О постановк ‘Анатэмы’
Н. Евреиновъ.
О постановке ‘Анатэмы’, Евреинов Николай Николаевич, Год: 1909
Время на прочтение: 2 минут(ы)
‘Аполлонъ’, No 3, 1909
Когда режиссеръ Санинъ ‘проваливалъ’ — выражаясь театральнымъ жаргономъ — одну за другой постановки — ‘Царя природы’ Е. Чирикова, ‘Врности’ Б. Зайцева и ‘Анфисы’ Л. Андреева, многіе изъ насъ утшались мыслью: ‘Санинъ готовится къ ‘Анатэм’, его творческій духъ витаетъ надъ ‘Анатэмой’, ему некогда заниматься мелочами’.
И мсяцъ жизни на сцен убогой ‘Анфисы’ казался намъ длиннымъ-длиннымъ въ ожиданіи ‘Анатэмы’.
Нянькамъ свойственно разсказывать о ‘своихъ’ дтяхъ небылицы, — и театральная нянька въ лиц Санина не поскупилась на слова въ сенсаціонныхъ интервью, чтобы расхвалить ‘по своему’ Анатэму, a кстати прихвастнуть умлымъ обращеніемъ съ этимъ дтищемъ. Больше полугода провозился Санинъ съ Андреевскимъ твореніемъ… У театральной молодежи лопалось терпнье.— ‘Пока солнце взойдетъ, роса глаза выстъ’ — жаловались иные на потемки Новаго Драматическаго театра. Но вотъ солнце взошло! ‘Анатэма’ поставлена! И хочется задать вопросъ, не лучше ль было бы, чтобъ роса глаза выла, чмъ видъ этого Санинскаго ‘солнца’…
Мн жаль отъ всей души Л. Андреева и жаль мн Н. Калмакова и талантливаго композитора В. Каратыгина.
Декораціи Н. Калмакова вышли скучными, безъ всякой ‘глубины мистической’, порой безсмысленными, какъ, напр., въ пролог и эпилог (гд врата вчности? гд фигура стража?), порой мало оригинальными (залъ въ дом Лейзера напоминалъ по духу ‘Жизнь Человка’ москвичей), отчасти взятыми изъ ‘Черныхъ масокъ’, (какъ, напр., большой каминъ,— на томъ же мст и почти тотъ же), наконецъ, безвкусными (этотъ ужасный задникъ неба Ной картины въ вид грязной тряпки съ подтеками!) и, что самое главное,— безъ соблюденія трагическихъ ремарокъ автора. Задолго до представленія я указывалъ Н. Калмакову, что въ его эскизахъ къ ‘Анатэм’ не оригинально, и мн казалось, что,понявъ меня, онъ вполн со мною согласился. Жестока же ферула Санина, если художникъ не посмлъ измнить то, чмъ онъ самъ, казалось, былъ недоволенъ.
Писать о постановк ‘Анатэмы’ такъ же тяжело, какъ писать о похоронахъ. Поистин въ драм новаго направленія, работа Санина — работа могильщика.
Вся бда въ томъ, по моему, что Санинъ, этотъ заядлый бытовикъ театра Островскаго, не пожелавъ отстать отъ вка стилизаціи, ухватился за эту ‘стилизацію’ безъ всякаго знанія художественныхъ методовъ. Я ясно убдился, что стилизацію онъ понимаетъ не въ смысл выявленія сущности, a въ смысл ея затемннія. Манерностью дурного тона, нескончаемыми паузами, диковинными ‘не людскими’ интонаціями, упрощеніемъ до нелпости того, что сложно, и осложненіемъ того, что просто, Санинъ какъ бы силится въ постановк ‘Анатэмы’ доказать намъ свою современность, модность, свою причастность къ декадентству. Но стилизаторъ-режиссеръ открещивается отъ декадентшины, г-нъ Санинъ! Къ тому же, изъ бытовиковъ не ‘поступаютъ въ стилизаторы’ съ такой же легкостью, какъ изъ Александринскаго театра въ Новый Драматическій. Здсь дло не въ одномъ желаніи, a и въ творческомъ склад души.
Скука — ‘выкрутасъ’, скука — нелпость, скука — смшной шаржъ, — скука, наконецъ, невыносимая!
Что сказать объ исполнителяхъ?— Ихъ трудно винить, поскольку они явились исполнителями воли Л. Андреева, но легко ихъ винить, поскольку они подчинились вол Санина. Однако, разбираться въ этомъ я предоставлю закулиснымъ Шерлокъ Холмсамъ. Скажу лишь, что г-жа Голубева мн понравилась своими скорбными и вдумчивыми интонаціями, Муратовъ былъ донельзя плохъ, прекрасенъ гримъ y Лебединскаго и выразительны глаза y Іолшиной.