О воспоминаниях борьбы козаков с мусульманством в народной южно-русской поэзии, Костомаров Николай Иванович, Год: 1875

Время на прочтение: 12 минут(ы)

ЛИТЕРАТУРНОЕ НАСЛДІЕ
Н. И. КОСТОМАРОВА

С.-ПЕТЕРБУРГЪ
Типографія М. М. Стасюлевича, Вас. Остр., 5 лин., 28
1890

О воспоминаніяхъ борьбы Козаковъ съ мусульманствомъ въ народной южнорусской поэзіи.

Статья эта прочтена авторомъ публично 12 генв. 1876 г. въ С.-Петербургскомъ собраніи художниковъ, назначенномъ съ цлью помощи страждущемъ семьямъ сербовъ. (Примч. издат.).
Наше славянское племя, въ ход культурнаго развитія, представляется отставшимъ отъ другихъ племенъ Европы. Не очень еще давно одинъ изъ знаменитыхъ германскихъ мыслителей произнесъ надъ нимъ суровый приговоръ, осуждая его быть только тломъ для германскаго духа. Этотъ высокомрный приговоръ не только возмущаетъ въ насъ чувство сознанія національнаго и племенного достоинства, но вмст и противорчитъ голосу исторической правды. Такое сужденіе умстно было бы только о племени, незаявившемъ въ себ никакого задатка самостоятельной духовной жизни, никакихъ признаковъ стремленія къ самобытному общественному и умственному прогрессу. Сказать это о словянахъ было бы крайнею несправедливостію. Можно укорять насъ, что, въ сравненіи съ другими, мы мало сдлали для культуры человчества, но было бы совершенною ложью утверждать, что у словянъ не было никакого стремленія къ выработк духовной и общественной жизни. Географическое положеніе, которое занимали въ теченіе многихъ вковъ словинскіе народы, не дозволяло имъ идти рука объ руку съ романскими и германскими племенами. Словянскіе народы, занимая восточные предлы образованнаго міра, должны были по-невол бороться съ чуждыми, некультурными стихіями и защищать своею грудью безопасность и спокойное развитіе другихъ европейскихъ племенъ. Вотъ причина, почему словинскіе народы не шли въ ряду другихъ народовъ, хотя и не поздне другихъ познакомились съ культурнымъ путемъ. Укажемъ, напримръ, на судьбу Моразскаго государства, которое, только что принявши христіанство, вступило на дорогу образованности, какъ вдругъ сломлено было нахлынувшими съ сверо-востока мадьярами, занявшими древнее отечество словянъ и стремившимися поработить ихъ. Укажемъ на нашу Россію, которая посл крещенія усвоивала изъ самой образованной въ т времена страны задатки умственной жизни и общественной культуры, какъ вдругъ, черезъ 200 лтъ, нахлынули монголы — и русскому народу выпалъ страдальческій жребій отстаивать тяжелыми усиліями свое бытіе, а потомъ вкъ за вкомъ собирать свое растрепанное отечество. Укажемъ на Сербію, которой самостоятельность такъ блистательно сверкнула въ царствованіе Стефана Душана, а потомъ вдругъ сдлалась добычею хищныхъ османлисовъ. Припомнимъ, наконецъ, Чехію, которой въ XIV вк выпала завидная доля быть двигательницею свободы мышленія, но только для того, чтобы потомъ пасть подъ власть германцевъ и подъ гнетъ іезуитовъ.
Вс словянскіе народы оставили въ своемъ прошедшемъ тяжелыя воспоминанія несбывшихся надеждъ и горькихъ ударовъ судьбы. И вотъ, посл многихъ потрясеній, кровавыхъ и печаль ныхъ переворотовъ, исчезли одно за другимъ самостоятельныя словянскія политическія общества. Осталось только одно Русское государство, вс прочіе словянскіе народы лишены самостоятельности: немногихъ судьба связала съ Русскимъ государствомъ, другіе остаются въ духовномъ или матеріальномъ рабств иноплеменниковъ. Между тмъ стремленіе къ самобытной жизни и самобытному развитію ни у кого изъ нихъ не угасло. Въ словянскихъ сердцахъ остались: упованіе иной доли, стремленія въ достиженію иного политическаго строя, иныхъ явленій умственной и общественной жизни. Великая идея словянской взаимности была не чужда лучшимъ словянскимъ умамъ еще въ XVI и XVII столтіяхъ, ярко проявилась она въ близкія къ намъ времена. Мы ждемъ чего-то для своего племени, желаемъ и надемся какого-то обновленія, вруемъ, что нашему племени предстоитъ великая будущность, но въ какихъ формахъ возникнетъ это вожделнное обновленіе — мы сами еще не знаемъ и не въ силахъ ясно сознать нашихъ идеаловъ. Мы ждемъ нашего племенного спасенія и не знаемъ откуда высматривать его, несомннно только, что оно, какъ царствіе Божіе, носитъ свой зародышъ не вн насъ, а внутри насъ. Въ настоящее время насъ разбудили событія Босніи и Герцеговины. Еслибы дло шло только о борьб христіанскаго народа съ мугамеданствомъ въ небольшомъ уголку, сочувствіе къ христіанскому населенію было бы вполн естественно и законно во всякой свободной независимой христіанской земл, тмъ боле у насъ, связанныхъ съ борящихися сербами церковнымъ единствомъ и узами племенного родства. Но вопросъ длается для насъ шире при тхъ надеждахъ, которыя мы уже привыкли носить въ груди: идетъ дло не объ улучшеніи участи христіанскихъ словянъ, осужденныхъ судьбою зависть отъ мусульманской державы, идетъ дло даже не о мстной независимости нашихъ соплеменниковъ. Есть точки соприкосновенія, гд для на насъ существуютъ не мстные этнографическіе и историческіе признаки, а судьба словянскихъ народовъ въ связи со всмъ словянствомъ. Есть положенія, въ которыхъ не существуетъ для насъ ни сербовъ, ни чеховъ, ни словинцевъ, а есть только словяне, и такое-то отношеніе составляетъ для насъ особенную важность въ настоящемъ вопрос. Словянство — это цпь, въ которой вс звенья связуются такъ, что касающееся одного звена трогаетъ вс прочія. Мы жаждемъ обновленія во всемъ племени нашемъ и всякое важное историческое событіе, являющееся въ одномъ какомъ-нибудь словянскомъ народ, возбуждаетъ въ насъ смутную надежду, что оно послужитъ если не рычагомъ желаемаго племенного обновленія, то по крайней мр одною изъ ступеней на общемъ нашемъ пути въ достиженію нашихъ еще не уясненныхъ идеаловъ. Если настоящее движеніе сербовъ на Балканскомъ полуостров не угаснетъ безплодно, то невольно возникаетъ вопросъ: не повліяетъ ли оно спасительнымъ образомъ на будущую исторію всего нашего племени, не станетъ ли оно первымъ камнемъ для закладки зданія, въ которомъ заключатся наши политическіе и общественные идеалы. Какіе идеалы? спросятъ насъ. Мы еще не ясно видимъ ихъ и вмсто того, чтобы прибгать къ мечтаніямъ и утопіямъ, которыя могутъ быть несбыточны, будучи плодомъ желаній и взглядовъ людей извстнаго времени, воспитанія и понятій, лучше всего предоставить созданіе такихъ идеаловъ самой жизни, которая выразится въ будущей нашей исторіи. Въ настоящее время мы всего лучше будемъ служить для будущаго, которое предстоитъ нашему племени, изученіемъ и уразумніемъ нашей прошлой и текущей судьбы, нашего быта, нашей взаимной связи и нашихъ народныхъ особенностей. Въ этихъ видахъ предположено въ этомъ собраніи, которое назначено съ цлью помощи страждущимъ семьямъ борющихся сербовъ, коснуться въ различныхъ литературныхъ формахъ народностей славянскаго племени. Мн на долю выпала, въ этомъ отношеніи, народность малорусская.
Малорусскій народъ принадлежитъ къ русской втви словянскаго племени. Всхъ говорящихъ малорусскимъ нарчіемъ, на пространств отъ береговъ Дона до Карпатскихъ горъ, считаютъ до пятнадцати милліоновъ. Трудно ршить съ котораго времени существуетъ малорусское нарчіе съ своей особой физіономіей. Кром нкоторыхъ признаковъ въ Галицкой лтописи и въ Луцкомъ Евангеліи XIV вка, вообще недостаточно ясныхъ, мы видимъ отдльную физіономію малорусскаго нарчія только съ XV вка, а еще ясне эти признаки показываются въ рчи XVI и XVII-го. По здравому смыслу мы конечно не можемъ предполагать, чтобы малорусское нарчіе не существовало въ прежніе вка: не явилось же оно внезапно, какъ лошадь отъ удара. Нептунова трезубца. Но мы оставимъ въ сторон тотъ западно-русскій книжный языкъ, который долгое время былъ въ употребленіи въ литературныхъ памятникахъ малорусскаго края и которымъ собственно народъ никогда не говорилъ. Только собственно-народные, или простонародные памятники творчества массы могутъ служить несомннными признаками народной рчи. Малороссія очень богата этими памятниками, особенно пснями такъ богата, что едвали какой другой словинскій народъ можетъ похвалиться большимъ противъ нея богатствомъ, но такъ какъ эти народные памятники дошли до насъ въ изустномъ вид, а не на письм, то являются новыя недоразумнія и вопросы: точно ли эти памятники принадлежатъ старымъ временамъ. Тутъ намъ могутъ помогать только признаки содержанія памятниковъ и черты, указывающія на прошедшія событія, или на прошедшій быть. Большая часть малорусскихъ псенъ принадлежитъ въ XVII вку, но есть значительное число гораздо старйшихъ — вка XVI-го, а иныя, особенно обрядныя, переходятъ въ сдую древность, по крайней мр по ихъ содержанію. Псни, сказки и преданія — безцнные памятники народной литературы, живое выраженіе былого народнаго творчества. За исключеніемъ псенъ, какъ мы сказали, большею частію обрядныхъ, указывающихъ на слды древности, народная малорусская поэзія минувшихъ временъ сосредоточивается на томъ період народной жизни, который слдуетъ назвать козацкимъ. Періодъ этотъ охватываетъ XVI и XVII вка и мало-по-малу исчезаетъ въ XVIII-мъ. Одною изъ характеристическихъ чертъ козацкой жизни, отразившихся въ народной поэзіи, была борьба Козаковъ съ мусульманскимъ міромъ, именно съ турками и находившимися подъ ленною властію Турціи крымскими татарами. Въ этомъ отношеніи малорусскій народъ и его поэзія представляютъ большое подобіе съ сербскимъ народомъ я созданными имъ пснопніями. У обоихъ народовъ была подобная историческая задача, одинакія стремленія и сходныя впечатлнія, вліявшія на ихъ чувство и воображеніе. Разницу составляетъ только различное поле дйствія, условливаемое географическими особенностями краевъ, гд обитали и дйствовали эти два словянскіе народа. Сербы воевали среди холмовъ и горъ,— малоруссы были жители степей и полей, за то отправлялись на Чорное море и оно-то было главнйшимъ свидтелемъ козацкихъ подвиговъ. Сербы почти нигд не являлись на мор и оно мало вошло въ ихъ поэзію, сербы защищали свое отечество и ихъ борьба съ неврными была оборонительною, малоруссы, напротивъ, защищая свое отечество отъ хищническихъ нападеній, сами пускались въ страну своихъ враговъ, и потому войны ихъ съ мусульманами имли съ ихъ стороны боле наступательный характеръ. Подвиги сербскихъ юнаковъ представляли боле опредленныхъ послдствій, были плодотворне козацкихъ набговъ, потому что черезъ нихъ сербскій народъ завоевывалъ шагъ за шагомъ свободу своей родины. И ныншнее возстаніе Герцеговины сразу показываетъ характеръ стремленія народа къ расширенію свободной области своего отечества. У малоруссовъ этого не видно. Мусульмане не владли Малороссіею, если только не переноситься въ далекія времена владычества Батаевыхъ потомковъ, когда еще не начинался козацкій періодъ народной южно-русской исторіи. Мусульмане нападали на Малороссію, крымскіе татары длали частые набги и уводили толпы плнниковъ, но не овладвали въ ней городами, не строили крпостей, не ставили намстниковъ, не заводили гарнизоновъ и поселеній. За то и малоруссы заносили свою народность въ мусульманскія страны только по-невол, въ образ плнниковъ, земля турецкая и татарская была для нихъ всегда враждебная, проклятая, хотя и доставляла богатства чрезъ набги и разоренія, причиняемые козаками. Въ малорусской народной поэзіи нельзя найти ничего похожаго, напримръ, на прекрасныя сербскія псни о Косовской битв и о паденіи Сербскаго царства, какъ равно и на псни, въ которыхъ описывается о воскресенія сербскаго духа и возстаніе противъ турокъ. За то едвали въ сербской народной поэзіи возможна была бы такая дума, какъ малорусская, изображающая побгъ трехъ азовскихъ братьевъ чрезъ безлюдныя степи и грустную смерть въ степи козака, пораженнаго безхлбьемъ и безводьемъ: для сербскаго юнака не возможно было слдовать нсколько дней по необитаемой степи. Также точно трудно вообразить. себ между сербскими пснями такое событіе какъ, напримръ, буря на Черномъ мор, застигшая Козаковъ. Въ сербской народной поэзіи можно найти много псенъ, гд представляются близкія отношенія сербовъ съ турками, не только враждебныя, но и дружественныя. Это естественно въ той стран, гд долгое время христіанскіе народы жили подъ одною властію съ мусульманскими, но такая черта длается почти невозможною въ псняхъ малорусскихъ, хотя малоруссы и входили иногда въ союзъ съ неврными, но все-таки какъ съ людьми особой націи, а не съ соотчичами по государственной связи. Наконецъ, псенный языкъ сербской поэзіи сильно изобилуетъ турецкими словами и выраженіями, чего нтъ и быть не могло въ поэзіи малорусской. Эти отличія не уничтожаютъ глубокаго внутренняго сродства между героическою сербскою поэзіею и козацкими думами и пснями, воспвающими борьбу малоруссовъ съ турками и татарами. Все таки видно, что судьба этихъ народовъ заключала въ себ слишкомъ много подобнаго и сербскій юнакъ все-таки сродни малорусскому козаку. Да и дйствительно между этими народами, несмотря на пространство, раздлявшее ихъ, существовало не только сродство, но даже взаимная симпатія. Есть свденія, что въ Запорожской Сичи, въ числ пришлыхъ удальцовъ съ разныхъ сторонъ — сербы занимали видное мсто, сербы были въ рядахъ Хмельницкаго, мы встрчаемъ между козацкими чиновниками сербскихъ выходцевъ, сербинъ — названіе очень знакомое для малоруссовъ, оно попадается и притомъ нердко въ псняхъ, почти также, какъ имя чернаго болгарина въ сербской поэзіи. Наконецъ въ жизни и домашнемъ быт двухъ этихъ словянскихъ народовъ существуетъ такое большое сходство, что если вы подете по Сербіи, попадающійся сербскій поселянинъ и въ своей одежд и въ своихъ пріемахъ рзко напомнить вамъ малорусса, а когда войдете въ его жилище, то вся обстановка его напомнитъ вамъ малорусскую хату. Не-даромъ въ то время, когда разразилась печальная вражда между козаками и поляками, польскій историкъ Твардовскій, соболзнуя о плачевной вражд братскихъ народовъ, замчалъ, что лучше было бы имъ, соединясь вмст, идти на турковъ и освободить своихъ родичей сербовъ и болгаръ.
Изъ псенъ и думъ, относящихся въ борьб Козаковъ съ турками и татарами, самою старйшею можно считать псню о Байд, подъ именемъ котораго помнился въ народ князь Димитрій Вишневецкій, одинъ изъ раннихъ козацкихъ героевъ, первой виновникъ козацкой славы. Польскій историкъ Старовольскій разсказываетъ, что взятый въ плнъ турками Вишневецкій былъ преданъ въ Царьград мучительной казни: повшенъ на крюкъ за ребро и, вися въ такомъ положеніи, славилъ Бога и проклиналъ Мухамеда. Псня изображаетъ его въ народно-эпическомъ образ: онъ съ козаками въ Царьград на рынк пьетъ горилку,— увидлъ его султанъ, плнился его красотою и статностію и предлагаетъ ему дочь свою въ супружество, Байда отвергаетъ эту честь, называетъ дочь султана поганою и вру его — проклятою, султанъ приказываетъ прицпить его ребромъ за крюкъ, Байда, вися на крюк, проситъ дать ему лукъ и стрлъ, общая застрлить голубку на ужинъ султану, ему даютъ стрлы и лукъ, Байда убиваетъ султана и дочь его. Замчательно, что эта псня до того привилась въ народ, что поется даже въ такихъ мстахъ, гд вообще исчезли вс историческія псни, напримръ, у малороссіянъ-переселенцевъ въ Саратовской губерніи. Быть можетъ также къ старымъ пснямъ еще XVI вка слдуетъ отвести псни о татарскихъ набгахъ, а равно и псни о страданіи христіанскихъ невольниковъ на турецкихъ галерахъ. Впрочемъ, т и другія невозможно приноровить не только къ извстнымъ событіямъ, но даже приблизительно ни къ какому періоду времени, потому что черты, изображаемыя въ нихъ, являлись въ народной жизни безпрестанно въ продолженіе двухъ вковъ. Въ псняхъ перваго рода изображается толпа малорусскихъ женщинъ и двицъ, которыхъ гонятъ татары въ плнъ. Вотъ одна двица ведется на аркан босая, подгоняемая бичемъ татарина. ‘Моя бдная русая коса!— восклицаетъ она:— не матушка тебя расчесываетъ, татаринъ бичемъ растрепываетъ, мои бдныя ножки! не матушка васъ моетъ, камень пробиваетъ васъ до крови’ и т. д. Въ одной псн описывается, какъ татаринъ, взявши прежде малороссіянку и женившись на ней, сдлавши снова набгъ на русскую землю, беретъ въ плнъ ея мать и опредляетъ въ служанки къ своей жен, дочь, не узнавши матери, наноситъ ей оскорбленіе, тогда мать открывается дочери и об собираются бжать въ отечество. Эта псня, по своему мотиву, очень старая, подобная есть у великоруссовъ и очевидно принадлежитъ еще древнйшимъ временамъ. Степныя битвы съ татарами, происходившія безпрерывно на широкомъ безлюдномъ пространств, отдлявшемъ Украину отъ крымскихъ предловъ, оставили въ народной поэзіи нсколько прекрасныхъ памятниковъ съ живыми чертами прошедшаго воинственнаго быта. Такова дума о козак Голот. Татаринъ отправляется на ловлю людей, добывать живой товаръ, чтобы пріобрсть себ выгоду, онъ надется поймать козака въ богатомъ кармазинномъ жупан, на цнномъ кон, украшеннаго оружіемъ, и самъ вызжаетъ нарядившись какъ на праздникъ, но вмсто желанной добычи встрчаетъ кована-то лоту, т.-е. голь-козака, у котораго на голов драная шапка, подбитая втромъ, онъ готовится ловить его арканомъ, а козакъ-голота стрляетъ, сваливаетъ татарина на землю, обдираетъ съ него нарядъ, беретъ коня и приводитъ съ торжествомъ въ Сичу, насмхаясь надъ неудачею своего врага, думавшаго поживиться на козацкій счетъ. къ этому же разряду псенъ относится прекрасная дума объ Ивас Коновченк — дума длинная и богатая поэтическими образами, одна изъ любимыхъ думъ нашихъ бандуристовъ. Сюда же отнести слдуетъ псни о подвигахъ и трагической смерти Морозенка — любимаго героя народной поэзіи, о которомъ поютъ не одни