Аверченко А.Т. Собрание сочинений: В 14 т. Т. 11. Салат из булавок
М.: Изд-во ‘Дмитрий Сечин’, 2015.
О ПОДЛЕЦАХ
Я полагаю, что всякий подлец после дневных трудов, оставшись ночью наедине с самим собой, — начинает мучительно завидовать честным людям:
— Ишь, черти, как хорошо устроились, — бормочет он, стягивая с ноги подлецовский башмак. — Ни врать им не нужно, ни изворачиваться. Что говорил вчера, говорит и сегодня — велика трудность! Правда-то одна, а лжей, может, тыща… <,Фрагмент вычеркнут цензурой. — В.М.>, Ему-то, честному, легко. Идет по улице и знает, что никто шапки кулаком не собьет, никто палкой по спине не отвозит, а попробовал бы побыть в шкуре нашего брата? Встречаешься с человеком, смотришь ему умильно в глаза, а сам думаешь: не этого ли я в прошлом году оболгал? Не этот ли сейчас начнет меня дубасить? И смеешься на всякий случай, загодя, заискивающим, серебристым, как фальшивый двугривенный, голосом…
Ах, трудно живется ихнему брату, подлецу!
* * *
Один приятель, занимающийся экспедиционным делом, вчера предложил мне:
— Не хотите ли познакомиться с одной газеткой? Издается в Финляндии, но русская Ведет ее один бывший руководитель бывшего толстого журнала. Любопытная газетка. А вы, я знаю, человек вдумчивый.
И действительно, пожалуй, я человек вдумчивый… Потому что один только номер этой газеты навел меня на целый ряд посторонних мыслей, изложенных в начале.
Что за охота человеку быть подлецом, когда так легко быть честным человеком?
Правда, у подлеца есть свои преимущества и тихие радости. Честный человек, скажем, выпивает за обедом только кружку пива, а подлец вытягивает бутылку шампанского, которую он честно заработал своей подлецовской работой.
Так мне и кажется, что сидит руководитель гельфсингфоргской газеты за столом, пьет заработанное совдепское шампанское, а сам знай оглядывается: не заедет ли кто?
Для спокойствия под заглавием газеты он напечатал:
— ‘Газета беспартийная’, а внутри развернулся таким пышным, ароматным цветком, что голова кружится от благовонья.
Передовая, например, начинается:
‘Ваша газета, — пишет нам проницательный читатель, — стоит на верной точке зрения… Но она не указывает темных сторон современной русской жизни. Получается впечатление, что в Советской России — рай… Это возбуждает недоверие…’.
Проницательный читатель, как видно из этого письма, остался все тем же, каким он был во времена Чернышевского. И теперь, как встарь, ему необходимо все разжевать и в рот положить.
А разжевание простое.
Россия жива и не только не гибнет, но творит новую государственную, общественную и экономическую жизнь.
А вся-то общественная и экономическая жизнь России сейчас только в том и заключается, что выдаются ассигновки на газетно-подлецовское шампанское.
Сколько нужно, например, наглотаться шипучей влаги, чтобы с таким умилением написать в отделе ‘Библиография’ (?) о журнале ‘Тюрьма’, издающемся в московской Таганской тюрьме, — единственном неофициальном журнале, выходящем во всей необъятной России.
Разобрав и полистав этот журнал с таким спокойствием, будто это не ‘Тюрьма’, а последняя книжка ‘Современного мира’, — газета с кротким сожалением добавляет: ‘В одном отношении первый номер журнала не вполне удовлетворяет, кроме стихов и статьи ‘Тюрьма и семья’ мало еще отражены чисто психологические переживания заключенных’.
Ах, вам, молодой человек, интересны их психологические переживания? Но ведь, живя в Гельсингфорсе, вы, конечно, знаете, что когда рабочие восстали в Москве, — половина заключенных Бутырской тюрьмы была расстреляна, восстали матросы в Кронштадте — еще какая-то порция во имя советской логики была выведена в расход.
Вы же знаете это. Почему же, сидя у себя в безопасном, удобном кабинете и почесывая кончиком пера свое подлецовское ухо, вы сознательно бормочете:
— Как жаль, что в симпатичном журнале ‘Тюрьма’ мало отражены чисто (?) психологические переживания заключенных.
А любопытно было бы почитать, не правда ли? Этак, сидя за бутылкой оплаченного Дзержинским шампанского.
Однако самое классическое из всего номера ‘беспартийной газеты’ я оставил на закуску…
Заглавие — ‘Из петроградских писем’.
Посмотрим же, что нам пишут из деревни.
В русской прессе часто появляются отрывки из петроградских писем, но, подвергаясь черносотенной обработке, эти человеческие документы совершенно теряют свою ценность и вызывают только полное недоумение, как при описываемых условиях люди живут, а не умирают от голода и холода. Редакция намерена иногда знакомить читателя с письмами из России, но в том виде, как эти письма действительно написаны, без всяких тенденциозных сокращений.
Вот отрывки из письма скромной железнодорожной конторщицы, помещенного 10 февраля 1921 г.
‘Цены на продукты с каждым днем повышаются. Хлеба и за деньги трудно достать, а если достанешь, то цена на него 3500 р. за фунт, масло столовое стоит 23000 р., картофель — 1200 р., мясо — 5500 р., крупа — 4300 р., мука ржаная — 4500 р. за фунт. Цены чудовищные. Но я это время не голодаю. Бог посылает X. — хорошо устроился и помогает мне. С места я ушла, так как требовалось дежурство’.
Своего корреспондента редакция называет ‘скромной железнодорожной конторщицей’…
Я согласен, что она конторщица, иду даже на то, что она железнодорожная, но вот слово ‘скромная’… Как это понимать?
Не запутайся тут этот загадочный X., я бы ничего не имел и против скромной барышни и против ее письма.
Но тут все непонятно: с места ушла, фунт хлеба стоит 3000 рублей, но — на все время не голодно. Бог посылает. ‘X. хорошо устроился и помогает мне’.
Еще бы!
Если под литерой X скрывается Луначарский или сам Троцкий, то Бог, действительно, хорошо послал скромной конторщице. Желаю, чтобы Бог послал ей еще и еще — но при чем тут голодающий, умирающий город. Ведь нельзя же, чтобы у каждого голодного или голодной были свой Икс или Икса.
Газете, однако, этого одного письма скромной конторщицы мало. Она приводит другое — столь же убедительное.
Та же конторщица пишет в марте, в разгар продовольственного кризиса.
‘Обо мне не беспокойся. Я это время не голодаю. Сыта и есть дрова, хотя все безумно дорого. Цены кошмарные. Сейчас купила фунт мяса за 23 тысячи р. за фунт. Но хочется жаркого безумно. А в общем, родная, я уже привыкла к голоду и он меня не пугает: есть — хорошо, нет — и не надо. Уже как-то желудок привык ко всему. Да в это время X. хорошо зарабатывает’.
Опять Икс! Невероятно он меня интригует, этот Икс. Что это за персона, которая ‘хорошо зарабатывает’? Кто
сейчас в Питере хорошо зарабатывает? Организатор танцульки или председатель ‘торговой делегации’ или главный палач че-ка?..
Я, впрочем, вполне могу простить ‘скромную конторщицу’: она, очевидно, еще не вышла из того счастливого возраста, который фигурировал в письмах в редакцию ‘Задушевного слова’:
— ‘Милая редакция. Все говорят, что у нас голод, но это неправда. У меня есть X., который хорошо зарабатывает и кормит меня маслом. Милые подруги! Напишите, у кого еще есть Икс и хорошо ли он зарабатывает?
Муся, 20 лет’.
Мусе я прощаю, но редакции гельсингфоргской газеты никак не могу простить, хотя и вполне вхожу в ее подневольное положение.
КОММЕНТАРИИ
Впервые: Presse du soir, 1921, 12 апреля, No 84. Печатается по тексту газеты.
См. комментарии к фельетону ‘О гробах, тараканах и пустых внутри бабах’.