О РОСТЕ БУРЖУАЗНОСТИ В РОССИИ
О РОСТЕ БУРЖУАЗНОСТИ В РОССИИ
I
II
КОММЕНТАРИИ
КОММЕНТАРИИ
О росте буржуазности в России, Бердяев Николай Александрович, Год: 1916
Время на прочтение: 5 минут(ы)
Бердяев, Н.А. Падение священного русского царства: Публицистика 1914—1922
М., ‘Астрель’, 2007.
Россия за последнее время европеизируется. Но это европеизация такого рода, что наводит на самые печальные мысли. Наш государственный уклад все еще не европеизировался. Нет у нас и по-настоящему европейской промышленной инициативы. Наша промышленная отсталость очень горестно дает себя чувствовать во время войны. В слишком многих отношениях сказывается еще в русской жизни непреодоленная культурой восточная стихия. Но в последние годы замечается в России процесс обуржуазивания, который есть ‘европеизация’ России в форме заимствования самых ядовитых плодов европейской буржуазности. За время войны у нас обнаружился не только национальный подъем, жертвоспособность и необычайная выносливость, но также и оргия хищничества и темных спекуляций. Продовольственная нужда привела не к всенародному единению, а к раздору и классовой вражде. Набросились на легкую наживу, богатеют за счет войны, совершаются грандиозные финансовые спекуляции, дутые по своей природе, растет власть денег, которые становятся все более и более фиктивными. Власть денег, культ денег и есть царство буржуазности, призрачное царство. В этом царстве исчезают подлинные реальности и теряется способность их оценок. Жизнь погружается в фикции, все более и более завлекающие. Настоящей промышленной предприимчивости, крепкой воли к разработке русской земли и ее естественных богатств нет. В этом отношении у нас по-прежнему слишком склонны возлагать надежды на иностранцев, теперь уже не немцев, а на англичан и американцев. Но мы быстро перенимаем побочные и притом самые дурные результаты европейской буржуазности, наименее реальное в ней, ее накипь. Мы удваиваем себе не столько навыки промышленного творчества, сколько навыки денежных спекуляций, которые не только бесплодны для экономического развития страны, но и в высокой степени вредны и опасны. Процветают спекулянты и аферисты, всякого рода темные дельцы, колеблющиеся между гражданским и уголовным правом. Европейские буржуазные слои нравственно подтянулись во времена войны. Русские же европеизирующиеся буржуазные слои нравственно распускаются. Инстинкты лично-классовой корысти оказываются сильнее инстинктов национального служения. Русская литература, русская публицистика, русская мысль справедливо гордились своей чистотой, своей идейностью, никогда не шли на службу каким-либо интересам, за ними нельзя было открыть никаких спекуляций и хищений. Но все это может измениться и уже меняется. Мы можем стать европейцами в худшем, не сделавшись европейцами в лучшем. Мы очень плохо переживаем процесс разложения старого органического уклада русской жизни. Нарождающаяся ‘буржуазность’ лишена всякого идейного пафоса и идейной санкции. Буржуазия в России чувствовала себя всегда идейно загнанной, лучшие русские люди не выносили ее и не давали ей никакого прогрессивного места в жизни. И буржуазия презирала всякие идеи.
Когда она начала господствовать, то господство ее сделалось совершенно беззастенчивым и бесстыдным. Русская буржуазия не сознает никакой идейной миссии, никакого национального призвания, она все еще остается в сфере частных интересов и аппетитов. Русская буржуазия не делается еще творческим классом и не превращается в достаточной степени в политически сознательное ‘третье сословие’. В ней слишком сильны еще хищнические инстинкты старого купечества. Старая народническая интеллигенция постепенно вымирает и исчезает. Интеллигенция же нового типа, с иным духовным закалом личности, недостаточно еще сильна и недостаточно многочисленна. И дух буржуазности начинает заражать Россию, пока еще поверхностный ее слой. Но следует опасаться, чтобы яд не пошел внутрь.
О душе России и русского народа все наши национальные идеологи утверждали, что это — самая небуржуазная душа в мире, наименее плененная соблазнами земного богатства и земной власти. И какая-то глубокая правда о России и русском народе была угадана во всех этих утверждениях. Неужели правда эта относится лишь к прошлому и неприменима к будущему? Неужели лучшие свойства русского народа, на которых основывалась вера в его великую миссию в мире, были связаны лишь с экономической и культурной отсталостью России? В славянофильстве и народничестве, по-разному прикреплявшим своеобразие России к отсталым социальным формам, была опасность потерять веру в Россию в случае разложения старых социальных форм и нарождения новых. Но тот, кто верит в существование народной души, пребывающей за всеми изменениями исторического процесса и определяющей сами эти изменения, должен быть свободен от этих страхов. Наша народная душа переживает исторические испытания и соблазны. Всякое историческое движение, всякое развитие несет с собой испытания народного характера. И вот ныне неглубокий, поверхностный слой русского народа подвергся соблазну легкой наживы. Катастрофа войны, так усложнившая и запутавшая всю жизнь, выбросила на поверхность муть. Война всегда двойственна, она порождает и героизм, и низость.
Тот слой населения, который нажился во время войны и на войне, не может быть живучим. Он быстро разложится, он не может принять участия в строительстве новой жизни в России. Это — лишь накипь жизни, лишь мыльные пузыри, которые быстро лопнут. Поскольку буржуазия может еще сыграть в России творческую роль в деле экономического и политического развития, это будет не та буржуазия, которая во время войны спекулировала и наживалась темными путями. После окончания войны должны выжить и играть положительную роль лишь те силы, которые во время войны служили делу национальной обороны, национального единения и национального развития. Те силы, которые во время войны вели себя позорно и антинационально, которые думали лишь о своих интересах и аппетитах, естественно, должны быть извергнуты и оттеснены от дела национального возрождения. Это должно быть подсказано непосредственным национальным инстинктом народа.
Народ, который допустил бы играть определяющую роль и властвовать тем элементам, которые вампирически наживались на войне, на великих испытаниях и страданиях народа, не мог бы иметь великого будущего. Это — вопрос здоровой национальной биологии, а не только народной этики. Те темные явления, которые сопровождают у нас войну, — бесчестность торговцев, корыстолюбие промышленников, аппетиты аграриев и сахарозаводчиков, чудовищные спекуляции финансовых дельцов — все это будет отдано на суровый суд истории и народа, изживающего и творящего свою историческую судьбу. Здоровый инстинкт природного самосохранения и сам разум истории извергнут эти темные элементы. То, что во время войны была допущена слишком большая власть крупных аграриев, сахарозаводчиков и дельцов, будет рассматриваться как болезнь нашего государственного и хозяйственного организма, как порабощение народа. Интересы собственности, уже нажитой или еще наживаемой, были поставлены выше интересов государства. Хозяйственный хаос во время войны обнаруживает всю важность и необходимость государственной и общественной регуляции хозяйства. Анархия частных интересов представляет национальную опасность.
России необходимо национальное развитие, промышленная инициатива и промышленное творчество. В этом отношении ей предстоит такая же ‘европеизация’, как и в отношении ее государственного строя, ее политического развития. Те, которые боятся этого, — не верят в Россию. Страх есть результат неверия. ‘Буржуазный дух’, да еще в самой тлетворной, разлагающей форме, не может царить в России, не может овладеть русской душой до ее глубины. Все великие русские предчувствия и пророчества противятся этому. Россия с ее своеобразным духом имеет свой удел, свое призвание в мире. Общеобязательные, ‘европейские’ формы социального и политического существования совсем не означают угашения и обезличивания народного духа. Народному духу должна быть раскрыта возможность творческого развития. Дух не может быть прикреплен на социальной материи и рабски зависеть от нее. Разложение старой русской патриархальности, старого уклада народной жизни, основанного на экстенсивной культуре, порождает целый ряд болезненных и уродливых явлений. Хищнические и преступные проявления русской ‘буржуазности’ — лишь болезнь роста. Эти проявления, сопутствующие нашему переходу к новому жизненному укладу, основанному на более интенсивной культуре, должны быть побеждены дальнейшим развитием. Это — гниение элементов старой России, которые не в силах творчески приспособиться к требованиям новой жизни и могут приспособиться лишь хищнически и вампирически. И.можно сказать, что хотя ‘обуржуазивание’ России есть новое, есть создание нового стиля, но это лишь новое в старом и для старого. Подлинно же новые силы России должны мобилизоваться и организоваться для борьбы против оргии темных вожделений, позорящих Россию и русский народ. Тяжелый опыт войны должен выработать новые начала в экономическом творчестве и экономической организации как на Западе, так и в России. И наш путь промышленного развития мы будем проходить в иное время, вдохновленное иным духом, чем то было в начальные периоды развития европейского капитализма.
Биржевые ведомости. 1916, No 15813, 20 сентября.