Вера Жакова
Вера Жакова
Об Ольге Устиновой
Об Ольге Устиновой
Об Ольге Устиновой, Жакова Вера Николаевна, Год: 1934
Время на прочтение: 7 минут(ы)
Биография Ольги Устиновой — биография ребят, выращенных революцией, но не видевших ее, биография подростков, которым в год смерти Ленина было 8-9 лет. Это младшие сверстники Кости Рябцева (Герой произведения Н. Огнева ‘Дневник Кости Рябцева’ — прим.) она ‘прогрызли’ книги Жюль Верна, Майн Рида, Купера, стойко защищали от нападок родителей красный галстук и звание пионера. Зараженные пафосом первой пятилетки, они мечтали о быстроходных авто, о самолетах, о будущности инженера, и в далеком Сорренто Горький получал плохие, но трогательны стихи о гигантах.
Ольга Устинова мечтала о химии. Ей хотелось найти новый элемент или разложить атом. Мать сердито косилась на красный галстук. На столе лежали письма с московским штемпелем от сестры, учившейся на конструкторских курсах. В комнату врывался морской ветер весны и бодрые слова о ‘настоящей’ учебе. Ольга обедала и уходила в отряд. В 1930 году ей вручили бумажку об окончании семилетки. Учителя сердечно прощались с лучшей общественницей и ученицей. Ребята дарили фотографии и уезжали в просторы своей страны учиться переделывать мир. Ольга застенчиво улыбалась. Она будет химиком, повелительницей формул, хозяйкой лабораторий, наполненных стеклянной тишиной приборов и разноцветной кровью веществ. В химических техникумах завучи, просматривая документы, улыбались — год рождения 1915. ‘Вам еще в куклы играть, а не химией заниматься’.
Техникум сорвался. Ольга написала сестре и, подработав на малярной работе, уехала в Москву, в город, овеянный мечтами поколений от Ломоносова до чеховских сестер.
… Через несколько дней ее устроили в слесарную мастерскую на стройку 45 Кунцевского завода. Это была единственная девушка среди сезонников… Плакала по ночам, вздыхая о родной Астраханке на Украине. Потом освоилась, поступила в школу стройученичества, работала и много читала. Чехов, Мопассан, Гюго, Золя, Горький укрепили отвращение к прошлому, о котором, вздыхая, вспоминали некоторые рабочие на стройке. В 1931 году Ольгу приняли в комсомол. Любимым чтением стали газеты, особенно отдел сообщений по СССР. Гидростанции, заводы и города вставали на месте пустынь и таежных топей. Страну переделывали тысячи незаметных людей, входивших героями в историю социализма. Ольга разлюбила химию. Мир неуловимых чисел и одиночества потерял свою власть. В жизнь пришла творческая радость производственного процесса и великолепной фантазии о бетонных конструкциях.
Нормировщица из ТНБ (Тарифно-нормировочное бюро — прим.) (Ольгу послали туда работать по окончании школы.) мечтала о производстве, о мире, в котором чувствуешь ‘сделанное тобой’. И когда 7 октября 1933 года на комсомольском собрании строительного рабфака, до окончания которого Ольге осталось четыре месяца, поставили вопрос о мобилизации на метро, — она пошла первой. Шахта манила не романтикой подземелий, не заработком, не карьерой. Огромное творческое желание ‘строить лучший в мире метрополитен’, строить и чувствовать, что, поднимая свод, работает твоя рука, твои мысли, радость и молодость заставили сероглазую застенчивую девочку бросить рабфак и мирную тишину конторских расчетов. На Москву наступала осень, и солнце зябко куталось в негреющие тучи. Дождь, как нищий, протягивал прозрачные пальцы к витринам ‘Плодоовоща’, где дремали яблоки и блекнул виноград.
