О письме М. В. Ломоносова немецкому аптекарю Д. Михаэлису, Ломоносов Михаил Васильевич, Год: 1980

Время на прочтение: 7 минут(ы)

ИНСТИТУТ ИСТОРИИ ЕСТЕСТВОЗНАНИЯ И ТЕХНИКИ

СОВЕТСКОЕ НАЦИОНАЛЬНОЕ ОБЪЕДИНЕНИЕ ИСТОРИИ И ФИЛОСОФИИ ЕСТЕСТВОЗНАНИЯ И ТЕХНИКИ

ВОПРОСЫ ИСТОРИИ ЕСТЕСТВОЗНАНИЯ И ТЕХНИКИ

Выпуск 3(67)-4(68)

ИЗДАТЕЛЬСТВО ‘НАУКА’
МОСКВА
1980

О ПИСЬМЕ М. В. ЛОМОНОСОВА НЕМЕЦКОМУ АПТЕКАРЮ Д. МИХАЭЛИСУ*

* Текст письма М. В. Ломоносова и комментарий к нему был опубликован в нашем сборнике (вып. 42, с. 43—45) в заметке Н. А. Фигуровского.
В 1740 г. городской врач Марбурга доктор Иоганн Людвиг Конради1 обратился к Фридриху I, ландграфу земли Гессен, королю Швеции, с жалобой на то, что по наущению марбургских аптекарей ему запрещают самому готовить лекарства, угрожая в случае неповиновения штрафом в 20 рейхсталеров2. В обширной переписке, начало которой было положено этой жалобой, было выдвинуто немало взаимных обвинений. Спор велся между Конради и правительством, с одной стороны, и марбургскими аптекарями, с другой. Последних чаще всего представлял университетский аптекарь Детлеф Фридрих Михаэлис (1675—1770)3. Конради, в частности, утверждал, что аптекари, в том числе Михаэлис, не располагают ‘надлежащими высококачественными материалами’ и не умеют готовить лекарства, используя химические способы, поскольку ‘не располагают ни нужными для этого лабораториями, ни инструментами’ 4.
Замечание о лабораториях, очевидно, явилось для Михаэлиса поводом, чтобы приложить к своим документам письменное свидетельство третьего лица, не только подтверждающее, что лаборатории есть, но и то, что они вполне пригодны для серьезной работы. В качестве такого свидетельства было выбрано письмо Михаила Васильевича Ломоносова, молодого стипендиата Петербургской академии наук в университете. г. Марбурга. Это письмо не только подтверждает наличие лаборатории, в нем также содержится уничтожающее суждение о научных способностях Конради. Приведем текст письма в переводе Н. А. Фигуровского:
Ваше высокоблагородие, высокоученый, господин доктор!
Ваше доброе отношение, оказанное мне ранее, дает мне смелость просить, чтобы ваше высокоблагородие позволили мне изучить в вашей лаборатории некоторые (химические) процессы, которые кажутся мне сомнительными. Я более не верю теперь., никаким лаборантам (т. е. лабораторным-работникам.— Н. Ф.), в особенности тем, которые много хвалятся и которых я изучил по собственному горькому опыту. Так, господин доктор Конради однажды, обещал, мне и моим землякам прочитать химию. (коллегиум химикум) по Шталю5. Однако он оказался не в состоянии разъяснить6 ни одного параграфа и совершенно неправильно толковал латинские выражения. Поэтому мы ему и отказали. Горный советник Генкель7, хвастовство и нескромная занос-. чивость которого известны ученому миру, [вел преподавание едва ли многим лучше, и я попусту терял время, слушая его ученую болтовню.
Остаюсь в уверенности, что вы не отвергнете моей покорной просьбы.

Ваш покорный слуга
М. Ломоносов

Марбург, 4 декабря 1740 г.8
Для понимания смысла этого письма необходимо знать ситуацию, в которой Ломоносов находился в декабре 1740 г.
Летом 1736 г. трое молодых русских студентов были посланы в Германию для пополнения знаний. Это были Густав Ульрих Райзер, сын советника Берг-коллегии, 17 лет, родившийся в Москве, Дмитрий Виноградов, сын священника из Суздаля. 16 лет, и Михаил Ломоносов, сын крестьянина из Архангельской губернии, Двинского округа, села Куростров, 25 лет. Им предстояло изучать у Христиана Вольфа не только химические науки и горное дело, но и все естественные науки9. 17 ноября 1736 г. молодые люди из России были внесены в списки студентов университета10. Наряду с занятиями языками, они стали заниматься у тогдашнего городского врача доктора Иоганна Людвига Конради практической и теоретической химией. Спустя три недели они, однако, отказались от этих занятий. Этим и объясняется замечание Ломоносова, что Конради ‘однажды’ пообещал ему и его соотечественникам прочитать лекции о ‘Штале’, а последующее суждение, что Конради не сумел толком изложить ни одного вопроса и плохо говорил по латыни, содержится уже в первом отчете Ломоносова, который он послал в Петербург еще летом. Сформулировано оно почти темми же словами, что и в письме. Мы читали в этом отчете:
‘Сим сообщаем верноподданически, что после прибытия нашего в Марбург 15 ноября нового стиля 1735 года мы тут же приступили к занятиям у здешнего доктора медицины Конради (Conradi), который за 120 талеров должен был прочитать нам на латинском языке лекции об Основах химии Шталя (Stahlii Fundamenta Chymiae) и продемонстрировать упомянутые в этом курсе эксперименты. Но так как Конради не оправдал наших ожиданий и не сумел сделать то, что обещал, мы через три недели отказались от занятий с ним и с позволения господина регирунгсрата Вольфа с января 1737 года стали посещать публичные лекции по химии, которые читает здесь профессор Дуизинг об institutiones chеmia Тейхмейра. О механике регирунгсрат Вольф сам читает в своем курсе математики, а под том будет читать гидравлику и гидростатику’11.
Несомненно, все написанное Ломоносовым в его письме находится в полном соответствии с мнением аптекаря Д. Ф. Михаэлиса о научных знаниях Конради, которые аптекарь хотел бы сделать известным королю. Возможное предположение, что Ломоносов хотел таким образом оказать Михаэлису услугу, лишено достаточных оснований, оно не имеет под собой почвы даже же, если иметь в виду, что в составленной 10 января 1739 г. перечне долгов Ломоносова на третьем месте среди кредиторов назван аптекарь Михаэлис12. Замечания Ломоносова о берграте Генкеле из Фрейберга объясняются следующим образом.
20 июля 1739 г. Ломоносов отправился во Фрейберг, чтобы два года заниматься в Берг-академии в Саксонии. В конце 1739 г. между ним и его тамошним наставником Генкелем разгорелся жаркий спор из-за того, что Ломоносов считал, что его неправильно понимают и несправедливо к нему относятся. В перепалке он позволял себе оскорбительные выпады, за которые просил извинения в письме, написанном между 15 и 31 декабря 1739 г.13 В этом письме он спрашивал, нельзя ли снова во становить прежние доверительные отношения. По всей видимости, Генкель не захотел на это пойти. Натянутые отношения еще больше ухудшились в течение 1740 и разгневанный Ломоносов покинул Фрейберг. Через Лейпциг и Кассель он вернулся в Марбург, где 6 июня 1740 г. женился на Элизабет Христине Цильх, старшей дочери марбургского штадтрата и церковного старосты Генриха Цильха14. После этого он сделал попытку через Голландию уехать в Россию, но даже граф Головкин, русский консул в Гааге, не помог ему, и Ломоносов вернулся в Германию.
