А. Корнилович
Об увеселениях российского двора при Петре I
Посвящено бар. А. Е. Л.
ПРИМЕЧАНИЯ
Об увеселениях российского двора при Петре I, Корнилович Александр Осипович, Год: 1824
Время на прочтение: 10 минут(ы)
Русские альманахи: Страницы прозы / Сост. и автор примечаний В. И. Коровин.— М.: Современник, 1989 (Классическая библиотека ‘Современника’)
OCR Бычков М. Н.
Век Петра I есть одна из любопытнейших эпох в истории наших нравов, сказал я вам однажды, милостивая государыня, когда, глядя на изображение кремлевских теремов, вы заговорили о том, как жили наши предки. Царствование его представляет странную борьбу между обыкновениями, освященными временем и обычаями прививными, вывезенными из-за моря, смесь прежних полуазиятских обыкновений со вновь вводимыми полуевропейскими. Вы потребовали на это объяснения, т. е. чтобы я описал вам светские наши общества во время Петра. Дабы исполнить сие в точности, надлежало бы войти в большие подробности, которые утомили бы ваше внимание. На сей раз позвольте мне ограничиться описанием одних увеселений двора, имевших непосредственное влияние на начало и забавы наших обществ.
Светские общества, в которых участвовали мужчины и женщины, начались при Петре Великом. Государь ввел оные, справедливо полагая, что ничто более обращения с женщинами не может благоприятствовать развитию нравственных способностей российского народа. Чтоб сблизить все состояния, двор давал праздники, учреждал гулянья, маскарады. Торжественные дни и воспоминания о победах, которые были часты в блистательное царствование Петра, нередко подавали к тому повод. В то время указами предписываемо было участвовать в забавах двора, и, таким образом, жители столицы съезжались часто, ибо одна только болезнь извиняла отсутствовавших. Придворные праздники делились на летние и зимние. Первые давались в Царском и Царицыном саду (нынешние Летние — верхний и нижний), последние в Сенате или на Почтовом дворе (там, где ныне Мраморный дворец). Иногда сзывали гостей барабанным боем или афишками, иногда, после обедни, в соборе Святыя Троицы, желтый флаг с изображением двуглавого орла, держащего в когтях четыре моря (Белое, Балтийское, Черное и Каспийское), выставленный на одном из бастионов Петропавловской крепости, и пушечные выстрелы возвещали жителям столицы, что должно собираться после обеда в сад. Чиновные особы, дворяне, канцелярские служители, корабельные мастера и даже иностранные матросы имели право приходить туда с женами и детьми. В 5 часов пополудни являлись в сад государь и вся императорская фамилия. Посетители собирались в трех галереях, построенных на берегу Фонтанки. Государыня и великие княжны, держась старинного обыкновения, как хозяйки сада, подносили знатнейшим из гостей по чарке водки или по кружке вина. Император же угощал таким образом из деревянных больших кружек гвардию, полки Преображенский и Семеновский, которые строились на Царицыном лугу. Прочим посетителям предоставлено было самим черпать из бочек с пивом, водкою и винами, которые стояли в стороне от главных аллей. После того каждый мог забавляться по произволу: одни гуляли по саду, другие оставались в галереях, где были приготовлены разного рода закуски, иные садились за круглые столики в разных углах сада, на которых находились трубки с табаком и деревянными спичками или бутылки с винами. Более всего замечательны непринужденность и простота в обращении, царствовавшие во время сих праздников. Казалось, все были заняты одним желанием — веселиться и забывали о различии сословий. Сам государь, отбросив весь этикет, обходился со всеми, как с равными: иногда, сидя с трубкою за столом с матросами, говорил он о трудностях морской службы или, ходя с некоторыми под руку по длинным аллеям сада, рассказывал о своих походах. В другое время рассуждал с духовными о богословских предметах или вел переговоры с иностранными министрами. С наступлением вечера сад был освещен. Начинались танцы в аллеях или, в дождливое время, в галереях сада. Праздник оканчивался фейерверком, зажигаемым на судах, расположенных на Неве. Тут, между прочим, горели всякий раз транспараны с аллегорическими картинами, приличными предмету празднуемого торжества. Во все время праздника ворота сада были заперты, никто не смел уйти от оного прежде государя без особенного на то позволения.
