Рукопись романа (без главы ‘Сон Обломова’, автограф которой за исключением очень небольшого отрывка не сохранился) занимает 203 архивных листа большого формата или более 73 листов авторской пагинации. Один гончаровский лист соответствует примерно 8 машинописным страницам, т. е. рукопись занимает приблизительно 584 страницы, или 27 а. л. Объем окончательного печатного текста романа составляет 605 машинописных страниц, т. е. те же 27 авторских листов. Полный свод вариантов рукописи, выведенный составителем настоящего издания, занимает почти 500 машинописных страниц, т. е. всего на сто страниц меньше, чем основной текст. Понятно, что представить в данном издании все без исключения варианты рукописного текста, снабдив их, как это делается в академических собраниях сочинений (И. С. Тургенева, Ф. М. Достоевского и др.), пометами: вписано над строкой, вдоль полей, в нижней части страницы, или: далее было, было начато, отчеркнуто, отмечено особым знаком и т. п., по условиям серии ‘Литературные памятники’ и объему данного издания не представляется возможным. Это дело будущего академического собрания сочинений Гончарова. Поэтому для настоящего издания составителем произведен строгий отбор, в результате которого во всех подразделах Вариантов представлены только те рукописные или первопечатные и проч. тексты, которые существенно отличаются от окончательного (основного) и при этом (как правило) достаточно объемны. Исключение — полный свод вариантов 1859 г.
Основные принципы подачи рукописных и печатных вариантов в соответствии с вышесказанным таковы.
В Варианты рукописи романа ‘Обломов’ в абсолютном большинстве случаев введены лишь законченные правкой редакции, которые воспроизводятся по последнему слою правки, причем предшествующие варианты, независимо от их объема, за редчайшими исключениями не демонстрируются (в текст иногда вводятся отдельные зачеркнутые слова, не имеющие в рукописи замены, поскольку без них нарушается или остается неясным смысл приведенных строк). В данном подразделе приводятся также являющиеся неотъемлемой частью и самой характерной особенностью творческих рукописей Гончарова наброски содержания отдельных глав романа, прочие подготовительные материалы — заготовки к тексту, которые писатель называл ‘программами’ (подробнее об этом см. статью, с. 562—565). Отмечается, в каком месте рукописного текста они находятся (в примечаниях сообщается, содержание каких фрагментов они раскрывают). Способ записи данных заготовок весьма своеобразен: Гончаров редко расставляет здесь знаки препинания, после точки не всегда следует прописная буква, слово разбивается отнюдь не по правилам переноса, а в зависимости от того, можно ли уместить в углу листа, на полях, между строк хотя бы одну букву. Записи часто выстраиваются в узкий и длинный столбец по краю листа, огибают ранее написанное, вклиниваются в связный текст и т. д. Разрыв строки в ‘программах’ отмечается в Вариантах условным знаком: двумя вертикальными чертами (II), авторская пунктуация в ‘программах’ сохраняется.
Впервые в практике изданий сочинений Гончарова (обоснование см. в статье, с. 622—631) источником текста настоящего издания является текст 1862, основой которого (значительно переработанной) является первое отдельное издание романа: 1859. Это же, 1859 г., издание послужило (без значительных изменений) основой двух прижизненных Полных собраний сочинений Гончарова: 1884 и 1887. Поэтому в подразделе ‘Варианты прижизненных изданий’ составитель счел необходимым представить полный свод вариантов 1859, в скобках указав все прижизненные печатные источники текста, где встречается данный вариант. Таким образом, читатель может составить себе довольно полное представление о том,как шла авторская работа над текстом нескольких переизданий ‘Обломова’. Варианты первопечатного текста — ОЗ, не совпадающие с вариантами последующих переизданий, приведены лишь выборочно. То же относится к вариантам 1887. Варианты 1884 вообще не представлены, поскольку они малы по объему и малозначительны. Наиболее существенные из них совпадают с вариантами 1887
Техника подачи вариантов такова.
Варианты к основному тексту печатаются вслед за указанием отрывка,в которому они относятся, с обозначением слева на поле номеров страниц и строк основного текста. Вслед за цифрой, обозначающей номер строки (или строк), печатается соответствующий отрывок основного текста, правее — после косой черты — предшествующий ему вариант. В тех случаях, когда рукописный (или печатный текст одного из прижизненных изданий) полнее окончательного, соответствующий вариант вводится словом: После. В больших отрывках основного текста обозначаются крайние границы фрагмента, остальное содержание которого опускается и заменяется знаком ~.
Введенные в варианты рукописи зачеркнутые слова заключаются в квадратные скобки. Редакторские добавления недописанных или поврежденных в рукописи слов, восстановленные по догадке (конъектуры), заключаются в ломаные скобки. Слова, чтение которых предположительно, сопровождаются знаком вопроса. Неразобранные в автографе слова обозначаются: <нрзб.>. Комментируемые в примечаниях отрывки и слова помечены звездочкой * и поясняются в порядке их следования в тексте.
ВАРИАНТЫ РУКОПИСИ
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
С. 7.
3Над текстом начала главы на верхнем поле листа помета: Начало писания этого романа относится к концу сороковых годов. Помнится, Сон Обломова1 напечатан в Альманахе при Современнике в 1848 или 1849 году. Этой главы (Сон Обломова) тут нет. И. Гончаров.
4-7Против текста: В Гороховой улице, ~ лет тридцати двух-трех от роду, — на верхнем поле листа и на полях зачеркнутая помета: Переделать начало так:
Его будят записками, то от || приятелей, то от женщины, кото||рая его любит,2 наконец дворник || приходит понуждать его съехать || с квартиры, потом он вспоми||нает о письме старосты, потом || Захар со счетами. Он всякий раз || хочет вставать и все лежит, || волнуясь однако же, что много || дела. Лакей не дождался ответа, || ушел, он велел зайти за отве||том, тот пришел — все еще не || готово и так ушел только || с словесным приказанием, с || квартирой сцена известная, || со счетами, с письмом ста||росты — тоже. Так и проходит II утро. — Женщина влюблена в || него и зовет его в театр, || чтоб оттуда вечером к ней — || он в театр не поспевает. || Обломов {Имена и фамилии героев романа, сокращенные в рукописи (преимущественно в первой ее части), раскрываются без оговорок и угловых скобок.} любил полежать и в || темной комнате, не спать, а так, || полежать…
C. 7-8.
7-2 лет тридцати двух-трех ~ На нем был халат / лет тридцати пяти от роду, полный, гораздо полнее, {Против слов: полный, гораздо полнее, — на полях зачеркнутая запись:— Что это у нас хорошо пахнет, Захар? || — Нет, не хорошо. || (от раздушенной записки).} нежели обыкновенно бывают люди в эти лета. Независимо от этой благоприобретенной полноты, кажется и сама природа не позаботилась создать его постройнее. Голова у него была довольно большая, плеча широкие, грудь крепкая и высокая: {Против текста: бывают люди ~ и высокая: — на полях зачеркнутая запись: Захар любил сидеть у || печки на полу и, глядя на || огонь, мешать кочергой. Он || и мечтал тогда, уносился || к себе в Обломовку, от||того и любил топить. || Обломов вскакивал иногда с || постели и ночью (как В. А. Яз.) * ||, метался в тоске, что || он ничто, что он не || исполнил своего назначения.} глядя на это могучее туловище, непременно ожидаешь, {Против слов: могучее туловище, непременно ожидаешь, — на полях зачеркнутая запись: — Захар! сколько я чашек || чаю выпил? || — Две — Заспал.}что оно поставлено на соответствующий ему солидный пьедестал, — ничего не бывало. Подставкой служили две коротенькие, слабые как будто 1измятые 2чем-то ноги. {Здесь и далее цифры над строкой принадлежат Гончарову, указывая на перестановку слов.}
Цвет лица у Ильи Ильича не был ни румяный, ни смуглый, ни положительно бледный, а так, безразличный. Взгляд беспечный, рассеянно переходивший от одного предмета к другому, иногда усталый, больше апатический {Против текста: соответствующий ему ~ апатический. — на полях зачеркнутая запись: Пока Захар мурлыкал, сидя || с кочергой, Обломов ворочался (уж || вечером, перед театром) || его волновала мысль о страсти, || когда человек плавает в ней, как ||в океане, когда ослепленный, || подавленный ею, он волнуется, || как у ног женщины, любовь, || экзальтация, все в нем || работало, как волканический || огонь в груди земли. Нервы его || пели, музыка нерв, он вскаЦкивал, ходил и потом || усмиренный ложился опять.
