О пышности похорон у древних римлян
О пышности похорон у древних римлян
(Из немецкого журнала.)
——
О пышности похорон у древних римлян, Немецкая_литература, Год: 1806
Время на прочтение: 4 минут(ы)
В то время, когда политическое состояние Европы почти исключительно занимало наблюдателя военными действиями, преобразившими твердую землю, мы на несколько минут обратили мысленные взоры свои на торжества, при которых тленные остатки бессмертного героя Британии (Нельсона) преданы земле. Сии торжества служат новым доказательством глубокого почтения, с которым каждый истинный англичанин преисполнен к великому своему соотечественнику. Погребение совершено с такою расточительною пышностью, какой надлежало ожидать только от обладателей богатых колоний, чужестранцу могла она казаться излишним хвастовством, но только чужестранцу, не англичанину.
Любитель древностей, ежедневно более и более удостоверяющийся в истине старинной пословицы — нет ничего нового под солнцем — здесь опять должен вспомнить о римлянах, которых несметные сокровища и любовь к пышности оказывались при похоронах, как и при всех случаях торжественных. Следующее описание, может быть, займет читателей по крайней мере тех, которые не имеют ни времени, ни охоты рыться в запыленных архивах, и собирать из разных книг известия о погребальных обрядах у древних обладателей мира, в цветущее время их величия.
Требовалось несколько дней для приготовления к погребению тела, соответственно достоинству умершего (sunus indictivum). Немедленно по кончине обмывали тело покойника, и натирали драгоценнейшими благовонными мазями, для предохранения от порчи, потом одевали его в нарядное, самое богатое платье, на Нероне была одежда белая, вытканная с золотом, — возлагали на голову венок из цветов, если же покойник при жизни своей получил венок в награду за храбрость, то сим украшали его, и полагали на возвышенном, великолепном одре. Кипарисовое дерево, посвященное Плутону, выставляемо было перед домом умершего, оно служило для предостережения мимо ходящих. Тогда думали, что взглянувший на мертвеца сделался нечистым. Марк Катон расплодил в Риме дерева кипарисные.
Тело стояло на одре семь дней. В продолжение сего времени друзья и родственники покойника носили печальную одежду. В восьмой день, по объявлении всем чрез провозвестника о торжествований, начинались похороны.
Ближайшее родственники, наследники, или отпущенники (liberti), выносили тело на великолепных носилках, которые иногда были деланы из слоновой кости, покрыты багряницею, вытканною с золотом, украшены цветами и венками. Бесчисленное множество пламенников освещало шествие, хотя обряд совершался при дневном свете. Учредитель (designator) каждому назначал место, для соблюдения порядка. Впереди шли трубачи и флейтщики, которых, по закону двенадцати таблиц, было употребляемо не более десяти, они играли печальную симфонию. Под звук флейт выли нанятые плакальщицы (praesicae), которые составляли в Риме особый цех: они издавали плачевные вопли (lеssus, naenia) громче или тише, смотря по договору и по цене, старшая управляла всем хором, и отличалась от других воплем и кривляньями. За ними следовали мимы, которые забавляли народ веселыми своими шутками, и которых предводитель (archi mimus) старался подражать ухваткам и голосу покойника. Известно, что добрый император Веспасиан при всей щедрости своей не избежал укоризны в сребролюбии. При погребении тела его главный пантомим, по имени Фавор, спросил прокураторов, во сколько станут похороны? Услышавши в ответ — в 10 миллионов сестерциев, он вскричал: ‘отсчитайте мне 100,000 и бросьте мое тело в Тибр!’ — Другой при похоронах одного гражданина, обратясь к телу, сказал: ‘объяви Августу, что по завещанию его не все заплачено народу’. Тиберий, услышав об этом, приказал позвать к себе пантомима, выдать ему принадлежащую часть, и в ту ж минуту лишить его жизни, для того чтоб он уведомил Августа о получении своей доли.
Отпущенники умершего, в шапках (pileati), провожали тело. Многие в завещаниях своих давали свободу всем невольникам, с тем условием, чтоб они находились при погребении. Ликторы в черных платьях с обращенными вниз топорами шли в своем месте. Восковые изображения (imagines) предков покойника, стоявшие обыкновенно в чертогах вельмож римских, одетые в нарядные платья, на почетных креслах, были предносимы телу, иногда возили их каждое на особой колеснице, которых число нередко простиралось до нескольких сотен, тут же несли изображения областей и народов, побежденных покойником, городов им покоренных, венцов и почетных знаков, полученных им в награду. Перед телом Марцелла несено было шестьсот подушек с такими изображениями, при погребении Силы — шесть тысяч. Иногда чиновники и воины, с обращенными вниз копьями, или совсем не имея при себе оружия сего, провождали шествие
За телом покойника шли родственники его и друзья в печальной одежде, сыновья с закутанными головами, дочери с открытыми, и растрепав волосы, — те и другие вопреки обыкновенному порядку. За ними следовали правительствующие особы, сенаторы и рыцари без украшений, без почетных знаков. Многочисленный народ заключал шествие.
Все собрание шло через великую площадь (forum). Там останавливались подле ораторского места, покойника полагали на одре, около его ставили восковые изображения почтенных прародителей, пред которыми, как виновниками знаменитых деяний покойника, сын, родственник, или один из сенаторов, произносил похвальное слово умершему. Однако Ливий и Цицерон жалуются, что в подобных случаях выставляли много ложных предков, и что в надгробных словах исчислялись такие подвиги, трофеи и консульства, которых никогда не бывало.
С площади несли тело к приготовленному костру за город. Обыкновенно сооружали костер наподобие четырехугольного жертвенника из елового и соснового дерева и из других веществ, удобно загорающихся. Чтобы прогнать дурной запах, не только ставили вокруг кипарисы, но жгли на костре разные ароматы, как то ладан, шафран, смирну, нард, корицу, анис и другие. Вся Аравия приносила дань для сей роскоши. Плиний уверяет, что Нерон при погребении Поппеи, своей супруги, столько сжег ароматов, сколько в один год родится их в Аравии.
Возлагали тело вместе с одром на костер, один из ближайших родственников, отворотив лицо свое, зажигал пламенником сруб, присутствующие бросали в огонь одежды покойника, украшения, оружие, почетные знаки, полученные им в награду, словом, все, что ни было ему любезно в жизни, — бросали даже собственное свое платье. При погребении Юлия Цезаря музыканты и актеры бросали на сруб одежды свои, которые сделаны были из отнятых у неприятеля корыстей, легионы бросали в огонь свое оружие, даже многие женщины делали то же с уборами своими и детей своих.
По сожжении костра, окропляли золу вином, собирали остатки покойника, и полагали их в мраморной серебряной или золотой урне.
Таким образом оканчивались похороны. Разумеется, что весь обряд продолжался от утра до вечера, то есть часов десять или двенадцать. По свидетельству древних писателей, издержки для одних похорон нередко простирались до 400,000 талеров на наши деньги (около 800,000 рублей), — кроме обрядов, отправляемых сряду несколько дней в память покойника, кроме жертв, приносимых в разных местах тени умершего. По окончании похорон, ближние родственники и друзья учреждали великолепное пиршество, и раздавали народу знатное количество сырого мяса. Сперва гладиаторские игры и другие назначаемы были только в память великих полководцев и других мужей знаменитейших. При похоронах Марка Эмилия Лепидия двадцать две пары бойцов три дня забавляли зрителей своим искусством: но в 580 году после построения Рима в честь Т. Фламиния, уже 37 пар бойцов сражалось, и игры продолжались четыре дня. Право, которое сначала было предоставлено только знаменитейшим чиновникам государственным, в позднейшие времена присвоили себе богатые частные люди, они даже определяли в своих завещаниях число бойцов (иногда до нескольких сотен простиравшееся), которые должны были действовать на играх. Страсть к гладиаторским упражнениям наконец сделалась столь общею, что не только сенаторы и рыцари, но даже особы женского пола являлись на позорищах, и показывали народу свое искусство.
О пышности похорон у древних римлян: (Из немецкаго журнала) // Вестн. Европы. — 1806. — Ч.29, N 20. — С.273-280.