Желание Ольги исполнилось — ее послали бетонщицей в шахту 17. Необычные условия работы, новые люди, неукомплектованность бригады заставляли и без того молчаливую девушку насторожиться и уйти в себя. Это была мобилизация чувств, осмысление обстановки, учет возможностей и ошибок…
Только начинали бетонировать своды, массу приготовляли и укладывали вручную. Не было ни механизации, ни сдельщины, и показатели многих бригад равнялись четырем вагонеткам в смену. Бригада Халтурина, где была Ольга, давала одиннадцать. Устинова входила в работу спокойно и дисциплинированно. Без крика и паники доставала массу, везла вагонетку по загруженным породой путям и образцовым выполнением заданий удивляла технический персонал. Она обдумывала шахту, словно книгу, и результатом этого явилась конкретнейшая расшифровка понятия ‘социалистическая собственность’, породившая позднее тот энтузиазм и энергию, которые Ольга Устинова отдала метро.
…Москва готовилась к пятнадцатой годовщине комсомола. Со всей страны съезжались делегаты — лучшие ударники, колхозники, инженеры, политотдельцы, ученые — прекрасное поколение, воспитанное комсомолом, готовое в любую минуту отдать за него жизнь.
28 октября секретарь шахткома ВЛКСМ Хохряков после работы собрал на крыше пристройки старинной церкви, отошедшей метро, халтуринскую бригаду. Большеголовый и медлительный, слегка охрипший, предложил организовать первую комсомольскую бригаду: ‘показатели должны быть комсомольскими… и чтобы без объективных причин’. Возражений не было. Ольгу Устинову единогласно выбрали комсоргом. Над городом бесновался ветер и пронзительный дождь.
От Николеньки Иртеньева до Темы Гарина десятки мечтательных и безусых юнцов пытались отыскивать ‘смысл жизни’… И вот поднимается мое поколение — Яремчук, Великанов, Шолом Зильберштейн, бетонщики, трактористы, ткачихи и слесаря. Они чувствуют, что каждый новый подшипник, вагонетка руды, кусок полотна, гектар посева — это шаг к социалистической переделке страны. Их мысли дерзки, улыбки радостны, они спорят со взрослыми, и на большой вопрос ушедших поколений каждый ответит: ‘Смысл жизни вижу в творчестве’.
Ольга Устинова такая, как все. Но то не категория ‘серости’, это высокий индивидуализм творческой культуры труда. Комсорг первой комсомольской бригады, загруженная общественной работой, она была отличницей техучебы и активнейшим членом политкружков. Вскоре бригаду перебросили на восемнадцатую шахту. Импортная бетономешалка подавала прекрасную по качеству массу. Оставалось только укладывать. И тут поднялось соревнование, борьба за качественные показатели и план. Ольга Устинова была сосредоточена и немногословна. Шаг за шагом осваивала секреты бетона. Ее выбрали звеньевой, и процесс кладки она сумела насытить радостной деловитостью, заражающей остальных.
Устиновой старались подражать, ее уважали, с ней советовались. И после смены, слегка уставшая, потная, она обходила тоннель, сжимая пальцы от радости. Бетон хранил ее молодость и упорство, он долговечен, и тысячи людей будут ему удивляться. ‘Ставят остов, заливают массой, получается конструкция, и чувствуешь, что ты ее сама делала’, — восторженно записала она. А над городом в пене снега проплывали морозные дни. Люди кутались в шубы, и северный ветер с визгом бросался под трамвай.
В шахте 15 я встретила хрупкую, крошечную девочку, с профилем боттичеллевской мадонны. Она лежала в штреке и сосредоточенно, сильным движением, забрасывала бетон. Мы познакомились, кто-то вспомнил о музыке, и вдруг девушка, кинув лопату, заговорила о Шопене, заговорила так, что тоннель наводнили мазурки и шепот вальсовых вечеров.
‘Мне до окончания консерватории осталось полтора года’, — смущенно закончила она, — ‘А зачем же пошли на метро?’ — ‘Видите ли, — девушка смущенно покраснела, — самое прекрасное — это строить и знать, что делаешь нечто конкретное. Музыка неуловима. И вот по мобилизации я пошла в шахту…кончить еще успею, мне 23 года’.
Отец девушки — горняк, и в комсомоле она с 28-го года.
