Об учтивости и хорошем тоне
Об учтивости и хорошем тоне
(Из фран. жур.)
——
Об учтивости и хорошем тоне, Карамзин Николай Михайлович, Год: 1803
Время на прочтение: 4 минут(ы)
У кого нет врагов? И сама учтивость имеет их. Многие из сих господ думают, что искренность и прямодушие состоят в невежестве, многие боятся, чтобы их не назвали тонкими обманщиками, и для того обманывают грубо. Им вольно говорить, что угодно, но то правда, что вежливость есть самая благодетельная выдумка общежития, и что она едва ли не более всех иных добродетелей хранит род человеческий, нередко обманывает, но приятна: inganni, ma piace! и скрывает от глаз людей самое гнусное, самое ужасное чудовище: эгоизм… Вот истинный враг общества и всех его учреждений! Он беспрестанно старается разрушить то добро, которого могли бы ожидать люди от единодушия в своих благодетельных намерениях.
К несчастью, везде и все эгоизм в человеке, страсти суть ничто иное, как слепой эгоизм, рассудок — эгоизм умный, честность — эгоизм боязливый, а добродетель — эгоизм побежденный. Учтивость не пугает, не истребляет, но скрывает его: сей легкий покров может быть иногда лучше тяжелых цепей. Положим, что она — маска, но эта маска есть нередко эгида. Всего лучше назвать вежливость общей посредницей личностей и разных выгод самолюбия. Она конечно есть только образ благоволения и скромности, но всегда принимая на себя вид добродетелей и говоря языком их, учтивость во многих случаях хранит нас от зла, как позолота хранит медь от ядовитой ржавчины.
Рассмотрите вид, изъясните слова ее — вот общий смысл их: ‘Мы показываем, что не хотим следовать обыкновению людей, думающих единственно о себе, что занимаемся единственно другими, что по крайней мере в сию минуту забываем собственную пользу, что уверенные в своей маловажности и превосходстве других умов, хотим вникать только в их идеи, отказываясь от наших, хотим, одним словом, в чувствах, вкусе и тоне следовать другим, и не только не ставим себя выше их, но считаем за великое удовольствие, за честь и славу идти за ними’ и проч., и проч. Сие обыкновение, общее и весьма древнее, произвело наконец какое-то единство в словах, в голосе, в виде и поступках, которое везде отличает людей хорошо воспитанных, оно служит какой-то ливреей для морали и физики нашей, данной не природой, а гражданским обществом. Всякий, по своему разумению, составляет себе идею о лучшем образце и старается ему следовать. Разница выходит оттого, что у всякого особенные глаза, смотрим на одно, но видим разное, и хотя часто изъявляем презрение к большому числу людей, однако, несмотря на то, с ним желаем соображаться в мыслях, ибо иначе не осуждали бы мы людей словами: это не водится, никто так не думает, не поступает, и многими другими обыкновенными выражениями, означающими единственно то, что вежливость и хороший тон, изобретенный ею, есть взаимное сближение людей, в котором всякий участвует своим примером, и в котором лучший подражатель делается совершеннейшим образцом.
Хороший тон есть средний между всеми: так красота есть средняя форма между всеми формами. Совершенство их состоит в том, чтобы удаляться от крайностей и приближаться, сколько можно, ко всем различиям. Надобно держаться средины между излишеством и недостатком.
Например, ни в какой земле самые толстые или самые худые люди не называются стройными: иначе водяная болезнь или чахотка сделалась бы красотой. Таким образом, и лучший тон не есть ни самый вольный, ни самый униженный: иначе какой-нибудь Маскариль, лакей или провинциальный секретарь, сделались бы нашими образцами.
Заметим еще другое сходство между красотой и хорошим тоном: в них обоих есть нечто определительное, существенное и много условного. Во всех землях лучший светский человек есть тот, который показывает в себе лучшее воспитание, тонкий вкус, умеет нравиться благоразумным людям, но обыкновения различны: немецкие приветствия не годятся во Франции, тон марсельский не нравится в Париже. Можно сказать, что везде одна церковь, но обряды в каждом приходе особенные. Таким же образом во всех землях согласно думают, что красота вообще есть самое лучшее сообразование с целью натуры, но мнения и вкусы различны в подробностях. Англия в рассуждении сего не согласна с Францией, Турция с Англией, Тартария с Турцией —
И если наша красота
Захочет странствовать по свету,
То, приближаяся к Тибету,
Она уж будет — дурнота!
В музыке нет нот для фальшивых звуков: так и для разговора нельзя означить всех возможных ошибок против хорошего тона. Правда, что сия часть имеет своих юрисконсультов, которые стараются определять меру преступлений, но сии кодексы не будут никогда общими. Во всяком уголке своей тариф, свой особенный закон, которому надобно повиноваться.
Там Рим, где я живу!
Заметим единственно то, что в светском искусстве, подобно как и в других, можно проступиться излишеством и недостатком, от неведения и чрезмерной старательности, второе еще хуже первого. Кто не знает, что самая излишняя красивость во многих случаях есть важнейшая ошибка против хорошего тона, нежели излишняя простота? Большинство, дающее закон, есть судья в собственном деле: оно хочет удержать свои права, и скорее извинит недостатки, нежели намерение превзойти его. Во всяком вольном соединении людей будь товарищем, а не властелином!
Итак, если бы надлежало мне дать совет молодому приятелю в рассуждении светского искусства, то я сказал бы ему: бойся отличаться от людей, и не желай казаться лучше других. Желание превосходства хорошо во всем, что требует усилий и работы, но разговор не требует их: он выдуман для отдохновения, и есть не война, а разве один парад. Беда солдату, который, желая лучше показать себя, выйдет вперед и расстроит линию!
Надобно сойтись в разговоре: для того надобно соображаться. Самолюбие удивительным образом щекотливо, оно меряется со всем, окружающим его, и ненавидит превосходное. Напрасно ум велит покориться: самолюбие не хочет унизить себя, и в минуту скромности может удовольствоваться одним равенством.
Общество есть братство, всякому новому члену говорят: ‘Ты можешь иметь выгоды, которых мы не имеем, но скрывай их: иначе не будет общества! Ты богаче нас, но если захочешь ослеплять других пышностью, то не будет общества! Ты лучше нас, но если всякую минуту станешь глядеться в зеркало, то не будет общества! Ты учен, но если вздумаешь доказывать наше невежество, то не будет общества!..’ Когда же гордый умник не воспользуется наставлением, ему скажут (или надлежало бы сказать): ‘Ты не исполнил условия, не любишь равенства, согласия (впрочем минутного), и среднего прока, приятного душам нежным, ты разрушаешь основание и прелесть разговора: итак поди от нас, не хотим обходиться с тобой, не хотим игрока, который ворует!’
Об учтивости и хорошем тоне: (Из фран. жур.) / [Пер. Н.М.Карамзина] // Вестн. Европы. — 1803. — Ч.9, N 9. — С.24-30.