Из числа известнейших праздников упомяну о двух, более достойных внимания: об одном, который дан был 27 июня 1721 года в воспоминание Полтавской победы, и другом, по случаю заключенного в Нейштате мира. В первый служили молебен в открытой палатке пред собором св. Троицы. У входа палатки стоял государь с эспонтоном в одной и простреленною шляпою в другой руке и в том же платье, которое носил во время сражения: в зеленом мундире с небольшими красными обшлагами и старою лядункой чрез плечо и зеленых чулках с башмаками на высоких каблуках, позади находились подполковники гвардии: фельдмаршал князь Меншиков и генерал-лейтенант Бутурлин. Императрица с царицею Прасковьею Федоровною и придворными дамами находилась в близлежащем доме на балконе. Во весь день производилась пушечная пальба с царского фрегата, стоявшего на Неве против Летнего сада. Ввечеру, после гулянья и танцев в сем саду, был дан фейерверк, в котором аллегорические картины изображали успехи российского оружия против шведов.
Праздник 28 генваря 1722 года, данный в Москве по случаю Нейштатского мира, отличался необыкновенным великолепием. После обедни в соборе Успения пресвятыя богородицы двор и все знатнейшие особы собрались в устроенном на сей случай пред Кремлевским дворцом обширном здании. Мужчины были в праздничных кафтанах, дамы в платьях, шитых золотом и серебром, с великолепными головными уборами. Одна только вдовствующая царица Прасковья сохраняла право одеваться по старинному обыкновению, т. е. в черной бархатной шубейке с меховою шапкою на голове. После пышного стола, который был накрыт на 1000 кувертов, раздавались золотые медали, выбитые по случаю мира. Праздник кончился танцами, за коими последовал великолепный фейерверк. Между прочим, представлялся тут храм Януса, освещенный 20 000 плошек, за ним, в некотором отдалении видны были на волнах синеющегося моря корабли, над коими летал голубь с масличною ветвию. Пред храмом, на высоких подмостках, лежали для народа жареные быки с позлащенными рогами, по сторонам били фонтаны белого и красного вина.
Вскоре пример двора перешел и к частным людям. Русские вельможи, следуя законам сродного им гостеприимства, охотно исполняли государеву волю. Тогда не знали зазывных билетов: приглашали только самых знатных, прочие знакомые и незнакомые приходили в назначенный час, садились за стол и, покушав хлеба-соли, уходили, часто не заботясь о хозяине. Пирушки были часты. Вкусные обеды Меншикова, вина Шафирова, роскошное угощение Строганова и радушный прием Апраксина обратились в пословицу. Хозяин или хозяйка встречали гостей в дверях, при звуке труб и литавр, поклоном и рюмкою водки или вина. Обеды, начинавшиеся в 12 часов, были продолжительны и состояли из множества блюд. В частных собраниях, когда съезжались одни короткие знакомые, жребий назначал даме кавалера, который должен был вести ее к столу, садиться рядом с нею и услуживать за обедом. В торжественные дни дамы находились в одной, а кавалеры в другой комнате. В конце стола подносили дамам сахарные закуски, к мужчинам же приносили ящики с винами: венгерским, рейнскими и некоторыми французскими. Начинались тосты: обыкновенно предлагал оные сам хозяин. Когда случалось, что государь находился в числе пирующих, то первым тостом было всегда благоденствие семейству Ивана Михайловича Головина, то есть флоту {Генерал-майор Головин отправлен был Петром I в конце XVII века в Венецию для обучения корабельному строению, но сии занятия были не по его вкусу. Четыре года своего пребывания в Венеции посвятил он на изучение музыки и один только раз был на тамошней верфи. Несмотря на то, государь, как будто в шутку, сделал его адмиралтейским советником и главным надзирателем С.-Петербургской корабельной верфи. Петр любил Головина за его испытанную верность и за оказанное в сражениях мужество.}. Петр считал сей тост столь важным, что обещал шуту своему Лакосту 100 000 рублей, если бы ему случилось когда-нибудь пропустить оный. Во время стола государь уходил отдыхать и через час возвращался. После обеда гости переходили в другую комнату к дамам, где ждали их чай, кофе и лимонад. Если общество было немногочисленно и нельзя было танцевать, то призывали домашнего козака, который тешил посетителей пляскою с припевом и игрою на торбане или на балалайке. В другое время, когда не случалось гостей, пред коими надлежало чиниться, садились играть: мужчины между собою в кости, шахматы или шашки, дамы с некоторыми кавалерами в короли, марияж, ломбер, ламуш или лантре.
