Время на прочтение: 6 минут(ы)
<О творчестве Маяковского>
В. В. Маяковский: pro et contra / Сост., вступ. статья,
коммент. В. Н. Дядичева. — СПб.: РХГА, 2006. (Русский Путь).
OCR Ловецкая Т. Ю.
Арк. Б-ов [Аркадий Бухов]. Шумные трупы. (‘Весеннее контрагентство муз’. Новый альманах футуристов.)
Арк. Бухов. В защиту Маяковского. (Необходимое послесловие к его исповеди.)
Арк. Б-ов [Аркадий Бухов]
‘Весеннее контрагентство муз’.
Новый альманах футуристов
Действительно, их отрицание всякого шаблона — героично. Даже такая несложная вещь, как две ноги обывателя, заставила их окончательно принять психологию четвероногих, подойти к ним вплотную.
Один издает книгу:
‘Волчье солнце’ — 1р.
Другой обещает:
‘Танго с коровами’ — 1р.
А редактор последнего футуристического альманаха — ‘Весеннее контрагентство муз’ — даже к читателю обращается:
‘Достоин всякого уважения футурист на лугу общественного внимания…’
И я вполне понимаю их психологию. Общественное внимание — это луг, интерес общественный — стойло, литература — хлев.
Как же это не хлев, как это не стойло, если, несмотря на то, что они ни говорят и ни делают, есть люди, которые совершенно спокойно утверждают:
— В них что-то есть.
Таким предупредительным отношением здорового человека можно сделать сумасшедшим. Сегодня вы сказали извозчичье слово с эстрады, а к вам депутация от видных литераторов с поздравлением:
— Мудрое слово приветствуем, молодости твоей слава…
Владимир Маяковский на четвереньках догоняет Бурлюков… Маяковский мне напоминает Мартина Бергера… Бергер — человек совершенно неизвестный литературе. Он написал одно только объявление о какой-то типографской справочной книге:
‘Я, Мартин Бергер, сим объявляю, что кто не купит эту книгу, тот подлец и дурак’.
Объявление это было напечатано во многих журналах. Я думаю, что с момента его появления вырос и литературный талант Маяковского. Из каждой его строчки так и сквозит утверждение Бергера: ‘Кто не согласен — тот подлец и дурак’.
В альманахе Маяковскому предоставлено публику поразить стихотворением:
Я и Наполеон
Я живу на Большой Пресне.
36. 24.
Место спокойненькое.
Тихонькое.
Ну?
Есть скандальные души, которые любят раздеваться в печати, но как-то умело у них выходит. А этот раздевается — и волосатая грудь наружу. Отведите детей в сторону…
Сосед Маяковского, г. Ник. Бурлюк, по-видимому, подводя итог своей литературной деятельности, сейчас же после рекламирования одной из известных столичных цветочных фирм, внезапно заявляет: ‘Я хочу жениться, но мне очень страшно и очень стыдно’.
Прототип Бурлюков в XIX столетии Митрофанушка Простаков тоже хотел жениться, но ему не было стыдно. Неужели Цыфиркин, обучавший Митрофанушку Простакова, оказывал на него худшее влияние, чем наш знаменитый современник, поощряющий Митрофанушку-Бурлюка?
Завтра вы пришли на концерт в желтой кофте и с кнутом, а в передней вам пальто писатели подают:
— Кнутик завернуть прикажете? Дорого за материю изволили платить?
Говорить о футуристах одобрительно сделалось хорошим тоном.
Я думаю, что у всех этих веселых паралитиков уже есть свои биографы…
И вот футуристы растерялись. Им уже нечего говорить, нечего писать, успех нульный. Бульварные издания честно ругаются, литературные льстят. Афраппировать некого. Говорить просто — потерять обаяние. Говорить ‘заумным’ языком — еще отбегут хвалители.
Полная растерянность. Система работы распалась. Нужно просто задержать внимание: та же работа, какую выполняют лиловые джентльмены на фабричных папиросных плакатах.
И в последнем их альманахе все построено на этом опасливом чувстве: как бы не стали зевать и отвертываться.
