Только в последние годы в русской педагогике утвердился теоретически и начал проводиться практически принцип индивидуализации, сообразно которому учитель и школа должны относить свое воздействие не к человеку вообще, а к лицу, к индивидуальности ученика, питомца. Через это была поставлена граница схематизму в педагогике, безгранично царившему ранее, был если не отвергнут, то поколеблен в авторитете казенный шаблон. Перестали указывать на недостатки казенных учебных заведений, начали указывать на недостаток самой казенности, казенного духа как некоторого общего шаблона, применяемого одинаково везде и постоянно, около Белого и Черного моря, на границе с Германией и с Китаем. Стали указывать на педагогическое бессилие этой казенности, которая не в силах овладеть личностью ученика, потому что с первого же шага, при первой же встрече она эту личность отвергает, с одной стороны, и внушает ей отвращение к себе -с другой стороны. Нужно заметить, что старый и знаменитый вопрос педагогики об отношении ученика и училища, об отношении семьи и школы, в сущности, и сводился весь к этому принципу индивидуализации, к вопросу о лице в школе. И пока не была высказана эта новая формула, что школа имеет дело не с учеником вообще, а с определенным лицом, эти вечные вопросы школьной жизни оставались в смутности и без разрешения.
Принцип индивидуализации сыграл подспудно свою роль в педагогических бурях последних лет. Как и все новое, он был разрушителен в отношении старой системы, старых шаблонов. Он сжигал везде рутину и шаблонность. Не нужно скрывать, что он имел и уродливые проявления, уродливые преувеличения. Принцип индивидуализации — один из педагогических принципов, а не единственный принцип, и он сам не имеет права на уважение, если не относится равно уважительно к другим принципам школы — напр. к принципу порядка, единства, дисциплины и т.п., без которых вообще не может существовать никакое коллективное дело, не может происходить общее, классное, школьное обучение. Можно быть Гамлетом: но когда Гамлет проходит военную службу — он должен маршировать, как все. Вот маленькая иллюстрация того, как относится частное к общему, как должна относиться личность к шаблону. Шаблон должен получить свои границы, и тесные границы, но в этих границах он должен сохранить всю свою твердость, неподатливость. Наполеон и Веллингтон носили сапоги ‘по шаблону’, и попытка их носить обувь не ‘по шаблону’ вызвала бы смех окружающих и неудобство для них самих. Вот еще маленькая иллюстрация этого важного принципа.
Тем не менее индивидуализация остается и навсегда останется душою настоящей, плодотворной педагогики, педагогики как живой и творческой области, где есть или может быть своя поэзия и мудрость. Без индивидуализации есть только тело школы, а не душа школы. Обращаясь к этому драгоценному принципу, мы не можем не связать мысль о нем с только что отпраздновавшими первое 50-летие своего существования женскими гимназиями и не указать на особые заслуги в проведении его, в особенности частными женскими гимназиями.
Женское образование всегда было поставлено у нас несколько свободнее, чем мужское, — и от отсутствия связи его с привилегиями государственной службы, и оттого, что оно очень долго было ‘законченным’ уже в гимназиях, т.е. не продолжалось далее, не подготовляло только к дальнейшему, как мужские гимназии. Поэтому оно не было под такою ответственностью и могло сосредоточиться в самом себе, сосредоточиться на том, что ему нужно, а не чего от него требуют. Это было в высшей степени благоприятным педагогическим моментом. Все внутренние отношения сложились здесь несколько теплее, а в приемах обучения и воспитания проявилась кое-где инициатива, творчество. В силу самой возможности этого, почти устраненной из мужских гимназий суровым их режимом и неустанным контролем окружного начальства, начали открываться частные женские гимназии, подробная история которых, не только официальная, но и бытовая, составила бы одну из лучших страниц учебного дела в России.