Иногда он, гони||мый вихрем мыслей, и чу||вств, он улетал куда-то || высоко’ он делал неимо||верные подвиги, потом || падал с облаков, и || [пла<кал>] ночью один вска||кивал и плакал хо||лодными слезами, слезаими отчаяния над || своим бессилием. || (это пожалуй пусть он || расскажет Почаеву)}. Волосы уж редели на маковке. Можно было предвидеть, что этот человек обрюзгнет и опустится совсем. Теперь его от этого пока спасали еще лета. Впрочем, оклад и черты лица у него были довольно приятные, мягкие. Нельзя сказать, чтоб на этом лице не сквозило ума, только ум, по-видимому, не был постоянным и самовластным хозяином физиономии Обломова: он, как церемонный гость, приходил, кажется, посидеть у него в глазах, в улыбке, чтобы робко озарить на время покойные черты лица, а потом вдруг, при появлении первой тучки, взбежавшей на лицо от внутреннего волнения, тихонько пропадал, точно так же, как пропадает и гость, пользуясь приходом другого. Ум не отстаивал своей позиции и не боролся с беспокойными пришельцами, он бежал. И тогда лицо Обломова волновалось, то нерешительностию и сомнением, то тревогой и испугом, смотря по тому, какое чувство наполняло его душу. Ум появлялся опять не прежде, как когда налетевший ураган исчезал с лица сам собою. Но и волнения, так же, как ум, не надолго напечатлевались на лице Ильи Ильича: оно тотчас принимало свой обычный характер беззаботности, покоя, по временам счастливого, а чаще равнодушного, похожего на усыпление.
И как шел домашний костюм Обломова к этим покойным чертам лица его и изнеженного тела. На нем был халат
С. 8.
8 благоприобретенным, / приобретенным впоследствии, носил также кое-где следы разных масляных яств и неосторожных прикосновений,
10-16 он мягок, сс в них сразу. / Он был так мягок, так гибок: тело не чувствовало его на себе, он, как послушный раб, чуть-чуть, незаметно покорялся самомалейшему движению тела. Халат не ежится, не торчит, нигде не режет, сжимается в тесный комок или развевается широкой пеленой, великолепно драпируясь около тела. Илья Ильич иногда от нечего делать вдруг то плотно обовьется халатом, как статуя греческой богини, которой контуры сквозят чрез прозрачные покровы, и бескорыстно любуется рельефами своего тела, то, как египетский истукан, обвешается бесчисленными складками, или обнажит грудь и одно плечо, а на другое накинет халат, как тогу.* Обломов иногда любил заняться этим в свободное время. Он всегда ходил дома без галстуха и без жилета, с открытою грудью, в панталонах из какой-то почти невесомой материи, потому что любил простор и приволье. Туфли на нем были длинные, мягкие и широкие, так что, когда он, не глядя, опускал ноги с постели на пол, то непременно попадал в них сразу.
19-20К словам: нормальным состоянием. — на полях зачеркнутые пометы: Позы лежанья3 (см. лист II). {Здесь и далее авторские сокращения в отсылках типа: ‘(см. л. II)’ на рукописные листы,, имевшие римскую пагинацию (см. об этом Примечания, с. 680), раскрываются без угловых скобок.} Любил волно||ваться страстями, мечтать и проч., не || сходя с дивана (см. лист III).
(или пожалуй поместить это в главе: Обломов и || Захар)4
30 множество красивых мелочей. / те ненужные вещицы, которые нужным считает иметь у себя всякий, так называемый порядочный человек. Словом, условия комфорта и порядочности были, по-видимому, соблюдены до мельчайших подробностей.
32После: прочел бы только — или мещанскую претензию на роскошь, убирающуюся в павлиньи перья и рассчитывающую на эффект подешевле, или только
36 шаткими этажерками. / этими шаткими этажерками, ящиков никак нельзя было выдвинуть из стола сразу: они, со скрыпом и с визгом, беспрестанно останавливались на ходу,
67 После: местами отстало. — Все показывало, что это была скороспелая, работа гостиного двора.
38После: мелочи. — На картине, изображавшей, по словам хозяина, Минина и Пожарского,* представлена была группа людей, из которых один сидел, зевая, на постели, с поднятыми кверху руками, как будто он только что проснулся, другой стоял перед ним и зевал, протянув руки к первому. Обломов уверял, что они не зевали, а говорили друг другу речи. Вообще, как два главные, так и прочие лица, не обращали друг на друга ни малейшего внимания и смотрели своими большими глазами в разные стороны, как будто недоумевая, зачем они тут собрались. На пейзажах трава была нарисована такая зеленая и крупная, а небо такое синее, каких ни в какой земле не сыщешь. Зато рамки — чудо!
С. 10.
2-4 вместо того, ~ на память. / могли бы служить скорее скрижалями для записывания на них по пыли каких-нибудь заметок на память.
19Против слов: Он чем-то — на полях запись: праздная форма4
45 поглядывая на туфли, / по опять передумал: он непосредственно, вслед за чаем, любил покурить и не терпел никаких промежуткоь между чаем и трубкой. Куренье продолжалось около часа.
— Ну вот теперь встану: умоюсь, помолюсь, — решил он, поглядывая на туфли.
46После: подобрал ее. — Впрочем, еще минут пять полежу, — сказал он сам себе, — пять минут не бог знает что. Хочется что-то полежать.
С. 11.
13После: на три бороды. — В Петербурге с каждым годом все меньше и меньше встречается людей с такой оригинальной дпкообразной наружностью. Может быть, они переводятся и по провинциям. По крайней мере, являясь в Петербург, человек, которого природа одарила неумеренным количеством волос пли лишила их совсем, сочтет вероятно нужным в избежание насмешек подойти под общий уровень и [острижется или прикроет наготу головы париком. Захару бы следовало сделать и то и другое, благодаря природе, которая так подшутила над ним. Но он нимало не тревожился этим.] пополнить искусством природный недостаток или излишество.
41После: аристократическим украшением. — Пара огромных бакенбарт придавали лицу Захара какую-то важность и делали не только заметным лицом в огромном доме, где он жил, но снискали ему даже род почета между разнообразной дворовой челядью, какой иному в другом быту снискивают остроумие, талант или что-нибудь подобное. Все звали Захара по имени и по отечеству и предоставляли ему первенствующую роль на сходках у ворот и в мелочной лавочке. А две няньки того дома пугали им детей, когда они упрямились и плакали, грозя отдать их буке.
С. 13.
1-2 — Носовой платок, ~ заметил Илья Ильич./Ты никогда не сделаешь своего дела как следует! посмотри! — строго заметил Илья Ильич, указывая себе на нос, — видишь, что барину нужен платок, а не подашь: все тебя ткни. Ну же: где платок? поскорее.
18—20 Он быстро ~ боже мой! / но он, однако ж, нашел средство не показаться виноватым перед Захаром.
— Ты же, я думаю, сунул под меня, — сказал он, — от тебя все станется! за тобой только не посмотри: вон какая у тебя чистота везде! пыли-то, грязи-то. Боже мой! боже мой!
С. 15.
9-10 Захар всегда заводил тяжбу, лишь / Захар с своей стороны отнюдь не признавал опрятность и чистоту неизбежной потребностью: он полагал, что может быть пожалуй и чисто, а пожалуй и нет <и> всегда заводил тяжбу, как только
12-13 громадной ~ в ужас. / радикального переворота в доме, зная очень хорошо, что одна мысль об этом приводила его в ужас.
— Право уйдите. Уйдите, что ли, так я пойду баб приведу: к вечеру все и вымоем и уберем все.
— Ни, ни, ни! — говорил Илья Ильич, — мыть! чтоб все верх дном поставить, стулья на столы, постель на диван — нет, нет! {Против слов: нет, нет! — на полях зачеркнутая запись: умывать<ся> готово5}
— Ей-богу, Илья Ильич, лукаво настаивал Захар, — благо заговорили об этом, так вот бы сегодня убрать.
— Что за убиранье, — говорил с нетерпением Илья Ильич, К чему оно: жили так, проживем и еще. Ты вон бы только пыль вытер везде да паутину-то снял. Это и без бабы можно сделать: я для этого, пожалуй, часа на два в те комнаты перейду…
Захар замялся: дело было ясно.