бандуристы, спеціально посвятившіе себя сохраненію старинныхъ памятниковъ поэзіи, но весь народъ, и мужчины, и женщины на всемъ пространств, гд говорятъ малорусскимъ нарчіемъ. Кто такой этотъ Морозенко, когда жилъ онъ, гд положилъ голову — по письменнымъ историческимъ матеріаламъ неизвстно, также точно, какъ трудно было бы отыскать по лтописямъ многихъ изъ тхъ юнаковъ, которые составляютъ любимый предметъ сербской народной поэзіи. У народа, какъ малорусскаго, такъ и сербскаго — свои великіе люди, свои воспоминанія, своя собственная исторія, для народа важно бываетъ то, на что не обратитъ вниманія историкъ и, напротивъ, народъ не пойметъ важности того, надъ чмъ остановится наука.— Вотъ еще прекрасная дума о братьяхъ, умирающихъ отъ ранъ на берегахъ рки Самары, вотъ другая о ‘едор безродномъ, безплеминномъ’, находимомъ при смерти отъ ранъ козаками гд-то на берегу днпровской саги, вотъ великолпная дума, цлая поэма о трехъ братьяхъ, бжавшихъ изъ азовскаго плна и о печальной смерти одного изъ нихъ среди дикой степи на Савуръ-могил. Все это — дивныя, неоцненныя произведенія поэзіи тхъ вковъ, когда на южнорусскихъ степяхъ кипла бурная жизнь, совершались блестящіе, хотя мало замченные современною исторіею подвиги народа, отстаивавшаго своею кровью европейскую цивилизацію и христіанство отъ разрушительнаго напора дикихъ кочевниковъ, точно также какъ въ другомъ углу Европы тотъ же подвигъ выпалъ на долю сербскаго народа.
Псни о морскихъ походахъ козаковъ еще боле замчательны по своихъ поэтическихъ достоинствахъ и врности историческихъ чертъ. Вообще въ нихъ, сколько намъ извстно, не воспваются морскія битвы, хотя, по историческимъ памятникахъ, ихъ происходило много и часто, но что въ нихъ особенно плняло народное чувство и воображеніе — это судьба невольниковъ, попавшихся въ плнъ и осужденныхъ на галерныя работы. Какъ извстно, такихъ невольниковъ — чрезвычайное множество, состояніе ихъ въ невол было такъ плачевно, что, по свидтельству современниковъ, самая желзная натура не могла вынести и десяти лтъ мучительной неволи. Псни живо и трогательно описываютъ страданія этихъ невольниковъ. Они скованы цпью, сидятъ на галер и должны работать веслами, а суровый турецкій паша приказываетъ бить ихъ таволгою такъ безжалостно, что кровь съ нихъ льется потоками и тло отпадаетъ кусками до ‘жолтыхъ костей’, какъ говорить псня. Несчастный невольникъ видитъ летающаго надъ галерою сокола, называетъ его роднымъ братомъ, проситъ полетть въ христіанскую землю въ его родителямъ и сказать ихъ, чтобы они продавали свои грунты, все имущество и выкупали сыновей своихъ изъ тяжелой неволи, слышитъ эту мольбу его брать и товарищъ рабства и говорить ему: ‘ зачмъ задавать тоски нашимъ родителямъ! Хотя бы они продали все свое имущество и собрали большія деньги, не узнаютъ они гд насъ искать, въ пристани ли Козловской, въ город ли Царьград, а можетъ быть турки запродадутъ насъ за Красное море, въ Арабскую землю, куда не зайдетъ, не задетъ душа крещеная!’ Только и отрады несчастнымъ невольникамъ, что они проклинаютъ турецкую землю, бусурмансмую вру и молятъ Бога, чтобы послалъ Господь на море бурю, чтобы буря вырвала якорь съ турецкой каторги и волны потопили бы ихъ и превратили разомъ ихъ страданія. Но не всхъ ожидалъ такой конецъ. Бывали хотя и рдкіе случаи спасенія галерныхъ невольниковъ, и такіе случаи воспваются въ украинскихъ думахъ. Такова прекрасная, очень длинная дума о Самойл Кишк, запорожскомъ гетман, который, по описанію думы, находился съ козаками 24 года въ невол и освободился, воспользовавшись безпечностью турецкаго паши, начальствовавшаго надъ галерами и неосторожностію его ключника Иліяша Бутурлака, козака, принявшаго исламъ. Козаки, освободившись отъ своихъ цпей, перебили и перетопили въ мор всхъ турковъ и ушли на отнятой галер въ устье Днпра. Они счастливо добрались до Сичи, гд освобожденный гетманъ не помиловалъ взятаго въ плнъ отщепенца Бутурлака и отдалъ на судъ и на казнь козаковъ. Ему же, дряхлому старику, ничего не оставалось длать среди запорожцевъ, у которыхъ былъ уже другой гетманъ. Кишка постригается въ монастыр и черезъ два мсяца разстается со свтомъ, но, по крайней мр, умираетъ на свобод въ кругу близкихъ, по христіански.— Вотъ другая дума объ Иван Богуславц. Этотъ запорожскій богатырь также попался въ плнъ туркамъ, но сидитъ не на галер, а въ душной тюрьм, безъ свта, безъ воздуха, съ толпою товарищей. Его красота плняетъ турецкую госпожу, вдову паши, она предлагаетъ ему свободу съ тмъ, чтобы онъ принялъ мугамеданство и остался съ нею. Иванъ Богуславецъ соглашается съ тмъ, если его товарищей отпустятъ въ отечество. Турчанка освобождаетъ всхъ Козаковъ и они уплываютъ въ отечество. Иванъ Богуславецъ длается турецкимъ паномъ, но черезъ нсколько дней его жена, развеселившись въ бесд съ соотечественниками, подсмялась надъ своимъ мужемъ, замтивши, что онъ, ради лакомаго житья, отрекся отъ своей вры. Огорченный и раздраженный козацкій атаманъ пускается въ лодк по морю, догоняетъ отпущенныхъ братій, вмст съ ними возвращается въ турецкому городу, козаки нападаютъ на турковъ и всхъ изрубливаютъ, а самъ Иванъ Богуславецъ расправляется со своею женою, наконецъ вс уплываютъ домой, нагрузи лодки турецкою добычею. Есть еще псня, гд нсколько сотъ плнныхъ козаковъ освобождаетъ женщина украинка, жена турецкаго паши, принявшая чужую вру, но не потерявшая состраданія къ своимъ землякамъ. Она выпускаетъ ихъ въ день Свтлаго Воскресенія, вспомнивши, что на ея родин въ это время совершается великое религіозное торжество. ‘Какъ увидите,— говоритъ она имъ на прощаньи,— моихъ родителей, скажите имъ, чтобы они не безпокоились, не сбывали свое имущество, не выкупали меня изъ неволи, я уже потуречилась, побусурманилась, ради барства великаго, ради лакомства злосчастнаго’.
Такихъ псенъ, относящихся къ періоду борьбы малоруссовъ съ мусульманскимъ міромъ очень много, даже есть нсколько въ томъ же род, но только уже съ меньшими поэтическими достоинствами псни, относящіяся къ войн съ турками при Екатерин II, когда еще малорусскіе козаки доживали свое существованіе и участвовали въ рядахъ русскихъ войскъ, какъ его отдлъ. Вроятно есть въ народ псни не попавшія въ печать, еще вроятне было прежде много такихъ, которыя испарились, не доживши до эпохи, когда образованный свтъ сталъ цнить ихъ и предавать печати.
Въ настоящее время псни о борьб съ турками уже не творятся народомъ, потому что настала иная жизнь народа, но этотъ же народъ, вспоминая славныя дянія предковъ, заявляетъ въ своихъ пснопніяхъ готовность, если бы нужно было, не отстать отъ отцовъ и ддовъ въ тхъ чувствахъ, которыя влекли на борьбу съ неврными:
Та вже шабли заржавели,
Мушкеты безъ куркивъ,
А ще серце козацкее
Не боится туркивъ.
И если не боится, то значитъ въ этомъ сердц не угасло и сочувствіе въ тмъ, которыхъ судьба поставила въ необходимость доканчивать великую брань, которую уже * много вковъ вело христіанство и европейская цивилизація противъ мусульманства и азіатскаго варварства.
Дек. 5. 1875 г.
Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека