П. А. Вяземскій
О новомъ французскомъ поэт.
О новомъ французскомъ поэт.
1842.
О новом французском поэте, Вяземский Петр Андреевич, Год: 1842
Время на прочтение: 4 минут(ы)
Вяземскій П. А. Полное собраніе сочиненій. Изданіе графа С. Д. Шереметева. T. 2.
Спб., 1879.
Въ Париж напечатаны на-дняхъ стихотворенія Ахилла дю-Клезьё (Achille du Clsieux) съ замчательнымъ предисловіемъ знаменитаго Балланша. Предлагаемъ читателямъ Современника нсколько выписокъ изъ него.
‘Г. дю-Клезьё одинъ изъ современныхъ поэтовъ, на котораго глаза мои обращены съ нкоторымъ особеннымъ вниманіемъ и участіемъ. Легко объяснить причины тому. Голосъ его сливается съ пніемъ, которое исходитъ изъ ивавды, совершенно чуждой слуху и голосамъ свта нашего. Въ виду сего общества, столь всемогущаго надъ вещественностію, надъ временемъ феноменальнымъ, которое оно сокращаетъ, надъ пространствомъ, которое уничтожается предъ его властію, въ виду сего общества, столь страстнаго, когда дло идетъ о земныхъ выгодахъ фортуны, уютности и довольств общежитія, о личномъ уваженіи, возникаетъ другое общество, мыслящее и умозрительное: оно требуетъ выгодъ, боле возвышенныхъ, власти, боле самобытной надъ своими склонностями и направленіями, сберегаетъ часы досуга своего на созерцаніе судебъ человческихъ, на тайныя и душевныя соотношенія съ Создателемъ. Сіе общество вритъ, что наше пребывавіе на земл не что иное, какъ подобіе весьма несовершенное пребыванія, ожидаемаго наии и намъ обтованнаго въ другомъ отечеств, которое есть настоящая наша родина, сему обществу, наконецъ, и самыя возвышенныя и законныя чувства любви его и самыя благороднйшія стремленія его казались бы весьма недостаточными и скоротечными безъ проявленія въ нихъ понятія и чувства о Бог.
‘Сіе общество, гонимое во времена первобытной Церкви и во времена унынія и утомленія доблести (de la dfaillance de la vertu), господствующее надъ всми понятіями среднихъ вковъ, торжествующее и побдоносное въ великія эпохи исторіи религіозной, сіе общество, по видимому, малолюдное, но всегда сильное по самому свойству своихъ желаній, своихъ упованій и убжденій, сіе общество, которое уметъ проявлять неотвергаемыя назиданія для направленія и самыхъ человческихъ дйствій и событій, и свтозарные лучи для освщенія глубокихъ тайниковъ вры, нын, общество сіе только въ изліяніяхъ поэзіи одинокой можетъ выражать тоску и стованія изгнанія.
‘И сія поэзія, которая отъ времени до времени вполн отдается въ избранныхъ душахъ, забрасываетъ и въ другія души нсколько звуковъ, которые ихъ поражаютъ изумленіемъ.
‘Между-тмъ она дйствуетъ невдомо отъ нихъ самихъ на умы гордые и упоенные, дабы ихъ нсколько покорить: они упорствуютъ, но они поколеблены.
‘Безпрестанно нсколько человкъ пробуждаются отъ своихъ ежедневныхъ и житейскихъ попеченій и говорятъ другъ-другу евангельскія слова: ‘не о единомъ хлб живъ человкъ’. Они говорятъ еще: И такъ, въ ндрахъ человческихъ таятся страданія, которыя не принадлежатъ ни тлу, ни страстямъ раздражительнымъ или пресыщеннымъ.
‘И сія одинокая поэзія иваидъ, невдомыхъ міромъ, боле и боле исходитъ изъ своей пустыни. Она также любитъ и воспваетъ природу, но любвтъ и воспваетъ ее какъ выраженіе благости безконечной. Скорби изгнанія и радости небесной отчизны безпрерывно повторяются въ псняхъ г. дю-Клезьё, какъ смняющіеся припвы.
‘Другое свойство поэзіи его знаменуется тмъ, что она прямо обращается къ душ, почти вовсе минуя воображеніе: она отличается тмъ отъ музыки, хотя, впрочемъ, облечена ея сладкозвучіемъ мечтательнымъ и идеальнымъ. Сверхъ того, она сострадательна и милостива какъ любовь.