— Да что нынче Святая неделя, что ли, или Рождество, что я стану паутину снимать да пыль везде стирать. Паутину снимаю я всегда перед праздниками, когда образа чищу.
— Что это руки марать из пустяка, — говорил Захар, — полы помыть другое дело: можно. Уйдете, что ли, так я бы за бабами сбегал…
— Каких еще баб: зачем? с ума, что ли, ты спятил? Нельзя ему слова сказать, уж он и привяжется. Ты ему о пыли, а он тебе и полы тут приплетет, и баб начнет предлагать…
— Поди, поди к себе, я сказал, — строго заговорил Обломов, — выдумал еще убиранье: страсть к чистоте припала: а черт бы ее драл, чистоту-то. Что за убиранье? Уйди на целый день: видишь, что выдумал. Не пообедай, как следует, не усни после обеда. Не прикажешь ли мне самому убирать. И для кого убираться-то нам? Кто к нам ходит? Для Алексеева с Тарантьевым, что ли, так эти не взыщут и так.
— Право бы… — заговоривал Захар.
— Поди же, я тебе говорю, лысый…
— Ну, ну, уйду, — говорит Захар, торопясь уйти от брани, — так что ж вы попрекаете мне? {Против слов: — Ну, ну, уйду, ~ попрекаете мне? — на полях зачеркнутая запись: [умыва<ть?>] || лоб перекрестить 7 || умываться готово}
14Против слов: Захар ушел, а Обломов погрузился в размышления — на полях зачеркнутая запись: — Счеты, квартира — Ну, хорошо [вот сейчас || встану] вот сейчас || встану! || и он перевернулся || на другой бок
17Против слов: а я еще не встал, не умылся — на полях зачеркнутая запись: — [Ах, боже мой:] || не умылся, богу || не помолился. ||точно нехристь || какой-н<и>б<удь>. Поми||луй нас греш||ных! со вздохом || сказал он.
19Против слов: — Ах ты, боже мой! — на полях зачеркнутая запись: о квартире и счеты
24-25 После: сяду писать. — В это время кто-то позвонил громко, как будто с уверенностью возбудить радость.
— От Челоховых! — сказал Захар, подавая письмо от Веры Павловны: приказали просить ответа теперь же. Обломов обрадовался, ожил. Подай, подай! — сказал он. — ‘Сегодня наши не обедают дома, сказано было в записке, я одна, заезжайте вскоре после обеда, я позову вас в театр, у нас ложа, а из театра к нам пить чай. Dites si ce projet vous sourit j’attends. {Ответьте мне, если этот проект вам улыбается (франц.).}
Илья Ильич взволновался. — Ах! вот сейчас, постой, — сказал он, — погоди, я сейчас, сейчас… и не знал, за что приняться. —
— Поскорее-с! — крикнул чужой слуга из передней, — мне некогда, меня послали в другое место! Обломов обрадовался этому. — ‘Так ты зайди же оттуда, я приготовлю ответ’. Слуга ушел, и он успокоился.
34 — Только о деньгах и забота! — / — Мерзавцы! ослы! только об деньгах и забота! — с ненавистью говорил Илья Ильич. — И ты-то хорош: не умеешь сладить с ними.
— Что ж мне делать с ними?
— А ты бы сказал им, что у них душа-то не христианская, а жидовская, продажная, так вот они бы и постеснялись > — только и знай, что лезут за деньгами.
— Пятый месяц в долг берем, так и лезут, — заметил Захар.
45После: чтоб встать. — оперся рукой в подушку, подумал с минуту и — перевернулся на другой бок.
— Да! — сказал он, — вот поди ж ты: одно к одному так и идет: староста задал задачу, а тут еще счеты … а! будет ли когда-нибудь конец. Ах, боже мой, боже мой! если б кто знал жизнь-то мою, не позавидовал бы… только горести. Ты что же стоишь, нейдешь к себе? — спросил он Захара.
С. 16.
42 После: хлопотать. — зачеркнуто: — сказал он. — Как же с квартирой-то быть, что сказать. — Опять о квартире: [не поминай мне, если не хочешь бесить меня. Ведь не сей час же переезжать: что ж мне только горе да беду делаешь? Ступай, а я подумаю] точно ну глухому толкуешь.
С. 17.
1-2 ‘Ах, боже мой! Трогает жизнь, везде достает’. / ах! боже мой! Ох ты господи! как мудрено жить на свете и т. п.
Пробило одиннадцать часов.
— Вот и 11 пробило, а я все лежу, неумытый! — с горечью произнес Илья Ильич, — по-каковски это? и ни за что по сю пору не принимался. Что мне делать, ей-богу! — Его бросило, даже в тоску, от досады, что он еще не вставал, и он метался лежа.
С. 17, с. 27. {Разрыв страниц основного текста объясняется тем, что в рукописи отсутствует начало 2-й главы (с. 17—26) и первым визитером Обломова является не Волков, как в окончательном тексте, а Алексеев, которому и посвящена данная запись.}
5, 44Против текста: ‘Уж кто-то и пришел! — и тут же забудет его.— вдоль вертикального края листа зачеркнутые записи: не выезжал || из Петерб<урга> || кондитерские || Его и лицо [не] || и даже || фамилии не || запомнишь, || лицо забудешь, || что скажет не || заметишь, Он ходит, || говорит, || дейЦствует как || [масса] [мно||жество] [боль<шинство?>] || общее выражение || массы, боль||шинства || [он никто] || едва мир > замечает || как он || является || в свет но || едва ли кто || заметит || как он ис||чезнет из || мира только разве процес||сия скажет || об этом || [прохожему] || и прохо||жий, сняв шапку, в || пер||вый раз || почтит его глубо||ким покло||ном в первый раз || в жизни || Любит ли || такой чело||век, стра||дает ли || он. Бог || весть: едва || ли? да, || любит он || и чувство || его || [как] || [тоже выра||жение обыч<ной?> || толпы] [это] И выражается [| как форма || без от||тенка, || как || все у него, || слова, посту||пки — все без || оттенка. || [он не вы||езжал из] || Чувство || у другого || тоже са||мостоятельно || выражается, || а у него || нет он женит||ся, плодит||ся [и нельзя дать] и нет || характера || [у него] в его || чувстве. Он идет, {Против слов: [чувство у другого ~ Он идет, — зачеркнутая запись: он |(не от ||личается ни по Проком || ни дос||тоин||ством} || остановят || его, позо||вут назад || и он пой||дет. — || Он не был || ни трудо||любив, ни || ленив, || и в школе ни || зол ни || добр, не || замечен || шалуном, || потому что не || было воли || шалить, но || и нельзя наз||вать скром||ным, потому || что если бой||кий това||рищ приглашал || его участво||вать в ша||лости, он [влекся] || шел влекомый || постороннею || волею. Он || никогда не || справлялся || с собою, || что || ему делать, || в том или другом слу||чае и что дела<ют> || другие || о ком8 ||
С. 26-27.
45-14 Вошел человек ~ знали и другие. / Вошел человек… неопределенных лет, неопределенной наружности, с неопределенным именем, с неопределенной фамилией, т. е. он был не молод и не стар, а в такой поре, когда трудно бывает угадать лета, не красив и не дурен, не высок и не низок ростом, не блондин и не брюнет. Природа не дала ему никакой резкой, заметной черты, ни дурной, ни хорошей. Особых примет у него тоже не было. Его многие называли Иваном Иванычем, другие — Иваном Васпльичем, третьи — Иваном Михайловичем, фамилию его называли тоже различно: одни говорили, что он Иванов, другие звали то Васильевым, то Андреевым, третьи думали, что он Алексеев. Почти нпкто наверное не знал настоящего его имени и фамилии, разве только один сослуживец, у которого были на руках формуляр и все списки, но и тот все сбивался, смешивая и с Петровым, и с Матвеевым, и с Афанасьевым. А постороннему, который видит его в первый раз, скажут хоть пять раз сряду имя его, тот забудет сейчас, увидит раз десять его лицо, и лицо забудет, что он скажет — не заметит, присутствие его ничего не придаст тому обществу, куда он явится, также как отсутствие ничего не отнимет от него. Это может быть от того, что ум его никогда не восходит до того градуса, когда он становится замечателен, никогда и не понижается до решительной глупости. Остроумия, оригинальности и других особенностей, как и особых примет на теле, в его уме нет, и оттого так все бледно и бесцветно, оттого так и забывается или не замечается другими все, что он ни скажет. Может быть, он умел бы по крайней мере рассказать, что видел и слышал, и занять хоть этим других, но он нигде не был: как родился в Петербурге, так и не выезжал никуда, следовательно, ничего не видал и не слыхал и наблюдал только то, что было перед глазами и, след<овательно>, что знали и другие.
