О новом королевстве Баварском, в отношении к политическому равновесию Европы
О новом королевстве Баварском, в отношении к политическому равновесию Европы
(Из нем. журн.)
——
О новом королевстве Баварском, в отношении к политическому равновесию Европы, Немецкая_литература, Год: 1806
Время на прочтение: 5 минут(ы)
Равновесие Европы было любимою темой многих писателей, несмотря на то, из новейшей истории видно, что кабинеты не приняли мнений сих политиков. Здесь речь идет не о разделе Польши, которого политические невыгоды, может быть, равны выгодам, — но о следствиях Люневильского мира. Сей трактат, столь много выхваляемый с одной стороны, поколебал основание равновесия, ибо где есть перевес, там не может быть равновеcиe. С тех пор, как Рейн к стыду Германии назначен границею, повелитель Франции, когда захочет, может напасть на любое государство немецкое, и занять его своим войском. — Ни воображаемая сила, ни величие какого-нибудь государства немецкого не защитят его от несчастья. Ясным тому доказательством служит пример Австрии, которая совсем не хотела начинать войны, оконченной столь плачевным образом, и которой следствия не должно приписывать несомнительной храбрости австрийского войска. Но — что было, то прошло. Между тем частному человеку простительно думать, что окончание последовало бы совсем другое, если б нейтралитет франконских княжеств не был нарушен столь странным образом, нейтралитет, впрочем не так важный, как некоторые полагают, ибо высокий учредитель оного не почел нужным послать для защиты его ни 25,000 человек войска.
Статьи Пресбургского мирного трактата нам еще не столько известны {Это писано в половине января месяца, когда статьи Пресбургского трактата еще были не обнародованы.}, чтобы можно было входить в подробное оных исследование. Но мы уже видим возникающие два или три королевства — явление печальное для человечества. Никакая порфира не закроет полей, опустошенных войною в Швабии и Баварии. Горе бедным, разоренным подданным, которые за возвышение своего государя должны платить двойные налоги!
Из числа новых королевств, Виртембергское и Баденское (предположив, что сие курфюршество также получит высшую степень) на политический вес Европы столь же малое влияние иметь будут, как и недавно сотворенное королевство Этрурское. Одна Бавария новыми своими пределами приобретает в политической системе важность, достойную, того, чтобы кабинеты обратили на нее внимательное око. Хотя Бавария сама по себе есть третьего класса держава, и едва ли может быть опасною для соседей — однако она представится совсем в другом виде, если рассмотрим ее как союзницу Пруссии, Австрии и Франции — держав, от которых зависит судьба Германии.
Бавария, соединясь с Пруссией, не может ничем помочь ей в случае войны с Россией, — равно как Саксония, Ганновер и Гессен. Но в войне против Австрии она будет весьма полезной для Пруссии, потому что откроет вход во внутренность Австрии, и обнажит самые слабые места сей монархии. Война Пруссии с Австрией, слава Богу, кажется совсем теперь невероятной, каждый немец должен почитать невозможной войну между братьями. Притом же нет сомнения, что изнемогшая Австрия ныне более нежели когда-нибудь склонна к миролюбию, и что Пруссия постарается умерить прежнюю свою завистливость, видя, что ей самой грозят опасности. — Напротив того Пруссия, воюя с Францией, не может ожидать деятельной помощи от Баварии. Мы покажем причины нашего мнения.
Бавария для Австрии, в войне против Франции и Пруссии, может быть весьма выгодной союзницей, закрывая слабейшую сторону ее. Но в войне против России Австрия не должна ожидать для себя никакой помощи от Баварии.
Прежде нежели пойдем далее надлежит решить вопрос: Может ли Бавария, как независимое государство, по своему произволу вступать в союзы с державами? Мы с прискорбием находим себя принужденными отвечать отрицательно, хотя и желали бы сказать: может! Взглянем на карту и рассудим, что Бавария приобретением немецкого Тироля ныне сделалась соседственной державой час от часу усиливающемуся королевству Италии, так точно как прежде она была смежной с Австрией и Пруссией. Положим, что, поссорясь с Пруссией, она может надеяться на союз Австрии, также против Австрии защитить себя союзом с Пруссией, ибо и Австрия и Пруссия, будучи каждая почти равно сильной державой, получат перевес, соединясь с Баварией. Но против Италии, а особливо если она — в чем нет никакого сомнения — останется в связи с могущественной Францией, Бавария не может обеспечить себя союзом ни с Пруссией, ни с Австрией. Когда Тироль и передняя Австрия находились во власти римского императора, тогда Бавария имела в нем сильного защитника, равно как северные княжества Баварские ничего не боялись под покровом короля прусского. Но теперь если Франция отправит 40,000 человек войска из Страсбурга прямо к Ульму, и 25,000 пошлет через Ровередо, Боцен и Бриксен: тогда новосотворенное королевство неминуемо сделается добычей неприятеля. В сем случае не помог бы Баварии союз с Австрией, и послужил бы только к тому, что французско-итальянские войска вторглись бы в большем количестве в ее пределы. — Если к сим рассуждениям прибавить еще, что бракосочетание Евгения Богарне с баварской принцессой удобно подаст повод к соединению корон баварской и итальянской на одной главе, то вопрос: ‘Может ли Бавария, хотя бы и хотела, иметь выгоды, противные выгодам Франции и Италии?’ — решен.
Сильное Французско-итальянское государство не имеет нужды в союзе с Баварией для собственной безопасности, которую сохранить может без помощи посторонней. Однако Бавария важна для него на случай войны наступательной против Австрии и Пруссии. Главная военная дорога через Браунау и Линц в Вену защищена весьма слабо, другие дороги, ведущие к сердцу Австрии через Понтебу, Филлах и Клагенфурт, также сделались открытыми уступкой Тироля и Венеции. Поспешное заключение мира доказывает, сколь охотно Австрия отрекается даже от надежды когда-либо обратно получить потерянные области, отрекается для того, чтобы скорее возвратить себе истощенную столицу.
Итак союз Баварии с Францией опасен для Австрии, но для Пруссии — еще опаснее. Мы не принадлежим к числу тех, которые не хотят верить возможности войны между Францией и Пруссией, когда французы были в северной Германии, нашем отечестве, мы имели случай заметить, что дружба между обеими державами со стороны Франции была следствием своекорыстия. Будучи несведущи в дипломатике, не можем решить, благороднейшие ли причины управляли поведением Пруссии. Почему знать, не захочет ли Наполеон Бонапарт, побуждаемый алчбой славы и корысти, которую показывает при всяком случае, не захочет ли повелеть непобедимым воинам своим подраться с пруссаками? В таком — впрочем весьма возможном — случае итальянская армия из 150,000 человек состоящая, пойдет через Тироль, Баварию, Регенсбург, Нюрнберг, Байрейт и Гоф в Саксонию, другая столь же многочисленная французская армия отправится из Нимвегена, Кельна и Майнца через Вестфалию и Гессен к Магдебургу, — и обе с разных сторон потянутся к Берлину. Одно или два выигранные главные сражения не спасут Пруссии: ибо французско-итальянское войско потеряет только солдат, получив подкрепление, оно пойдет далее: напротив того Пруссия, кроме потери в людях, принуждена еще будет разорять своих подданных и союзников, чтобы достать денег на военные издержки. Весьма неосновательно правило мнимых филантропов, которые утверждают, что до тех пор не надобно начинать войны, пока отечество не будет в опасности. Конечно, только за отечество должно вести войну, однако не надлежит дожидаться опасности, не надлежит воевать на земле отечественной: новое военное искусство учит, что та держава непременно потерпит ущерб, на чьей земле война продолжается. Несчастный Ганновер может служить примером, что при наступившей опасности уже поздно спасать отечество. — Положим, что Пруссии удастся защитить Берлин от неприятельского нашествия, но никак нельзя надеяться, чтобы земли, лежащие на западной стороне Эльбы, не достались французам.
В чем Пруссия найдет себе защиту против нападения, которое, по расчетам здравой политики, всегда должно почитать возможным?
В чем ином, как не в союзе соединенных против Франции государей, великодушного императора всероссийского, несчастного римского императора и короля шведского. Что соединенными силами трудно произвести в действо, того — и может быть очень скоро, может быть через полгода — одной Пруссии будет сделать никак невозможно, сколь ни превозносят прусские патриоты силу своего отечества.
Гений Фридриха Великого без сомнения нашел бы нить, ведущую во внутренности лабиринта, и мы думаем, что Фридрих II, если б он за три месяца перед сим сидел на прусском престоле — не пропустил бы удобного случая занять оба экс-епископства франконские. Тогда успешнее пошли бы переговоры о заключении столь вожделенного всеобщего мира, Франция не могла бы иметь права на то жаловаться, зная за собою примеры незаконного присвоения.
Следующие слова стоят того, чтобы в Берлине и Вене прилежно о них рассудили:
‘При нынешнем нарушении равновесия в Европе судьба Пруссии, судьба Австрии сопряжены неразлучно между собою. Одна держава в падении своем непременно повлечет за собою другую. Горе той, которая обрушится прежде, но еще несчастнее та, которую после всех других постигнет судьба, грозящая немецким государствам!’
О новом королевстве Баварском, в отношении к политическому ровновесию Европы: (Из нем. журн.) // Вестн. Европы. — 1806. — Ч.26, N 6. — С.135-144.