Об исторических ‘прививках’, Розанов Василий Васильевич, Год: 1907

Публицистика
Время на прочтение: 5 минут(ы)
Скачать в PDF
Розанов В. В. Собрание сочинений. Литературные изгнанники. Книга вторая
М.: Республика, СПб.: Росток, 2010.

ИЗ КНИГИ ‘ЧЁРНЫЙ ОГОНЬ’

ОБ ИСТОРИЧЕСКИХ ‘ПРИВИВКАХ’…

Желая пролить на историю некоторый философский свет и вместе подвести фундамент под свою правительственную программу, премьер-министр перед лицом третьей Думы высказал, как он думает, аксиому, заимствованную из ботаники: ‘Никто не прививает к дереву цветок, взятый с другого дерева’.
Это он сказал о конституционалистах, и в устах его афоризм звучал таким смыслом: ‘Нельзя пересаживать к нам конституцию, и правительство не может пойти навстречу общественным усилиям в этом направлении, оно парализует, остановит их. Подобные усилия вредны’.
Слова эти, как некоторое философское откровение, вызвали настоящий энтузиазм в известной части прессы. Множество журналистов без мысли в изречении премьер-министра нашли мысль, которую они могли начать жевать. Газеты и журналы охранительного направления казались,— по крайней мере сами себе,— поумневшими, повторяя на тысячу ладов этот биологический закон, будто бы прививки с одного организма невозможны на другом организме…
Спор этот очень давний в русской литературе. Он занимает ее с тех самых пор, как существуют партии славянофилов и западников, и можно думать, что в этом давнем теоретическом русском споре П. А. Столыпин является сравнительно новичком.
Только этим можно объяснить глубокую неудачу выбранной им иллюстрации. Во-первых, ‘comparaison n’est pas raison’, нельзя глубоких вопросов решать, кидая сравнениями, взятыми наудачу из ботаники, технологии или откуда-нибудь. И особенно этими блестящими сравнениями нельзя фехтовать на том поле, на котором посеяны слезы, пот и кровь народная, где зарыты интересы народные… Таково именно было поле, на котором стояли партии Думы и правительство в день министерской декларации.
Но оставим лирику и обратимся к науке. Что же именно говорит ботаника, взятая в роль гувернера истории?
Она именно говорит, что прививки благотворны, что они нужны, что без них часто дела нельзя поправить. И что вообще ничего худого от прививок не происходит, а происходит бездна добра. Да, природа добрее и универсальнее, чем иногда готовы быть политики, работающие над человеческими массами, а старые садоводы иногда более знают, чем их ‘господа’, берущие для своих речей примеры из сферы скромного их труда. Кто же не знает прививки черенками, через которую дикие или грубые породы деревьев, породы некультурные, приобретают их листья и благородные свойства культурной породы, приняв в ствол свой кусочек, вырезанный из другого дерева, которое само и уже в длинной генерации предков было культурно. Это — то самое, о чем говорит П. А. Столыпин,— и говорит, как он сам не может не видеть, очень неудачно. Прививается обыкновенно ‘глазок’, например со сладкой яблони к кислой, с нежного грушевого дерева к приносящему жесткие и безвкусные плоды.
И то дерево, которое неизмеримо больше объемом, чем величина привитого к нему ‘глазка’, все перерабатывается в соках своих благородными соками этого маленького вставленного в него кусочка. Тут мы наблюдаем благородную уступчивость худшего перед лучшим. И, наконец, мы наблюдаем … я чуть не сказал ‘человечность’, мы наблюдаем общность, единство, универсальность и, хочется сказать, ‘братство’ в частях неодухотворенной, но живой природы.
Можно ли предположить, что эта возможность пересадок, прививок сузится, а не расширится, когда от бездушных деревьев мы перейдем к разумному человеку? Не есть ли ‘прививка’ вообще всякая педагогика? У премьер-министра есть дети, и он может подумать над этой нетрудной педагогической проблемой. Перед произнесением своей декларации во 2-ой Госуд. Думе он так трогательно подошел под благословение к еп. Евлогию и поцеловал у него руку, вероятно, желая подать членам Думы — зрителям — пример уважения к религии: в это время не поклонился ли он, не преклонился ли он перед носителем греческой прививки на русской почве, за которой стояла еще другая и более древняя прививка, снятая в Палестине с народа семитического племени и перенесенная в Грецию и Италию на племена европейские. Без ‘прививок’ не совершилась бы вся всемирная история, не сложилась бы общечеловеческая цивилизация. ‘Прививка’, ее существо, ее благотворные и удивительные законы суть истинный дар Бога земле: тот дар, без которого земля, народы и история не могли бы получить лучших своих плодов, не в силах были бы выработать их или выработали бы неизмеримо медленнее, труднее и вероятно неудачно.
Что же отвергает премьер-министр и чему обрадовались наши наиболее дикие слои, печать и общество? Эти слои озлобленно обрадовались, что ничто ни от кого нельзя ‘прививать’, и, в сущности, никому и ничему не следует ‘учиться’. Так как в самом деле прививка есть только материальная форма учения. Не умеем судить, больше ли в этом обрадовании лежит невежества Митрофана или грубости Собакевича: кажется, персонажи Фонвизина и Гоголя дали оба кое-что от себя каждого ‘истинно-русского человека’, отказывающегося учиться, перенимать и подражать. Но если этим господам ничего подобного не нужно, то прививки нужны несчастному русскому народу: прививки религиозные — каковою было христианство в Х-м веке, науки и искусство в XVIII в., великие гражданские прививки в половине прошлого века, и вот теперь настала пора великой политической прививки, которая в сложности составных частей своих именуется ‘конституционным строем’.
Конечно, можно отвергать алгебру, ‘так как она есть изобретение арабов’, до некоторой степени ‘нехристей’, и запретить себе ходить в театр и оперу, так как это во всяком случае ‘не чисто русские произведения’. Митрофан может без многого обойтись. В сфере гражданской Митрофану и его дядюшке Скотинину чрезвычайно претила отмена крепостного права. Мы уверены, всем ‘мертвым душам’, далеко не похороненным сполна Гоголем, поперек горла встала не ‘чисто-русская конституция’, которая имела бы, конечно, лучший вкус и запах, если б сохранила то элементарное существо свое, определенное Щедриным, по которому ‘гарантией русской свободы было соперничество министров’, попросту ‘подсиживанье’ и ‘подвохи’ их друг другу, во время которых и в сети которых кой-как проскальзывал карась-обыватель, проскальзывал, дышал и оставался жить ‘не спеша’. Вот эта ‘русская конституция’ была бы очень приятна тем бессарабским и вообще южно-русским депутатам, которые в ‘доброе старое время’ округлили свои имения и которым не хочется ничего из них потерять в ‘новые северные времена’. Так все это великодушно… И все ‘по— русскому’, ‘по-православному’…
Одни бегут прививки, другие бегут к ней. России нужны хорошие условия существования, она так много терпела, что этих лучших условий она дожидается нетерпеливо… Россия ожидает, из 17-го октября она надеялась, что мудрые садоводы сделали к мощному, но грубому, невозделанному, необработанному организму ее политическую прививку, вставили в него вот этот ‘глазок’ — конституцию, взятый с других дерев более старой и зрелой культуры. П. А. Столыпин заявил, что это не ‘прививка’ и что ‘прививки’ не будет, что ‘прививка’ будет задержана или расстроена. Наконец, что она ‘вредна’… Политика (в значительной доле) в его руках. Но он сделал вторжение в науку и философию, где его нужно остановить: ‘прививки’ никогда не вредны и всегда удачны. И по той очень простой причине, что громадные человеческие массы, живущие страданием и терпением, относятся с неизмеримой благодарностью ко всему, что им облегчает их положение, их состояние, откуда бы это облегчение ни шло, от еврея, грека, римлянина, кельта или германца, и как бы оно ни было сделано, в какой форме и с каким именем. Страдание смягчает. Вот эта-то мягкость внутрикультурном сношения поскольку оно не есть слова и дела чиновников, а продукт выработки самих масс,— эта мягкость и делает совершенно возможным перенесение не ‘цветка’, конечно (почему именно ‘цветок’?), а вообще кусочка чужого организма в организм родной, свой, туземный. Департаменты горды, и они такую ‘прививку’ выбросили бы или попытались сбросить с себя. Но почему-то о них и думают вообще, что департаменты ‘устарели’… А народ и общество — они ищут ‘прививки’, благодарят за нее, и тем или иным путем,— но в конце концов и получают ее. Народ русский ждал. Дождался. И не словам повернуть дело назад, в какой бы салат их ни завертывал повар-ботаник…

В. Варварин

Адрес автора: С. Петербург, Большой Казачий пер., дом 4, кв. 12. Василий Васильевич Розанов.

КОММЕНТАРИИ

Из книги ‘Черный огонь’

Статьи 1917 г. из книги: Розанов В. Черный огонь / Сост. А. Н. Богословский. Париж: УМСА-PRESS, 1991 включены во 2-й том настоящего Собрания сочинений (Мимолетное. М.: Республика, 1994). Статьи из первого раздела книги ‘Чёрный огонь’ (до 1917 г.) большею частью вошли в Собрание сочинений, кроме четырех статей и пяти отрывков в конце книги, которые печатается в настоящем томе.

Об исторических ‘прививках’

‘Черный огонь’. С. 31-36. Статья написана в 1907 г. и предназначалась для газеты ‘Русское Слово’, где Розанов подписывался псевдонимом ‘В. Варварин’, но не была опубликована. III Гос. Дума работала с 1 ноября 1907 г. до 9 июня 1911 г. Розанов жил по указанному в конце статьи адресу с января 1906 г. до июля 1909 г.
Розанов Василий Васильевич
Прочитали? Поделиться с друзьями:

Читайте также:

  1. Скоро ли улучшено будет положение учителей?, Розанов Василий Васильевич, Год: 1911
  2. К возобновлению Религиозно-философских собраний, Розанов Василий Васильевич, Год: 1908
  3. В помощь болящему населению, Розанов Василий Васильевич, Год: 1908
  4. Потуги на пророчество, Розанов Василий Васильевич, Год: 1909
  5. Интересное знакомство, Розанов Василий Васильевич, Год: 1914
  6. Темная Дума, Розанов Василий Васильевич, Год: 1906
  7. Афродита-Диана, Розанов Василий Васильевич, Год: 1899
  8. Об апокалипсическом числе, Розанов Василий Васильевич, Год: 1899
Электронная библиотека