С. 27.
19-24Над записанным на полях текстом: Хотя про таких ~ с другими.— на полях запись: Надо ли > чтоб в || океане человечества || были вс&ё заметные || волны, {Против слов: были вс&ё заметные волны, — на полях зачеркнутая помета: Он слаб для порока, || ничтожен для достоинства} || нужны || и капли. || {Против слов: и капли. — на полях зачеркнутая помета: ни богат, ни беден} Вы говорите || Греки, Рим||ляне, Гот||ты* — ведь || {Против слов: Греки, ~ ведь — на полях зачеркнутая помета: Не мир, но улица и || может быть всего лучше бы || назвать его легион ||} это миллионы: || много ли из || этих мил||лионов || много ли ка||пель брызнула || история на ||. берег — где прочие? ||
23-24Против записанных на полях слов: обругают, ~ с другими, — запись: Он вторит || Обломову во || всем9
24После: посмеется с другими. — Другой и в любовь и в ненависть вложит какой-то свой оттенок, так что любовь или ненависть представляет много данных к составлению характеристики всего человека, этому неопределенному лицу нечего было влить: любовь у него — форма без содержания: [Любовь у него заключает в себе только некоторые признаки общего, всем свойственного понятия о любви: особенности личности никакой] — если он кому-то говорил, что он любит или ненавидит, потому что иначе и не заметишь у него ни того ни другого, то люблю и ненавижу у него были у него два монотонные слова, не подтверждавшиеся никаким фактом. Как он говорит, мыслит, действует без оттенка, так и чувство его не носит на себе частной печати, особенности, характера, личности. Оно форма. [Но и то <он> не знает и не может себе составить себе идеи о том, как он любит: может быть, иные видали только, как он объясняется, надо, чтоб он сам сказал об этом, а иначе никто не догадается], хотя такой человек иногда женится и плодится.*
Он не отличается ни положительным достоинством, ни пороком: он слишком слаб как для того, так и для другого: ему недостает содержания, чтоб вылиться в хорошую или в дурную форму.
35 После: способен. — ему дадут и то и другое, он так сделает, что начальник всегда затрудняется, как отозваться о его труде, посмотрит, посмотрит, почитает, почитает да и скажет только: оставьте, я после посмотрю… да, оно почти так, как нужно…
Нет у него никакого определенного порядка в [его занятиях] никакой мысли <в> делах и в удовольствиях, не сформировал он себе никакого взгляда на жизнь, на людей: никогда не поймаешь на лице его следа заботы, мечты, что бы показывало, что он в эту минуту беседует сам с собою, или никогда тоже не увидишь, чтоб он устремил пытливый проницательный взгляд на какой-нибудь внешний предмет, который бы хотел усвоить своему ведению. Встретится ему знакомый на улице, куда? — спросит. ‘Да, вот иду на службу, или в магазин, или проведать кого-нибудь’. ‘Пойдем лучше со мной, — скажет тот, — на почту, или зайдем к портному, или прогуляемся’ — и он идет с ним, заходит и к портному, и на почту, и прогуливается в противуположную сторону от той, куда шел.— Он не был трудолюбив никогда, но никогда и не был лентяем, даже и в детстве, не замечен он шалуном, ни скромным тоже: сам по себе он ничего не затеет, и оттого кажется смирен и тих, но если бойкий -товарищ приглашай его участвовать в шалости, он шел влекомый посторонней волею. Он никогда не справлялся с самим собою, что ему делать в том или другом случае, а смотрел, что делают кругом, его, и подражал ближайшему своему соседу.
[Весь он был какой-то безличный, безтенный (?) {Знак вопроса принадлежит Гончарову.} неполный намек на массу людскую, какое-то глухое отзвучие, неясный ее отблеск, или, если хотите, плохой, последний бледный литографический оттиск {Против слов: литографический оттиск — на полях запись: легион, океан10} с нормального человека.*]
44После: забудет его. — зачеркнуто: — Не отличается он ничем: ни [оригинальностью лиц<а>] ни особенностью, наружностью, ни ума, ни поступка, нет в нем ничего резкого, выдающегося, делающего заметку на памяти наблюдателя.
47После: отблеск. — или, если [хотите], пожалуй, бледный последний литографический {Против слов: последний литографический оттиск — на полях запись: ни кожи, ни рожи12} оттиск первоначальной картины. Так, праздная форма, которую природа пустила гулять по белу свету, забыв влить в нее содержание. В то же самое время такого человека видишь везде. Он встречается на каждом шагу. Он населяет публичные места. Утром его увидишь зевающего в кондитерской за газетой, в полдень улицы кишат им во множестве, заглянешь вечером в театр, он там, и к ресторатору, везде видишь, т. е. лучше и приличнее было бы назвать его легионом.
С. 28.
19Против слов: чтоб вы коляску наняли. — на полях зачеркнутая запись: снег || дождь… || заботы11
21-22После: первое мая? —
— Будто первое? что вы? не может быть.
— Как же не первое? ей-богу, первое.
— Ну вот… Иван Васильич… Давно ли было первое апреля? Вы еще тогда, помните, пришли да обманули меня: сказали, что меня кто-то спрашивает: я встал с постели, вышел в переднюю, а там никого … помните: почти вчера.
— Давно, Илья Ильич, — ровно месяц назад, ей-богу… так поедете?
— Пожалуй, поедемте.
— Вставайте же, пора одеваться.
— Вот погодите, немного еще полежу. Ведь рано.
45-46 — Это я по сырости ~ лениво говорил Обломов./ — Ах, да, в Екатерингоф-то… Да знаете что, Иван Иваныч… или то бишь… как его… Иван Михайлыч… что делать в Екатерингофе, ведь холодно еще: какой теперь Екатерингоф! Чай там снег не весь растаял…
— Ах, Илья Ильич, что это вы? градусов пятнадцать есть тепла… уж деревья распустились… поедемте, вставайте скорей… — уговаривал Алексеев.
— Куда это ехать: посмотрите-ка: вон дождь сбирается: пасмурно на дворе…
С. 29.
16-23 Останьтесь-ка лучшее во все глаза. / — Да там-то забранят, что опоздал.
— Ну — вот еще! успеете!
Опять оба замолчали.
— Что ж? как же, едете? — спросил робко немного погодя Алексеев.
— Не хочется что-то, Иван… Михайлыч.
— Вот теперь не хочется. А давича поедемте… так уж решайте, как… — отвечал Алексеев, — а то там забранят…
— Да вы-то чего там не видали? — с нетерпением начал Обломов, — толпа, теснота, пыль, того и гляди задавят экипажи или на пьяных наткнешься, в историю попадешь, а не пьяные, так мошенники часы вытащат и не увидишь: у меня лет пять назад и так вытащили в Петергофе платок из кармана и не видал как. А все Штольц тогда, поедем да поедем: вот тебе и поедем. Знаю я эти гулянья.
— Волков бояться — в лес не ходить, — сказал Алексеев. — Может быть, ничего и не случится.
— Может быть! {Под этой строкой зачеркнутая запись: (Общ<ее> место)13}
— На этом гулянье всегда много народу, Илья Ильич, там много хороших экипажей, знати пропасть. И народу толпа, знакомых встретишь: весело, Илья Ильич.
— Ну, пустяки, не поеду. Останьтесь-ка лучше у меня на целый день, отобедайте, а там, вечером {Вставленная строка не завершена.}
— Бог с вами… — да > вот прекрасно! Куда мне ехать… я ведь забыл: Тарантьев обедать придет, сегодня суббота, какой тут Екатерингоф. Так останетесь, нечего и думать.
— Уж если оно так… я… хорошо, как вы… — говорил с расстановкой Алексеев.
— И прекрасно. А то дался Екатерингоф — невидаль какая! до того ли мне… забот, забот… Да! я вам кажется не сказал? не говорил?
— Чего? не знаю, — спросил Алексеев, глядя на него во все глаза.
С. 30.
27-28 — Никак не полагаю,— ~ придумает./ — То-то вот я не знаю, на что решиться… оставаться-то нельзя, торопят съезжать.
Да, что тут станешь делать? дело-то такое, что около пальца не обернешь, — говорил в раздумье Алексеев.
С. 31—32.