В орденские кавалерские праздники один из кавалеров (обыкновенно Меншиков) давал обед, все же другие угощали друг друга тремя кружками вина: одну выпивали за благоденствие флота и войска, другую за здоровье всех кавалеров, третью за здоровье хозяина. Число кавалеров в столице определяло число кубков, осушенных ими в таковые дни.
Одною из любимых забав Петра I было катанье в лодках. Вам известно, милостивая государыня, что в Петербурге во все время его царствования не было на Неве мостов. Государь раздал всем для переправы суда. Первоклассным вельможам по яхте, буеру и по 2 шлюпки, одну в 12, другую в 4 весла. Прочим из жителей менее, смотря по чинам. Каждый хозяин обязан был содержать суда свои в целости и отвечал за них. В назначенный для катанья день выставляли в четырех концах города флаги: все суда, под опасением значительного штрафа, должны были собраться близ Петропавловской крепости у дома 4-х фрегатов, неподалеку от Троицкого моста. По пушечному выстрелу флотилия сия выступала в поход. Адмирал Апраксин открывал шествие с яхтою своею, имевшею для отличия красный с белым флаг. Никто не смел опередить его или уехать без его позволения. Потом следовала императорская шлюпка, где находились государыня и великие княжны, а рулем правил сам Петр, одетый в белое матросское платье, а за сею шлюпкою прочие без разбора. Знатные возили с собою музыку. Сие множество судов, стройно следовавших одно за другим, согласные усилия гребцов в белых рубашках и звуки труб, литавр и валторн, далеко раздававшиеся по волнам, очаровывали зрение и слух. Катанья обыкновенно оканчивались у загородных дворцов Екатерингофа и Стрельны. Там всякий раз готовы уже были закуски: гуляющие, вышед на берег, полдничали, ходили по рощам и с наступлением вечера возвращались в в город в том же порядке. Иногда предпринимались дальнейшие поездки: т. е. в Ораниенбаум, принадлежавший князю Меншикову, в Кронштадт и даже в Ревель. Беспрестанная пальба с судов и гром музыки оглашали воздух во время пути. Иногда сии забавы имели неприятные следствия. Не говоря уже, что многие дамы долго не могли приучиться к плаванию в открытом море, неуменье управлять судами во время бури приводило в страх и часто подвергало опасности гуляющих. Подобный случай был 21 мая 1714 года. В то время приезжал в Петербург посланник бухарского хана Гаджи-Магомед-Багадира. Царь пригласил его принять участие в предполагаемом путешествии в Кронштадт. По неопытности капитана, шнява, на которой находился посланник, канцлер граф Головкин и несколько сенаторов, попала между мелей. Пока было тихо, опасность была невелика, но к 9 часам вечера восстала сильная буря: разбило шлюпку, привязанную сзади, оторвало якорь и бросило судно на мель, все, казалось, грозило шняве погибелью. Посланник, никогда до того не видавший моря, дрожал от страху: но видя наконец, что нет надежды на спасение, закутался в шелковое одеяло, лег на палубе и велел мулле своему, став на колена, читать над собою молитвы из Корана. К утру буря утихла, и присланные от царя галеры привели шняву в Кронштадт.