‘Я имлъ намреніе истолковать смыслъ трехъ частей, изъ коихъ составлена сія книга, но он совершенно выражены особымъ заглавіемъ, приданныхъ каждой части, и эпиграфомъ, выставлевнымъ передъ каждою частью, эпиграфы въ нкоторомъ отношеніи печать, которая наложена на самую книгу, и самая книга, такъ сказать, сжатое и нераздльное выраженіе сихъ эпиграфовъ. Они извлечены изъ книги: О подражаніи Іисусу Христу, которая объемлетъ всю христіанскую жизнь въ высшемъ ея значеніи.
‘Считаю однако же необходимымъ предостеречь, что не должно строго взыскивать за изліяніе нкоторыхъ звуковъ, подобныхъ тмъ, которые вырвались изъ груди Іова. Скорбь не можетъ совершенно подавить голосъ свой посреди ликованій упованія, посреди убжденій, посланныхъ и при жизни сей малому числу душъ, предызбранныхъ и одаренныхъ особою благодатью. Не должно также строго взыскивать за изляшнее изобиліе и плодовитость нкоторыхъ стихотвореній. Тутъ является родъ борьбы Іакова съ Ангеломъ, но Ангелъ былъ слишкомъ опасный и грозный боецъ — и Іаковъ остался уязвленнымъ’.
Чтобы познакомить нашихъ читателей съ самымъ талантомъ поэта, который нашелъ въ Балланш столь краснорчиваго и убдительнаго ходатая, сообщаемъ имъ выписки изъ одного его стихотворенія, надписаннаго къ В. Гюго, въ отвтъ или въ опроверженія на нкоторыя нерелигіозныя выраженія, вкравшіяся въ поэму его на перенесеніе смертныхъ остатковъ Наполеона. Читатели, хотя нсколько знакомые съ новйшею школою Французской литтературы, не разъ замчали безъ сомннія, съ какимъ нерриличнымъ и святотатственнымъ легкомысліемъ она, кстати и не кстати, къ-рчи и нтъ, заимствуетъ часто уподобленія свои изъ предметовъ и понятій, доступныхъ одному нмому благоговнію и молитвамъ, и огражденнныхъ святынею отъ общаго и житейскаго употребленія. Приводимое здсь стихотвореніе одушевлено негодованіемъ противъ сего своеволія мысли и поэзіи.
Le Christ dracin tremble sur le Calvaire’.
Cette parole impie a besoin d’un pardon,
Non, ce mot n’ira pas, furtif et funraire,
Dans ta tombe, o Napolon!
Peut-tre, en ddaignant ce deuil qui t’environne,
O grande ombre blouie bien d’autres splendeurs!
Tu n’as bien retenu, de ces chants qu’on te donne.
Que ces seuls mots profanateurs?
Peut-tre quand l’orgueil voque tant de gloire,
Tandis qu’avec le Christ tu comptes seul seul —
Les voyant oublier ta plus belle victoire,
Tu tressailles dans ton linceul?
Il ne se souvient pas, le barde du gnie,
Des dernires lueurs qui dorrent ton front,
De ta main qui pressait la croix dans l’agonie —
Il n’eut pas vomi cet affront.
Oh! pourquoi, tout coup, par la vertu divine.
Ne te dresses tu pas debout dans ton cercueil,
Les bras croise encore sur ta vaste poitrine
Et dardant l’clair de ton oeil?
Silence! Il se ferait un effrayant silence…
Les innombrables voix se glaceraient soudain…
Mais Dieu n’a pas voulu de cette scue immense,
Il t’a couch froid sous sa main.
Cadavre aussi nant que la poussire immonde
Mais qu’il doit rveiller au jour de ses dcrets,
Soleil teint dj par del notre monde,
Qui projette encore des reflets.
Et l’Ocan nous rend la tombe impriale…
Le sicle la reoit pour prier et bnir…
Et c’est alors, pote la lyre fatale,
Que tu doutes de l’avenir!
C’est alors qu’ tes yeux la croix divine tremble,
Mais lve donc le front… Regarde, que vois tu?
Un temple tincelant o Napolon semble
Etre attach comme un vaincu.
Un pontife l’autel, de l’encens qui s’allume,
Des hymnes perdus, de joie et de douleur,
Un peuple haletant comme un coursier qui fume
Et s’abat au char du vainqueur.
Le vainqueur!… Ce n’est pas l’illustre capitaine:
Tu nous montres le ver prt le dvorer,
L’ternit l’treint de sa main souveraine,
C’est pour lui qu’il faut implorer.
C’est pour lui que la gloire incline avec la France
Ces armes, ces drapeaux tachs de tant de sang,
C’est pour lui que les coeurs, inonds d’esprance,
Disent au Christ: ‘Toi seul es grandi’