О ТЕРМИНОЛОГІИ РУССКОЙ ГРАММАТИКИ.
О ТЕРМИНОЛОГІИ РУССКОЙ ГРАММАТИКИ.
——
— ъ.
‘Отечественныя Записки’, No 3, 1845
О терминологии русской грамматики, Кюхельбекер Вильгельм Карлович, Год: 1846
Время на прочтение: 15 минут(ы)
Занимаясь нсколько лтъ преподаваніемъ русской грамматики, я, по примру знаменитаго дяди и наставника Жиль-Блаза-Сантиланскаго, старался и самъ тщательно изучить свою науку, а какъ труды Рейфа, Фатера, Пухмейера, Оттелина, Добровскаго и другихъ мн, простому учителю узднаго училища, недоступны, я по-крайнеи-мрь старался сличать и сравнивать руководства гг. Востокова и Греча и дополнять читанное собственнымъ наблюденіемъ и размышленіемъ. Тутъ представились мн кое-какіе вопросы, на которые, сколько я знаю, не обращалось еще никакого вниманія, кое-какія сомннія, разршенія которыхъ я не нашелъ ни въ извстныхъ мн компендіяхъ, ни въ статьяхъ о грамматик, къ-несчастію слишкомъ-рдкихъ и скудныхъ въ нашихъ періодическихъ изданіяхъ, особенно въ ныншнее время. Вотъ что и понудило меня — самому отважиться, по мр силъ своихъ, способностей и данныхъ мн средствъ, изслдовать эти вопросы и отъискать на нихъ отвты, которые бы вывели хотя самого-меня изъ недоумнія. На память для самого-себя я набросалъ на бумагу свои отмтки объ этомъ предмет, и такимъ образомъ составилось нсколько статеекъ о русской грамматик, которыя, быть-можетъ, покажутся занимательными и другимъ любителямъ русскаго слова. Вмсто образчика ршаюсь, милостивый государь, препроводить къ вамъ одну изъ нихъ {Позволяемъ себ выкинуть здсь 16 строкъ — очень-лестныхъ для нашего самолюбія и потому самому не могущихъ быть напечатанными въ нашемъ журнал. Иначе, ‘друзья’ ‘Отечеств. Записокъ’ могли бы сказать, что мы подражаемъ имъ, печатая себ похвалы въ собственномъ своемъ журнал. Итакъ, да извинитъ насъ почтенный авторъ этой статьи, что мы не исполнимъ его желанія, такъ искренно высказаннаго въ письм его. Ред.}. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Вы видите, милостивый государь, что и у насъ, въ провинціи, есть же люди, которые со вниманіемъ читаютъ вашъ журналъ умный и добросовстный, и радуются его истинно-евронеііскому направленію. Сказанное здьсь нужно, чтобъ объяснить, почему я обращаюсь именно къ вамъ съ своей статьею, отъ васъ я въ-правъ ожидать, что вы ея не испугаетесь, хотя бы въ ней и нашлись мннія и мысли, не совсмъ сходныя съ тмъ, чему обыкновенно обучаютъ въ вашихъ училищахъ, даже съ тмъ, чему покуда Врятъ наши академіи и университеты. На этотъ разъ, ограничусь нкоторыми замчаніями о терминологіи русской грамматики. Буде же моя статейка заслужитъ ваше вниманіе и удостоится помщенія въ вашемъ журнал, я въ непродолжительномъ времени перешлю вамъ еще слдующія: во-первыхъ, ‘О раздробленіи грамматики на этимологію, синтаксисъ, просодію (у г. Греча этотъ отдлъ, въ смысл гораздо-боле обширномъ и вмст боле-точномъ, названъ ороэпіею) и орографію’, во-вторыхъ, ‘О раздленіи элементовъ языка на 8 или же на 9 такъ-называемыхъ частей рчи’, въ-третьихъ, ‘Объ именахъ собственныхъ, взятыхъ съ иностранныхъ языковъ’, и наконецъ, въ-четвертыхъ, ‘О русскомъ глагол’.
‘Вы недовольны терминологіею нашей грамматики, вы хотите ее замнять другою и воображаете, что ваша будетъ лучше той, къ которой мы уже привыкли. Вы вздумали насъ, стариковъ, переучивать! Да кто вы такіе? Какія на то у васъ права? И чмъ докажете, что ваша терминологія будетъ лучше старой? Но положимъ даже, что старая и ошибочна: повторяю, мы къ ней привыкли, а привычка дло ‘не послднее’ {А вотъ, что г. Гречъ въ І-мъ том своей ‘Пространной Грамматики’ на стр. 42, пр. 13, говоритъ объ этомъ предмет: ‘Многіе писатели, находя, что ныншніе ‘грамматическіе термины не вполн выражаютъ требуемое, совтовали отринуть оные и замнить другими ближайшими. Мы находимъ сіе ненужнымъ. Къ чему перемнять слова, кои въ теченіе восьми вковъ (?) пользовались правомъ гражданства, къ коимъ мы привыкли и которыя имютъ для насъ опредленный смыслъ?’ Точно такъ и съ такою же основательностью въ то время, когда Лаландъ произвелъ свое великое преобразованіе въ химіи и вмст въ ея терминологіи, кто-нибудь могъ спрашивать: къ-чему перемнять химію, которая въ-теченіе ‘вковъ пользовалась у насъ правомъ гражданства, къ которой мы привыкли’ и пр.? Да вообще: къ-чему перемнять что бы то ни было? Къ-чему, на-прим., замнять кремень и огниво фосфорyо-срyыми спичками, курокъ и кремень — пистонами, кожаныя калоши — резинковыми? Паши отцы, дды и прадды жили, вступали въ законный бракъ, наживали дтей, умирали, словомъ, были очень-счастливы, не зная ни этихъ спичекъ, ни этихъ пистоновъ и калошъ, ни коровьей оспы, ни романовъ, ни желзныхъ дорогъ, ни другихъ подобныхъ нмецкихъ ересей, сочиняя вирши силлабическимъ размромъ, ходя въ бородахъ и длинныхъ кафтанахъ, запирая своихъ благоврныхъ сожительницъ, стрляя изъ фузей съ фитилями не впопадъ въ непріятеля, предъ горстью котораго между прочимъ иногда цлыя наши арміи обращались въ бгство, какъ, на-примръ, подъ Нарвою, и такъ дале. Дальнйшіе доводы г. Греча въ безполезности улучшить терминологію русской грамматики состоятъ въ томъ, что у Нмцевъ, которые изгнали Изъ своей грамматики старинныя слова и замнили ихъ новыми, нтъ опредленной грамматической терминологіи,— и что Поляки для выраженія (?) глагола употребляютъ sovo, и что отъ-того у нихъ происходитъ сбивчивость, ибо слово и глаголъ имютъ одно значеніе. Но пользоваться не совсмъ опредленною терминологіею все же лучше, чмъ наводить морокъ на свой разсудокъ совершенно ошибочною, а выводить общее правило изъ одного частнаго случая, взятаго, сверхъ того, изъ иностраннаго языка, и подчинять этому мнимому правилу языкъ отечественный — не слишкомъ, кажется, логически.}. Вотъ въ немногихъ словахъ возраженія, какія непремнно встртитъ всякая попытка исправить нашу грамматическую терминологію, которая, къ-несчастію (что берусь доказать ниже), иногда совершенно нелпа и лишена всякаго смысла. Эти-то возраженія, кажется, и заставили гг. Востокова и Греча удержать въ своихъ руководствахъ старую терминологію, хотя не можетъ быть, чтобъ они ея недостатковъ не чувствовали. Но почти то же могъ бы сказать имъ иной при ихъ очень-похвальной попытк дать самой грамматик новое, лучшее направленіе, попытк, которой порокъ — вовсе не дерзость, а разв слабость и нершительность, происшедшія отъ предразсудковъ, заимствованныхъ изъ теорій западныхъ языковъ, съ которыми русскій очень-мало сходствуетъ, и отъ совершеннаго незнакомства съ истиннымъ духомъ вашего живаго, отечественнаго слова. ‘Вы’ могли бы сказать гг. Востокову и Гречу, питомцы ихъ предшественниковъ: ‘вы не довольны нашими старыми грамматиками, которыя вс почти буква-въ-букву сплошь списаны съ стародавней Ломоносова?.. Положимъ, что Ломоносовъ — новый Прокрустъ, и дйствительно насильственно растягивалъ нашъ языкъ по ложу латинской грамматики Целарія и мнимо-славянской Лаврентія Зизанія, или грамматики доброглаголиваго эллино-словенскаго языка, и пытался отскать члены исполина, переходящіе за предлы этого мучительнаго ложа. Да мы ужь привыкли къ грамматикъ Ломоносова и къ безцвтнымъ спискамъ съ нея. Кто ручается, что ваша грамматика будетъ лучше? Вы вздумали насъ, стариковъ, переучивать! Да кто вы такіе? Какія на то у васъ права?’ и проч. То же, или почти то же, говаривали всмъ вообще нововводителямъ, какъ бы малы или велики ни были ихъ нововведенія, чего бы они ни касались: азбуки ли, или химіи, философіи ли, или искусства длать дтскіе свистки. Но, слава Богу, мы ныньче живемъ въ такое время, когда начинаютъ посмиваться надъ всякимъ, кто въ наук, о которой пишетъ или которую преподаетъ, боится
‘смть
Свое сужденіе имть.’
Слава Богу! въ прекрасномъ міръ ума, наблюденій, изслдованій, выводятся гг. Молчалины, нын и простаго учителя узднаго училища не назовутъ дерзкимъ, если онъ въ иномъ случа откажется jurare in verba magistri и постыдится повторять знаменитое ‘ .’ Ему, молодому человку, губернскому, на-примръ, секретарю, вроятно, даже простятъ, если онъ станетъ,— только бы то было дльно и основательно,— оспоривать мннія профессоровъ, или же и нашихъ великихъ мужей XVIII вка, на-прим., Ломоносова, Татищева, Елагина и другихъ. Итакъ, кажется, напрасно гг. Востоковъ и Гречъ, когда уже разъ ршились идти своимъ путемъ, а не слдовать за рабскою толпою учениковъ Ломоносова и Зизанія, испугались призрака вовсе-нестрашнаго, напрасно не ршились они, вмст съ зданіемъ обветшалой и чуждой намъ грамматики, состроенной по образцу латинской,— разрушить и ея варварскую терминологію.
Языки латинскій и греческій — языки мертвые, ими уже никто не говоритъ, имъ уже больше не развиться, ни звучать живою рчью въ устахъ поколнія, которое всосало бы ихъ стихіи съ молокомъ матери. Безполезно было бы измнять ихъ грамматическую терминологію, освященную, впрочемъ, употребленіемъ не одного тысячелтія, тмъ боле, что она все же въ дух ихъ, и что въ ней гораздо-боле смысла и толка, чмъ въ нашей, хотя, конечно, и ея совсмъ нельзя назвать безошибочною. Но нашему ли живому, молодому языку наряжаться въ шутовскіе, пестрые лохмотья, выкроенные на-угадъ и очень-часто не-впопадъ, по образцу одежды мертвецовъ, когда, притомъ, эта одежда ему не по плечамъ и не по росту, то слишкомъ-узка и коротка, то слишкомъ-длинна и широка? ‘Да это все пустое, терминологія — ‘дло чисто-условное, съ нею сопрягаютъ понятія условныя: были бы ‘только даны эти понятія, а слова только знаки, которые получаютъ ‘смыслъ отъ употребленія и служатъ единственно къ передаванію этихъ ‘понятій’. Нтъ, милостивые государи! каждое слово одушевлено идеею, отъ которой оно родилось и которая въ немъ никогда не умираетъ. Слова — стихіи языка, не алгебраическія a, b, c, x и y, которыя то значатъ мильйонъ, то мильйонную часть единицы, то количество отрицательное, какъ то потребуется надобностію задачи или прихотью математика. Въ каждомъ слов своя живая душа, свой смыслъ, — и употреблять какое бы то ни было слово въ противность этому смыслу или хоть не сообразуясь съ нимъ, — значитъ говорить или писать безсмыслицу. Заставляя же дтей въ учебныхъ книгахъ затверживать подобныя безсмыслицы, научаешь ихъ набивать голову великолпною галиматьей и принуждаешь заране отказываться отъ употребленія здраваго разсудка.
Слегка только коснемся тхъ новыхъ несообразностей, которыми гг. Востоковъ и Гречъ сами изъ собственнаго запаса обогатили свои грамматики и которыхъ, къ-несчастію, очень-довольно. Такъ, на-прим., у г. Греча (на стр. 14 втор, исправл. изданія) слдующее образцовое опредленіе слова: ‘Слово есть простой или сложный звукъ голоса человческаго, коимъ выражается какое нибудь понятіе или чувствованіе на ‘пр. я, вода, левъ, красный, ходить, ахъ, увы’. Какъ-будто я, левъ, ахъ звуки простые, а не именно сложные! кромь-де чистыхъ гласныхъ буквъ нтъ, да и не можетъ быть звуковъ простыхъ? Или какъ-будто вода, красный, ходитъ, увы одинъ сложный, а не два, и глухому очень-внятные звука? Или дальше на стр. 15-й насъ учатъ, что ‘слоги, ‘служащіе къ образованію словъ, именуются корнями словъ’. Но всякій, какой бы то ни былъ слогъ какого бы то ни было слова служитъ къ его образованію: итакъ, всякій любой слогъ какого-нибудь слова составляетъ вмст и корень этого слова! Г. Востоковъ, во второмъ же изданіи своей грамматики, на стр. 2-й говоритъ: ‘Словопроизведеніе показываегъ, какъ составляются слова, т. е. разбираетъ ихъ составныя ‘части и измненія и распредляетъ слова по разрядамъ…’ Изъ чего слдуетъ, что производить слово — (полагаю, отъ другаго) и показывать, какъ составляются слова, все равно, а также — все равно показывать, какъ они составляются и разбирать ихъ составныя части и измненія, да и распредлять ихъ по разрядамъ, — хотя для простаго здраваго разсудка, непомраченнаго схоластическою галиматьей, тутъ четыре совершенно-различные процесса. А все это первоначально происходитъ отъ неправильнаго перевода греческаго слова этимологіи (). Пріучаю — вотъ одно изъ самыхъ главныхъ значеній глагола ), отъ котораго происходитъ отглагольный прилогъ (Adjectivum verbale) , оно здсь и самое ближайшее и очевидное. Итакъ, явно, что собственно значитъ пріученіе къ словамъ, обученіе словамъ, т. е. обученіе правильному ихъ употребленію, или, если угодно, словоизученіе, а вовсе не словопроизведеніе. Въ греческомъ техническомъ слов есть толкъ и смыслъ, прямо объясняющій дло, а мнимый переводъ его, заимствованный г. Востоковымъ на вру отъ его предшественпиковтэ, представляетъ значеніе, которое совершенно противорчивъ насильственному его опредленію.— Пойдемъ дале, разсмотримъ названія такъ-называемыхъ частей рчи, ихъ
у г. Востокова 8.
I. Имя существительное.
II. Имя прилагательное.
III. Мстоименіе.
IV. Глаголъ.
V. Нарчіе.
VI. Предлогъ.
VII. Союзъ.
VIII. Междометіе.
у г. Греча 9.
I. Имя существительное.
II. Имя прилагательное.
III. Мстоименіе.
IV. Глаголъ.
V. Причастіе.
VI. Нарчіе (и депричастіе).
VII. Предлогъ.
VIII. Союзъ.
IX. Междометіе.
Имя существительное.— Что такое имя? Названіе всего того, о чемъ мы можемъ говорить или думать. Объ однихъ ли существахъ мы и говоримъ и думаемъ? Любовь, ненависть, теплота, холодъ, доброта, злость, широта, глубина, жизнь, смерть, безсмертіе — уже ли существа? А кто же о нихъ не говоритъ и не думаетъ? И почему гг. грамматики названія ихъ относятъ къ именамъ существительнымъ? Ясно, что тутъ слово существительное совершенно безполезное и даже вредное, потому что только затмваетъ очень-ясный смыслъ слова: имя.
Имя прилагательное.— Могу ли думать и говорить о добромъ, о красной, о второмъ, о сухой, не сопрягая этихъ словъ съ какимъ-нибудь названіемъ настоящаго предмета мышленія? Передамъ ли другому хоть какое-нибудь понятіе, если скажу: ‘Ко мн пришелъ добрый?’ — ‘Кто? Человкъ ли? Быкъ ли?’ ‘У меня сухая? кто? что? корова ли? пашня ли? Или: ‘вотъ вамъ второй…’ Что такое? Томъ ли книги, случаи ли, пріятель ли? и т. д. Очевидно, что прилагательное ни о чемъ опредленномъ само-по-себ не даетъ никакого понятія, т. е. ничего не именуетъ, что оно, слдовательно, не есть имя, и что техническій терминъ имя прилагательное — просто нелпость. Прилагательное, или, если угодно, прилогъ, приложеніе (adjectivum) вовсе не имя, а только дополненіе, продолженіе имени, съ которымъ оно сопрягается. Оно само-по-себ ничего не называетъ, а только развиваетъ, дополняетъ понятіе, которое заключается въ названіи предмета, въ имени.
Мстоименіе.— Латинское названіе такъ-называемой третьей части рчи. Pronomen переведено варварскимъ словомъ ‘мстоименіе’ съ удареніемъ на ме… Еслибъ говорилось хоть мстоименіе.— конечно, и это былъ бы терминъ варварскій и составленный совсмъ не въ дух русскаго языка,— да тутъ все же слышались бы звуки, напоминающіе по-крайней-мр, слова вмсто имени. По слово: мстоименіе слуху всякаго русскаго человка говоритъ о какомъ-то имніи, имуществ, владніи мстомъ, и кстати ли это въ перевод слова: pronomen, предоставляю судить всякому. Въ одной изъ слдующихъ статей постараюсь доказать, что собственно эту часть рчи слдовало бы вовсе уничтожить и превратить въ подраздленіе имени, которое бы можно назвать подвижнымъ, относительнымъ именемъ. Если же ужь непремнно желаютъ удержать ее въ видъ особеннаго разряда словъ,— этотъ разрядъ, эту часть рчи можно бы, кажется, назвать заименьемъ, что вмст будетъ и боле въ дух языка (море — приморье, рка — зарчье) и ближе къ латинскому.
Междометіе.— Междометіе также слово, которое покажется совершенно-темнымъ человку, непосвященному въ схоластическую мистику: у въ простолюдин тутъ даже не родится смутное понятіе о метаніи, потому-что небывалое слово метіе можетъ происходить и отъ мечу (бросаю), и отъ мечу (стараюсь попасть въ цль). Это неудачный буквальный переводъ латинскаго слова interjectio, но jectio — правильное, освященное употребленіемъ въ составныхъ словахъ измненіе имени jactio, между-тмъ, какъ мнимое слово метіе никогда на русскомъ язык не существовало, да и существовать не можетъ. Давно уже сказано, что буква мертвитъ, а духъ живитъ. Если ужь непремнно хотли превратить въ особенный разрядъ словъ, въ особенную часть рчи (къ чему, впрочемъ, никакой ни логической, ни грамматической необходимости не было), очень-небольшое число нарчій, въ которыхъ слышенъ крикъ взволнованнаго страстію сердца,— было бы гораздо-лучше и ближе назвать ихъ восклицаніями. Это было бы совершенно-понятно, вполн выражало бы ихъ идею и не пугало бы ни ума, ни слуха варварскими, ничего-невыражающими звуками.
Кромь именительнаго, звательнаго и предложнаго, трудно вообразить что-нибудь нелпье названій нашихъ падежей, а украсилась ими паша грамматика все потому, что эти названія рабски были переведены съ латинскаго языка на русскій, хотя паши падежи далеко не соотвтствуютъ латинскимъ. И что такое самое слово падежа? Что такое тутъ падаетъ? Есть ли тутъ какая-нибудь хоть самая слабая идея о паденіи чего бы то ни было? Все тотъ же, повторяю, несчастный буквальный переводъ латинскаго слова casus, между-тмъ, кажется, могли бы же вспомнить, что глаголъ adere значитъ не только падать, но и случаться (sich befallen). Ужь гораздо-ближе и лучше было бы перевесть casus nominis, casus adjectivi — случаями имени, случаями прилога, хотя бы и тутъ была бы недомолвка, по что помшало употребить самое простое выраженіе: виды или перемны, измненія имени или прилога? Это было бы понятно ребенку и простолюдину, всмъ и каждому. Да куда! Гг. переводчикамъ нуженъ былъ рогатый, схоластическій терминъ,— и нашъ учебный языкъ обогатился безподобнымъ словечкомъ: падежъ, которое тутъ ровно ничего не значитъ! Явились въ-слдъ за нимъ падежи родительный, дательный, винительный, творительный: въ нихъ отсутствіе всякаго смысла такъ очевидно, что этого и доказывать, кажется, нечего. Слишкомъ было бы заносчиво съ моей стороны утвердительно указать, какимъ именно словомъ будущіе русскіе грамматики должны непремнно замнить терминъ падежъ, но, надюсь, всякій безпристрастный человкъ согласится, что четыре предлагаемыя здсь слова: случай, перемна, измненіе и особенно видъ (склоняемой части рчи) гораздо-выразительне и ясне слова падежъ. Еслибъ терминъ видъ былъ принятъ, можно было бы, по примру лицъ глаголовъ, назвать именительный падежъ — первымъ видомъ имени или склоняемой части рчи, звательный — вторымъ, родительный — третьимъ и т. д. Тутъ кстати замтимъ, что третій видъ (родит. над.) бываетъ очень-часто двоякій на а и на у (на что, между прочимъ, ‘Библіотека для Чтенія’ — большая охотница до окончанія на у — никогда не обращаетъ вниманія). Окончаніе на а выражаетъ зависимость другаго понятія отъ понятія, выраженнаго именемъ въ третьемъ вид, окончаніе на у количество, наприм., ‘свойство этого меда’ и ‘фунтъ меду’.
Въ стать объ имени прилагательномъ, у г. Востокова — неслыханная диковинка: спрягаемое окончаніе качественныхъ прилагательныхъ и причастій. Это окончаніе у г. Греча очень-дльно и просто названо усченнымъ.
У обоихъ, гг. Востокова и Греча, статейка о прилагательныхъ такъ-называемыхъ притяжательныхъ (отъименныхъ) изложена отчетливо и хорошо, только, къ-сожалнію, и тутъ самый терминъ -притяжательныя (possessive), удержанный ими по преданію, опять ровно ни на что не похожъ, его должно было бы замнить другимъ мене-рогатымъ и боле-понятнымъ, на-примръ, хоть усвояющія.
Предлагаю также названіе: числительное порядочное замнить терминомъ: порядковое, потому-что слово порядочный гораздо-чаще употребляется въ переносномъ, нежели въ собственномъ смысл (порядочный человкъ, homo quadratus, порядочный запасъ), и потому, по-необходимосги, воображенію скоре представитъ этотъ смыслъ переносный, нежели первоначальный.
Кром термина притязательныя, который и тутъ встрчается, названія подраздленій заименій (мстоименій) у нашихъ грамматиковъ хороши, ясны и отчетливы. Одно только: отрицательныя непремнно должны составлять особенный разрядъ, и г. Гречъ напрасно ихъ относитъ къ неопредленнымъ (неопредлительнымъ), напротивъ: въ силу самого отрицанія, которое въ нихъ заключается, они изъ самыхъ опредлительныхъ.
Истинно-превосходное слово глаголъ. Такъ точно! разрядъ словъ, который высказываетъ все то, что длаютъ предметы, или что съ ними длается, случается, — собственно и есть рчь, языкъ, живое слово, умный глаголъ человческій. Имена со всми своими дополненіями и перемнами, — прилогами, заименьями, предлогами, видами, числами, родами, — всегда оставались бы хаосомъ сбивчивыхъ, пустыхъ, мертвыхъ звуковъ, еслибъ ими не двигалъ духъ жизни, если бы глаголы не высказывали намъ сношеній и столкновеній существъ и понятій и ихъ взаимныхъ другъ на друга дйствій, еслибъ разумная рчь не перелистывала передъ нами исторіи, такъ-сказать, идей и предметовъ, біографіи, повсти ихъ существованія въ мір Божіемъ.— Повторяю: терминъ глаголъ самая удачная и прекрасная находка нашихъ грамматиковъ, за это одно слово можно имъ отпустить много промаховъ и недосмотровъ, много схоластическихъ грховъ невднія. Къ-несчастію, эти грхи тотчасъ бросаются въ глаза при раздленіи глаголовъ на различные разряды. ‘Глаголы’, говоритъ г. Востоковъ, ‘бываютъ: Дйствительные, страдательные, возвратные, взаимные, общіе и средніе.’ Г. Гречъ, кажется, чувствовалъ всю нелпость термина глаголъ дйствительный (что, скажемъ мимоходомъ, по духу русскаго языка вовсе не значитъ глаголъ дйствующій, а настоящій, истинный, подлинный, т. е. такой, которому противополагается глаголъ мнимый, или, пожалуй, титулярный). Г. Гречъ, хотя въ угоду предразсудкамъ и давности и удержалъ старинное названіе, однако, посл скромнаго или, прибавилъ переходящіе, средніе имъ также названы непереходящими. О глаголахъ, воспринимающихъ дйствіе (страдательныхъ), несуществующихъ на русскомъ язык въ простыхъ формахъ, онъ слегка говоритъ, что сочетаніе причастія воспринимающаго (страдательнаго) съ самостоятельнымъ глаголомъ ‘быть’ именуется глаголомъ страдательнымъ. Не говорю уже ни слова о варваризм страдательный вмсто страждущій: замчу только, что я, конечно, очень понимаю, какъ можно страдать и весьма страдать, когда бываешь любимъ, на стать знаменитаго Финна Пушкина, какою-нибудь семидесятилтнею Наиной, или когда бываешь выхваляемъ кмъ нибудь изъ тхъ, о которыхъ сказалъ старикъ Сумароковъ:
‘Невжина хула достоинствъ не умалитъ,
А то не похвала, когда невжа хвалитъ’,
однакоже, со всею возможною скромностію осмлюсь полагать, что подобные эпиграмматическіе намеки не слишкомъ-необходимы для такой важной, серьзной, солидной науки, какова грамматика.
О временахъ русскихъ глаголовъ предоставляемъ себ говорить въ особенной стать. Здсь же скажемъ, что названіе различныхъ видовъ этихъ временъ г. Гречемъ вообще придуманы хорошо и удачно. Такъ, на-примръ, выраженія, многократный и однократный и въ смысл и въ самомъ состав одно другому противоположны, и потому ихъ и должно предпочесть учащательному и однократному другихъ грамматиковъ, хотя слово учащательный очень-выразительно. Впрочемъ, и въ этомъ отдл не безъ сбивчивости и, кажется, отъ излишнихъ и ни къ чему не ведущихъ утонченій, такъ, на-примръ, я не постигаю почему: ‘видъ, означающій, что дйствіе совершается, совершалось, или будетъ совершаться, но не показывая (непоказывающій?), что оное (т. е. оно) кончилось или кончится’, — называется несовершеннымъ? Не лучше ли этотъ видъ назвать неокончательнымъ? какъ то и сдлалъ г. Востоковъ, у котораго найдемъ еще три очень-удачные термина: начинательный, окончательный, длительный. Ими напрасно г. Гречъ пренебрегъ: они ясно и понятно для всхъ высказываютъ очень-характеристическіе оттнки русскихъ глаголовъ. Мимоходомъ замтимъ, что г. Гречъ въ 153, а г. Востоковъ въ 61, утверждаютъ, будто многократный видъ существуетъ только въ прошедшемъ времени. Но, кажется, и очень говорится: ‘хаживаю, перечитываю, перебираю, разваживаю’, а вс эти глаголы, надюсь, тутъ вида многократнаго и времени настоящаго.
Термины: склоненіе и спряженіе, особенно послдній, довольно-темны. По-крайней-мр, слово склоненіе существуетъ же и вн грамматической терминологіи, по спряженіе опять просто буквальный переводъ латинскаго conjugatio. Трудно отгадать, что такое тутъ спрягаютъ, т. е. сопрягаютъ вмст. И тутъ я ужь предпочелъ бы слово: склоненіе, говоря и о глаголахъ: склоненіе глаголовъ, какъ говорится объ имени склоненіе имени, т. е. перемна глагола но его временамъ, видамъ, числамъ и лицамъ такая же, какъ перемна имени но его видамъ и числамъ.
Слово modus переведено у насъ наклоненіемъ, это отступленіе отъ обыкновеннаго рабскаго перевода терминовъ латинской грамматики, но на бду отступленіе очень-неудачное. Modus (манера, способъ) съ совершенною точностію выражаетъ свою идею, — и намъ бы не худо было замнить шаткій терминъ наклоненіе боле-русскимъ и вмст боле опредлительнымъ: способъ, на-примръ, изъявительный, или какъ онъ названъ у Греча, повствовательный способъ (подразумвается: выраженіе, рчи, глагола) повелительный и т. д. Въ числ названій наклоненій у г. Греча сохранилось еще словцо: неокончательное наклоненіе (infinitivus), котораго я иначе не понимаю, какъ что ему конца нтъ. Г. Востоковъ замнилъ этотъ nonsens терминомъ: наклоненіе неопредленное.
Словъ: причастіе и депричастіе мы покуда не тронемъ, тмъ боле, что первое довольно-точно и ясно (чего, однако, никакъ нельзя сказать о второмъ), но въ одной изъ слдующихъ статей постараемся доказать, что ихъ очень бы не дурно замнить словами глагольное прилагательное или глагольный прилогъ и глагольное нарчіе.
Здсь мы по порядку дошли до двухъ образцовыхъ определеній гг. Востокова и Греча. Ихъ пропустить безъ вниманія невозможно, потому-что, хотя опредленія собственно не принадлежатъ къ терминологіи, да эти составлены удивительно логически, остроумно и невольно напоминаютъ тотъ же геній, котораго счастливымъ вдохновеніемъ создано большее число техническихъ терминовъ русской или россійской грамматики. ‘Наричіе’, говоритъ г. Востоковъ, ‘есть разрядъ словъ, употребляемый при глаголахъ и именахъ прилагательныхъ (т. е. просто прилагательныхъ). Что же? въ предложеніи ‘я люблю’ я употреблено при глаголъ люблю: итакъ я — нарчіе? Въ рченіи ‘красный носъ’, слово носъ употреблено при прилагательномъ красный: стало-быть, носъ уже не имя, а нарчіе? Дале, всевозможныя части рчи, присосдясь къ глаголу или прилагательному, вдругъ, какъ-будто махомъ волшебнаго жезла, превращаются въ нарчія. Однако, было бы литературно нечестно, еслибъ мы умолчали, что у г. Востокова потомъ слдуютъ слова: ‘для показанія обстоятельствъ и опредленія подлинности и мры качества дйствія или состоянія’. Но, кром того, что эти объяснительныя выраженія неточны, запутаны и неполны, подобныя пополненія, конечно, могутъ быть допущены въ описаніи, да въ строгомъ ученомъ опредленіи они не годятся, ибо доказываютъ, что авторъ или учитель не отдалъ самому-себ яснаго отчета въ своихъ понятіяхъ о предмет, съ которымъ берется познакомить читателей или учениковъ своихъ. Всякое опредленіе должно бытъ само-по-себ совершенно понятное и совершенно-полное логическое цлое.
Г. Гречъ не довольствуется однми недомолвками: его опредленіе нарчія вполн-несправедливо и ложно. ‘Нарчіе’, говоритъ г. Гречъ, ‘есть слово, которымъ выражается качество или обстоятельство другаго качества или дйствія’. Самое имя: дйствіе, надюсь, означаетъ же дйствіе, въ рченіи: военныя дйствія, прилогъ военныя выражаетъ качество этого дйствія, и такъ, если основываться на опредленіи г. Греча, этотъ прилогъ военныя будетъ нарчіемъ! Возьмемъ другой примръ: совершенное безсмысліе. Безсмысліе, безъ всякаго сомннія, качество, правду сказать, не очень отрадное, да все же качество, совершенное выражаетъ степень, или, если угодно, качество этого качества: стало-быть, оно, въ силу опредленія г. Греча, перестало быть прилогомъ, а обратилось въ нарчіе!
Синтаксисъ названъ у обоихъ гг. грамматиковъ, по старинному, словосочиненіемъ. Но греческое: , , по-русски распоряжаюсь, ставлю, — ставлю вмст. И такъ, ближе было бы, кажется, перевесть это слово распорядкомъ словъ, или, какъ то и сдлалъ потомъ г. Гречъ, сочетаніемъ словъ, словосочетаніемъ. Понимаю, какъ первые сочинители славянской или словенской грамматики могли тутъ придумать терминъ словосочиненіе. Тогда глаголъ сочинять въ ныншнемъ своемъ значеніи еще вовсе не существовалъ, а замнялся словами: слагати, списати, имя же чинъ значило чаще ныншняго порядокъ,— и словосочиненіе тогда могло кое-какъ быть синонимомъ словораспоряженію, словосочетанію. Но теперь говорить о наукъ: словосочиненіе, то же самое, что утверждать, будто существуетъ наука сочинять, т. е. выдумывать слова, точно такъ, какъ перекрещивать этимологію въ словопроизведеніе, значитъ смшивать эту часть лингвистики съ тою, которой одинъ отдлъ извстенъ у насъ подъ названіемъ корнесловія.
Подлежащее у г. Греча значитъ субъектъ, а предметъ дйствія — объектъ. Послдній терминъ безспорно хорошъ и ясенъ, за то первый варварскій: предметъ дйствующій, вполн бы выразилъ его понятіе и вмст вполн бы соотвтствовалъ второму.
Еще одно короткое замчаніе вообще о всей нашей ученой терминологіи. Въ ней очень любятъ окончаніе на іе, еніе, аніе, ость, ство, ательный, ительный, и съ небольшими исключеніями чуждаются причастій и общеразговорныхъ простонародныхъ именъ и прилоговъ. Между-тмъ, самые ясные, точные, выразительные техническіе наши термины именно не на эти окончанія, столь милыя нашему книжному языку и столь мало-родственныя живому разговору, столь мало-понятныя русскому простолюдину, на-прим., въ грамматик: имя, глаголъ, предлогъ, союзъ, связь — такія слова, которыхъ смыслъ напередъ отгадаетъ всякій русскій человкъ, даже вовсе безграмотный. Наши причастія, конечно, иногда довольно-жестки и непріятны для слуха, во за то они безъ сбивчивости, безъ примси побочнаго понятія, говорятъ именно то, что выразить хотимъ. Такъ терминъ дйствительный глаголъ шатокъ и неопредлителенъ, а скажите: дйствующій, переходящій глаголъ, и всякій, даже прежде точнаго логическаго опредленія, уже получитъ хотя несовершенное понятіе о томъ, что такое вы тутъ подразумваете. Мы убждены, что паша терминологія и не одна грамматическая чрезвычайно выиграла бы и въ ясности и въ точности, еслибъ въ ней, по какому-то странному предразсудку, не боялись сильныхъ, короткихъ простонародныхъ словъ и словъ, придуманныхъ въ дух и по образцу этихъ уже существующихъ, еслибъ не пугались и причастій, которыя хотя въ разговорномъ язык употребляются и довольно-рдко, да понятны же всякому Русскому, какъ законныя все-таки дти русскихъ глаголовъ, а не школьныя, мертвыя прививки на іе, аніе, еніе, ательный, етельный, ительный, заимствованныя изъ словаря семинарій, канцелярій и твореній тхъ великихъ прозаиковъ, которые у насъ между 1750 и 1800 годами успли сочинить языкъ книжный, равно далекій и отъ церковнаго и отъ народнаго, вялый, шаткій, тяжелый, блдный и непонятный.