Революционная буря, очень задевшая и учебные заведения, почти не тронула, т.е. почему-то не имела силы тронуть и увлечь, частные учебные женские заведения: ни о каких забастовках, приостановлении занятий, как и о шумных скандальных выходках всего состава учащихся или больших масс в этом составе здесь не было слухов. Учащий и воспитывающий персонал напряг все силы своего зоркого внимания и мягким воздействием сумел предупредить жесткие неприятности. На это ни инициативы, ни такта не нашлось в казенных гимназиях, где обучение на значительное время почти везде приостановилось или было изуродовано. Это очень надо отметить как залог возможности и впредь оставить эти гимназии без тесного контроля, оставить их в том индивидуальном сложении, какое в них проявилось в зависимости от их учредителей и учредительниц. Вот это-то индивидуальное сложение самих гимназий и нужно признать драгоценною в них историческою чертою. Увы, абсолютной нормы в педагогике мы не знаем, и никто не знает! Здесь есть не идеал, а идеалы. Она, подобно искусству, движется ‘школами’ и увлечениями, движется именно индивидуальными начинаниями и, в конце концов, отцом всего живого — опытом. Опыт невозможен без этих индивидуальных начинаний, и пресловутый ‘казенный опыт’ есть прежде всего страшно бедный опыт, нищенский опыт: ибо чему же можно научиться, что можно почерпнуть, напр., из ‘опыта’ уваровской и толстовской гимназий, у которых, во-первых, всего два шаблона, а во-вторых, совершенно были разные люди, их применявшие, и совершенно переменился учебный материал, к которому они применялись, переменился сословный состав учеников! Конечно, ничего нельзя почерпнуть из такого псевдоопыта, хотя у нас и писались тогда глубокомысленные статьи на эту безнадежную тему. Таковы были составившие целый том статьи гр. П. Капниста, бывшего московского попечителя, в ‘Вестнике Европы’. Очевидно, чтобы чему-нибудь научиться, здесь нужен опыт одновременный, над одним материалом, в одну и ту же культурную эпоху производимый. Нужно личное одушевление отдельных даровитых педагогов своею самостоятельною мыслью, своею самостоятельною методой, может быть, и неверной, может быть, односторонней, но уже оттого не могущей принести вредных результатов, что она проводится в жизнь даровитою рукою, да и находится под контролем семьи, которая не обязана отдавать детей в эту именно школу, и, следовательно, явно неудачная инициатива может сопровождаться полным отсутствием учеников в подобной школе. Между тем от численности учеников зависит материальный успех, материальная возможность школы. Этим положены пределы частной инициативы, в силу которой она всегда будет осторожною, осмотрительною, всегда станет взвешивать будущие шансы. И в этом еще лежит основание вполне ей довериться.
Частные женские гимназии, напр. в Петербурге, решительно поднялись над казенным средним шаблоном. Это очевидно уже из того, что, несмотря на удвоенную дороговизну обучения в них, они переполнены. Но, оставляя качества преподавания и воспитания в стороне, мы обратим внимание на общий дух этих гимназий, на основную постановку в них всего дела. Если, например, взять три наиболее популярных петербургских гимназии, то мы увидим, что строгий и несколько формальный дух одной совершенно как бы отрицает собою чисто семейный дух другой, и на обе эти гимназии не походит третья гимназия, с сильным развитием физической стороны дела по образцу английских школ, с соединением в себе обоих полов. Между тем все три гимназии имеют одну программу, готовят к тому же, действуют в одной среде. Ясно, как велико преимущество для Петербурга иметь не один шаблон школы, а эти три: ибо для разбалованной или нервозной ученицы явно полезно встретиться с суровой требовательностью, тихие и сдержанные ученицы счастливее вырастут в гимназии с семейным складом, и, наконец, совершенно особый род недостатков исправляется школою третьего типа.
Можно пожелать дальнейшего дробления этих шаблонов, большого и большего приноровления отдельных школ к категориям ученических характеров, детских натур, которых не бесконечное разнообразие, но все же очень большое разнообразие, и не для чего подавлять его и сводить к безличной униформности. Где бездарность — там и безличность, и наоборот, старый казенный шаблон, борясь с личностью в ученике, сам того не замечая, везде боролся с даровитостью учеников, везде давил и гнал эту даровитость. Это было, и этого никак нельзя забыть в истории нашего просвещения.
К хорошим мыслям, сказанным по поводу 50-летия наших мариинских женских гимназий, — этих первых всесловных женских учебных заведений, — следует прибавить и это особое слово о частных женских училищах, где с благодарностью сливается и поощрение, и надежда.
Впервые опубликовано: ‘Новое Время’. 1908. 23 апр. N11534.