Василий Каменский первый открывает веселый факельцуг. Здесь этот человек значительно веселее, чем он был сравнительно недавно, в других альманахах, где ему была предоставлена роль поэта. Здесь он просто разносчик непонятных, хотя еще неподержанных слов.
Исполняет он свою обязанность с добросовестностью циркового атлета, разбивающего за сеанс не менее двух досок о лоб: контракт предписывает.
С неба лестницы
Вестницы
Девушки-песницы.
Розово-розово.
Райские птицы
Долинно
Голубинно
Из струй колесницы.
Виноград. Апельсины. Яблоки. Ананасссс…
Неужели и здесь можно сказать, что в этом:
— Что-то есть…
В Велимире Хлебникове этого ‘чего-то’ больше, чем у других его соратников.
Фраза и ремарка из его драмы:
Липяное бывьмо. Сладка нега белых тел. Милые.
(Пробегает заяц и, встав на задние ноги, бьет лапами).
Нужно же так напасть на русскую фауну… Неужели даже зайцы будущего так своеобразно сконструированы, что для вставанья у них ноги, а для битья — лапы?..
Другая ремарка из его драмы:
(Губина и губы мыслоноги и вельми широк лишай.
Пол покрыт зыбким толпомеховым мохом. Там всю ночь шалят
развратноухие (?!) шалые зайчишки, там бегают воленогие лисы
и завалили в берлоги походно терпеливые шубые медвыди.)
Неужели разврат будущего будет производиться ушами, хотя бы тех же зайцев?..
Как-то странно даже представить себе мораль будущего, поучающую:
— Берегитесь этого человека: у него развратные уши, плотоядные пятки и страстная ключица. Он развратнолысый.
Будет, будет…
Вся книга — сплошная цитата гнойного хамства и растерянного издевательства. И даже никакой попытки вперед, какую пытаются навязать футуристам их хвалители. Даже сам редактор сборника сознается:
Измахнула медь мечом три раза…
…Ползем вперед. Змея. Осел.
Именно ползут. Змея отстала. А другой ее спутник и позволил мне дать вам образцы своего творчества, приведенные выше. Это для него — реклама.
Необходимое послесловие к его исповеди
Маяковский не прав, называя себя извозчиком. У каждого извозчика есть свой номер, по которому его можно отличить от других его товарищей по этой скромной и печальной профессии, у Маяковского нет даже этого скромного признака индивидуальности. Он заметен только в хорошем издании, где все пишут грамотно и талантливо, заметен как чирий на здоровом теле… Но пустите Маяковского в среду таких же безграмотных и неспособных к литературному труду, — он потонет среди одинаковых.
Как случилось, что г. Маяковский привлек к себе внимание, как случилось, что его, Маяковского, расхвалил на страницах ‘Журнала журналов’ Максим Горький.
Здесь, в этой статье, он определяет свою обособленность от других, выдавая себя за ‘микроцефала с низким и узким лбом, которого слабо украшает пара тусклых вылинявших глаз…’ Мне кажется, что Маяковский здесь несправедлив: именно эти подробности, этот узкий лоб и другие физические недостатки не отличительно резки, а наоборот, исключительно типичны для того рода литературного творчества, который избрал Маяковский.
Не справедлив Маяковский и в желании резко размежевать в себе, для читателей, человека и автора, он явно проигрывает от этого. Что о нем можно сказать, как об авторе, когда он сам искренно и правдиво говорит о себе, что он ‘извозчик, которого стоит впустить в гостиную и воздух как тяжелыми топорами занавесят словища…’ В конце концов, одного искусства сгущать воздух еще не достаточно для звания — поэт. А кроме этого шумного невежества Маяковский еще не успел дать ничего. Выругал Пушкина, ошельмовал Врубеля, переложил расписание по железным дорогам, с перечислением ‘аудиторий Петрограда, Москвы, Одессы, Киева’, — но это же так обычно для всех недаровитых и малограмотных людей…
Наоборот, его карьера не как автора гораздо ярче и интереснее, хотя бы уже потому, что приведен в литературу Маяковский был двумя околодочными — таких крестных отцов даже у теперешних литераторов еще не было. Один околодочный надзиратель из Москвы, запротоколивший базарный скандал Маяковского в ‘Розовом фонаре’, другой петроградский, засвидетельствовавший площадные слова Маяковского в ‘Бродячей собаке’, ныне удачно закрытой вместе с другими притонами. Эти два скромных человека и сделали Маяковскому карьеру. Карьеру безусловно самобытную и редкую. Оба околодочных надзирателя робко и неумело сделали то, что сейчас делают и собираются делать критики и сочувствующие, дающие Маяковскому ‘право на литературу’.
Околодочные начали, те кончают, а Маяковский уныло висит между этими двумя началами своего литературного существования. Редкое, трогательное единение.
Не справедлив Маяковский не только к себе, но и к тем изданиям, где он работал, называя себя извозчиком, — на их долю Маяковский очевидно оставляет одно наименование извозчичьих бирж, а это неверно: мое личное мнение, что руководители этих журналов просто впали в одну и ту же ошибку с Маяковским, приняв узкий лоб и тусклые глаза за признак резко выраженной индивидуальности…
Маяковского нужно защищать от самого себя: он слишком рано хоронит себя, принимая на свою голову столько обидных определений. На наших глазах была масса случаев, когда не мало поэтов, отчаявшись в чистой поэзии, шли писать стихи для табачных фирм и даже затмевали дядю Михея. А в свое время они тоже поникали головами и сокрушенно шептали: я извозчик, я циник, у меня узкий лоб… А ведь Маяковский сам говорит, что он еще ‘молодой человек 22 лет’. Еще ничего не ушло, все впереди. Граф Амори значительно позже начинал свою карьеру, а имя у человека — какое.
Арк. Б-ов [Аркадий Бухов]
‘Весеннее контрагентство муз’
Новый альманах футуристов
Впервые: Журнал журналов (Пг.). 1915. No 6. Май. С. 18—19.
Печатается по этому тексту.
Бухов Аркадий Сергеевич (1889—1937) — писатель-юморист и сатирик, публицист, критик. Был штатным (одним из ведущих) сотрудником журналов ‘Сатирикон’. ‘Новый Сатирикон’, печатался в газетах ‘День’, ‘Биржевые ведомости’, журналах ‘Весна’, ‘Солнце России’, ‘Журнале журналов’ и др.
С февраля 1915 с журналом ‘Новый Сатирикон’ начал сотрудничать Маяковский.
‘Волчье солнце’ — книга стихов Б. Лившица (М., 1914).
‘Танго с коровами’ — книга стихов (‘железобетонных поэм’) В. Каменского (М., 1914).
‘Достоин всякого уважения футурист…’ — из статьи Д. Бурлюка ‘Отныне я отказываюсь говорить дурно даже о творчестве дураков’.
В них что-то есть. — Высказывание Горького о футуристах, широко подхваченное печатью.
Я и Наполеон — цитируются начальные строки стихотворения.
Митрофанушка Простаков… Цыфиркин… — персонажи комедии Д. И. Фонвизина ‘Недоросль’ (1781).
С неба лестницы / Вестницы… — из стихотворения В. Каменского ‘Полет’.
Липяное бывьмо… — из драмы В. Хлебникова ‘Снезини’.
Необходимое послесловие к его исповеди
Впервые: Журнал журналов (Пг.). 1915. No 17. 12 авг. С. 5.
Печатается по этому тексту.
Заметка Арк. Бухова ‘В защиту Маяковского’ опубликована как послесловие к статье В. Маяковского ‘О разных Маяковских’, помещенной в том же номере журнала (с. 3—4).
Выругал Пушкина, ошельмовал Врубеля… — имеются в виду строки из опубликованного в ‘Новом Сатириконе’ иронического ‘гимна’ Маяковского ‘Теплое слово кое-каким порокам’:
Говорю тебе я, начитанный и умный:
ни Пушкин, ни Щепкин, ни Врубель
ни строчке, ни позе, ни краске надуманной
не верили — а верили в рубль (1, 86).
Врубель Михаил Александрович (1856—1910) — русский художник.
…аудиторий Петрограда, Москвы, Одессы, Киева… — образ из второй части ОВШ (строки 329—330).
Прочитали? Поделиться с друзьями:
