Бердяев, Н.А. Падение священного русского царства: Публицистика 1914—1922
М., ‘Астрель’, 2007.
ОБ УСЛОВНОСТИ ЖИЗНЕННЫХ ОЦЕНОК
I
Все точки зрения на жизнь ограничены, все ориентировки относительны и условны, не могут претендовать на полноту и окончательность. На любой ценности можно ориентировать жизнь — на ценности государства, национальности, хозяйства, морали, познания или искусства. Но все эти ориентировки имеют значение прагматическое, а не абсолютное. Исключительная ориентировка на какой-нибудь ценности как бы создает свою особую действительность. Для того, кто в основание своей точки зрения на жизнь положил ценность государства, мир предстает иным, чем для того, кто положил в основу ценность моральную или эстетическую. Человек видит действительность той или иной, в зависимости от того, какую ценность он взял за основную для ориентировки и на какой точке зрения он укрепился. Полной действительности не только никто не в силах воспринять, но такой полной действительности и не существует, ибо действительность не только дается, но она также и творится. С любой точки зрения и при любой ценности, взятой за основной критерий, можно привести из действительности неиссякаемое количество оправдывающих фактов. Каждый имеет за собой свою действительность и действительность совершенно фактическую. Для пессимистического взгляда на Россию приводят такое же количество фактов, как и для взгляда оптимистического. При известной ориентировке и при известных ценностях, принятых за исходную точку зрения, Россия может представиться в виде кучи мусора, не одушевленной никакой единой душой, и для такого представления, конечно, приведут немало фактов из действительности. Но для того, кто иначе себя ориентирует в жизни и кто берет за исходные более глубокие ценности, Россия остается живым организмом, и единая душа России не умерщвляется самыми ужасными фактами разложения и гниения. Важно признать, что существует градация ценностей, которые можно брать за ориентирующие в бесконечной и подавляющей сложности жизни. Такой ориентировкой защищается человек от окружающей его со всех сторон полной бесконечности, от подавляющей его запутанности. Но легко забывает человек условность и относительность своей ориентировки и попадает в плен к собственным точкам зрения. Так, одно и то же и помогает ему разобраться в мировой действительности и мешает ему. И необходимо помнить, что в разные эпохи разные ценности выступают на первый план.
II
В данный исторический час в России естественно и необходимо ориентировать жизнь на ценности национальности, так как она должна быть сознана и утверждена. Вся энергия нашего духа должна быть направлена на национальное самоопределение и национальное самосохранение. Такое направление нашего духа подсказывается безотлагательной исторической необходимостью, важнейшей задачей момента. Мы живем в период усиленной работы над национальной проблемой. Но ложно то отношение к жизни, которое признает ценность национальности единственной и верховной. Существуют еще высшие ценности. П.Б. Струве, например, хочет ориентировать жизнь на утверждении ценности государства и исключительность его точки зрения создает не совсем верные перспективы. Государство персонифицируется и абсолютизируется, превращается в существо, совершенно независимое от человека и народа. Государство есть некоторая ценность, но не высшая, не единственная ценность, и она должна быть подчинена другим ценностям. Так, уже национальность — ценность более глубокая, чем свое государство. Германия сознала свое национальное единство раньше, чем государственное единство. Нация, народ стоит за государством и предшествует ему. Нация — субстанция. Государство — ее функция. Свое национальное единство германский народ осознал на ценностях духовной культуры. И лишь во вторую половину XIX и в начале XX века германский народ начал исключительно ориентироваться на мощи государства. Эта исключительная ориентировка на государственном могуществе ведет скорее к нравственному и духовному падению германского народа, чем к его подъему и возрождению. История учит нас тому, что государственная ориентировка так же относительна, как и всякая другая ориентировка. В России сейчас исключительный упор на государственности есть лишь борьба с анархическими инстинктами в русском народе. Но в другие эпохи и у других народов вся жизнь по-иному воспринимается. В XV веке во Флоренции считали высшей и единственной ценностью искусство, художество, и на ней ориентировали всю жизнь. И в этом была великая правда, и она создала великий расцвет культуры, одну из самых творческих эпох истории.
III
Условная ориентировка на какой-нибудь избранной и фиксированной ценности совершенно необходима, чтобы не потерялся человек в бесконечной сложности и запутанности бытия. Но всегда следует помнить, что такая ориентировка имеет лишь прагматическое значение, относительное, а не абсолютное. Прагматическое упрощение действительности может оказаться источником рабства духа. Дух должен прежде всего сохранить свою внутреннюю свободу и сознавать, что все ориентировки полагаются им самим. В действительности же дух слишком часто бывает подавлен ориентировкой на одной какой- нибудь ценности. Человек легко делается рабом того, что для него безотлагательно нужно, рабом нужной ему государственности или нужного ему хозяйствования. Это каждому известно из личного опыта. А ныне всем это хорошо известно из коллективного опыта войны. Война выдвигает необходимость новых ориентировок и признания новых ценностей. В чем-то война очень обогащает наш дух. Но не следует впадать в слащавый оптимизм. Война очень двойственна по своим результатам, и она несет с собой для нашего духа не только одни положительные ценности. Задачи и интересы войны суживают сознание и вызывают прагматически необходимую ограниченность. На этой почве возможно и погашение духа, ослабление порыва к культурному творчеству. Мировая война, слишком затянувшаяся, заключает в себе опасность частичной варваризации Европы. Жизнь отбрасывается к элементарному. Сейчас у нас сознание поглощено элементарными вопросами хозяйственного и государственного устроения. Ориентировка жизни на экономизме1, исключительная поглощенность вопросами продовольствия, в конце концов, может привести к душевной подавленности и панике. Если такое состояние будет длительно продолжаться, то это не может не отозваться на ослаблении культурного творчества. Элементарно необходимое слишком вытесняет все избыточное в духовной жизни, все лишком тонкое и сложное. Состояние обороны может вызвать огромный духовный подъем, но это состояние духовно элементарное, суживающее объем жизни. Продолжительное пребывание в состоянии крайней обороны несет с собой опасность сужения духовной жизни и отодвигания ее к элементарному, если не будет утверждаема некая свобода духа, внутренне возможная при всяком состоянии внешнего мира.
Свобода духа дороже всего, она должна за всем стоять. И даже исключительное утверждение ценности национальности или государства должно из свободы духа рождаться. Прагматическая ориентировка на одной какой-либо ценности не должна превращаться в маниакальную одержимость. Пусть мой дух будет творцом ценности национальности, а не рабом ее. У националистов же утверждение ценности национальности легко превращается в одержимость: они в рабстве у столь исключительно утверждаемой ценности национальности и во имя ее они делаются гасителями духа. Никакая ориентировка на той или иной ценности не может претендовать на абсолютность, так как абсолютность может быть лишь в духе, в его полноте. Все же полагаемое духом вовне — условно и относительно. Во внешнем мире не может и не должно быть кумиров. Всякая ценность есть прежде всего духовная жизнь и ее объективация вовне не должна быть направлена против духовной жизни, ее породившей. Ценность национальности или государственности есть также духовная жизнь. И всякое национальное или государственное идолопоклонство есть грех против духа. Все, что здесь говорится, предполагает отношение к жизни изнутри, а не извне. Дух человеческий обретает свободу, когда он чувствует всю жизнь оправданной из своей глубины. Тогда он не может быть рабом государственности, а может быть лишь ее творцом, не может быть рабом ничего ему противостоящего извне.
Точка зрения на жизнь государственников, церковников, националистов, социалистов и мн[огое] др[угое] слишком часто бывает рабством духа, рабской определяемостью внешними идолами, всепожирающими кумирами. От этого духовного рабства да будем мы свободны. Будем утверждать и национальность, и государственность, и хозяйство, и всякую нужную нам ценность в атмосфере духовной свободы, в вольном внутреннем воздухе. Тогда только наша национальная и государственная ориентировка жизни в нынешний час истории не будет угашать и обеднять духовной жизни. Тогда не угаснут и высшие ценности религиозного созерцания, познания, художественного творчества. И мы переживем тяжелые испытания, не понизив своего духовного уровня.