейской легендой о томъ, что произошло на зар еврейской исторіи. На зар еврейской исторіи Израиль уходить изъ подъ власти чужеземнаго царя и пускается черезъ пустыню — завоевывать себ обтованную отчизну. Вамъ не кажется, что въ этихъ двухъ легендахъ — дв народныя психологіи?
— Нтъ, не кажется. Впрочемъ, я вдь не спорю, я слушаю.
— Перелистываемъ Иловайскаго дальше. Останавливаю ваше вниманіе на страниц, гд разсказывается, какъ весь народъ при Владимир принималъ новую вру. Стаять по горло въ вод и принимаютъ новую вру. Въ это же самое время они кричатъ Перуну, котораго по княжьему приказу сбросили въ воду: ‘выдыбай, боже!’ То-есть, Перунъ для низъ еще богъ, который можетъ выплыть. Я понимаю, народъ мняетъ вру, когда старая расшатана. Но когда старая вра еще цлехонька, когда она изъ глубины души народной кричитъ ‘выдыбай, боже!’ — въ это самое время лзть всмъ скопомъ въ воду и принимать новую вру — это ясно говоритъ объ одномъ: не было самосознанія, не было гордаго уваженія къ своему внутреннему достоянію, не было ощущенія, что мн нельзя ничего навязать такого, чему нтъ корней въ моей совсти. Если есть расы высшія и низшія., то такъ не дйствуетъ высшая.
— Одно замчаніе: у Иловайскаго приведена поговорка, объясняющая, почему пришлось лзть въ воду. ‘Добрыня крестилъ мечемъ, а Путята огнемъ’.
— Не сомнваюсь. Позвольте вамъ только напомнить, для сравненія, что насъ, евреевъ, крестили и огнемъ, и мечомъ, это у насъ не поговорка, а вся наша исторія за 2000 лтъ этимъ полна — и, однако, ни Путята, ни Добрыня ничего съ нами не подлали. Очевидно, мы такой народъ, съ которымъ нельзя разговаривать съ палкой въ рукахъ… Но я отвлекаюсь, вернемся къ Иловайскому. Передъ нами татарское иго. Это одно изъ самыхъ странныхъ политическихъ явленій на свт. Оно почти безпримрно. Когда римляне завоевывали страну, они ставили тамъ гарнизонъ, выводили туда римскія или латинскія колоніи, это была оккупація, въ той или иной форм. Тутъ было совершенно другое. Посл страшнаго разгрома татары отхлынули къ себ въ орду, они, собственно, эвакуировали Русь, и не фактическимъ постоемъ, а однимъ только угрожающимъ видомъ своимъ, издали, держали ее въ повиновеніи. Вамъ не кажется, что для этого нуженъ былъ: ей какой-то особенный… талантъ повиновенія? Конечно, разгромъ былъ ужасный, память объ этомъ урок изгладиться не могла, но, все-таки, есть характеры строптивые, жестоковыйные, которые быстро забываютъ самый кровавый урокъ и дерутся, пока не обрубятъ имъ рунъ,— и есть другіе характеры, помягче. Сравните опять-таки, ради параллели, отношеніе евреевъ къ чужеземному владычеству надъ Палестиной. Пока хоть горсть іудеевъ оставалась на святой земл, страна не покорилась. Не съ ордою кочевниковъ, а съ великимъ Римомъ воевали Баръ-Гіора и Баръ-Кохба! Татары оставили удльной Руси полную автономію, и она смирялась и платила дань. Римлянамъ пришлось провести плугъ по Іерусалиму, сравнять съ землею цвтущіе города Галилеи, истребить и разогнать еврейское населеніе чуть ли не до послдняго человка, и только тогда Іудея подчинилась. Кровавая баня Тита была тоже страшнымъ ‘урокомъ’, но черезъ 70 лтъ Баръ-Кохба уже усплъ его забыть. Очевидно, не вс расы обладаютъ счастливой способностью такъ свято помнить ‘уроки’, чтобы достаточно было хорошенько ‘проучить’ одинъ разъ, и повиновеніе гарантировано на 200 лтъ. Есть расы неукротимыя, и есть поддающіяся укрощенію. Какія ‘выше’?
— Дло вкуса, какъ вы сами сказали. Но я васъ слушаю, продолжайте.
— Нтъ, признаться, мн ужъ надоло. Мы, вдь не такъ интересуемся вашей исторіей, какъ вы, антисемиты, нашей. Разв еще укажу на одну Маленькую деталь, относящуюся къ той же страниц Иловайскаго — о татарскомъ иг. Тамъ разсказывается, что ваши князья здили въ орду на поклонъ и становились на колни передъ ханомъ. Я этого не осуждаю, это было очень благоразумно и патріотично. Но вотъ вамъ параллель — изъ романа ‘Камо грядеши’, сочиненіе Сенкевича. Къ Нерону приходятъ разныя лица и становятся на колни, только два раввина не преклоняютъ колнъ, и Неронъ съ этимъ мирится, ибо, очевидно, понимаетъ, что тутъ ничего не подлаешь: евреи не станутъ на колни. Да, словомъ, есть расы и расы, и какая изъ нихъ ‘выше’ — трудно розобрать…
— Знаете, что я вамъ на все это скажу? Вы еще большій руссофобъ, чмъ я антисемитъ.
— Это я самымъ ршительнымъ образомъ отрицаю. Для меня вс народы равноцнны и равно хороши. Конечно, свой народъ я люблю больше всхъ другихъ народовъ, но не считаю его ‘выше’. Но если начать мряться, то все зависитъ отъ мрки, и я тогда буду настаивать, между прочимъ, и на своей мрк: выше тотъ, который непреклонне, тотъ, кого можно истребить, но нельзя ‘проучить’, тотъ, который никогда, даже въ угнетеніи, не отдаетъ своей внутренней независимости. Наша исторія начинается со слова ‘народъ жестоковыйный’ — и теперь, черезъ столько вковъ, мы еще боремся, мы еще бунтуемъ, мы еще не сдались. Мы — раса неукротимая во вки-вковъ, я не знаю высшей аристократичности, чмъ эта.
— Гм…— сказалъ русскій.— Да, вы правы, это дло вкуса. Я… остаюсь при моемъ вкус.
1911.