Говоря о катаньях по воде, могу ли не упомянуть о спусках кораблей? Петр, создатель русского флота, не мог не радоваться успехам великого своего предприятия. Оттого всякий корабельный спуск был истинным для него праздником. Накануне извещали о сем происшествии барабанным боем. В самый день по пушечному выстрелу из крепости все отправлялись в Адмиралтейство. По совершении молебна на новопостроенном судне царь, взяв в руки топор, подрубал одну из подпорок, на которых стоял корабль. Звуки труб и литавр, громкие восклицания народа и пушечные выстрелы с крепости и Адмиралтейства оглашали воздух. Когда якорь был брошен, Петр в матросской куртке всходил первый на корабль и приветствовал приходивших к нему с поздравлениями поцелуем в голову. Императрица и великие княжны подносили всем по рюмке вина. Между тем в каютах накрыты были столы, в верхних для дам, а в нижних для мужчин. За стол, где находился государь, садились по правую сторону корабельные мастера, плотники и все участвовавшие в постройке вновь спущенного судна, по левую — знатнейшие особы. Не было обедов шумнее: сам Петр был всегда за оными чрезвычайно весел. Между гостьми его царствовала совершенная непринужденность: тосты быстро следовали один за другим. Вино, особенно венгерское, лилось полной чашей. Сии пирушки на кораблях продолжались от 4 часов пополудни до 2 пополуночи, и всякий обязан был принимать в оных равное участие.
Говорить ли вам, милостивая государыня, о масленичных маскарадах, где маски, собравшись по пушечному выстрелу на площади против собора св. Троицы, у так называемой пирамиды 4-х фрегатов {Пирамида сия была деревянная и построена в память первой морской победы над шведами при Гангёудде в 1714 году.}, по сигналу, поданному самим государем, который был одет барабанщиком, скидали плащи и показывались в своих нарядах, где посреди множества испанцев, греков, турок, китайцев, индейцев являлись карлы в длинных бородах, возившие в тележках гайдуков царских, спеленанных как дети? Говорить ли вам о зимних катаньях, где между множеством огромных саней, которые сделаны были наподобие лодок, иные в 20 футов длины, и в которых находились в костюмах царская фамилия, иностранные министры и знатнейшие особы обоего пола,— видны были Нептун в раковине с трезубцем, влекомый двумя сиренами, Бахус, едущий на бочке с кубком в одной и ливером в другой руке, государев шут, одетый медведем, в санях, запряженных шестью медведями же, камчадал и камчадалка, ехавшие на собаках, и, наконец, множество арлекинов и масок, изображавших разных зверей и птиц? Подобные маскарады и катанья продолжались целую неделю. Опасаясь наскучить вам подробностями, ограничусь одним только замечанием, что все масленичные маскарады во время Петра I носили на себе отпечаток вкуса грубого, необразованного, в то время еще общего в Европе.
Я упоминал уже о музыке в письме моем о русских ассамблеях. Некоторые вельможи имели свои капелли, но между высшим сословием весьма немногие сами занимались музыкою. По известиям современных писателей, из русских дам княгини Кантемир и Черкасская и графини Головины, воспитанные в Швеции, где отцы их, генерал-лейтенант князь Трубецкой и генерал-адмирал Головин находились в плену, умели только играть на фортепиано. Прочие считали неприличным посвящать часы досуга сему занятию. Концерты были, однако же, в моде. Прусский посланник барон Мардефельд, сам превосходно игравший на лютне, не раз забавлял оными петербургскую публику. Голстинский министр граф Бассевиц также давал музыкальные собрания. В великий пост 1722 года вся Москва съезжалась к нему слушать духовные оратории, игранные музыкантами голстинского герцога Карла Фридриха. Вы знаете уже, какою славою пользовались сии музыканты в Петербурге. В дни Нового года, светлого воскресенья или именин государыни герцог до рассвета являлся с ними под окнами императрицы и серенадами приносил ей свои поздравления. Рюмка вина, подносимая великою княжною Анною Петровною герцогу и всей его свите, была обыкновенно наградою за их внимание.
Из сказанного выше вы видите, милостивая государыня, что все увеселения времени Петра I имеют нечто отличное, свойственное своему времени. Вы еще более в том удостоверитесь, взглянув на множество карл и шутов, которые занимают немаловажное место в летописях тогдашних забав. В конце XVII и в начале XVIII века карлы и шуты были еще в употреблении при всех европейских дворах. Оттого вы встретите их во множестве и у нас, как при дворе, так и в частных домах. Государю вздумалось однажды позабавить герцога и герцогиню Курляндских свадьбою карл. Петр повелел одному из них выбрать себе супругу из девушек одинакового с ним роста. 13 ноября 1710 года назначена была свадьба. Созвали на сей праздник указом 19 августа 1710 года {Вот Указ в подлиннике: ‘Карл мужеска и девическа пола, которые ныне живут в Москве в домах боярских и других ближних людей, собрав всех, выслать с Москвы в С.-Петербург сего августа 25-го, а в тот отпуск в тех домех, в которых те карлы живут, сделать к тому дню на них, карл, платье: на мужской пол кафтаны и камзолы нарядные цветные с позументами золотыми и с пуговицы медными золочеными, и шпаги, и портупеи, и шляпы, и чулки, и башмаки немецкие добрые, на девическ пол верхнее и исподнее немецкое платье, и фантанжи, и всякой приличной доброй убор и в том взять тех домов и стряпчих сказки и проч. 19 августа 1710’.} всех карл, находившихся тогда в Москве и Петербурге. Накануне свадьбы двое из них, бывшие шаферами, поехали в колясочке о трех колесах, в одну лошадь, убранную разноцветными лентами, звать гостей, имея впереди верхом 2 офицеров в ливрее. На другой день, когда все гости съехались в назначенный дом, молодые отправились в большом торжестве к венцу. Впереди шел карла, исправлявший должность маршала, с жезлом, к концу которого привязан был букет из лент. За ним жених и невеста с шаферами, потом сам царь, множество дам, некоторые министры и другие знатные особы. Шествие заключалось 72-мя карлами и карлицами, первые в светло-голубых или розовых французских кафтанах, треугольных шляпах и при шпагах, последние в белых платьях с розовыми лентами. После церемонии все отправились к князю Меншикову, где ожидал молодых богатый обед. Карлы сидели в средине: столы жениха и невесты были под шелковыми балдахинами, а над стулом невесты висели три лавровых венка. Маршал и 8 человек шаферов имели для отличия кокарды из кружев и разноцветных лент. Кругом по стенам залы сидели царская фамилия и прочие посетители. Праздник кончился пляскою, в коей участвовали одни карлы.
Шуты или, как их тогда называли, дураки, были едва ли не в большем числе, нежели карлы. При дворе и во всяком почти доме находились шуты или шутихи. Дура днем играла с барынею в дураки и не смела никогда выиграть, вечером рассказывала ей сказки, чтоб прогнать ее бессонницу. В праздничные дни или когда случались гости, разряженная как 18-летняя девушка, дура забавляла собрание прыжками, кривляньем и пеньем. Преимущественно старались выбирать для сего старых женщин, полагая, что чем дура старее, тем она охотнее к рассказам и тем забавнее в пляске.
Вот вам, милостивая государыня, некоторые черты общественной жизни при Петре I, я исполнил, сколько мог, ваше требование. Если слабый труд сей удостоится лестного вашего внимания, то я буду продолжать начатое: скажу несколько слов о церемонии, наблюдаемой в ту важную для девушки эпоху, когда отец или мать объявляли ее вышедшею из детского возраста, о свадебных обрядах при Петре I и пр. Потом постараюсь показать постепенный ход наших обществ, состояние оных при Анне и Елисавете и, наконец, совершенное их преобразование при Екатерине Великой. Снисходительный взор ваш будет лучшею наградою для автора, улыбка вашего одобрения придаст ему новые силы и заохотит его к новым трудам.
1824
А. Корнилович. Об увеселениях российского двора при Петре I. Кому посвящено, установить не удалось.
…по случаю заключенного в Нейштате мира.— Ништадтский мир между Россией и Швецией (30 августа 1721 г.) завершил Северную войну. Швеция признала за Россией Лифляндию, Эстляндию, Ингерманландию и часть Карелии, Россия обязалась выплатить Швеции денежную компенсацию и возвратить Финляндию.