46-6 Он задумался. Чем тут жить?/ — А!! — сказал Обломов, кидая беспокойные взгляды вокруг. {На полях к словам: кидая беспокойные взгляды вокруг. — помета: (это можно поместить дальше, когда || он остается один) Имеется в виду текст‘. Кидая беспокойные взгляды ~ Да вы слышите, что он пишет? — внесенный позднее на поля рукописи.} — Тысящи яко две помене! — произнес он таким голосом, каким на сцене говорят что-нибудь необыкновенно страшное, например: ‘ад и проклятие! убийца’ и т. п. Сколько же это останется, сколько бишь я прошлый год получил? — спросил он, глядя на Алексеева. Вы не помните? Алексеев обратил глаза к потолку и задумался. — Надо Штольца спросить, как приедет, — продолжал Обломов, — должно быть 9/т. было. Так он теперь сажает меня на семь, — почти закричал он в испуге, — ведь я с голоду умру! — И он покачал головой, как будто упрекая судьбу, что она рассыпает ему терния по пути жизни. — Да! — со вздохом произнес он, — ошибется тот, кто понадеется на спокойствие этой жизни!’ И опять вздохнул.
С. 32.
11-26Против текста: ‘Тысящи яко две помене’! ~ написать! — на полях в низу листа несколько записей:
<1. Зачеркнутое потом, когда пришел другой и они || поговорили, Обломов решает сам весьма || разумно, а потом и успокоивается: || это еще когда, да что заранее || тревожиться, авось… и т. п. А || вот вы уйдите-ка, а я подумаю || о плане-то… да и эти делишки устрою, || старосте, исправнику напишу, генера||лу… (или лучше [не так ли >] || не так ли: да что думать, авось еще || и не будет, еще дела поправятся, ста Проста пришлет вс&ё и на квартиру || не нужно переезжать, {Против слов: не нужно переезжать, — запись: как-нибудь} || авось по счетам, мо||жет быть немного придется заплатить… что заранее тревожить себя/14 (шинель просит: 15 Обломову и хо||чется по-барски подарить, и || нет у самого, он лучше денег || дает)
<2.>— Уж Немец твой… шельма: чай как бы || подобраться: он тебя облупит… И
— Не говори мне о моем Карле, — строго ска||зал Обломов ||
— А! если так, если ты меняешь меня || на Немца, так я и обедать к тебе || не стану ходить… Обломов и молчит: || он слаб, чтоб И выгнать его… || и начал смягчаться {Против слов: не стану ходить… ~ начал смягчаться — в углу листа зачеркнутая запись: Тарантьеву назначено || было судьбой, несмотря || на его ничтожность, бедность, || [есть] по<чти?> всегда быть сы||тым и проч. и иметь || воспитание его, — для || уезда. Отец хотел, чтоб || он был учен, т. е. на языке || порядочных людей знач. образован, || [но] и он хлопотал, чтобы сын || его знал то или другое, а чтоб || то, чего отец и его товарищи ||не знали 17
Против слов: отец хотел, ~ товарищи не знали — зачеркнутая запись: — Э, говорит он! а чай сама она || ела там || коренья || да воду || знаю я их || 18 — Э! что это за || выдумка: знаю я: || ничего не будет: || уж эти мне пред||приятия… мошен||ники…
Под этой записью еще одна: — Он еще от отца выуч||ился всех подозревать || в шельмовстве, || не доверять новому, || потому что отец || шельма.19} 16
31-33 Обломов, комкая ~ мыслей. / Ах, ты, боже мой, боже мой! что это за тоска жить на свете! — в величайшем унынии произнес Обломов, комкая письмо в руках и привставая на постеле. И лицо его выразило тревогу: он подпер голову руками, а локти упер в коленки и так сидел несколько времени, мучимый приливом беспокойных мыслей.
С. 33.
8-9 Видно было, ~ обритым. / Весь он будто был пропитан каким-то маслом. Густые черные волосы с легкою проседью волнами покрывали его голову и лоснились природным жиром, который проступал и в лице, в ушах росли кусты волос, мохнатые и жирные руки с короткими пальцами высовывались выше кисти из рукавов и походили на лапы ньюфаунлендской собаки. Костюм его тоже не отличался ни свежестью, ни опрятностью. Синий с металлическими, пуговицами фрак, побелевший не по одним швам, едва покрывал ему ребра, жилет из пестрой шелковой материи с разными узорами и цветами напрасно старался удержаться на желудке, он беспрестанно скользил вверх, потом черный галстух и черная манишка, старая и иссеченная дождем шляпа довершали его одежду. Он никогда не носил ни перчаток, ни калош. По всему костюму видно было, что этот человек и не гонялся за изяществом костюма, ни за опрятностью своей особы. Руки и лицо он мыл, кажется, не вследствие потребности вымыться, а только вследствие принятого обычая. Редко тоже кому удавалось его видеть чисто обритым, чаще всего видали его с небритой два или три дня бородой, потом где он ни садился, к чему ни прислонялся, везде или приобретал или оставлял сам какое-нибудь пятно, на что обопрется — раздавит, в грязь всегда натопчет.
12После: земляк Обломова. — зачеркнуто: Тарантьев был человек бойкого и сметливого ума, который до тонкости и притом весьма оригинально развился в школе особого рода, в доме его отца. Отец его был подьячий старых времен, который нажил было службою в губернии порядочные деньги. Но последние не дошли до единственного его сына Михея, потому что родитель его любил и хорошо пожить. Кончив службу, он поселился в уездном городе, купил там домик и начал весело проживать нажитое. На его пирушки собирался весь город: он любил дать [и парадный обед], отпраздновать и свои именины, и именины жены, и день рождения сына да, кроме того, каждый свой день заключал беседою у себя с приятелями за чашей пунша, что потом к ночи нередко принимало вид оргии, в которой не были забыты и карты.
Сам он был искусный делец, тонко знал науку хождения по чужим делам. Этой наукой он вышел в люди, т. е. пользовался уважением как от клиентов, так и от товарищей, ею же не только снискивал насущный хлеб, но и нажил деньги, поэтому он хотел передать свое искусство и опытность в наследство и сыну, как едйнственный капитал, как самый надежный, по его мнению, кусок хлеба. Но он видел час от часу усиливающуюся потребность образования и понял, что сына не худо поучить, кроме мудреной науки хождения по делам, чему-нибудь другому, но чему? вот вопрос. Сам он учился когда-то на медные деньги по-русски и потому не мог решить хорошенько, что и как может вывести сына в люди. Если отдать его в губернскую гимназию, но то тогда надо будет удалить его от себя: кто же преподал бы мальчику все тайны судебного делопроизводства, которое отец все-таки считал краеугольным камнем воспитания. Притом в гимназип надо остаться несколько лет, а для приобретения великой тайны ходить по чужим делам надо с ранних лет вступить в службу. Не долго, впрочем, сметливый человек задумывался над этим вопросом: он решил, что если сын его, к законоискусству, которое он, отец, передаст ему лично, прибавит еще что-нибудь, что бы то ни было, то это уже и будет значительный, современный по-тогдашнему шаг вперед. Для этого он начал посылать мальчика к священнику поучиться чему-нибудь такому, чего он, старый законник с товарищами, сам не знал и что, по его мнению, могло бы перенести сына в сферу повыше той, где он жил сам… Священник добросовестно, систематически начал учить тринадцатилетнего мальчика по-русски, по-славянски и по-латыне. Но отец не ограничился этим: он хотел придать некоторый блеск, сообщить модный оттенок воспитанию сына и для этого пригласил одного вольноотпущенного музыканта, проживавшего в городе, давать Михею уроки на гитаре. Понятливый мальчик в три тода одолел русскую и латинскую грамату, бойко переводил Корнелия Непота, следовало приступить к чтению классических писателей, как отец решил, что уже сын его довольно учен и что пора выступить ему на великое поприще, пройденное им с такою честью. Он определил сына в уездный суд, сам следил за успехами его по службе и развивал перед ним тайны {Текст не завершен: черновой набросок, посвященный отцу Тарантъева, на следующем листе он переработан и дополнен (см. ниже. с. 403—404).}
22После: со всеми, — и когда, с кем заговаривал, то со стороны казалось, что он сейчас обругает его, что и случалось на каждом шагу. Новое лицо встречал полупрезрением и какою-то недоверчивостью.
29После: посоветуется. — Он был очень искусный диалектик* и в споре его одолеть было трудно, разве только противник перенесет спор в сферу выше его образования. {Против текста: Он был очень ~ образования. — на полях зачеркнутая запись: что выше || его образования. || он ругал, || не доверчив20} Но и тогда Тарантьев сумеет вывернуться с честью для своего ума: он вдруг оставлял нить спора и с яростию бросался обливать ядом желчи все, что было выше его познаний. Он с удивительным тактом умел отыскать невыгодные или смешные стороны недостающих ему преимуществ и ловкими софизмами сбивал противника, нанося удары уже не ему самому, а его оружию, которое и выбивал из его рук.
Чего бы кажется нельзя достигнуть с таким, богатым и сильным,, природным даром, каких бы выгод нельзя бы извлечь из самого неблагодарного положения.
31-32Против текста: Ни ему самому ~ выше. — на полях зачеркнутаязапись: как дело делать, || так лень…21
С. 34.
4 Он года три посылал его к священнику учиться по-латыни…/ Но чему? Вот вопрос. Старик под конец жизни и поприща жил в уездном городе, где средства к образованию были не широки и выбирать было не из чего, да он и не сумел бы сделать этого. Но недолго старый делец бился над этим вопросом: он решил, что если сын его к законоискусству и крючкотворству, которое намеревался передать ему сам лпчно, прибавит еще что-нибудь такое, чего ни он, старик, ни его сослуживцы и другие почетные в городе лица не знали, то он уже и сделает значительный по-тогдашнему современный шаг вперед. Для этого обратился к священнику с вопросом, не может ли научить чему-нибудь его сына, кроме русской граматы. Священник вызвался учить по-латыне, и старик, довольный, что сын будет знать нечто такое, чего на 20 верст кругом никто не разумел, начал посылать 13-летнего Михея к священнику и потом* еще к одному вольноотпущенному музыканту* брать уроки на гитаре. Эти два предмета, латынь и музыка, были в глазах его представителями учености и блеска, а краеугольным камнем воспитания он все-таки считал искусство ходить по делам, служить в присутственном месте: это, по его мнению, был самый надежный кусокхлеба, лучший капитал, какой только он может оставить сыну, потому что другой-то, настоящий денежный капитал, он частию проиграл в карты, частию пропировал на пирушках, которые почтш ежедневно давал приятелям и которые обращались всегда в шумные оргии.
5Над словами: Способный от природы мальчик {Против слов: Способный от природы ~ Пряди моя пряха, — на полях зачеркнутый набросок: Этот человек противуположен с || Алексеевым: этого хотя все и везде ви||дят, но редко кто замечает его и пом||нят о нем, Тарантьева кто и* мель||ком увидит, запомнит навсегда за || фигуру, а [нет] [или] [а есл<и>] если кто || побудет с ним, хоть полчаса, || где-н<и>б<удь>, то уж верно унесет || неприятное впечатление: неопрят||ность его или нагрубит, притом || он рельефен* и наружно и || внутренно: он уже весь [проя<вился>] вылился || в грубую форму и сейчас обнару||жит себя и положит в памяти наблюдателя несколько заметок: и || имя его запомнят, и голос, и то, || что он сказал, и медвежий по||ступок его не укроется, и всякий || отойдет от него раздосадованный или || оскорбленный, а если [и] кто || и не поговорит, а увидит его, так || уйдет удивленный23
Под словами: уйдет удивл&ённый — зачеркнутая запись: живешь как свинья24 а вот у такого-то не то || что у тебя. *
он сделался взяточником, || не имея случая брать 25} — на полях зачеркнутая запись: оргии || все проделки22
5-6 в три года ~ Корнелия Непота, / под руководством священника в три года до тонкости анатомировал латынь, этот нетленный труп, завещанный миру Римлянами. На гитаре он оказалось не меньше успеха: он выучился бойко играть с притопываньем правой ногой и с потряхпваньем головой И шуме и гуде* Пряди моя пряха,** Экосезы,* матридуры* и несколько других веселых песен и пьес для танцев. Священник, довольный успехами мальчика, предлагал было систематически заняться чтением и разбором латинских классиков,
18-19После: подьячих старого времени. — истребленных просвещением и законами. Чего он не наслушался? Что встретило его в заре жизни, в ее нежном цвете, {Против слов: подьячих старого времени, со в ее нежном цвете — на полях зачеркнутые записи: и бог знает, во что бы развились || эти семена || вот отчего сердце его играло || радостью || вот цвет его жизни, || райская картина || ему систематически развивалась || картина || и отец с улыбкою26} на первых ее порах, когда воображение юноши с чуть-чуть пробившимся пушком на подбородке чертит ему радужными красками райскую картину будущего, когда в сердце властвует одпа ничем не сокрушимая надежда на нескончаемую радость, на неугасимый свет, когда этот юноша плачет только слезами восторга от обещанных благ, когда задумывается только от избытка жизни, замирает и задыхается от полноты чем-то обещанного счастья? А что представилось шестнадцатилетнему мальчику, какие радости, какое счастье? Что ему посулило будущее? В его чистое юношеское воображение систематически, медленно, с умышленной постепенностью ложилась широкая картина зла, глазам его являлось человечество с самой безобразной мрачной стороны, тонкий и восприимчивый ум его с циническою жадностью читал отвратительную хронику преступлений, разврата, людской несправедливости, сердце его билось и трепетало от волнений при рассказах о всех тонкостях и хитростях, о всем уменье самих рассказчиков вертеть запутанными делами, мудреными процессами. Как охотники, собравшись в кружок, после скаканья и порсканья* по лесам хвастаются своими схватками с медведем, боем с волками, гоньбой лисиц, так старые дельцы хвастались своими мрачными и страшными подвигами в распутывании и решении мрачных преступлений, ужасных и необъяснимых случаев, кривых и правых дел. Ужасны были лица повествователей, то являющиеся, то исчезающие среди облаков пуншевых паров, страшны их хвастливые улыбки от удали этих рыцарей Фемиды* семидесятых годов, не раз содрогались ужасом нежные члены ребенка — но за мрачными подвигами раздавались звуки гитары и шуме и гуде, и все оканчивалось пляскою, попойкою, дикими восклицаниями. Нередко при этом ум мальчпка, отуманенный дикими рассказами, отрезвлялся стаканом крепкого пунша. Вот от каких сказок и историй сердце юноши играло радостью, вот каков был рассвет его жизни, его райская картина будущего! Какой колоссальный злодей мог бы сформироваться в такой адской школе, если б натура хоть немного пособила с своей стороны, одарив ребенка мощной душой и сильными страстями. Но, к счастию, природа распорядилась лучше. Она не дала Михею ни того, ни другого.
33Против слов: постоянно сердит и бранчив. — на верху листа на полях зачеркнутые записи: что ваш родственник-то || [да это] [он не родственник] || — да как же, он такой || же, как и вы27
33После: бранчив. — Картины людских преступлений и лукавого суда над ними заронили в душу Тарантьева недоверчивость к человеческому достоинству: напрасно перед глазами его проходили отрадные светлые явления, всуе в виду его совершалось благо: напитанный примерами зла ум его отыскивал мутную причину во всяком примере добра и благородства.
34-37Под словами: Он с горечью и презрением ~ выгодную замену — на полях зачеркнутая запись: но все же в нем присутствовала неупотреблен||ная сила и она-то || шевелила его, и от этого эта раздражительность, взяточ||ник28
41-43Против текста: ничтожного существования со официальных. — на полях зачеркнутая запись: наконец грязный || образ жизни отца29 || и притом || недостатки [остались] || сделали его неопрятным30
С. 35.
1После: придирчив. — Судьба, лишив его широкой арены ходатая по делам, не лишила его по крайней мере мелких преимуществ этого звания: чествований, угощений и т. п. и несмотря на его бедность, ничтожность и бесполезность в службе и жизни, несмотря на его семьсот пятьдесят рублей жалованья, этот маршальский жезл его деятельности, не дала ему пропадать с голоду и холоду, позволив хитро и умно воспользоваться преподанною в доме отца теориею для того, чтоб быть всегда сытым, пьяным и одетым на чужой счет. А грязный и грубый быт отца поселил навсегда и в сыне циническое равнодушие не только к нравственной чистоте и опрятпости, но и к наружному изяществу, и оттого он так презрительно холодно носил свое грязное платье: на всякого порядочно одетого человека, не говоря уже о франте, он смотрел как на естественного своего врага,
1 Против слов: Его никогда не смущал стыд — на полях зачеркнутая запись: жизнь — нищая31 || <нрзб.>
9-25 Зачем эти ~ много шума, / Как Алексеева везде все видят и никто не замечает и не помнит о нем, так напротив, кто хоть мельком увидит Тарантьева, тот наверное никогда не забудет его: не забудет его рельефной громоздкой фигуры, его неопрятного отталкивающего вида, громкого голоса и размашистых движений. Он в какие-нибудь четверть часа успеет врезать несколько глубоких меток в память наблюдателя: и имя у него такое, что его все заметят, и лицо, и разговор, и медвежий поступок. Всякий, кто побудет с ним хоть полчаса, наверное уж унесет тяжелое и беспокойное впечатление* а кто вступит с ним даже в простое, обыкновенное сношение, хоть только поговорит, тот отойдет от него раздосадованный, оскорбленный и мало-мало если только удивленный.
Обломов, однако ж, не тяготился присутствием ни того, ни другого. Тарантьев — был говорун, хотя бранчивый, вздорный и грубый, но все же он делал много шуму
26-34Против текста: Тарантьев делал много шума, со причине. — на полях несколько зачеркнутых записей: [Захар чешет его] || Э! это дурак || Захар подал: || зачем по||даешь мне32
Под этой записью: отчаянные меры,33а против нее — помета: Живешь, как свинья, || а вот у такого-то || [небось я и] так обед || а ты что. || Да у тебя чай зелен||чак… {Над этой записью помета: Один говорил за него || и избавлял его от труда || говорить,35 другой слушал || и доставлял [способ] легкий || способ говор<ить?> Под этой записью набросок: взял денег, а потом || вернулся и все-таки36 || просит шинели37 || [Не могу] || Обломов просит напи||сать за него, когда тот || посоветовал ему — || — Я и на службе не||писал, палец обрезал38 — Вот ты не хо||четь ничего сделать, || а сам все просишь — Что ты, попрекаешь, || что ли39} *
34—37После: хоть трои сутки. — Обломов при нем мог считать себя в совершенном уединении, ничем не стесняясь, ни к чему не принуждая себя.
41После: каков бы он ни был. — Притом и Тарантьев и Алексеев были бедные люди, нуждавшиеся во всем и не везде находившие в Петербурге радушный прием: самолюбию Обломова, как барина и как достаточного человека, льстило одолжить их, принять у себя, накормить хорошим обедом. ‘Ведь это бедняки, голь, не то что наш брат!’ — говорил он с самодовольствием.
С. 35-36.
42—8 Другие гости ~ с часу на час. / Другие гости заходили редко: он удалялся от них, они от него. Из них почти никто был не по нем. Одним не сиделось на месте, все бы им поехать толпой обедать куда-нибудь да в театр, летом так за город, тех занимали вечера, танцы, третьи все волочатся за женщинами и только об этом думают, четвертые любят говорить о литературе, о науках, о политике, до всего им дело, везде суют свой нос, всякая политическая или городская новость им точно как родная. Во все это они путали и Обломова, а он был не охотник ни до езды, ни до танцев, ни до прогулок. Все это он терпел в одном только человеке, в Карле Михайловиче Штольце, товарище детства и ученья, который был в то время за границею, но Обломов ждал его с часу на час.
С. 36.
16После: коли дают! — в другой раз издали палец только покажу: больше ничего и не получишь. Да что же ты не встаешь, вставай, а то, ей-богу, стащу: вот побожился.
l7-20 Он хотел приподнять ~ провалялся. / Он схватил Обломова за плечо и начал тащить с постели.
— Что ты, что ты, помилосердуй! — кричал Обломов, плотно прижимаясь спиной к постели и стараясь руками и ногами уцепиться за что возможно. Но Тарантьев ухватил его и за другое плечо и до половины стащил с постели, так что Илья Ильич волей-неволей должен был проворно вскочить на ноги, чтоб не упасть головой вниз.
— Экой медведь! ну, брат, ты прямой медведь, Михей Андреич, — с неудовольствием говорил он, сразу попадая ногами в обе туфли и садясь на постель. — Кто так делает: только медведи в лесу: и те, я думаю, тише: вот ты ногтищами, я думаю, совсем до крови разодрал мне плечо — право медведь! Я сам сейчас хотел вставать.
— Знаю я, как ты встаешь: ты бы тут до обеда провалялся. Ну-ка, ну, ну: одевайся да умывайся живее.
С. 37.
12-14 — Да у вас простой, со потом. / да ведь у вас, чай, кучерской, мерзость, нюхать нельзя, зеленчак? Так и есть: мерзость! — сказал он, набивая ноздри табаком: постойте закрывать, что вы торопитесь: жаль, что ли, вам? Да дайте-ка сюда табакерку! Я отсыплю его себе: с собой-то я не ношу. — Он схватил бумажку со стола, взял у Алексеева табакерку и высыпал оттуда почти весь табак.
— А вы домой сходите, насыпьте свежего, — сказал он, а то так купите, да только не эдакого. — Как это не купить порядочного табаку, чтоб не стыдно было попотчивать. Да вашим ли носам хороший табак нюхать? Вот у Греева так табак, где это он берет? Алексеев взял табакерку, открыл, печально заглянул на дно и спрятал в карман.
15Против слов: — Да, еще этакой свиньи — на полях в верхнем углу листа зачеркнутая запись: отчего || не лосо||сина40Несколько ниже зачеркнутая запись: винные || откупа41
23После: отваливать! — Свинья, свинья! Вы скажите ему. Не приставай он, так я бы отдал, как только получил бы место по откупам, а теперь вот не отдам, хоть сто тысяч будет — не отдам, оттого, что он свинья.
34После: тебе говорят! — В первый раз, как выйду со двора, зайду в магазин: все не собрался, — отвечал Обломов.
38-40Против текста:— Ты рано ~ так только — на полях в низу листа зачеркнутая запись: Захар! дай ему || шинель.42 — Не || дам — прежде || жилетку-то || отдайте43 — || вот Карлы || Мих. жаль || нет: он бы || вас выучил44
40Против слов: — Нет, я так только — на полях зачеркнутая записью дрянью || кормишь45
45-47 — Узнай там, ~ воротясь. / — Да что, — сказал Обломов, — постой-ка, я вспомню, я еще вчера заказал. Будет суп, потом говядина au naturel.
— И тот раз говядина, и теперь говядина! — сказал Тарантьев* Ну еще что?
— Под соусом сиг с яйцом и маслом.
— Ну уж: есть что есть! — сказал с презрением Тарантьев, — отчего не лососина? Теперь лососина пошла.
— Анисья говорит, что лососина еще дорога, — сказал Обломов*
— Так это ты меня дешевой дрянью вздумал кормить? нет, шутишь, вели-ка сейчас лососины купить да приготовить с каперсами.* А то видишь, что выдумал: сига! да черт ли в нем? стану я есть сига! Потом что?
— Макароны.
— Терпеть не могу! — сказал Тарантьев.
— А я так люблю: это мое любимое кушанье, — сказал Обломов*
— Ия люблю: это тоже мое любимое кушанье, — заметил Алексеев из своего угла.
Тарантьев обернул к нему голову и поглядел на него с ног да головы.
— Вы лучше поди<те>-ка скажите своему родственнику, что он свинья, — заметил он. — А ты, Илья Ильич, макароны вели отменить.
— Ну так одним блюдом будет меньше, — Отвечал Обломов.
— А нельзя другое велеть? вот еще новости! Не умеешь и обеда-то заказать: что бы велеть уху сварить, да пельмени, что ли, да потрох гусиный, да индейку! Вот бы и обед. А вместо макарон раки чтоб были: я люблю заняться ими.
— Жаркое телятина, пирожное, вафли, — заключил Обломов.
С. 38.
32-35 — Что я за советник ~ о чем-то размышлял. / — Что я за советник тебе достался? ты стоишь ли, чтоб тебе советы давать? Я управляющий, что ли твой? Хоть бы ты поил, да кормил почаще меня, в трактир бы позвал да угостил, подарок бы к Рождеству или к Святой сделал какой-нибудь, а ты что? Ты думаешь, что говядины дашь да дрянной мадеры, так и можешь распоряжаться, повелевать… Напрасно ты воображаешь, а я не мальчик тебе достался…
— Я совсем ничего не воображаю, — сказал Обломов, — оставь это и посоветуй как добрый приятель, как земляк — ты опытный человек… подумай да и скажи…
Тарантьев в самом деле о чем-то размышлял.
С. 40.
3Против слов: — Этому старому псу, — запись на полях: портер46
27Против слов: — Где письмо? — запись на полях: хоть бы Штольц || приехал47
27-28После: говорил Обломов. — И Тарантьев подошел к столу и вдруг стал внюхиваться в воздух. — Что это, чем у вас тут пахнет, хорошо так? и все стали нюхать. — Нет … кажется, пахнет, как всегда нехорошо… — заметил Тарантьев. Захар пришел и тот стал нюхать. Долго нюхали, наконец Захар приблизил нос к бумагам.
— Да это от бумаг несет! — сказал он.
— В самом деле от них, — заметил Тарантьев.
— Точно, от бумаг, — повторил Алексеев. Это была душистая записочка Веры Павловны.
С. 41
8Против слов: — Староста твой мошенник, — на полях зачеркнутые записи: <1.> пиши || к исправ||нику, да к || соседу 48 <2.> счеты, чай, || украли мяс||ник и Захар49
С. 42.
4-5После: тот напишет. — Дурак никогда натурально не напишет. Только бестия сумеет заметить да подглядеть все и подладить на бумаге так, что вот как будто в самом деле случилось.
28-34 Да знаешь ли что, ~ Право, не знаю. / главное все обдумано, остаются подробности, а там и за дело. Вот сегодня же хотел утром набросать на бумагу к приезду Штольца, да вы пришли. В деревню мне нужно будет поехать в конце лета: к тому времени я все обдумаю, напишу, поговорю с архитекторами, запасусь нужными руководствами и приищу управляющего, а теперь пока надо что-нибудь другое придумать.
С. 42-43.
43-1Внутри фраз, записанных на полях: куска хлеба, ~ справок — на полях зачеркнутые записи: — Кабы Штольц || приехал50 || — Ну уж, || чай, у себя так где || в Саксонии-то || и хлеба-то не || видал || (желчь на него) || зачем шатается || и проч.51
С. 43.
3После: сделает распоряжение. — Я вот это же самое думал сделать, я вот Ивану Иванычу перед тобой говорил, что надо написать к губернатору, — сказал Обломов.
— Врешь, где тебе выдумать: ничего не смыслишь.
29Против слов: — Вот нашел благодетеля! — на полях зачеркнутая запись: (ярость Тарантьева) 52
35-37 я тебя просил ~ — О близком человеке! / выпрямившись в креслах: ни слова больше о моем Карле, или я слушать тебя не стану… — лицо у него мгновенно изменилось, глаза сверкнули, в чертах проявилась жизнь, ноздри несколько вздулись от волнения, щеки оживились румянцем негодования: Обломов стал совсем другой человек.
— О моем Карле!
39-40 — Ближе всякой ~ дерзостей… / — Он мне друг вот с этих лет, я вместе с ним рос, учился: и никакая родня, никакой брат, ни земляк — никто не заменит его… и ругать его я не позволю…
44После: смягчился. — Добрый от природы, он не хотел выгонять Тарантьева и потому еще, что это казалось ему нарушением приличия и гостеприимства и вообще сценой, выходившей из порядка обыкновенного быта.
— Никто тебя ни на кого не меняет, — сказал он кротко, — Карл сам по себе, а ты сам по себе.
С. 44.
1После: сказал Тарантьев. — Да, уважать, — говорил Обломов, стараясь говорить мягче, хотя его и возмущал дерзкий тон Тарантьева, — он стоит и не твоего уважения: таких людей мало: я хотел бы походить на него, да и другим желал бы того же…
— Послушай, Илья Ильич, не выводи меня из терпения, или я никогда не приду к тебе. Что он за благодетель тебе, что ты ставишь его так высоко, как родного отца?
— Да, — отвечал Обломов, — ты правду сказал, после покойных отца и матери, я ни к кому не был так привязан, как к нему. .
6-7 Вот если б ~ сказал Обломов. / — Ну, если ты не понимаешь бескорыстной привязанности, так я скажу тебе, что он делал мне столько добра, сколько и родной брат не сделает: он устроил все мои дела, хлопотал об них, пока жил в Петербурге и служил здесь, и вообще до тех пор, как начал странствовать по России и за границей, заботился обо мне, как о родном брате. Он три раза ездил ко мне в деревню, хозяйничал, распоряжался там за меня, наконец, взял меня в долю в свои обороты и сделал мне тысяч 50 капиталу, который и теперь еще у него в обороте в одной торговой компании… Наконец уж я сказал тебе, что если б он был здесь, так он с своей ловкостью давно бы избавил меня от всяких хлопот, не спросивши ни портеру, ни шампанского…
15-18 а только прошу ~ ты слушай его! / я хотел только доказать, как много сделал для меня Карл…
— Много сделал, знаю я! — заревел Тарантьев, — этих благодетелей: эта, говорю тебе, продувная шельма, бестия: торговые компании, спекуляции да разные эдакие затеи: это все мошенничество. Эти спекуляторы хуже картежников.* Они на чужой карман метят с своими немецкими затеями: вдруг выдумают фабрики заводить, дома строить, компанией, на каких-то акциях, без гроша, облупят какого-нибудь дурака, да и разбегутся: ищи их! Ненавидит душа моя эти<х> проклятых немецких выдумок…
20К словам: — А вот к тому, как ужо немец твой облупит тебя, — на полно: запись: Саксония 53
26После: приехал. — зачеркнуто: — Мне батюшка покойный сказывал, что отец-то его в сентябре м<еся>це — в одном сюртуке, в башмаках в нашу губернию-то приехал, а тут разжирел от русского добра, да и на акциях, компаниях, пошел строить…
43-44 Добро бы в откупа ~ этаких! / — Четыреста тысяч он сделал оборотами, счастливыми спекуляциями…
— Вот тут мошенничество и есть. Почему не наживаться? Да наживайся честно, чтоб видно было, как наживается человек. Вот бывало в старые годы выгодные места были: умный человек ходит по делам, решает процессы и получает благодарность с дураков, или купец купит товар да продает, и опять купит — видно, откуда и за что прибыль… понемногу — смотришь: к старости и наживет советами >… А тут черт знает что: в 10, в 12 лет и с капиталом: пронюхает, бестия, где что нужно, на бирже да за границей, да предприятие затеет, смотришь, через год и еще 10/т. нажил, а иной и совсем без денег, юлит только везде и тоже деньги берет черт знает за что: нет, это, брат, нечисто: я бы под суд их всех.
Обломов молча поикал плечами.
— Не бестия твой Штольц, — продолжал Обломов ,— в 12 лет какие деньги нажил, в чины вышел да вот теперь шатается черт знает где!
С. 45.
6-12 Я слышал, со сказал Тарантьев. / он затем поехал туда, чтоб разузнать, как русские денежки там пристроить: приедет сюда, облупит еще дураков-то да и поминай как звали: я бы его в острог… В двенадцать лет вдруг и надворный советник, и богач, и черт знает что: бестия первого сорта! Терпеть не могу эдаких. Ты меня не смей равнять с ними, а то я никогда не приду к тебе, — заключил он.
43-45 Не дам фрака! со кулаком. / — Рубашку прачка потеряла, а жилет принесу вместе с фраком, — сказал Тарантьев, — неси фрак…
— Не будет фрака! — сказал Захар, — хоть что хотите!— и ушел к себе.
— Видали ли эдакое животное, а? вот постой: я на тебя бумагу дам… — сказал Тарантьев, — выучат тебя грубиянить…
— Ты чего смотришь, — говорил Тарантьев, обращаясь к Обломову, — как ты позволяешь ему так обращаться с гостями, с благородными людьми?
— Что ж мне с ним делать? — отвечал Обломов, — да знаешь что, Михей Андреич, ты лучше бы купил себе фрак: говорят, где-то готовое платье дешево продают…
— На Апраксиной в 9 No всякое есть платье, — вдруг сказал Алексеев, — за 25 рублей можно фрак купить, топкий, точно новый: и не узнаешь…
Тарантьев посмотрел на него с презрением.
— Это вы с родственником с своим, — начал он, — на мои 50 рублей не по фраку ли хотите себе купить? то-то он все и пристает ко мне, да вот ему — и вам тоже — шиш! Как же, земляк,фрак-то? вели дать.
— Захар не даст, — отвечал Обломов, — уж если он что заберет себе в голову, так оттуда ничем не выбьешь, кончено: ты лучше купи.