28 февраля открылся второй участок восемнадцатой шахты — восемнадцатый-бис. Из бригады Халтурина выделилась женская бригада, 8-го Марта Ольгу назначили бригадиром.
Новая бригада встретила девчат неприветливо. В смене царствовала функционалка: один инженер отвечал за бетон, другой — за проходку. Получалась нездоровая конкуренция. План был двести семьдесят кубометров в месяц. В первый день уложили десять. Потом неделю пробыли на подсобных работах, ибо вследствие холодов подавали мерзлый материал. Бетонщицам приходилось туго, над ними смеялись, жаловались: ‘мешают работать’, а инженер Никифоров, насмешливо щурясь, заявил: ‘в таком составе ни один сменный бригаду не возьмет’. Ольга Устинова поставила вопрос на комсомольской организации. Девчатам решили помочь. Прикрепили техника (самое главное), и даже начальник шахты Танкилевич каждый день справлялся, ‘кто мешает’, и по возможности исправлял.
Так в теплой товарищеской атмосфере таяли обиды и неудачи казались преодолимыми. 15 марта был приказ главного инженера об ответственности начальника смены за бетон и проходку. С этого дня начался перелом в работе бетонщиков и женской бригады. Организаторский талант Ольги развернулся со всем блеском. Ночи не спала, обдумывала расстановку и способности людей, накопленный опыт возможностей и ошибок. План был доведен до каждого — каждый знал, сколько уложено и сколько еще осталось. Спокойно и уверенно Ольга становилась рядом с плохо работавшим человеком и без единого слова, одним примером, заставляла его подтягиваться.
Вчерашние школьницы, сохранившие детскую неуклюжесть движений, овладевали труднейшим ленинским стилем работы. Не было гравия — применили щебенку, портилась бетономешалка — массу приготовляли вручную или гнали с восемнадцатой шахты. Кубики колебались от девятнадцати до двадцати двух. В результате план выполнили на 105%. Бригада оказалась лучшей по участку. Инженер Никифоров разводил руками. Девушки были в его смене.
Апрель — это, фактически, первый месяц настоящей, бесперебойной работы. Кубики поднялись до тридцати двух в смену. Если с планом бывало плохо, девчата не могли спать, всех угнетала мысль: ‘а вдруг не выполним, а вдруг сорвется?’ Скоро в лучшую по дисциплине и выработке бригаду стали присылать людей для воспитания. Первым был Болтунов. Сезонник из единоличников, он пришел в шахту с лозунгом ‘меньше работать — больше получать’. В первую декаду в ударники Болтунова не провели. Он обиделся: ‘Дурак я, бабьим ударником буду’. На очередном бригадном собрании Ольга Устинова поставила вопрос: ‘или будешь работать хорошо, или уйдешь из бригады’. Болтунов сконфузился — ‘девчата выгоняют за неспособность, хуже девчат стал’. Угрюмо буркнул ‘буду работать’ и обещание сдержал, подтянувшись до уровня лучших.
Вторым был Стародумов, расслабленный лентяй, которого хотели выгнать из смены. Ольга несколько дней работала рядом с ним. Через две недели Стародумова повысили в разряде. Потом пришла Маша Балакина. В прошлом у нее было семь лет беспризорничества, детский дом и московшвеевское ФЗУ. Она была очень грубая, дралась и ругалась. Над Балакиной девушки работали в индивидуальном порядке. ‘Подначивали’ в разговорах, подсовывали книги, жучили на собраниях. Маша отогревалась. Она училась работать и хорошо относиться к людям. Теперь это лучшая спортсменка, мечтающая быть летчиком.
Апрельский план выполнили на 116,5%. Бригада получила переходящее знамя МК ВЛКСМ и премию — 1000 рублей. На эти деньги девушки купили себе одинаковые костюмы, обновленные на первомайской демонстрации… Они проходили по Красной площади, их волосы трогал ветер, пропитанный солнцем и музыкой.
Одна из ‘устиновок’ написала к Первому мая стихи. Они начинаются: ‘Мы хотим быть такими, как Георгий Димитров!’
За плечами у каждой девятнадцать лет и советская школа. Возраст девичьих грез, когда Татьяна и Лиза томились очарованной любовью, а их правнуки кончали гимназию и выходили замуж.
…Мы сидим в комнате, в комнате, где огромный стол, маленькое окно, в шкафу патефон с двумя пластинками на непонятном языке и красное знамя, полученное за выполнение норм и качество бетона. Биография бригады несложна и обыкновенна. Школьные будни и пионеротряд, ФЗУ, производство, комсомол и метро, а в будущем — звание инженера, летчика, конструктора и агронома. Равенство с мужчиной для них не проблема, а очевиднейший факт. Ребята признаю его, и если иногда вырывается ‘где уж девчатам’, возмущенный крик ошеломляет виновного.
‘Многие думают, что мы на метро потеряли женственность, — говорит Лена, лучшая укладчица бригады. — Правда, руки у нас грубые, а сами… — она оглядывает веселых девушек в белых платьях, — сами, кажется ничего. Работа у нас трудная, но мы справляемся, недаром почти все члены ВЛКСМ… Раньше говорили, что вообще девчатам нельзя быть на шахтах… А управление решило девчат брать. И сейчас не менее шестисот женщин на участке. Мы все здоровы, не болели, а я еще здоровее стала. Зарабатываем от трехсот до пятисот рублей, живем неплохо, часто ходим в театр и в кино’.
…В комнату входит желтый закат. Улыбается молодость Советской страны, и майский ветер на бульварах играет с ребятами в мяч.
…День бригадира начинается в семь часов, когда в Несвижском переулке липы и тополя еще не стряхнулся с листьев ночную тишину. В первой комсомольской комнате, где ослепительно белые постели, белые табуретки, тюлевые облака на окнах и голубые цветы в абажурах, просыпаются бетонщицы, проходчицы и слесаря. Многие пришли из деревенских, пропитанных вековой грязью окраин. Теперь они научились чистить зубы, мыться и сарафаны сменили на ловкие платья из белого полотна. Ольга умывается и бежит завтракать. Она молчалива и неулыбчива. ‘Никакой личной жизни нет — только работа’, — говорят про нее девчата.
34-й трамвай к Мясницким воротам несет тишину Девичьего поля. Член шахтного комитета ВЛКСМ Устинова идет к Хохрякову поговорить о плане и о людях. За час до работы Ольга спускается в шахту — надо выяснить, куда кого ставить. Во время работы она зорко следит за качеством. Раньше трамбовали слой в пятнадцать сантиметров, теперь трамбуют каждую лопату. Раньше пускали в ход грязный бетон, теперь ребята проверяют каждую вагонетку. Ольга до тонкости знает своих людей, знает, как подойти к каждому: один плохо работает, на него приходится нажимать, другого приходится похвалить, чтобы он еще лучше работал. После смены — обязательное собрание бригады. Обсуждают итоги дня и сделанные ошибки… В комитете полно народу. Инспектора по качеству бетона, работу которых возглавляет Ольга, записывают в дневники результаты проверок. С каждым надо поговорить и выяснить неполадки… А там заседание комитета… А завтра на работу в шесть, надо выспаться.
Маленькая сероглазая девочка, воспитанная прекрасной страной и комсомолом, идет к трамваю. На ней коричневое пальто, белая шапочка, золотистые волосы падают на высокий лоб. Это лучшая комсомолка и строгий бригадир…
На Москву наступает ночь, и трамвай уходит в парк. На сонные улицы льется серебряный дождь луны. В шахту спускается новая смена. Ребята улыбаются и здороваются с инженером. Через несколько минут они погонят вагонетки, будут укладывать в штреках бетон.
Так, в забое, в Кара-Кумах, на СТЗ, в стратосфере, во льдах Арктики звенит прекрасная молодость Советской страны, и миллионы юношей повторяют: ‘Мы хотим быть такими, как Георгий Димитров!’
1934