О различных способах измерять время и о начале календаря
О различных способах измерять время и о начале календаря
Бернарди.
——
О различных способах измерять время, и о начале календаря, Бернарди, Год: 1806
Время на прочтение: 14 минут(ы)
Удобность измерять продолжение времени, и искусство, изобретенное человеческой хитростью, ловить малейшие, едва приметные частицы оного, для нас весьма обыкновенны, нам не приходит на мысль, каких трудов стоили удивительные открытия, и выгоды, ими доставляемые обществу. Таким образом мы наслаждаемся удобностями жизни, не заботясь, как они достались нам, и не беспокоясь о неприятностях, которые должно было бы терпеть, лишась упомянутых выгод. Представим себе беспорядок и запутанность в делах общественных без верного способа измерять время! Мы не могли бы отдавать себе отчет в прошедшем, ни быть осторожными для будущего, не могли бы в порядке представить себе исторические происшествия, оставшиеся в памяти.
Мрачную неизвестность, господствующую в истории всех древних народов, и труды любопытных ученых, которым хотелось связать ход происшествий в старинных летописях, надлежит приписывать тому, что не было точного способа измерять время, а особливо недостатку определенной эры, или начала летосчисления: без сего не может быть верного счета, равно как не зная точки, от которой начато путешествие, нельзя знать и числа миль, назади оставленных.
В новейшие времена Европа приобрела себе великую пользу от христианской эры, которая при Карле первом сделалась почти общей. Сие начало летосчисления открыло легчайшие средства к связям и взаимным сношениям между европейскими народами, и весьма много споспешествовало установлению между ними некоторого рода братства.
Древние народы не были так тесно соединены между собой. У них эры были различные. Греки считали время от установления игр Олимпийских, римляне вели свое летосчисление от создания города, на Востоке известны были эры Набонассарова и Селевкидов. Все сии эры без сомнения споспешествовали приведению в болыший порядок истории и хронологии, но их не употребляли ни в частных актах, ни в общественных, им не все следовали даже там, где они были приняты. Каждая область, каждый город считали время по своему обыкновению. Не было однообразия ни в продолжении годов, ни в эпохах, от которых годы начинались. У одних год начинался от поворота солнца, у других — от равноденствия. Сии различия происходили оттого, что не умели найти точного измерения времени.
Должно признаться, что нелегко было до того достигнуть. Время, будучи существом отвлеченным и метафизическим, само по себе не имеет частей. Хотя и разделяют его на прошедшее, настоящее и будущее, но прошедшее не имеет начала, будущее не имеет конца, а настоящее есть ничто иное, как неприметная точка между происшедшим и будущим, — точка беспрестанно отдающая первому то, что получает от последнего. — Один из славных французских поэтов весьма хорошо выразил мысль сию, сказав,
Le moment, oЫ je pense, est dИjЮ loin de moi.
(Самое мгновение, когда думаю о сем, уже от меня далеко.)
Сверх того, сие разделение времени относится только к существам, в рассуждении продолжения их бытия. Время само по себе не есть ни прошедшее, ни настоящее, ни будущее, оно не имеет ни начала, ни конца, следственно не подлежит исчислению. Отделяя только некоторые части его, и назначая для них известные пределы, можно иметь некоторое понятие о продолжении времени.
Ясно, что всякое периодическое явление, по-видимому разделяющее продолжение времени на равные части, может некоторым образом служить вместо промежутков. Один из народов, обитающих в Америке, считает свои годы по явлению и отлетанию известных птиц, другие — по падению листьев, или по наводнениям, бывающим в одно время. Язык поэзии, древнейший из всех, и теперь означает годы жатвой, собиранием винограда, зимой, многие сельские жители в сем случае обыкновенно говорят языком поэзии.
Но тотчас можно увидеть, сколь недостаточен и неверен такой способ измерять время. Для людей грубых и диких больше и не нужно, напротив того народ, оказавший успехи в гражданском общежитии, требует лучшей определенности. Таким образом надлежало найти средство, которое более удовлетворяло бы его нуждам.
Невтон говорит: все содержится во времени и в пространстве, в первом — по порядку последовательному, во втором — по положительному. Это напоминает мысль Лейбница, который называет время порядком существ последовательных, а пространство — порядком существ, имеющих бытие свое (coexistans) в одно время1.
Такое сближение времени с пространством тем более замысловато, что одно и другое взаимно служат себе способами для измерения, и что одно и другое равно нeизмеpимы в своей целости, коей некоторым только частям можно назначить меру, вместив их в известные пределы. Однако легче измерять пространство, нежели время, в последнем случае необходимо нужно движение постоянное и неизменяемое, которого периодические возвраты образовали бы части продолжения. Натура нигде не представляет нам подобного движения, кроме как в телах небесных, измерять ими продолжение времени есть выдумка весьма счастливая. Время, которое по необъятности своей прежде укрывалось от нашего разума, быв разделено на части и получив пределы, начало существовать для человека. Так Платон, в своем Тимее, предполагает, что время рождено от планет, которым определено измерять оное. Подобную мысль находят в священных книгах индийских, с которыми Платоническая философия имеет во многом сходство.
Автор книги Бытия также говорит, что великие светила небесные назначены для разделения дня от ночи, и чтоб служить знаками для годовых времен, дней и лет2. Но вероятно, Моисей писал, приноравливаясь более к своему времени, нежели к тому, что происходило в начале мира: ибо человеку нужно сперва сделать множество опытов, чтоб дойти до сего открытия, сколь оно простым ни кажется, в противном случае должно предположить, что человек при рождении получил откровение о пользе бега небесных тел, и о том, что они могут служить к измерению времени.
Прежде всего потребно было, чтобы человек почувствовал нужду в точном измерении времени, но это могло случиться уже тогда, как люди стали жить в обществе, и оказали некоторые успехи в образованности. Народы дикие думают только о настоящем, не заботясь ни о прошедшем, ни о будущем, им совсем не знакома привычка делать наблюдения, необходимо нужные для того, чтоб изобрести способ измерять время течением тел небесных.
Ежедневное обращение солнца, чаще всех других бывающее и более ощутительное, без сомнения долженствовало привлечь внимание разить людей, нимало не привыкших к наблюдениям, но сей период по короткости своей служит не весьма удовлетворительным средством измерять время. Нашли другой, должайший период в движении луны относительно к звездам, и хотя сей период, вмещающий в себе двадцать восемь дней, также не продолжителен, однако он имел уже то преимущество, что мог быть разделяем на четыре части, смотря по разности перемен, являемых луною в продолжение совершаемого ею кругообращения. Сим четырем отделениям дано название седмиц, которые надлежит относить к глубочайшей древности. Некоторые места в книге Бытия заставляют думать, что такое разделение известно было прежде Потопа3. По крайней мере ничего нельзя сказать, какому именно народу должно приписывать изобретение оного: ибо почти между всеми нациями видим более или менее явные следы подобного разделения, — у евреев, у египтян, у индийцев, у ассириян, у персов, у арабов, у китайцев, даже у древних жителей Галлии, островов Британских и Германии, Америки и проч.4.
Разделение месяца на календы, ноны иды у римлян, так говорит Буланжер в своей Открытой древности, есть ничто иное, как испорченный способ считать седмицами. Греки по своему суеверию почитали седьмой день счастливым, а римляне несчастным, это подтверждает, что разделение на седмицы издревле было известно обоим народам.
Каждый день седмицы имел название планеты. Г. Бальи думает, что сии наименования получили начало свое прежде эпохи Потопа. Планеты у древних были расположены в таком порядке, в каком ныне у нас дни недельные: Солнце, Луна, Марс, Меркурий, Юпитер, Венера, Сатурн. Почти один и тот же порядок был у египтян, индиян и китайцев5, он установлен не по расстоянию, не по величине, не по качеству планет, но — кажется — по произволу, или по причинам, нам неизвестным. Г. Бальи упоминает о причинах, которые находим у Диона Кассия, и которые сей древний писатель справедливо почитает весьма неосновательными.
Если период лунный обратил на себя внимание первобытных наблюдателей, то солнечный, который знать любопытнее для нас и полезнее, скоро в свою очередь сделался предметом изысканий. Период солнечный есть, так сказать, подобие человеческой жизни: он имеет свое младенчество, юность, зрелый возраст и старость. Между тем как солнце совершает свое кругообращение, природа умирает и снова оживляется. Однако прошло много времени, пока не измерили солнечного кругообращения, потому что оно не столько ощутительно для глаза, как лунное, и что открытие оного долженствовало быть следствием наблюдений долговременных и беспрерывных.
Выше сказано, что период лунный разделен на четыре части, названные седмицами, равным образом и солнечный разделен на четыре же части, которым даны наименования6 времен года (saisons), означаемые равноденствиями и поворотами (solstices). Сперва период солнечный не был принят в своей целости, ибо считали время только от поворота до равноденствия или от одного поворота до другого. По сей причине у многих древних народов год состоял или из трех, или из шести месяцев7. Можно привести ясные доводы, что еще кратчайший период назывался годом. Летосчисление халдеев достаточно показывает, что у них дни почитались годами, некоторые дикие народы и теперь еще ночь принимают за год.
Слово год (annus, annИe) не всегда имело то знаменование, в каком теперь у нас употребляется, оно значило вообще круг, обращение, и сим именем назывались все периоды, употребляемые для измерения времени, как то — дневной, солнечный, месячный, лунный, и проч. То же надлежит разуметь и о слове век (saeculum, seicle) которым римляне, после многих перемен назвали продолжение ста лет, — чему и мы ныне следуем. Сперва оно значило длинный ряд годов, сколько долголетний человек прожить может. Ценсорин свидетельствует, что многие называли веком продолжение времени, заключавшее в себе гораздо менее ста лет8.
Известно еще, что были народы, которые не знали нашего дня искусственного (суток), составленного из дня и ночи, и считали в нем два отделенные перехода: денный и ночной. Самое разделение дня на четыре части, а ночи на четыре стражи, показывает уже, что день и ночь были два разные периода: оно было в употреблении римлян и в глубокой древности9 у индиян. Достойное примечания сходство между народами столь отдаленными!
Сии способы разделять время и считать годы, должны быть очень стары, потому что открытие истинного года солнечного, гораздо позднейшее, относится к глубокой древности. Эпоху сию надлежит искать прежде Потопа. Период шестисот лет, о котором будем говорить после, и который был известен до Потопа, заставляет думать, что тогдашний год солнечный почти сходствовал с нынешним. Индияне, китайцы и египтяне, более нежели за две тысячи лет до нашего летосчисления, уже имели точное сведение о сем годе.
Между тем люди, узнав продолжение периода солнечного, не только не переставали делать наблюдения над лунными, но еще старались соединить их и уравнить их течение. К сему побуждали многие причины: во-первых, долгий солнечной период хотя и делился на времена годовые, однако все был неудобен. Увидели нужду в лунном периоде, для означения месяцев, и седмиц, сих частей необходимо потребных для точного измерения времени: так малая монета в денежных счетах служит для дополнения суммы, Однако месяцы лунные, как мы скоро увидим, были слишком коротки, и не могли соответствовать периоду солнечному, несмотря на то, важные причины заставляли принять оные.
Одна из сих причин состоит в том, что религия предписывала отправлять торжествования при каждом изменении луны. Первый день каждого месяца, когда сие светило получало прежний блеск свой, был днем торжественного празднования, именуемого новомесячием, которое наблюдали все народы без исключения.
Праздники лунных изменений столько же древни и столько же общи, как и праздники новомесячия. Они начались тогда, когда месяц разделен на седмицы, то есть при начале общежития. Сие разделение известно уже было во время Потопа, следственно и празднование седьмого дня тогда уже было известно. В древнем календаре китайском седьмой день назван днем великим, торговые и судебные дела тогда остановлялись. В книге Исхода упоминается о субботе, как о празднике, установленном во времена древние. Известно, что не одни иудеи, но все восточные жители чтили седьмый день, только с тою разницею, что у каждого был день особый. Так например иудеи по своему закону торжествовали субботу, а древние арабы — пятницу. Магомет, который был только преобразителем старой религии, удержал сей обычай. Пятница была последним днем в седмице у египтян по их счету. Некоторые народы в Сибири, по свидетельству Гмелина, не работают по пятницам, хотя впрочем дня сего не почитают священным. Наконец, если верить Иосифу, не было ни одного народа ни греческого, ни варварского, где в седьмой день не переставали бы работать, или не зажигали бы светильников, или не наблюдали бы поста10.
Праздники календ, нон и ид, как выше сказано, в несовершенстве представляли у римлян разделение лунного течения, и заменяли собою праздники седьмого дня, с точностью наблюдаемые в странах восточных. Когда страны сии покорены стали Риму, тогда их обычаи сделались известными на Западе. Один стих Овидиев показывает, что в его время у римлян имели почтение ко дню седьмому11. Сенека жаловался, как свидетельствует блаженный Августин, что иудейский обычай почитать субботу, распространился по всему миру12.
Без сомнения те же причины, — которые заставляли праздновать первый день лунного периода, и дни изменений луны — служили поводом установить празднования при начале периода солнечного, также поворотов и равноденствий.
Кроме того что праздники солнечные гораздо новее лунных, сии последние всегда имели преимущество, начало солнечного периода было торжествуемо не прежде как по прошествии ближайшей эпохи полнолуния. Такое обыкновение наблюдается ныне в Китае, тоже было у египтян, индиян, кельтов, германцев, лакедемонян и других греков. Праздник Пасхи, принятый нами от иудеев, подлежит тому же правилу. Известно, сколько христианская церковь почитала важным сие обстоятельство, и сколько употребляла стараний расположить так праздники, чтобы Пасха выходила в полнолуние, ближайшее к эпохе весеннего равноденствия. Сие обыкновение было главною побудительною причиною упражняться в астрономии в так называемые средние века.
В старину календарь был устроен не так хорошо, как ныне, способы предузнавать эпохи лунных изменений и отношения их к солнечному течению тогда не были известны каждому: ибо не всякий кто захотел, мог достать себе календарь за дешевую цену. Чтоб узнать, когда наступит праздник Пасха, надлежало делать ежегодно вычисления. Сии вычисления сначала производились в Александрии, хранилище наук астрономических. Патриарх давал известие главным церквам, которые в свою очередь уведомляли другие себе подчиненные. Но когда, по стечению обстоятельств, трудно уже было посылать уведомления, во многих городах и селах узнавали о дне Пасхи не прежде, как по прошествии праздника. Особливо же по завоевании Египта арабами сношения патриарха Александрийского с церквами сделались еще более трудными. Каждая церковь принуждена была делать свои вычисления, что и подало повод к написанию множества книг о Пасхалии в средние века.
Возвратимся к предмету. Из сказанного выше явствует, что и после открытия солнечного периода, праздники до веры относящиеся были располагаемы по лунному. Год солнечный по большой части применяем был к делам гражданским и к полевым работам.
Были народы, например древние арабы, которые с суеверным благочестием уважали год лунный, располагали по нем свои дела общественные, и не хотели знать ни о каком другом. От них обыкновение сие перешло к магометанам, которых год начинается попеременно весною, летом, осенью и зимою, следственно делает великое замешательство и в календаре и в летосчислении. Это происходит от разности между годами солнечным и лунным, — разности, которой, вопреки всем усилиям никак нельзя уничтожить, чтобы согласить течение обоих светил небесных.
Все труды астрономов были тщетны. Хотели увеличить лунный период, чтоб сравнить его с солнечным, на никак не могли сделать круглого счета, соответствующего продолжению года солнечного. Так, например, двенадцать обращений луны, которым дают наименование года лунного, составляют только триста пятьдесят четыре дня, восемь часов и несколько минут, солнечный же год содержит в себе триста шестьдесят пять дней и около шести часов13. Следственно двенадцать периодов лунных почти одиннадцатью днями короче одного солнечного, так что если оба светила пустились бы в путь свои с одной точки на небе, то луна совершила бы круг свой одиннадцатью днями прежде, нежели солнце. На другой год разница выйдет в двадцати двух днях, и так далее. Следственно начало года лунного беспрестанно удалялось от начала года солнечного, а как дни торжествований были назначаемы по течению луны, то и не могли они соответствовать временам года солнечного.
Кроме того, не было верного способа узнавать минуту новолуния, от которой начинался месяц. Иудеи и римляне употребляли одно средство, а именно: когда приближалось время новолуния, посылали на возвышенные места людей, которые должны были ожидать появления ночного светила. Приметив оное, тотчас доносили, кому надлежало, потом торжественно было объявляемо новомесячье, или новая луна. Но известно, что луна является не прежде, как несколько дней спустя после своего обновления, а иногда, по причине облачного неба, еще и позже, оттого часто праздновали новомесячие, когда луна уже переставала быть новой.
Кажется, что не лучший был порядок и у греков, которые, подобно прочим народам, назначали праздники свои по лунному течению. Аристофан в комедии своей Облака заставляет говорить одно действующее лицо, что ‘боги ожидают жертв, которые не приносятся уже в дни определенные, что вместо празднований исполняются пощения, вместо отдохновений совершаются тяжбы’. Потом прибавляет: ‘на небе сердятся на луну за то, что по ее небрежению у афинян календарь не исправлен’.
Однако около времен Аристофана Метон ввел в употребление у греков круг девятнадцатилетний, по совершении которого луна и солнце соединяются на прежней же точке неба, и с по мощью которого удобно можно вычислить эпохи новолуния. Нет сомнения, что Метон заимствовалкруг сей на Востоке, где издревле был он известен. Но греки, привыкшие присваивать себе все изобретения, приписали Метону открытие сего периода, и в жару восторга дали ему наименование золотого числа, сохранившееся до нашего времени.
Не всегда благоразумие управляло восторгами греков: они и по открытии девятнадцатилетнего периода не умели найти в нем всех выгод, которые сначала себе обещали. Брюмоа в своем Греческом театре не смеет решительно утверждать, прежде или после принятия сего периода Аристофан написал комедию Облака.
Нам мало известны обыкновения времен древних, нельзя знать, каким образом в продолжение девятнадцатилетнего периода соглашали лунное течение с солнечным для точного измерения времен. Впрочем кажется, что о сем мало думали. Те, которые хотели иметь правильный год, держались периода солнечного, разделенного на двенадцать месяцев, заключающих в себе столько дней, сколько было нужно для того, чтобы число месяцев не превышало года. Так поступил Юлий Цезарь, когда исправлял календарь римский. Надобно также думать, что сие разделение известно было и древним египтянам, которые кроме седмиц считали время еще десятками дней, отчего в году содержалось тридцать шесть разделений, каждым управлял особый гений. Солнечный год их состоял из трехсот шестидесяти дней, к которым прибавляли еще пять дней, называемых придаточными. По сему-то образцу составлен во Франции календарь, несвойственно названный республиканским. Египтяне долго не заботились об остающихся шести часах, которые надлежало прибавлять для дополнения года солнечного. Оттого начало года по прошествии пяти лет отставало одним днем, и приходило на прежнюю точку, спустя тысячу четыреста шестьдесят лет. Первый день года был посвящен торжествованию в честь Изиды, египтяне думали, что дни будут от того счастливее, если каждый из них в свою очередь удостоится быть посвященным богине.
Грекам также известны были месяцы тридцатидневные, которые они разделяли на три равные части, сии части назывались месяцами, начальным, средним и конечным.
Упомянуто выше, почему год лунный имел преимущество перед солнечным. До времен Юлия Цезаря старались согласить оба года, и для того выдумали способ прибавлять по нескольку дней к году лунному, чтобы уравнить его с солнечным. Сие обыкновенно возлагалось на жрецов, которые одни, быв просвещеннее своих единоземцев, могли надлежащим образом исполнить такое препоручение. Способы прибавления были не везде одинаковы, и хранились в великой тайне, по сей-то причине дошли до нас самые неверные и даже странные о том предания.
Если верить некоторым писателям, впрочем достойным вероятия, то год первобытных римлян был весьма неправилен. Он состоял из десяти месяцев, в которых считалось триста четыре дня, следственно не соответствовал ни солнечному течению, ни лунному. Плутарх говорит, что Нума исправил сей беспорядок, уполномочив жрецов делать нужные прибавки для составления полного года. Неизвестно, как сначала жрецы исполняли сие препоручение, но около времен Юлия Цезаря их обвиняли, будто они то увеличивали год в пользу правительствующих особ, от которых получали деньги, то сокращали, чтобы приблизить срок правления тех, коих не любили. Иногда делали это для угождения откупщикам. Когда Юлий Цезарь приступил к исправлению календаря, все было в таком беспорядке, что праздники жатвы и собирания винограда приходили совсем не в те времена года, когда надлежало им совершаться.
Народы — которых праздники, впрочем расположенные по течению лунному, назначены были в известные эпохи года солнечного — конечно делали прибавления по особой методе, верной и правильной, иначе, праздники их не могли бы приходить ежегодно в одно время. Ученые мужи думали, что иудеям — которые праздновали Пасху обыкновенно в полнолуние, предшествующее весеннему равноденствию — известен был тот самый круг (cycle), который существовал во времена Иисуса Христа, и который теперь знать было бы весьма полезно, для объяснения трудных мест в Новом Завете, где евангелисты повествуют о страдании Спасителя.
Жрецы элидские, без сомнения, также имели верное средство узнавать полнолуние, предшествующее летнему повороту солнца. В сию эпоху обыкновенно отправлялись игры Олимпийские. Их тайна была неизвестна в прочих городах греческих, из которых, как выше сказано, ни один не имел календаря правильного, точное определение продолжения года было причиною, что все греческие писатели считали время Олимпиадами.
Самая история их начинает быть порядочною и верною со времени установления игр Олимпийских. У римлян не было такого праздника, для которого надлежало бы соглашать течение солнечное с лунным, потому-то Юлий Цезарь мало думал о последнем. Он — по словам одного из древних — ничего более не требовал от луны, кроме освещения, и установил год свой только по бегу солнечному. Мы приняли год сей для гражданского общежития, но год церковный располагается по соглашенному течений солнечному с лунным.
Александрийские астрономы помогли Юлию Цезарю устроить новое счисление времени. Многим казалось удивительно, почему Цезарь назначил началу года быть в первый день января, спустя семь дней после зимнего поворота солнца, и почему бы не начинаться году с эпохи поворота. Думают, что во время исправления календаря случилось через семь дней после поворота солнца, и что Цезарь учредил начало своего года или по предрассудку, заставлявшему думать, будто новый год непременно должен начинаться с новолуния, или ласкаясь надеждою, что народы империи, привыкшие считать годы свои по течению луны, не усомнятся принять нового летосчисления.
Очень жаль, что потерян указ, обнародованный по сему случаю, в нем без сомнения содержались начала, на которых основано было новое счисление. Творец сего указа не избежал насмешек даже от таких людей, которые могли видеть всю пользу вводимого порядка. Однажды в присутствии Цицерона говорили, что на другой день взойдет созвездие Лиры. ‘Непременно — отвечал оратор — по силе изданного указа’. Сия шутка показалась бы остроумною, если б сам Цицерон не жаловался в своих сочинениях на беспрестанные злоупотребления, которые жрецы дозволяли себе делать в рассуждении прибавки времени.
Цезарь, как сказано, не заботился о соглашении года лунного с солнечным, следственно не имел надобности в другой прибавке, кроме высокоса, которым по прошествии каждых четырех лет дополняется год солнечный, и который остался в употреблении до нашего времени. Однако Август почел нужным сделать некоторые перемены, потому что жрецы не совсем исправно выполнили препоручение Юлия Цезаря.
С тех пор римляне имели год постоянный, хотя и не во всех провинциях он был принят, многие народы продолжали считать время по-прежнему. Наконец год юлианский выгодностью своею превзошел все прочие, и сделался общим для всей Европы, в конце шестнадцатого столетия папа Григорий XIII исправил его так, что ныне Европа может похвалиться самым лучшим порядком в летосчислении.
Остается упомянуть еще о других измерениях времени, например о периодах астрономических, известных под именем великого года. Будем говорить о сем предмете в другой статье.
1 См. Энциклопедию, в слове Chronologie.
2 Бытия гл. 1. ст. 14.
3 Смот. Les RИflexions sur les cinq livres de MoОse, par Allix.
4 См. Бальи Ancienne Astronomie, pages 62, 408. Шарден говорит, что он не видел ни одного народа, которой не считал бы седмицами. Разница состоит только в том, что одни начинают прежде, другие после.
5 Г. Морис в первом томе своих Индийских древностей замечает, что в древних книгах санскритских дни седмичные означены именами теми же, какие были у греков и римлян.
6 У некоторых народов на Востоке, где климат смешивал времена года, считалось их только три.
7 См. Censorin. De Die Natal. Cap. 19.
8 См. Censor. cap. 17.
9 См. Bailli Astronomie ancienne, pag. 296, 313.
10 См. Lib. а, contra Apion, cap. 9.
11 Nec pluvias vites, nec te peregrina morentur sabbata. De rem. amor.
12 De civit. Dei, VI, II.
13 Месяц лунный есть двух родов: периодический и синодический. В первом полагается двадцать семь дней и семь часов с минутами, по прошествии сего времени луна возвращается на ту точку неба, с которой началось ее течение. Месяц синодический есть время между удалением луны от солнца и ее соединением с сим светилом, в нем считается двадцать девять дней, двенадцать часов, сорок четыре минуты, сия разность происходит оттого, что в продолжение лунного течения солнце подвигается далее на экликтике, и что луна, не нашедши его на прежнем месте, должна еще пройти несколько пути, чтоб с ним соединиться.
Бернарди. О различных способах измерять время, и о начале календаря / Бернарди // Вестн. Европы. — 1806. — Ч.26, N 7. — С.177-202.