Вернувшись в Марбург, Ломоносов написал И. Д. Шумахеру15, начальнику канцелярии Петербургской академии наук. Письмо его датировано 16 ноября 1740 г. Он довольно подробно описывает все свои злоключения и, не скрывая своего волнения, старается объяснить причины своих поступков. Это письмо, как и письмо к Д. Ф. Михаэлису, написано по-немецки. В нем содержатся типичные для Ломоносова обороты речи, да и почерк тот же. Слова о том, что Генкель всем известен своим ‘хвастовством и нескромной заносчивостью’ есть и в этом письме, употреблены они в том же смысле и точно так же орфографически оформлены16. И обращение ‘высокоблагородие’ точно так же стилистически окрашено и написано, как и в письме к Михаэлису, через дефис (Hoch-edelgebohrener). Упрек в том, что Генкель только ‘отнял время своей пустой болтовней’, содержится в письме Шумахеру в том месте, где сообщается, что на doctrina de Salibus ему, Генкелю, понадобились четыре месяца, в то время как обычно этот раздел проходят за один месяц. А неудачные эксперименты Генкельде сопровождал ‘jocis frigidis’ и ‘пустой болтовней’17. Следовательно и здесь мы находим почти буквальное повторение тех же слов.
Наконец, и в просьбе, с которой Ломоносов обращался к Михаэлису, о том, чтобы тот дал ему возможность изучать химические процессы в лаборатории аптеки Марбургского университета, мы находим более позднюю параллель уже в Петербурге. По данным А. А. Морозова, Ломоносов осенью 1742 г.18, после того как его произвели в адъюнкты Академии, в своих письменных ходатайствах неоднократно просил о том, чтоб ему предоставили собственную лабораторию для работ по химии. Его фраза: ‘Если бы у меня была возможность… на собственные средства содержать лабораторию и проводить там химические опыты, я бы не осмелился обращаться с такими просьбами в Академию наук’19, свидетельствует о том, как ему хотелось сломать традиции и одолеть узость мысли своих коллег. Стремление искать свои пути, преодолевать закостенелые формы и институты с достаточной ясностью выражено и в просьбе Ломоносова, обращенной к Михаэлису20.
Россия чтит Ломоносова как крупнейшего ученого XVIII века. Мы должны помнить, что этот человек, именем которого назван Московский университет21, почерпнул немало знаний и плодотворных идей в годы, проведенные в Марбурге. В письме аптекарю Марбургского университета Д. Ф. Михаэлису отражается, разумеется, лишь небольшой эпизод из его жизни. Однако это письмо, являясь скромным вкладом в биографические сведения о Ломоносове, говорит и об обстоятельствах того времени, и о том, какую роль играли лаборатории аптекарей в ту пору. В споре между Конради и марбургскими аптекарями письмо, однако, не привело к желаемым результатам. Специальным рескриптом от 3 мая 1741 г. Конради было разрешено самому производить лекарства22.

