О воспитании, Мультатули, Год: 1896

легенды
Время на прочтение: 12 минут(ы)
Скачать в PDF

Эдуардъ Доувесъ Деккеръ.

Читателямъ уже извстно, какую роль сыгралъ этотъ писатель, боле извстный подъ псевдонимомъ ‘Мутътатули’, въ возрожденіи голландской литературы (см. ‘Встникъ Иностранной Литературы’ 1896 г. кн. 2). Онъ родился въ марте 1820 г. въ Амстердам, а въ начал сороковыхъ годовъ выхалъ вмст съ своимъ отцомъ, капитаномъ корабля, на островъ Яву, гд вскор и поступилъ на государственную службу. Здсь онъ познакомился съ своей будущей женой, баронессой Эвердиной Губертой Винбергенъ, которую впослдствіи изобразилъ подъ именемъ ‘Тины’ въ своемъ роман ‘Максъ Гавеларъ’. Исторія этого знакомства очень оригинальна. На одномъ балу онъ нашелъ дамскій платокъ съ иниціалами ‘Е. Н. W’, которые, по его мннію, должны были обозначать: ‘Eigen Haard Welwaard’ (‘Собственное сердце много значитъ’), и ршилъ, во что бы то ни стало, отыскать собственницу платка и жениться на ней. Этою дамой оказалась баронесса Винбергенъ. Въ 1856 г. онъ оставилъ службу изъ-за того, что высшее правительство не обратило вниманія на его представленія о вымогательствахъ и жестокостяхъ, производившихся туземными начальниками, и, по возвращеніи на родину, изложилъ свои взгляды и богатый опытъ въ роман ‘Максъ Гавеларъ’, который, не смотря на свою вншнюю необработанность, произвелъ большую сенсацію и по своимъ послдствіямъ можетъ быть уподобленъ роману Бичеръ-Стоу ‘Хижина дяди Тома’. Для него лично этотъ романъ имлъ то значеніе, что далъ ему возможность жить отнын исключительно перомъ и выбиться изъ нужды, въ которую его повергла преждевременная отставка. Посл смерти своей жены онъ женился вторично и поселился въ Висбаден, а потомъ — въ Майнц, гд онъ и умеръ въ феврал 1887 г. Лучшимъ его произведеніемъ можно считать ‘Идеи’ (около семи томовъ), первоначально печатавшіяся въ ежедневной газет ‘Dageraad’, он представляютъ собою рядъ causeries, которыя въ прихотливой форм, съ частыми отступленіями и перерывами, трактуютъ о всевозможныхъ вопросахъ, блещутъ афоризмами, парадоксами, эпиграммами и отъ времени до времени переплетаются съ поэтическими разсказами. Героемъ послднихъ, по большей части, является мальчикъ Воутеръ Питерсе, въ которомъ авторъ, безъ сомннія, изобразилъ многія черты своего собственнаго дтства. Впослдствіи вс эти разсказы могли бы составить цлый романъ, но, къ сожалнію, эта задача осталась невыполненной. Одинъ изъ этихъ разсказовъ мы предлагаемъ читателямъ.

О ВОСПИТАНІИ

(съ примрами).

