Вяземскій П. А. Полное собраніе сочиненій. Изданіе графа С. Д. Шереметева. T. 1.
Спб., 1878.
Издатель одного изъ Европейскихъ журналовъ, или правильне изъ журналовъ, издаваемыхъ въ Европ (потому что иная книга, не смотря на свое Европейское заглавіе, настоящій выходецъ, или встникъ Азіи), извщая о появленіи двухъ-сотъ пятидесяти неизвстныхъ писемъ Вольтера и понятной радости Французской Минервы, при неожиданномъ подарк такого рода, сжалъ свое мнніе и негодованіе въ краткомъ, но выразительномъ вопросительномъ знак, на который по настоящему отвчать нечего. И если издатель довольствовался бы симъ утонченнымъ усиліемъ генія, то каждому просвщенному читателю пришлось бы при семъ вопросительномъ знак поставить отъ себя невольный знакъ удивленія и закрыть книгу, но издатель разными орудіями хотлъ напасть на Вольтера и прибавилъ еще нсколько замчаній, кой дополняютъ смыслъ глубокомысленнаго знака и вмст съ нимъ составляютъ цлое, совершенно въ частяхъ согласное. Напримръ, говоря о письм, которое по словамъ его напечатано для пробы во Французской Минерв (какъ будто письма пробуютъ?), замчаетъ: Фернейскій мудрецъ балагуритъ по своему обычаю о терпимости. Не знаю, чему боле здсь удивляться: непристойности-ли выраженія, или мысли, я готовъ сказать, чувства! Краснорчивый защитникъ Калласовъ балагуритъ о терцпмости! Если Вольтеръ въ иномъ отношеніи и подлежитъ укоризнамъ, то безъ сомннія правила терпимости, проповданныя имъ словомъ и дломъ, должны передъ строгимъ зерцаломъ справедливости искупить многія его заблужденія. Было время, что мы Русскіе хвалились терпимостію и справедливо: младшіе братья Европейскимъ народамъ, мы по многимъ отраслямъ гражданской образованности должны еще у нихъ учиться, но въ семъ отношеніи смло можемъ сказать, что Европейскія правительства должны терпимости учиться у нашего. Остроумный племянникъ Мецената и друга Ломоносова, въ извстномъ своемъ посланіи къ Нинон Ленкло говоритъ съ справедливою гордостью:
Un Calas, un Labarre eut vcu parmi nous.
Правъ ли я, или нтъ, не знаю, но мн кажется, что Русскіе, исповдающіе такой образъ мыслей, приносятъ отечеству своему боле чести, чмъ эти запоздалые, ополчающіеся противъ успховъ человческаго разума, эти отступники духа времени, который шагаетъ черезъ нихъ въ неодолимомъ своемъ стремленіи. Дале, приводя похвалы, высказанныя Dольтеру писателями Минервы,издатель помянутаго журнала, безъ сомннія на этотъ разъ не Минервою вдохновенный, отъ себя прибавляетъ: ничто не можетъ бытъ глупе похвалъ, подлымъ пристрастіемъ провозглашаемыхъ. Трудно тому врить, что нашелся человкъ, который видитъ глупость въ похвалахъ, приписываемыхъ Вольтеру, и подлость въ пристрастіи согражданъ его къ нему. Впрочемъ, всякой видитъ по своему: можетъ быть, и у насъ отыщется проницательный дальновидцъ, который откроетъ пристрастіе въ приверженности просвщенныхъ нашихъ согражданъ къ Карамзину, свидтельствующему передъ Европою объ успхахъ ума въ Россіи, Нелпыя ругательства Дефонтеновъ, Фрероновъ, Лабомелевъ, Нонотовъ и другихъ могутъ по крайней мр оправданы быть обиженнымъ самолюбіемъ, разсчетами корысти, или ослпленіемъ зависти, но гд найти оправданіе для нашего современника, который охотою идетъ оспаривать у Вольтера славу, уже на незыблемомъ основаніи утвержденную судомъ народовъ и потомства. Тамъ на невжеств отражался по крайней мр пламень личной ненависти: здсь оно сіяетъ во всемъ своемъ мрак. Тамъ гршила совсть: а здсь гршитъ разсудокъ, и въ этомъ случа едва ли не скоре можно отпустить грхи совсти! Но, впрочемъ, вс эти сообщники обширнаго и существующаго искони заговора посредственности противъ превосходства держатся крпко за руки, минуя пространство вковъ и отдаленія. Въ каждомъ изъ нихъ, кром полнаго запаса всхъ наличныхъ предразсудковъ настоящаго, хранится неистлвшій пепелъ всхъ предразсудковъ прошедшаго и дремлетъ въ ожиданіи смя всхъ предразсудковъ и предубжденій будущаго. Въ политик, наукахъ, искусствахъ, словесности вы всегда найдете ихъ поперегъ дороги истины: они въ безумной отваг силились заслонить небеса отъ Коперника и Невтона, повренныхъ небесныхъ тайнъ, на встрчу къ Расину, грядущему въ храмъ безсмертія съ Федрою, они подвигли Прадона, они т недоброжелатели, отъ коихъ Ломоносовъ, какъ видно изъ письма къ Шувалову, не имлъ покоя, образъ представительнаго правительства и способы взаимнаго ученія въ нихъ имютъ нын ревностнйшихъ поносителей. Троньте одного изъ нихъ, и они вс отзовутся въ обширномъ и неразрывномъ круг своемъ. Переставьте одного въ другое столтіе, въ другой край земли: языкъ его, оружіе, образъ нападенія измнится, но онъ не измнитъ никогда клятв древней вражды своей и послдствія будутъ одинаковы. На лиц инаго, и не проницая въ таинства ученія Лафаттера, можно уврительно прочесть, что смотря по времени и мсту былъ бы онъ Зоиломъ Гомера, Дефонтеномъ Вольтера, щепетильнымъ придирщикомъ Карамзнна.
Конечно, иные люди пользуются правомъ все говорить безъ возраженія. Рчь инаго входитъ въ одно ухо и выходитъ въ другое. Писанное инымъ, или вовсе не читается, или тутъ же при чтеніи стирается въ памяти мягкою губкою забвенія. Сколько витійства раздалось и утихло въ пустын. Не кстати-ли будетъ и искать здсь причины тому, что росказни Лужницкаго старца остаются безъ отвта. Онъ, можетъ быть, почитаетъ молчаніе слушателей своихъ уваженіемъ къ нему и легко, быть можетъ, ошибается въ томъ. Не молчатъ ли они скоре изъ уваженія къ себ и писателю, коего честь не требуетъ защитниковъ, а благородное хладнокровіе оковываетъ молчаніемъ презрнія уста того, который, въ справедливомъ, но необдуманномъ негодованіи, порывался бы отвчать на вызовы темныхъ противниковъ. Подставьте непроницаемыя латы ударамъ безумца: вы ласкаете его безуміе, онъ не заботится о польз ихъ, но веселится и гордится ихъ шумомъ. Отойдите, и удары его, теряющіеся тихомолкомъ въ воздух, на минуту позабавятъ зрителей и скоро утомятъ его безплодную ярость. Но если сіи правила пристойности и благоразумія запрещаютъ входить съ иными противниками въ борьбу за личность современника, то тамъ, гд идетъ дло не столько о человк, какъ о мнніи, долгъ каждаго ревнителя просвщенія есть отмстить за истину, оскорбленную проповдниками ложныхъ понятій, говорящими съ пыльныхъ каедръ языкомъ умолкнувшихъ столтій. Сіе побужденіе вложило мн перо и водило моею рукою при начертаніи сихъ строкъ.
Первыя 83 изъ сихъ нын изданныхъ писемъ Вольтера писаны къ Бертрану, бывшему въ 1744 году проповдникомъ въ Берн и совтинкомъ при корол Станислав. Бертранъ многими сочиненіями по части естественной исторіи и физики заслужилъ отличное уваженіе отъ современниковъ своихъ и былъ членомъ разныхъ академій, въ то время, по словамъ издателей писемъ, когда почесть сія не была наградою незначущаго достоинства, какъ нын, и академіи заимствовали свой блескъ отъ достоинства писателей, въ нихъ засдающихъ. Другія письма писаны къ Даржансону, Дарженталю, Шувалову, Лану, Монкрифу, Неккеру и другимъ. Вс боле, или мене носятъ отпечатокъ Вольтера: лучше ихъ похвалить не возможно: въ сей похвал содержится и увреніе, что чтеніе ихъ равно занимательно быть можетъ для всякихъ читателей. Умъ Вольтера не принадлежитъ, какъ умъ иныхъ писателей, исключительно своему отечеству: онъ и всемірный, и единственный. И самые противники его во многихъ мнніяхъ должны, если они безпристрастны, гордиться имъ по человчеству. Дятельность Вольтера, разнообразность его занятій, превосходство въ многихъ изъ нихъ и живость во всхъ, за кои онъ принимался, были и вроятно будутъ безпримрнымъ явленіемъ въ лтописяхъ ума человческаго. Полководцы Александра раздлили между собою по немъ его наслдство, Вольтеръ, который смлою рукою завоевываетъ владнія своихъ предшественниковъ, не могъ однакоже оставить по себ достойнаго наслдника власти своей, и скиптръ его по смерти распался на части и нын отдльно, и то съ помраченнымъ сіяніемъ, сверкаетъ во многихъ рукахъ. Труды, оставленные имъ, мудрено измрить частною человческою жизнью, иной академіи на сложномъ своемъ вку не придется оставить по себ и четвертой доли его памятниковъ. Письма къ Шувалову писаны были въ то время, какъ Вольтеръ занимался сочиненіемъ исторіи Петра Великаго. Вмст съ тмъ готовилъ онъ также изданіе Театра Корнеля, и потому въ одномъ письм говоритъ ему: и даль величайшему изъ Петросъ преимущество надъ нашимъ великимъ Петромъ Корнелемъ, какъ и вамъ въ сердц моемъ надъ всми меценатами въ Европ. Прусской король недоволенъ былъ тмъ, что Вольтеръ взялся описывать дянія Петра Великаго и смялся надъ нимъ, что онъ занимается исторіею медвдей и волковъ. Вольтеръ объ этомъ пишетъ въ Шувалову: я знаю хорошо, кто эти волки, и если могъ бы надяться, что августйшая пастушка, которая съ кротостію пасетъ прекрасныя стада, будетъ довольна тмъ, что я длаю для ея родителя, то легко утшился бы въ утрат покровительства одного изъ самыхъ большихъ волковъ нашего свта.
Часто ошибочное правописаніе, сходно съ подлинниками сохраненное въ печатаніи первыхъ пятидесяти изъ сихъ писемъ, свидтельствуетъ, съ какою бглостью и небрежностью писывалъ Вольтеръ. Любопытно еще видть въ нихъ означенныя мста, кои, при изданіи нкоторыхъ изъ сихъ писемъ въ 1812 году, были выкинуты пужливою и нелпою цензурою тогдашняго деспотическаго правленія. Выпишемъ нсколько изъ нихъ:
Мы начинаемъ держаться системъ Англичанъ, (‘но надобно выучиться бы и бить ихъ на мор’).
Мн кажется, что Саломонъ (‘Мандринъ’) господствуетъ въ Саксоніи, какъ и въ Берлин.
(‘Безумцы служатъ царямъ, а мудрецы наслаждаются драгоцннымъ спокойствіемъ’).
(‘Германія будетъ верхъ дномъ поставлена, Парижъ очень мраченъ’).
(‘Называютъ ршительными побдами дла, кои ничто иное, какъ посредственныя удачи. Поютъ Тебе Бога хвалимъ, когда едва запть можно {Сіе техническое выраженіе но части Библейскаго Общества, прошу покорнйше секретаря онаго ссудить меня имъ: боюсь неудачи, всякое дло мастера боится.} De profundis. Увеличиваютъ намъ маленькіе успхи и обременяютъ насъ большими налогами’).