В.В. Розанов
В.В. Розанов
О поклонении зерну
О поклонении зерну
О поклонении зерну, Розанов Василий Васильевич, Год: 1899
Время на прочтение: 3 минут(ы)
‘Маленькое письмо’ CCCXLIX А.С. Суворина пробуждает грустные мысли. ‘Дожди… дожди…’ ‘Бог дал урожай, да урожай из рук вывалился’, ‘зерно есть, т.е. было, да сохранить его было невмочь’ — так сетуют крестьяне и помещики, а автор ‘письма’ ставит пометку: ‘Работаем, как при Рюрике’. — ‘На полях пропадает хлеб, проросший, мокрый, с почерневшей, гниющей соломой, пропадают, вероятно, — если сообразить, что дожди обнимают пространство нескольких губерний, — миллионы рублей в этой непогоде. Пропадает и надежда прокормиться’.
Мы умеем молиться о зерне, а нужно выучиться молиться самому зерну. Что это значит, что за мысль? Нужно полюбить и нужно уважать самое зерно не как статью дохода, а как в самом деле центр забот, обширной мысли, да и обширной поэзии. Нужно начать культуру зерна, как мы имеем культуру дорог, войны, промышленности. Разве, в самом деле, не очевидно, что мы имеем культуру промышленности, а культуры зерна и не начинали? ‘Был урожай, да из рук вывалился’: но, Боже, если бы так рассуждали египтяне, они вечно повторяли бы скучную присказку: ‘был урожай, да водой смыло’, ‘ничего не можем поделать’. А ведь это 4000 лет тому было, вот когда уже люди поставили вопрос: ‘Как сохранить урожай?’
‘Хлеб пророс, мокрый, в соломе — загнил и почернел’, ‘дожди: ничего не можем поделать’. В бессилии помещики постукивают барометр. Автор ‘письма’, в общем сторонний полю и хлебу человек, вопит: ‘где интеллигенция’? И горько и смешно: мы изобрели бессмеровскую сталь: кто видел ее кипение, не мог не удивиться гению человеческому. Брошенные в котел обрезки рельс распукаются, как мука в молоке, все готово, свисток дает приказание всем удалиться, системою рычагов громадный котел, на многосаженной высоте висящий, передвигается к глиняной чаше, величиною в этот же котел, и опрокидывается. Медленно течет стальное молоко струею в толстое бревно с огромной высоты в эту подставленную чашу. Секунды и минуты текут, блеск, жар, сияние, а всего больше — удивление, удивление смиренного вашего ума перед умом-гигантом, который это выдумал, который над этим потрудился и здесь успел.
Да тут ум обывателя подавлен. В отношении поля я тот же смиренный и несведущий обыватель, который не только не подавлен зрелищем почерневшей от дождей соломы, но прямо смеюсь этому зрелищу и, наконец, злюсь на людей, ‘постукивающих в отчаянии барометр’. ‘Бессемеровскую сталь изобрели, а вот как высушивать колос — не изобрели’. Просто я не хочу верить, чтобы тема сохранения урожая, при всяком решительно дожде, была неразрешима для средств науки, для изобретательности человека и кооперации сил человеческих. ‘Не помолились зерну’ — и только, т.е. не начали культуры зерна, а все, ‘как при Рюрике’. — Впрочем, против Рюрика есть одна прибавка, коммерческая: страхуем урожай. — ‘Ты что же, человек Божий, сидишь?’ — ‘А я посеял хлебушко, хлебушко застраховал, и вот сижу, мне что таперича’.
Брюссельские кружева плести умеем, а соломы высушить не умеем. — ‘Тут чаво ж один поделаешь, тут надо деревней’. — Ну, черти, так деревней принимайтесь. — ‘Не приобыкши’. — Да к чему же вы тысячу-то лет ‘приобыкали’ или чему вас тысячу-то лет учили? Плести лапти и в церковь ходить? Это за вас бабы и ребятишки сделают, и без всякой науки. Где ваша наука?
В это и упирается вопрос: нет ‘науки’, т.е. нет никаких знаний у человека, кроме самых элементарнейших вещей: питания и грубой работы. В лес сходить и грибов набрать — это так, это по-нашему. Набрал корзиночку и съел сковородочку. Но дальше? Посложнее? Да ломал вас кто-нибудь в жизни, т.е. переламывал вашу мысль, разминал косточки, гладил особенным способом мускулы? — ‘Как же, ломал нас медведь да татарин, то он сломает, то мы сломаем’. Да, но это сила, а вот гибкости ума и мускулов — этого-то и не хватает русскому человеку. Не хватает нашей деревне, не хватает городу. Нет узора, нет сложности — в уме, в труде и, наконец, во всей цивилизации. Там, здесь и всюду — нет одухотворенности и нет изящества. Одни привычки. ‘Мы привыкли молотить на солнце, а тут — дождь, не знаем, что делать, разве постукать барометр’. А нужны знания, работа ума и поменьше нытья.
Вся сложность жизни, и вся одухотворенность, и всякий дух — к нам идут от Запада, где шла эта работа ума. Отсюда и ‘иностранные капиталы’. Мы сами решительно не можем или не хотим усложниться, и нет в нас никакого духа, кроме духа косности. ‘Не приобыкши’. И все еще нас пугает прогресс! ‘уф — как летим, как бы голову не сломать’, ‘держи-ка машину, стой’, ‘растрясло совсем’. Ведь эти крики поминутно мы слышим, и вся-то наша история есть какое-то вековое ‘тпррр’.
— Ну, сиди, матушка, а то и впрямь растрясешься.
Впервые опубликовано: Литературное приложение к ‘Торгово-промышленной газете’. 1899. 26 сентября. No 28.