О 'Садовом календаре' на 1795 г, Шиллер Фридрих, Год: 1794 читать онлайн, скачать электронную книгу fb2, pdf бесплатно

Время на прочтение: 7 минут(ы)

Собраніе сочиненій Шиллера въ перевод русскихъ писателей. Подъ ред. С. А. Венгерова. Томъ IV. С.-Пб., 1902

Переводъ Всеволода Чешихина.

О ‘Садовомъ календар‘ на 1795 г.

(Тюбингенъ, изданіе Котты).

Посл сочиненій Гиршфельда объ искусств садоводства, страсть къ садоводству все боле и боле распространялось въ Германіи, но не къ вящшей польз хорошаго вкуса, такъ какъ не установилось опредленныхъ принциповъ и все было предоставлено произволу. Относительно того, какъ направить вкусъ къ этому искусству на надлежащую дорогу, разбираемый календарь даетъ прекрасныя указанія, заслуживающія того, чтобы друзья искусства ближайшимъ образомъ изслдовали ихъ, а любители-садоводы примнили бы ихъ на практик.

Нтъ ничего необычнаго въ изслдованіи, которое начинается изложеніемъ предмета, а кончается вопросомъ: да возможно ли все осуществить это въ дйствительности? Въ особенности возможно это въ изслдованіи, посвященномъ столь излюбленнымъ ‘эстетическимъ* садамъ. Эти порожденія свернаго вкуса столь двусмысленнаго происхожденія и донын носили столь неопредленный характеръ, что со стороны истиннаго друга искусства вполн было простительно не удостаивать ихъ своего вниманія и всецло предоставлять ихъ на забаву дилеттантизму. Садовое искусство, не зная, къ какому разряду прекрасныхъ искусствъ должно оно причислить себя, на долгое время примкнуло къ архитектур и стало подчинять живую растительность жесткому игу математическихъ формъ, посредствомъ которыхъ архитекторъ властвуетъ надъ безжизненными, тяжелыми массами. Дерево должно было затаить свою высшую органическую природу, чтобы искусство могло доказать свое могущество на низшей, чисто-вншней его природ. Оно должно было промнять свою прекрасную самостоятельную жизнь на бездушную равномрность, а свой легкій, воспаряющій ростъ — на ту видимую компактность, какую требуетъ зрніе отъ каменныхъ стнъ. Хотя въ наше время садовое искусство и сошло съ этого ложнаго пути, но лишь для того, чтобы впасть въ другую крайность. Изъ-подъ строгой дисциплины архитектора оно ринулось на свободу къ поэту, бросило тягчайшее рабство для неправильнйшаго произвола и стало признавать одно законодательство — собственной фантазіи. Сколь, однако, произвольна, причудлива и пестра всякая, сама себ предоставленная фантазія, съ ея мняющимися образами, столь же произвольно, причудливо и пестро стало садовое искусство, съ его неожиданными декораціями, въ садахъ большаго или меньшаго объема природа отнын должна проявлять все разнообразіе своихъ явленій, точно на школьной карт. Во французскихъ садахъ природу лишали всякой свободы, зато недостатокъ этой свободы возмщали извстною архитектоническою соразмрностью и величиною, теперь въ нашихъ такъ называемыхъ англійскихъ садахъ природу низводятъ до ребяческой мелочности, хотятъ отнять у нея всякую прекрасную простоту и всякую правильность, преувеличенно стремясь къ непринужденности и разнообразію. Этому способствуетъ изнженный духъ времени, избгающій всякой опредленности въ формахъ и находящій несравненно боле удобнымъ измнять предметы по своимъ замысламъ, не принимая въ соображеніе ихъ сущности, въ такомъ-то положеніи находится по большей части и донын садовая природа.

Такъ какъ не такъ-то легко указать эстетическому садовому искусству его мсто въ ряду прекрасныхъ искусствъ, то можно предположить, что классификація въ данномъ случа совершенно невозможна. Но было бы несправедливымъ изъ-за неудачныхъ попытокъ такой классификаціи отрицать самую ея возможность. Т дв противоположныхъ формы, въ которыя затмъ выливалось садовое искусство, заключаютъ въ себ нкоторую истину, и об проистекаютъ изъ обоснованной потребности.

Что касается, прежде всего, архитектоническаго вкуса, то нельзя отрицать, что садовое искусство должно быть причислено къ одной категоріи съ архитектурою, хотя изъ этого еще не слдуетъ, что пропорціи архитектуры должны примняться также къ садоводству. Оба искусства, въ первоначальной своей основ, относятся къ физической потребности, опредлившей главнйшія формы ихъ, затмъ на свободу этихъ формъ повліяло развившееся эстетическое чувство, а засимъ уже сознавшій себ вкусъ заявилъ свои требованія. Разсматриваемыя съ этой точки зрнія, оба искусства не вполн свободны, красота ихъ формъ всегда будетъ обусловлена и ограничена неумолимою физическою цлью. Оба искусства имютъ то общее между собою, что они подражаютъ природ посредствомъ природы же, не прибгая къ искусственной сфер, а иногда, безъ всякаго подражанія, создаютъ новые объекты. Вотъ почему въ садовомъ искусств возможны случаи довольно свободнаго уклоненія отъ формъ, представленныхъ дйствительностью, и даже случаи пользованія природою, какъ средствомъ насилованія ея самостоятельности — а именно, когда разумъ удовлетворяется порядкомъ и соразмрностью цлаго, а глазъ — величіемъ или пріятностью частностей. Такой пріемъ могъ казаться тмъ боле допустимымъ, что въ садовомъ искусств, какъ и въ архитектур, физическая цль достигалась именно цною пожертвованія природной свободы. Итакъ, законодатели архитектоническаго вкуса въ садовомъ искусств заслуживаютъ, до извстной степени, извиненія въ томъ, что, соблазненные родствомъ, существующимъ между этими двумя искусствами во многихъ ихъ частяхъ, они перепутали ихъ характеръ и, длая выборъ между порядкомъ и свободою, благопріятствовали первому въ ущербъ второй.

Съ другой стороны, также и поэтическій садовый вкусъ основывается на совершенно врномъ факт чувства. Человкъ, занимавшійся самонаблюденіемъ, знаетъ, что удовольствіе, которымъ наполняетъ насъ созерцаніе сельской природы, неотдлимо отъ мысли: это все — произведенія свободной природы, а не человка’. Если садовый вкусъ имлъ въ виду этотъ родъ наслажденія, то онъ долженъ былъ заботливо удалить изъ своихъ насажденій вс слды искусственнаго ихъ происхожденія. Потому-то высшимъ своимъ закономъ этотъ вкусъ избралъ свободу, какъ архитектоническій его предшественникъ избралъ такимъ закономъ правильность, одинъ отдавалъ пальму первенства природ, другой — рукамъ человческимъ. Но цль, къ которой стремился поэтическій садовый вкусъ, оказалась слишкомъ велика для средствъ его искусства, онъ потерплъ крушеніе, такъ какъ вышелъ изъ своихъ границъ и превратилъ садовое искусство въ живопись. Онъ забылъ, что сравнительно мелкій масштабъ, умстный въ живописи, не можетъ быть примненъ къ искусству, которое изображаетъ природу посредствомъ природы же и лишь постольку можетъ трогать, поскольку отождествляется съ природою. Неудивительно, что такой вкусъ, стремясь къ разнообразію, впалъ въ манерность, а затмъ опустился до произвольности — такъ какъ у него не было мста и силъ для тхъ постепенныхъ переходовъ, которыми природа подготовляетъ и оправдываетъ свои декоративныя перемны. Идеалъ, къ которому онъ стремился, не заключаетъ въ себ внутренняго противорчія, но самый выборъ этого идеала былъ нецлесообразенъ и причудливъ, такъ какъ счастливйшій успхъ не вознаградилъ бы за несчетныя жертвы.

Итакъ, если садовое искусство хочетъ, наконецъ, отречься отъ своихъ заблужденій и, подобно другимъ своимъ собратьямъ, войти въ опредленныя и постоянныя границы, то оно должно, прежде всего, выяснить себ — чего оно, собственно, добивается? Кажется, оно еще недостаточно раздумывало надъ этимъ вопросомъ — по крайней мр, въ Германіи. Въ конц концовъ, это искусство должно найти золотую средину между чопорностью французскаго садоваго вкуса и беззаконною свободою такъ называемаго англійскаго. Окажется тогда, что это искусство не въ состояніи достигать столь высокихъ сферъ, о какихъ мечтаютъ люди, имющіе въ виду цль и забывающіе о средствахъ, и что утопія о сплошномъ кольц изъ садовъ, окружающемъ всю землю, нелпа и безсмысленна, но что, однако, вполн осуществимъ и разуменъ замыселъ сада, удовлетворяющаго всмъ требованіямъ сельскаго хозяйства и достаточно характернаго для глаза, сердца и разсудка.

На все это указываетъ остроумный авторъ статьи ‘Къ вопросу объ образованіи нмецкаго садоваго вкуса’, въ вышеназванномъ календар. Изъ всего, что когда либо было написано по данному предмету, мы считаемъ именно эту статью, наиболе удовлетворяющею здравый вкусъ. Правда, изложенныя идеи набросаны отрывисто, но небрежность формы не вліяетъ на содержаніе статьи, проникнутое такою разсудительностью и нжнымъ эстетическимъ чувствомъ. Указавъ на два главныхъ направленія, по которымъ шло донын садовое искусство, опредливъ и оцнивъ различныя цли, которыя могутъ быть преслдуемы любителями садовыхъ насажденій, авторъ названной статьи старается установить для этого искусства истинныя границы и разумную цль, послднюю онъ по справедливости видитъ въ возвышеніи жизненнаго наслажденія, которое намъ можетъ доставить общеніе съ прекрасною пейзажною природою’. Совершенно врно различаетъ онъ садовый ландшафтъ (англійскій паркъ въ собственномъ смысл), гд природа проявляется во всемъ своемъ величіи и свобод и какъ бы поглощаетъ потраченное на нее искусство, отъ сада, гд искусство, какъ таковое, можетъ и должно быть ощутимо. Не отвергая за первымъ эстетическаго преимущества, онъ ограничивается указаніемъ трудностей, связанныхъ съ его созданіемъ и могущихъ быть побжденными лишь при затрат чрезмрныхъ силъ. Садъ же въ спеціальномъ смысл слова авторъ статьи раздляетъ на большой, малый и средній и намчаетъ вкратц границы, за предлы которыхъ фантазія не должна переходить въ каждомъ изъ этихъ трехъ случаевъ. Авторъ статьи энергично вооружается противъ англоманіи столь многихъ нмецкихъ садоводовъ, противъ мостовъ безъ воды, храмовъ уединенія близъ большой дороги и т. п. и показываетъ, къ какимъ злополучіямъ ведутъ подражательность и плохо-переваренные принципы разнообразія и свободы. Но, съуживая границы садоваго искусства, онъ учитъ насъ быть тмъ дятельне въ ихъ предлахъ и стремиться къ опредленному и интересному характеру насажденій путемъ пожертвованія всмъ безполезнымъ и нецлесообразнымъ. Поэтому онъ не считаетъ невозможнымъ разбивку ‘символическихъ’ и даже ‘патетическихъ’ садовъ, которые могли бы, подобно музыкальнымъ и поэтическимъ композиціямъ, выражать и возбуждать опредленное состояніе чувствованія.

Независимо отъ этихъ эстетическихъ замчаній, тотъ же авторъ даетъ въ томъ же ‘Календар’ описаніе большого садоваго заведенія въ Гогенгейм, общая намъ продолженіе въ слдующемъ году. Каждому, кто знаетъ по наслышк или по личному посщенію это по праву знаменитое насажденіе, должно быть пріятно снова пройти сквозь него въ сообществ столь тонкаго знатока искусства. Вроятно, всякій читатель изумится, какъ изумился и пишущій эти строки, встртивъ въ сочиненіи, повидимому, чисто-случай наго характера, идею, которая длаетъ честь устроителю сада или описателю его. Многіе туристы, на долю которыхъ выпадало счастье обозрть насажденія въ Гогенгейм, не безъ изумленія обратили вниманіе на размщеніе въ парк римскихъ надгробныхъ памятниковъ, храмовъ, руинъ и т. п. вперемежку съ швейцарскими хижинами, а смющихся цвточныхъ грядокъ — съ черными тюремными стнами. Трудно было постичь фантазію, которой угодно было соединить въ одно цлое столь разрозненные предметы. Объясненіе, что передъ нами просто сельская колонія, основавшаяся на развалинахъ римскаго города, сразу уничтожаетъ это противорчіе и вноситъ единство идеи въ странность этой компановки. Деревенская простота и павшее городское величіе, два крайнихъ состоянія общества, трогательнымъ образомъ граничатъ другъ съ другомъ, и серьезное чувство бренности всего земного чудесно теряется въ чувств побждающей жизни. Это счастливое смшеніе придаетъ всему ландшафту глубокій элегическій тонъ, который удерживаетъ чувствительнаго слушателя въ колебаніи между покоемъ и движеніемъ, раздуміемъ и наслажденіемъ и долго еще звучитъ отголоскомъ въ душ, когда уже все исчезло изъ поля зрнія.

Авторъ статьи полагаетъ, что оцнить по достоинству насажденіе въ Гогенгейм можетъ только тотъ, кто видлъ его въ лтній день, мы можемъ прибавить, что только тотъ можетъ вполн прочувствовать красоту этого парка, кто приблизится къ нему съ одной, опредленной стороны. Чтобы вполн наслаждаться садомъ въ Гогенгейм, необходимо пройти въ него черезъ вновь отстроенный дворецъ. Путь отъ Штутгарта до Гогенгейма есть, въ извстной мр, воплощенная исторія садоваго искусства, которая даетъ вдумчивому зрителю матеріалъ для интересныхъ размышленій. Поля, виноградники и огороды, которые тянутся вдоль большой дороги, — представляютъ собою первое, физическое начало садоваго искусства. Затмъ начинается французское садовое искусство, съ его надменною солидностью, въ вид длинныхъ и отвсныхъ шпалеръ изъ тополей, установляющихъ связь между свободнымъ пейзажемъ и Гогенгеймомъ и возбуждающихъ своими искусственными формами нкоторое ожиданіе. Это торжественное впечатлніе доходитъ почти до напряженія, когда туристъ пройдетъ сквозь покои герцогскаго замка, не имющіе себ равныхъ по роскоши и элегантности, совмщающіе изысканнымъ образомъ вкусъ съ расточительностью. Благодаря блеску, со всхъ сторонъ утомляющему глаза, и художественной архитектур комнатъ и меблировки, потребность въ простот достигаетъ своего апогея, и готовится торжественнйшій тріумфъ сельской природы, которая предстаетъ туристу въ вид т. н. англійской деревни. Между тмъ, памятники павшаго величія, къ угрюмымъ стнамъ которыхъ селянинъ прислоняетъ свою мирную хижину, своеобразно дйствуютъ на сердце, съ тайнымъ злорадствомъ мы видимъ въ этихъ развалившихся руинахъ месть за искусство, которое злоупотребило въ отношеніи насъ своею силою въ роскошномъ, только что отстроенномъ, дворц. Но природа, которую мы видимъ въ англійскомъ парк, уже не та, изъ которой мы пришли. Это — одушевленная умомъ и экзальтированная искусствомъ природа, которая удовлетворяетъ не только простого, но даже и избалованнаго культурою человка, побуждая перваго мыслить, второго — чувствовать.

Можно, конечно, многое возражать противъ той или иной интерпретаціи Гогенгеймскихъ насажденій, во всякомъ случа, устроитель этихъ насажденій заслуживаетъ благодарности за то, что не обманываетъ нашихъ ожиданій, и только всмъ недовольный человкъ не желаетъ судить объ эстетическомъ произведеніи по доброй вол художника — подобно тому какъ въ сфер нравственныхъ явленій онъ не желаетъ судить о доброй вол человка по его дянію. Когда все описаніе Гогенгеймскихъ насажденій будетъ закончено, то проницательный читатель, конечно,съ интересомъ усмотритъ изъ названной статьи одновременно и характеристику сада, и символическую характеристику самого садовода — замчательнаго хотя бы уже тмъ однимъ, что, вопреки рутин, онъ не старался добывать фонтановъ изъ почвы, лишенной ручьевъ.

Подъ приговоромъ автора статьи относительно садовъ въ Швецинген и Зейферсдорфской долин близъ Дрездена съ охотою подпишется всякій человкъ со вкусомъ, видвшій лично эти насажденія. Нельзя не согласиться также съ авторомъ статьи въ томъ, что обычай вшать на деревья нравоучительныя изреченія на табличкахъ — сентиментальная аффектація, и что садовыя мечети вперемежку съ греческими храмами — признакъ варварскаго вкуса.

Всев. Чешихинъ.

Примчанія къ IV тому.

О ‘САДОВОМЪ КАЛЕНДАРЬ 1795 Г.’.

Рецензія напечатана въ ‘Allgemeine Litteratur-Zeitung’ за 1794 г.

Стр. 468. Гиршфельдъ Христіанъ Лоренцъ, нмецкій ученый садоводъ (1742—1792), авторъ извстной ‘Theorie der Gartenkunst’.

Стр. 470. Гогенгеймъ — замокъ герцоговъ вюртембергскихъ съ знаменитыми садами и паркомъ, воздвигнутый въ 1782 г. Карломъ Евгеніемъ.

Русскіе переводы.

1. Анонимъ, въ изд. Гербеля.

2. Всеволодъ Чешихинъ. Переведено для настоящаго изданія.

О ‘Садовомъ календар‘ на 1795 г.

Примчанія къ IV тому.

О ‘САДОВОМЪ КАЛЕНДАРЬ 1795 Г.’.

Читайте также: