Розанов В. В. Собрание сочинений. Юдаизм. — Статьи и очерки 1898—1901 гг.
М.: Республика, СПб.: Росток, 2009.
ОБЪЕДИНЕНИЕ ПРАКТИКИ И ЗНАНИЯ
Можно представить себе страну, довольно утонченную во вкусах и в то же время глубоко варварскую по существу. Такова была Польша не только в минуту падения, но и века за два уже до падения. Станислав Понятовский не только принимал самое живое участие в движении французских идей, но он полемизировал (на французском языке) с Руссо, как меньший талант, но как равнообразованный человек. В XVII веке множество аристократических полек знало классические языки и подражало в стихах домашнего издания одам Горация и других поэтов ‘золотого века римской литературы’. В то же время в Польше не только не было просвещенного труда, но не было даже самого элементарного, грубого труда, т. е. как национального: все это было в руках евреев и немецких колонистов, наконец, было в руках ‘быдл‘ ‘простонародья’. Это одна форма аристократизма наук и искусств, довольно легкомысленная. В Германии между Лейбницем и Гегелем, т. е. приблизительно полтора века, был аристократизм науки более глубокий. Наука витала в небесах, она была очень серьезна, но она была вся философиею, еще в сороковых годах XIX века она не иначе как с негодованием принимала всякую мысль о возможном слиянии ее с практикою. Прикладных знаний не было, и, казалось, они никогда не начнутся в стране Фихте и Шиллера. В то же время политически, экономически, всячески в практическом отношении Германия была ничтожною страною. Две страны в Европе, Англия и Франция, как они ни противоположны между собою, — никогда не знали этой пропасти между жизнью и наукою. И обе шли во главе практических успехов Европы, ничего не теряя и в теоретическом отношении. Это — страны Адама Смита и Кольбера.
Основание нового департамента промышленности, наук и торговли при Государственном совете есть только крупный, законодательно-административный шаг на том пути гармонизации науки и практической жизни, на который выступила Россия после освобождения крестьян. Теоретические знания от нас не уйдут, и русские слишком сильно обнаружили свои способности к ‘заоблачным умствованиям’, чтобы можно было опасаться за судьбу у нас отвлеченнейших дисциплин. Достаточно вспомнить Лобачевского и его ‘неэвклидовскую геометрию’: если столь точная и непоколебимая наука, как математика, должна была под русскими усилиями взять назад свое ‘третье измерение’ и раскрыть для поисков дебри четвертого, пятого и проч. измерений, то нельзя сомневаться, что ранее или позже и гранки Канта, Лейбница, Гегеля покажутся для нас узкими и переступаемыми. Всему свое время. Но совершенно благовременно Россия взялась пока за труднейшую социальную задачу — кооперации народного гения с формами производительного труда. Это — трудный и это — необходимый процесс, едва у нас начавшийся. Его первые шаги пока шатки и неверны. Но и частные люди, и общество, и государство равно должны приложить все старание, всю зоркость глаза и неустанность забот, дабы ‘наука’ и ‘практика’ перестали у нас смотреть ‘волком’ друг на друга. Вековечно земледельческая страна, Россия за последние десятилетия, чувствуя совершенную недостаточность для сложнокультурной жизни одного ‘пахарства’, дает рост у себя промышленно-торговой функции, и вот в пособие к этому историческому движению призывается, более чем своевременно, и наука.
Сколько можно наблюдать русских людей, изобретательных, придум— чивых, высокоспособных ко всякого рода механическим комбинациям, зорких в глазе и неутомимых в руке, которые за непримененностью их талантов топчут тротуары, ‘коптят небо’, попрошайничают, попадают в сферы, совершенно несоответственные их способностям, и спиваются, погибают. Да, такие есть, да, таких каждый из нас видал. И каждый же из нас видал, как, начиная от самых маленьких ремесел до более крупных и, наконец, огромных производств, все находится в руках евреев, немцев, бельгийцев, армян, греков, итальянцев. Всякому есть дело в России, но русскому, и часто даровитому русскому, нет дела в России. Не решится же кто-нибудь утверждать неспособность массы русского народа, да и разные ремесла, как слесарное в Нижегородской губернии, кожевенное в Тверской губернии, опровергают всякую возможную здесь клевету. Масса русского народа ‘кустарно’ поднялась кверху, насколько могла, насколько это доступно человеку без знаний и науки. Теперь до крайности своевременно, чтобы наука спустилась к этим кустарным произрастаниям и повела их далее, довела бы их и переработала бы в технические производства самого сложного плана и устройства. Увы! ‘заграничный шегрень’ и ‘русский шегрень’, ‘голландское полотно’ и ‘русское полотно’ — все это разной цены и какой неодинаковой доброты. ‘Русское сукно’ и ‘английское сукно’, да и все, решительно все — неодинаково, везде Россия в минусах обретается, заграница — с огромным плюсом перед нею. Русские плавают по Волге и Северной Двине, а вот по Балтийскому морю плавают немцы, шведы и чудь, совершенно как и до Петра Великого. Везде здесь, под парусом — ‘чухонская лайба’, под паром — рижский пароход, часто с патриотическим русским названием, но с немецким капитаном, с немецкою прислугою, с немецкими матросами, совершающий недельные рейсы между Петербургом, Ревелем, Ригою, Гельсингфорсом, Або. Это — такая отсталость русских, о которой страшно подумать, о которой стыдно подумать. Мы уверены, что если бы наше морское ведомство часть обученного у него, теоретически и практически, люда выпускало на частную службу, судостроительную и мореходную, то маленькое морское плавание по Балтийскому морю перешло бы в русские руки, как и проблема морского судостроения была бы быстрее разрешена. Что делать, будем скромны сейчас, чтобы когда-нибудь стать гордыми, сейчас на всех практических поприщах мы нуждаемся еще в учителях, в самой мелкой науке, в инструкторстве навыкам, приемам, путям — куда и как пробиться. Конечно, мы — не турки, болгары и сербы, но право же глухая и ‘черноземная’ Россия нуждается порою в первоначальном толчке и первоначальном научении. У нас образовано, европеизировано одно пока правительство с примыкающим к нему классом большею частью служащей интеллигенции, и оно должно сообщить образованию такую форму и такое движение, чтобы им могли воспользоваться чисто практические и сухо практические сферы промыслов, промышленности, торговли. Лозунг ‘Россия — русским’ не состарился, он даже не отменен, хотя стал замечательно редко повторяться.