Я прямо заявляю, что участь, постигшая учителя Пенневина, послужила бы для него смягчающимъ обстоятельствомъ, если бы онъ былъ судимъ даже за восемь смертныхъ грховъ сразу.
Я замтилъ, что значительное число великихъ людей начало свою карьеру въ качеств свинопасовъ (см. вс біографическіе словари), и поэтому надо думать, что послднее занятіе порождаетъ въ зачаточномъ вид вс т свойства, которыя необходимы для того, чтобы управлять людьми,— или просвщать ихъ (что, впрочемъ, далеко не одно и то же)…
Что касается только что сдланнаго мною сравненія между людьми и свиньями, то пусть читатель вспомнитъ, какая связь существуетъ между углемъ и алмазомъ, и вс будутъ довольны,— даже теологи.
Но, сдлавъ такого рода наблюденіе относительно блестящей перспективы, ожидающей всякаго, кто провелъ свою нжную юность въ обществ хрюкающихъ угольныхъ алмазовъ животнаго царства, я неоднократно удивлялся тому, что въ біографіяхъ знаменитыхъ личностей такъ мало примровъ людей, которые бы начали свою карьеру съ профессіи школьнаго учителя. Вдь что ни говорите, а вс т элементы, изъ которыхъ состоитъ воспитаніе свиного генія, въ изобиліи встрчаются въ классной комнат.
Обратный процессъ наблюдается очень часто. Чуть-ли не каждый день намъ приходится видть, что изгнанные принцы обучаютъ праздное юношество. Діонисій и Луи-Филиппъ не единственные примры. Я самъ пробовалъ обучать одного американца французскому языку. Но это оказалось невозможнымъ.
Если избирательныя монархіи опять войдутъ въ моду, то я бы желалъ, чтобы народный выборъ ограничивался, главнымъ образомъ, такими людьми, которые изучали человческій родъ по его моделямъ въ миніатюр, подобно тому какъ изучаютъ географію по атласамъ и карманнымъ глобусамъ. Вс добродтели, наклонности, страсти, заблужденія, злодянія,— однимъ словомъ, вс т стороны человческой натуры, которыя необходимо изучать въ человческомъ обществ, находятся въ маломъ и: удобопонятномъ вид на школьной скамейк, и если присмотрться поближе, то хваленая дипломатія многихъ государственныхъ людей сводится къ штукамъ, которыя кладутъ въ основу своей тактики и наши маленькіе Маккіавели.
Профессія школьнаго учителя далеко не легкая, и я никогда не могъ хорошенько въ толкъ взять, почему она такъ мизерно оплачивается, или, если ужь таковъ неумолимый законъ природы,— какъ еще находятся люди, занимающіеся ею, вмсто того, чтобы за т же деньги показывать солдатамъ, какъ заряжать ружья, — что гораздо мене утомительно для ума и даетъ гораздо больше свжаго воздуха съ хорошимъ содержаніемъ кислорода.
Или же я предпочелъ бы сдлаться священникомъ. Послдній иметъ дло съ людьми, которыхъ онъ тоже учитъ, но они приходятъ къ нему и слушаютъ его по своей доброй вол, тогда какъ учителю постоянно приходится бороться съ нежеланіемъ учениковъ, а также съ цлымъ рядомъ весьма сильныхъ соперниковъ, въ вид мячиковъ, куковъ, не говоря уже о сладостяхъ, смн зубовъ, скарлатин и безхарактерныхъ матеряхъ.
Пенневинъ былъ человкъ старой школы. Такъ, по крайней мр, показалось бы намъ, если бы мы могли: видть его теперь, въ его сромъ сюртук, длинномъ жилет и штиблетахъ съ пряжками, увнчаннаго рыжимъ парикомъ, который онъ постолино двигалъ туда и сюда и который въ субботу былъ такъ же хорошо завитъ, какъ и въ понедльникъ,— если небыло дождя. Дло въ томъ, что локоны не выдерживаютъ сырости, а цирюльникъ навщалъ его только по воскресеньямъ.
Но эта старосвтскость была, можетъ статься, лишь относительной. Кто знаетъ, не считалось-ли это въ свое время новшествомъ, или какъ скоро такъ же будутъ говорить и о насъ. Во всякомъ случа его называли по старинному ‘Мейстеръ’, а его школу — просто ‘школой’, а не ‘учебнымъ заведеніемъ’. Въ его школ, гд, согласно патріархальнымъ нравамъ того времени, мальчики и двочки сидли рядомъ, вы учились — или могли учиться — чтенію, письму, ариметик, отечественной исторіи, пнію псалмовъ, шитью, вязанію, вышиванію и закону Божію. Все это было, такъ сказать, обыкновеннымъ кругомъ знанія, но ученикъ или ученица, которые особенно отличились способностями, прилежаніемъ или послушаніемъ, получали сверхъ того уроки въ стихосложеніи, — искусств, въ которомъ душа Пенневина черпала неизмримое наслажденіе. Онъ ‘приготовлялъ’ мальчиковъ къ конфирмаціи. Что же касается двочекъ, то когда он, съ помощью его жены, въ состояніи были вышить на канв красные узоры по черному полю или пронзенное сердце между двумя цвточными горшками, тогда ихъ воспитаніе считалось законченнымъ, и он могли сдлаться бабушками нашего поколнія гражданъ’.
Школа была пуста, и парты имли такой видъ, словно ученики оставили на нихъ всю свою усталость. Карта Европы недовольно глядла на груду тетрадей и гусиныхъ перьевъ. На черной доск во всемъ своемъ величіи виднлось еще труднйшее сложеніе дробей, и все-таки школа не была школой, ея душа отлетла,— это былъ трупъ. Вмст съ дтьми ее покинулъ и духъ научной пытливости.
Это былъ великій день, когда ‘доминье’ Пенневинъ долженъ былъ подвергнуть суду продуктъ поэтическаго творчества своихъ учениковъ. Онъ сидлъ за своей каедрой. Его подвижной парикъ отражалъ на себ волненія, которыя испытывалъ онъ самъ при чтеніи стихотвореній. Мы будемъ настолько нескромны, что заглянемъ къ нему черезъ плечо, для того чтобы тоже получить артистическое наслажденіе.
Парикъ спокойно лежитъ справа.

Стихотвореніе Луки де-Брейера,— ‘Наша родина’.

Отечество, пирогъ, миндаль,
Задумчиво гляжу я въ даль,
Пирогь, отечество, вино,
Задумчиво гляжу въ окно.
Пять пальцевъ на рук даны,
Въ честь нашей дорогой страны’.
— Мелодично,— сказалъ учитель,— очень мелодично. И потомъ — ‘отечество’ помстить между ‘пирогомъ’ и ‘виномъ’ — чрезвычайно глубокомысленно.
Парикъ сдвинулся немного влво.

Стихотвореніе Лизье Вебларъ,— ‘Мой отецъ’.

‘Сегодня съ лстницы свалилася собака,
Отецъ торгуетъ мои орхами и мака-
Ронами, крупою,
А также колбасою’.
— Оригинально, но мн не правити раздленіе слова ‘макаронами’.
Парикъ съхалъ совсмъ влво.

Яннетье Растъ,— ‘Флюгеръ’.

Стоитъ онъ на труб, не хочетъ отдохнуть,
Показываетъ втру, куда онъ долженъ дуть’.
— Это не совсмъ точно, потому что, строго говоря… Но, какъ поэтическая вольность, можетъ быть допущено.
Парикъ — впередъ.

Гритье Ванзеръ,— ‘Червякъ’.

‘На горе бднымъ лепесткамъ
Безстрашный червячокъ порхаетъ здсь и тамъ’.
— Описательная поэзія. Но идея о ‘порхающемъ безстрашномъ червячк’ ужь черезчуръ смла.
Парикъ — въ поко.

Лендертъ Снелльманъ,— ‘Весна’.

‘Весной ликуетъ все, сіяя,
Мой братъ въ конц родился мая.
Теперь онъ отморозилъ ноги,
Такъ подождемъ еще немного:
Тогда мы купимъ красной краски
И будемъ яйца красить къ Пасх!’
— Жаль, что рима такъ небрежна. Но мысли очень оригинальны и хорошо развиты. Переходъ къ яйцамъ очень характеристиченъ.
Парикъ съхалъ совсмъ на затылокъ.

Кесье, сынъ мясника,— ‘Похвала учителю’.

Отецъ убилъ мой много быковъ своимъ ножомъ,
Но живъ еще учитель нашъ Пенневинъ — старикъ.
Иные были малы, другіе съ цлый домъ,
На голов онъ носитъ напудренный парикъ’.
Парикъ съхалъ на ухо.
— Гмъ… странно… Что на это сказать?
Парикъ перехалъ на другое ухо.
— Какое я имю отношеніе къ быкамъ?
Парикъ энергически протестовалъ противъ всякаго отношенія къ быкамъ.
— Гмъ! Можетъ быть, это то, что новые писатели называютъ юморомъ?
Парикъ сдвинулся на самые глаза доминье Пенневина,— что обозначаетъ сомнніе.
— Надо будетъ прибрать этого мальчишку къ рукамъ.
Парикъ бросилъ якорь на макушк, чтобы выразить свое удовольствіе по поводу ршенія прибрать Кесье къ рукамъ.

Лука де-Вильде,— ‘Религія’.

‘Религія не только что не грхъ,
Но вещь, полезная для всхъ’.
— Основная мысль правильна и красива,— сказалъ Пенневинъ, — но ее слдовало больше развить.
Парикъ отвтилъ согласіемъ.

Труйтье Гиръ,— ‘Г-жа Пенневинъ’.

‘Она намъ добродтели указываетъ путь,
Откажется-ль послдовать за нею кто-нибудь?
Въ свободныя минуты же, какъ должно ожидать,
Она насъ учитъ шить, вязать и вышивать’.
Парикъ подпрыгнулъ отъ радости, и его локоны стали цловать другъ друга. Учитель не могъ удержаться отъ искушенія позвать свою жену, чтобы и она насладилась поэтическимъ изліяніемъ Труйтье Гиръ. Затмъ стихотвореніе было наклеено на кусокъ картона и повшено надъ каминомъ, въ честь поэтессы и восптаго ею предмета.

Лоутье де-Вильде,— ‘Дружба’.

‘Дружба не только что не грхъ,
Но вещь, полезная для всхъ’.
Парикъ, повидимому, былъ не вполн удовлетворенъ. ‘Религія’ Луки де-Вильде была извлечена на свтъ Божій и положена рядомъ для сравненія съ ‘Дружбой’ Лоутье де-Вильде.
— Гмъ!.. Да!. Это, конечно, возможно. Иногда случается, что одна и та же идея возникаетъ одновременно въ двухъ различныхъ умахъ. Да, да, можетъ быть…

Вимпье де-Вильде,— ‘Уженье рыбы’.

Уженіе не только что…’
— Какъ? Это что?
Да, несомннно.
‘Уженіе не только что не грхъ,
Но вещь, полезная для всхъ’.
Парикъ находился въ безостановочномъ движеніи, можно было подумать, что онъ тоже принялъ участіе въ уженьи.
Учитель Певневинъ поспшно перебралъ еще непросмотрнныя имъ тетради и извлекъ оттуда произведеніи:всей семьи Вильде, — совершенно врно! Митье де-Вильде, Кесъ де-Вильде, Питъ и Янъ де-Вильде съ трогательнымъ единодушіемъ объявляли, что религія, дружба, сонъ, катаніе на лодк, цвтная капуста и танцы не только что не грхъ, но вещи, полезныя для всхъ. Потрясающее отсутствіе грховъ и изобиліе полезныхъ вещей!
Что было длать честному парику? Онъ сдлалъ то, что ему оставалось при этихъ условіяхъ. Понявъ полную безплодность своихъ попытокъ найти какую-нибудь разницу между катаньемъ на лодк и дружбой, танцами и сномъ, цвтной капустой и религіей, онъ принялъ видъ, какъ будто все это ничуть его не касается, и занялъ нейтральное положеніе, видимо, съ интересомъ ожидая дальнйшихъ стиховъ,— что, безъ сомнніи, длаетъ и читатель.

Лентье де-Газъ,— ‘Адмиралъ Рюйтеръ’.

‘На башню крутую взобравшись, канатъ
Разрзалъ рукою онъ бравой,
И въ синее море поплылъ онъ затмъ,
Увнчанный вчною славой.
Тамъ много великихъ онъ длъ совершилъ
Средь грохота бурь и сраженій,
И штатами названъ побднымъ онъ былъ,
Великій и дивный нашъ геній.
Но яростью дикой, какъ вепрь, обуянъ
Онъ грабить сталъ Англію съ жаромъ,
И страха не зная, побилъ англичанъ,
Предавши страну ихъ пожарамъ.
Онъ тысячамъ плнныхъ оковы разбилъ
Неволи, мучительнй ада,
Затмъ ему окна разбили въ куски
Голландіи храбрыя чада.
Какъ гордо носился по морю герои,
Сразившій враждебнаго Салли!
И ддушкой звали повсюду его,
Жену жъ его бабушкой звали.
Прославилъ онъ Господа жизнью своей,
Законовъ Христа не наруша,
Въ мундиръ свой онъ пулю затмъ получилъ
И Богу свою отдалъ душу.
Парикъ одобрительно завертлъ своими локонами. Онъ былъ въ восхищеніи. Но, увы! радости такого парика не бываютъ продолжительны. И на этотъ разъ… Но не будемъ забгать впередъ. Мы и такъ скоро узнаемъ.

Воутеръ Питерсе,— ‘Псня’.

— Что это?? А ‘добродтель’… гд ‘добродтель ‘?
Учитель Пенневинъ не врилъ собственнымъ глазамъ. Онъ переворачивалъ тетрадку такъ и этакъ, смотрлъ на изнанку, чтобы увидть, не тамъ-ли скрыта ‘Добродтель’, данная: Воутеру въ качеств темы.
Увы, увы! Въ сочиненіи Воутера не было и слда добродтели. Бдный парикъ!
Да! Бдный парикъ! Подвергнувъ его тому, чему не одинъ парикъ досел не подвергался,— дерганію, щипанію, всевозможнымъ оскорбленіямъ и пыткамъ, превосходившимъ всякое воображеніе,— учитель Пенневинъ въ довершеніе всего, сорвалъ его съ головы, судорожно скомкалъ его въ своей рук, пробормоталъ: — ‘Небо и земля:! Праведный Боже! Гд онъ этому научился:?’ — надлъ его снова на голову, прихлопнулъ своей почтенной треугольной шляпой и выбжалъ изъ дома, какъ человкъ, одержимый бсомъ. Онъ пошелъ прямою дорогою къ дому Питерсе.
Юффроу Питерсе, мать Воутера, угощала въ этотъ вечеръ своихъ пріятельницъ и сосдокъ чаемъ и печеньемъ.
— Добрый вечеръ, юффроу Питерсе. Я вашъ покорнйшій слуга. Я вижу, у васъ гости… Но…
— Что жь такое, зайдите, посидите съ нами! Не выпьетели вы съ нами чашечку чаю!
— Юффроу Питерсе,— торжественно отвтилъ учитель.— Я пришелъ сюда не затмъ, чтобы пить чай!
— Но присядьте же, доминье…
Это было нелегкимъ дломъ, но дамы кое-какъ потснились, и доминье, наконецъ, водворился на своемъ стул. Онъ откашлялся съ ужасающею серьезностью, оглядлъ присутетвующихъ, вытащилъ изъ кармана тетрадку, сдвинулъ парикъ на сторону и сказалъ:
— Юффроу Питерсе! Вы — честная, всми уважаемая женщина и вашъ покойный мужъ. былъ сапожникъ…
Юффроу Питерсе бросила на юффроу Лансъ торжествующій взглядъ.
— Да, доминье, онъ былъ сапожникомъ.
— Не прерывайте меня, юффроу Питерсе! Вашъ покойный супругъ былъ сапожникомъ. Ваши дти учились у меня въ школ, начиная съ того времени, какъ они были вотъ такія, до конфирмаціи. Правда-ли это, юффроу Питерсе?
— Правда,— отвтила она съ нкоторымъ безпокойствомъ, потому что ее начала пугать внушительная торжественность Пенневина.— Правда, доминье!
— И я спрашиваю васъ, юффроу Питерсе, за все то время, что вы, при посредств вашихъ дтей, имли дло съ моей школой, могли-ли вы пожаловаться, — я говорю объ основательныхъ жалобахъ, юффроу Питерсе,— на тотъ способъ, которымъ я — съ помощью своей жены — обучаю ваши многочисленные отпрыски чтенію, письму, ариметик, голландской исторіи, пнію псалмовъ, шитью, вязанію, вышиванію и закону Божію?
Зловщее молчаніе. Живущій въ нижнемъ этаж сосдъ, который не разъ. Жаловался на шумъ по вечерамъ, иметъ полное основаніе быть довольнымъ.
— Вотъ что я спрашиваю у васъ, юффроу Питерсе, — повторилъ доминье, надвая пенсне, которое въ т времена считалось устарвшимъ,— хотя ему было суждено нсколькими десятилтіями позже сдлаться послднимъ крикомъ моды.
— Но…
— Пожалуйста, безъ ‘но’, юффроу Питерсе! Я спрашиваю у васъ — или просто: спрашиваю васъ… Об эти конструкціи одинаково правильны, юффроу Питерсе, такъ какъ въ этомъ случа можно опустить предлогъ… Итакъ, я спрашиваю васъ, можете-ли вы пожаловаться,— я говорю объ основательныхъ жалобахъ, разумется,— на обученіе чтенію, письму…
— Да, конечно, нтъ, доминье! Я не могу пожаловаться, но…
— Не можете? Хорошо. Въ такомъ случа я долженъ заявить вамъ… Гд вашъ сынъ Воутеръ?
— Воутеръ? Онъ… Ахъ, онъ ушелъ! Онъ еще не вернулся, Труй? Воутеръ вышелъ погулять, доминье, съ маленькими Гальманнами,— славныя дти, доминье, они живутъ…
— Какъ? Съ Гальманнами? Вотъ какъ? Съ Гальманнами, которые ходятъ во французскую школу? А, да! Теперь я понимаю, откуда онъ учится подобнымъ вещамъ… Вотъ она, безнравственность… крайняя испорченность… Французская школа… Ну, однимъ словомъ, юффроу Питерсе, я долженъ вамъ сказать, что вашъ сынъ...
— Что такое?
— Я долженъ вамъ заявить, что вашъ сынъ Воутеръ…
— Что, что такое натворилъ Воутеръ?— спросила юффроу Лансъ, благочестивая особа, которая чрезвычайно интересовалась чужими прегршеніями.
Какъ разъ въ ту минуту, когда Пенневинъ готовился изрчь свое обвиненіе, раздался новый звонокъ у дверей,— и въ комнату вошелъ самъ несчастный преступникъ.
— Юффроу Питерсе,— началъ опять Пенневинъ,— моя школа славится до самаго Каттенбурга. Понимаете-ли вы это?
— О, конечно, доминье.
— Повторяю, славится, и въ особенности — благодаря хорошей нравственности, которая господствуетъ тамъ, т. е. въ моей школ. Религія и добродтель ставятся на первомъ план. Я могу показать вамъ стихотворенія о такихъ предметахъ, которые… Но не буду теперь распространяться объ этомъ. Довольно будетъ сказать, что моя школа славится до… Что я говорю? Вдь въ моей школ учился даже сынъ одного Виттенбургскаго жителя, столяра,— а разъ даже у меня письменно спрашивали совта, что длать съ мальчикомъ, отецъ котораго жилъ въ самомъ Мюйдерберг.
— Очень хорошо, доминье!
— Да, юффроу Питерсе! У меня до сихъ поръ хранится это письмо, и я могу вам.ъ показать его, если хотите. Этотъ человкъ былъ по профессіи могильщикъ, а его сынъ впалъ въ печальную привычку рисовать непристойныя фигуры на надгробныхъ плитахъ. И вотъ именно поэтому,— т. е. вслдствіе религіи и добродтели, которыми славится моя школа, я считаю своимъ долгомъ сообщить вамъ, что я не потерплю, чтобы добрая слава моей школы была подорвана этимъ негоднымъ мальчишкой, вашимъ сыномъ!
Бдный Воутеръ стоялъ ни живъ, ни мертвъ. Это совсмъ не походило на то назначеніе, о которомъ онъ мечталъ,— назначеніе ‘главнымъ разбойникомъ римскаго папы’. Сегодня, впрочемъ, онъ придумалъ себ другую дятельность, гораздо боле интересную.
Что же касается его матери, то она уже готова была приступить къ тому, что называла ‘своей религіей’, и немедленно же учинить казнь для того, чтобы умилостивить доминье и показать ему, что у нея въ дом религія и добрая нравственность тоже на первомъ план. Но школьный учитель счелъ лучшимъ разъяснить обществу, въ чемъ дло, и тмъ привести преступника къ боле глубокому сознанію своей вины.
— Вашъ сынъ, юффроу Питерсе, принадлежитъ къ разряду разбойниковъ, убійцъ и поджигателей!..
— Праведное небо! Съ нами крестная сила! Что еще? Какъ это возможно?
Такія восклицанія — я не поручусь за буквальную точность — посыпались на голову маленькаго разбойника, убійцу и поджигателя. Бдный Воутеръ!
— Я прочитаю вамъ то, что онъ собственноручно написалъ, — сказалъ доминье,— и если кто-нибудь посл этого еще будетъ сомнваться въ крайней испорченности этого мальчика…
Все общество въ одинъ голосъ общало не сомнваться. И дйствительно, стихотвореніе, которое учитель Пенневинъ затмъ началъ читать, длало такое сомнніе въ высшей степени труднымъ, и я самъ, хотя я избралъ Воутера своимъ героемъ, едва-ли буду въ состояніи убдить читателя, что онъ не такъ ужь испорченъ, какъ можно думать, читая его дикую

‘Пснь разбойника’.

Мечъ тяжелый въ рук,
На ретивомъ кон
Совершаю съ дружиной походъ.
Въ мигъ одинъ или два
Съ плечъ долой голова,
И опять все впередъ и впередъ’!
— Съ нами крестная сила!— воскликнуло все общество разомъ.— Съ ума онъ сошелъ?
‘… и впередъ!
Мчусь впередъ, какъ стрла,
Чрезъ холмы и поля,
Только пыль подымаю столбомъ.
Все гублю по пути…’
— Боже милостивый!— простонала мать Воутера.— Что они сдлали ему?
‘Все гублю по пути,
Никого не спасти,
Уничтожу огнемъ и мечомъ!..’
— Слышите, слышите? ‘Огнемъ и мечомъ’!— сказала юффроу Лансъ.— Я всегда говорю: они начинаютъ съ Библіи, а потомъ…
‘Вотъ награда моя —
Молодая жена…’
— Слышали-ли вы что-нибудь подобное? ‘Молодая жена’! Мальчикъ, у котораго еще не вс молочные зубы выпали!
‘Вотъ награда моя —
Молодая жена,
Я добылъ ее острымъ мечомъ —
‘Острымъ мечомъ!!!’
‘Вотъ награда моя —
Молодая жена,
Я добылъ ее острымъ мечомъ…
Какъ пушинку, несу
Въ гротъ двицу-красу…
— Въ гротъ! Скажите, пожалуйста, что ему нужно въ этомъ грот?
‘… двицу-красу,—
Въ укрпленный и мрачный свой домъ.
‘Я, какъ втеръ, несусь,
И злорадно смюсь,
Слыша стоны ея и моленья,
Тшатъ сердце мое
Эти вопли ея,
Вотъ восторгъ и мое наслажденье!’
— Господи, помилуй насъ, гршныхъ! Онъ называетъ это наслажденьемъ! Меня морозъ по кож подираетъ!
А затмъ уже вновь
Лью, какъ воду, я кровь,
Богатырскую пробуя силу…
— Онъ опять началъ!..
‘А затмъ уже вновь
Лью какъ воду, я кровь,
Богатырскую пробуя силу.
Здсь сожгу монастырь,
Обращу тамъ въ пустырь
Ботатйшй дворецъ или виллу,
Совершаемъ походъ
Все впередъ и впередъ,
Пока новыхъ враговъ не найдемъ!
Кровью путь нашъ полить
И огнемъ осушить —
Вся отрада для насъ только въ томъ!’
— Дьяволъ сидитъ въ этомъ мальчик… Нашелъ себ отраду!
‘Крови, крови враговъ!
Царь могучій лсовъ
Жаждетъ только ихъ крови напиться!’
— Съ ума онъ сошелъ? Я покажу ему царя лсовъ!
‘… Жаждетъ только ихъ крови напиться!’
Въ бой, ребята! Ура!
Вс явственно вздрогнули при этомъ возглас
‘Въ бой, ребята! Ура!
Намъ идти ужъ пора
Ради мести съ врагами сразиться.
Нтъ надежды, поврь,
Мы повсимъ теперь
Всхъ мужчинъ…
— Лоддерейнъ! {Т. е. d’eаu dеrеine dе Ноngriеs — нюхательная, возбуждающая вода, употреблявшаяся до изобртенія одеколона.} Труй, ты видишь, что я…
‘Всхъ мужчинъ, не смотря на ихъ стоны…’
— Лоддерейнъ! Лоддерейнъ! Лоддерейнъ! Труй!
‘Ужь спасенія нтъ,
Скоро траурный цвтъ
Намъ на радость однутъ ихъ жены!..
— ‘Намъ на радость однутъ ихъ жены’,— замогильнымъ голосомъ повторилъ Пенневинъ.— ‘Намъ на радость…’ Это… доставляетъ… ему… радость!
Все общество находилось почти въ обморок. Но Воутеръ былъ отъ природы одаренъ большимъ запасомъ пассивной стойкости, когда мать надавала ему достаточно шлепковъ, чтобы самой нсколько придти въ чувство, онъ довольно спокойно улегся въ своемъ уголк и скоро заснулъ, чтобы видть волшебные сны, о которыхъ разскажемъ когда-нибудь въ другой разъ.

‘Встникъ Иностранной Литературы’, No 5, 1896

Мультатули
Прочитали? Поделиться с друзьями:

Читайте также:

  1. Исповедание истины, Мультатули, Год: 1907
  2. Урок морали, Мультатули, Год: 1907
  3. Изучение источников, Мультатули, Год: 1907
  4. Евангелие от Матфея, глава Xix, Мультатули, Год: 1907
  5. Безнравственность, Мультатули, Год: 1907
  6. Старуха, собиравшая хворост, Мультатули, Год: 1907
  7. Платон и Терсит, Мультатули, Год: 1907
  8. На высоте, Мультатули, Год: 1907
Электронная библиотека