Р. Шмитц (ФРГ)

1 Johann Ludwig Conradi (1702—1773), сведения о нем имеются в неопубликованной рукописи: Stahr К. Marburger Sippenbuch, 1500—1850 (Городской архив Марбурга).
2 Городской архив Марбурга, 305 а А IV За, 8.
3 Сведения о нем см.: Stahr К. Op. cit.
4 Конради обвиняет аптекарей в спекуляции, в использовании ‘негодных, лежалых и источенных червями материалов’ и в других поступках такого же рода. См. прим. 2.
5 Ломоносов имеет в виду Feopra Эрнста Шталя (1660—1734). Он ссылается на него и в некоторых своих работах, например в заметках к теории света и электричества. В перечне приобретенных книг, законченном 15 октября 1738 г., он, упоминает книги: ‘Stahlii Chymia: (Fundamenta chymiae dogmaticae et rationalis)’ в нюренбергском издании ‘Quartausgabe’ 1723 г. и ‘300 ExpИrimental observationes (ExpИrimenta, Observationes, Animadversiones 300 Numero chymicae et physicae etc.)’ в берлинском издании 1731 г. В своем отчете в Петербургскую, академию наук Ломоносов подчеркивает, что изучает ‘химию по трудам Бургава, Шталя и Штабеля’.
6 Здесь еще раз написано ‘auszulegen’ (изложить, разъяснить), по-видимому, по ошибке ‘zu legen’ зачеркнуто.
7 Иоганн Фридрих Генкель (1679—1744), медик, химик, металлург. Учитель Ломоносова во время его занятий горным делом во Фрейберге (1739 г.). Генкель был другом Андреаса Сигизмунда Марграфа.
8 Городской архив Марбурга, 305 а А IV 3 а, No 8. Печать сломана, восстановить ее невозможно. Ломоносов на сохранившемся конверте пишет: ‘А Monsieur Michaelis Docteur de Medicine’, Однако приложение к этим бумагам может служить доказательством, что письмо было направлено аптекарю Михаэлису. Доказательств, что он является доктором медицины, не найдено. На всех документах, скрепленных его подписью, стоит просто: Д. Ф. Михаэлис.
8 Морозов А. А. М. В. Ломоносов. 1711—1765. Л., 1952. (Пер. с нем. Хёппа. Berlin, 1954, S. 118, 133). 10 См.: Birth T. Catalogue studiosorum scholae Marpurgensis, Bd. II (1903), S. 271, fol. 215.
11 Ломоносов М. В. Полн. собр. соч., т. 1 с. 361—62.
12 Stahr К. Op. cit., S. 325.
13 См.: Морозов A. A., Op. cit., S. 163-1 Письмо написано на латинском языке Ломоносов ссылается в нем на его хорошие отношения со знаменитым Вольфом, который возвышается над всеми смертными (‘…vir illustris supra mortalium tem positus’), Ломоносов не теряет надежды, что Генкель ‘предпочтет видеть в своих учениках… скорее друзей, чем… врагов’.
14 Перевод записи в 3-м томе церковной книги общины евангелистов-реформистов Марбурга (1724—1757) гласит: ‘1740 года, 6 июня, Михаил Ломоносов, кандидат-медик, сын Василия Ломоносова, торговца из Архангельска в России, и Элизабет Христина Цильхин, дочь Генриха Цильха, члена здешнего штадтрата и церковного старосты’.
15 Шумахер Иоганн Даниэль — уроженец Эльзаса, магистр философии, начальник канцелярии Академии.
16 Там же, с. 163 (‘С обычным своим самомнением с издевками и насмешками’, и ‘пока Генкель, наконец, не выпроводил его за дверь, провожая насмешливыми и презрительными словами’).
17 Там же.
18 Там же указывается, что к рассматриваемому времени Ломоносов объявил в своем намерении читать лекции по физической географии. ‘В частном порядке он намеревался преподавать желающим химию и естественную историю рудных ископаемых’ (S. 177).
19 Морозов А. А. Op. cit., S. 178.
20 Об истории ‘Laboratorium chymicum’ p Марбургском университете, которая была открыта 15 декабря 1685 г. см.: Schmitz R. Naturwissenschaft an der UniversitДt Marburg.In: Sitzungsberichte Ges. z. BefЖrderung Ges. Naturw., 1963, S. 16—18, 22. Лаборатория находилась в ризнице бывшей церкви Барфюсеркирхе. В своем докладе от 6 февраля 1748 г. профессор Дуйзинг писал правительству земли Гессен, что химическая лаборатория имелась и здесь, но была снесена так же, как анатомический театр, и освободившаяся площадь была использована для школы верховой езды. См.: Городской Архив Марбурга, А IV 3, А No 1. Лаборатории аптекарей, из-за которых в связи с основанием университетской лаборатории даже в 1687 г. происходили конфликты, разумеется, играли немалую роль во времена Ломоносова. О Дуй-зинге см. приведенный выше отчет Ломоносова, посланный в Петербургскую академию наук в 1737 г.
21 Пушкин о Ломоносове: ‘Он создал первый университет. Он, лучше сказать, сам был первым нашим университетом’ (Пушкин А. С. Поли. собр. соч.: В 10-ти т. М., 1968, т. 7, с. 277).
22 Документ, согласно которому Конради получил право ‘продавать по сходной цене свои лекарства на благо подданным’. См.: Городской архив Марбурга, 305 а А IV За No 8.
Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека