О нигилизме и мерах, против него необходимых, Кавелин Константин Дмитриевич, Год: 1866

Время на прочтение: 23 минут(ы)
Русская социально-политическая мысль. 1850-1860-е годы: Хрестоматия
М.: Издательство Московского университета, 2012. — (Библиотека факультета политологии МГУ).

Кавелин Константин Дмитриевич

О НИГИЛИЗМЕ И МЕРАХ, ПРОТИВ НЕГО НЕОБХОДИМЫХ68

Десятилетие царствования Вашего императорского величества составляет бесспорно самую счастливую и благодетельную эпоху в истории России XIX века. По громадности совершенных или предпринятых Вашим величеством преобразований и значению их для будущего развития нашего отечества, царствование государя освободителя не имеет себе подобного со времени Петра и, становясь наряду с эпохою великого обновителя России, отличается от нее лишь тем духом Христианской любви и уважения к достоинству человека и к потребностям народа, которым проникнуты настоящие реформы.
Сопровождающий благодеяния внутренних преобразований успех в делах внешних, бескровное торжество над европейскою коалицией по польскому вопросу, покорение Кавказа, приобретение обширных и столь важных в будущем областей на востоке, все это показывает, что над Россиею, со вступлением на престол вашего императорского величества, взошла счастливая звезда.
Темную сторону настоящей эпохи, имеющей столь много светлых сторон, составляет тот дух материализма и отрицания, который сделался известен под именем ‘нигилизма’69 и недавно проявился, во всем ужасе своем, потрясающим событием70.
Необходимо ближе изучить корень этого зла и определить, в каких оно находится отношениях к другим общественным явлениям нашего времени, дабы судить о мерах, коими следует бороться с этою умственною заразою.
Прежде всего очевидно, что нигилизм не имеет ничего общего с простым народом русским и с элементами его общественной жизни. Все, даже самые крайние уклонения и заблуждения в среде русского крестьянства проявлялись в форме верования религиозного (раскольничьи секты) или превратно понятого чувства преданности к царской власти. Атеизм и отрицание монархической власти, лежащие в основе современного нигилизма, не имеют ничего общего с русским народом и диаметрально противоположны всем его стремлениям, оттого-то и все попытки герценовской партии войти в связь с раскольниками имели такую полную неудачу.
Нигилизм пришел к нам с запада и потому принадлежит исключительно той среде, которая находится в отчуждении от народа и принимает в себя все отражения западных идей, те, лицам высших сословий и частью разночинцам. Родоначальником своим нигилисты признают главу так называемого западного направления в литературе нашей, Белинского71. Как учение теоретическое, нигилизм перешел в Россию, в сороковых годах, из Германии и был лишь подражанием атеистическим и материалистическим теориям Фейербаха72, Макса Штирнера73 и др., развивавшимся в немецкой литературе преимущественно до 1848 года. Если эти теории, которые до сих пор питаются у нас сочинениями своих немецких родоначальников и не произвели в России ни одного самостоятельного мыслителя, — если эти теории не исчезли здесь перед здравым смыслом и строгою наукой, как они исчезают в Германии, то следует приписать это явление преимущественно тем самым мерам, которыми в 1849 году правительство полагало противодействовать означенным вредным стремлениям: ограничение приема в университеты, кроме раздражения в массе молодежи, жаждавшей образования и которую правительство лишало к тому средств, произвело то, что множество молодых людей устремилось в единственный доступный факультет медицинский, и здесь они, не имея никакого призвания к медицинской специальности, приобретали только односторонний материалистический взгляд. Вместе с тем излишняя строгость полицейских мер имела последствием образование русской эмиграции, которая естественно сделалась руководительницею молодого поколения, выносившего из тогдашних учебных заведений семена материализма и вражды к правительству. Тогдашняя цензура, не допускавшая никакого суждения о вопросах религии, философии и государственного устройства, лишала людей мыслящих возможности опровергать ложные идеи, овладевавшие молодежью, вызывала к жизни целую рукописную литературу, ускользавшую и от закона и от критики, и таким образом содействовала только пагубному влиянию, которое имели в то время на умы молодого поколения все появлявшиеся в заграничной печати самые посредственные и нелепые статьи.
Заимствованный в начале сороковых годов из Германии, взрощенный ложно-консервативными мерами 1849 года, нигилизм есть произведение прошлой эпохи. В последнее время эта язва только выказалась явственнее в обществе и литературе, также как и все, что до того таилось в русской жизни. Что прежде оставалось в рукописях, жадно читаемых и переписываемых, то теперь выступило печатно, что жило прежде только в идеях молодежи, то стало теперь испытываться на деле, посредством устройства разных так называемых коммун. Но было бы совершенно ошибочно думать, что эта свобода, которую нынешнее царствование даровало всем общественным силам России и которою нигилизм воспользовался наравне со всеми прочими явлениями общественной жизни нашей, — что эта свобода содействовала развитию и усилению нигилистической заразы. Напротив, факты доказывают, что нигилизм внедрился в России и заразил молодое поколение в эпоху самого тяжелого надзора и гнета между 1849 и 1855 годами. Сравним громадность общественного влияния на всю Россию, какое имел Герцен и его ‘Колокол’74 в первые годы настоящего царствования, с нынешним их ничтожеством, вспомним обаяние, какое окружало, еще так недавно, в обществе нашем и даже между людьми умеренными и вполне преданными правительству представителей нигилистического учения, вспомним время, когда (все тобольское общество, и во главе его председатель губернского правления, начальник жандармов и директор училищ делали овации Михайлову75, когда ни полицейское начальство, ни цензура III отделения, ни цензура гражданская не отважились воспрепятствовать изданию писанного Чернышевским в крепости романа ‘Что делать?’76, ставшего заветною книгою нигилистов, и когда все читавшее в России с жадностью поглощало это бездарное и пошлое сочинение, сравним тогдашнее время с нынешним, и мы убедимся, что расширение свободы в России не только не вело к развитию нигилизма, а напротив, все более и более подрывало его значение и силу.
Первым, решительным ударом влиянию Герцена и нигилистических теорий на большинство публики была крестьянская реформа 1861 года, противупоставив туманным фразам и бредням о правах народа на землю и о мнимом коммунистическом направлении русских крестьян, серьезное, практическое, для всех сторон безобидное разрешение вопроса о поземельных правах земледельческого класса и его общественном самоуправлении. Вторым ударом нигилизму было восстановление прав русской народности в Западном крае и обязательный там выкуп77, ибо это заставляло нигилистическую партию, которую предания лондонской эмиграции и дух оппозиции к правительству неразрывно связывали с интересами польского шляхетства, высказываться в польском деле прямо против прав народа: оттого-то замечают, что отправившись на службу в Польшу или Западный край, молодые люди, имевшие дома оттенок нигилистических теорий, немедленно освобождались от своих заблуждений. Открытие земских учреждений, доставляя русскому обществу серьезное практическое дело, вело также к упадку нигилизма, наконец последним и самым решительным для него ударом было уничтожение предварительной цензуры78, отнявшее у нигилизма предлог скрывать пустоту и безобразие своих теорий под разными недомолвками и намеками и давшее благоразумным органам печати возможность вести с ним открытую полемику. Таким образом, каждая из этих благодетельных мер была шагом к поражению нигилизма, и лучшим тому доказательством может служить сравнение того шаткого состояния, в каком находилось русское общество в 1861 и 1862 годах, во время прокламаций и студенческих манифестаций, с настроением, какое обнаружило оно при известии о событии 4 апреля 1866 г.79
Страшное это событие обратило всеобщее внимание на таившееся в русском обществе зло нигилизма, и само общество вызывает правительство к искоренению недуга. Какие же меры могут вести к этой цели?
Меры полицейские совершенно необходимы, но очевидно, что правительство не может ими ограничиться, ни даже поставить их на первый план в борьбе с нигилизмом, потому что полицейскими мерами удалось бы разве только предупредить или пресечь внешние, так сказать, проявления нигилистических теорий, как, напр., устройство каких-нибудь коммунистических общежитий, издание прокламаций, распространение печатаемых заграницею изданий и наконец политические заговоры. Но все это оставило бы самый источник зла нетронутым, а если бы правительство, не ограничивая полицейских мер преследованием внешних, осязательных, подлежащих действию законов, проявлений нигилизма, захотело вести против самой идеи его борьбу полицейскими средствами, стеснением свободы в жизни общественной и в печати, то подобная реакция, как и в 1849 году, повела бы только к усилению нигилизма и всех вообще враждебных правительству элементов.
Нигилизм есть идея, есть учение философское, переходящее в своего рода религию (вера в отсутствие бога, души и нравственного закона), это есть учение, имеющее уже своих пророков и жаждущее иметь своих мучеников. Потому, предоставляя полиции преграждать путь к наружному оказательству и публичной пропаганде нигилизма, также как и к преступным замыслам фанатиков этого учения, нельзя однако терять из виду, что нигилизм лишь в весьма редких, исключительных случаях обнаруживается непосредственно такого рода явлениями, в большинстве же случаев учение это остается в области теории, отражающейся в убеждениях и нравственных понятиях, но неуловимой внешними средствами, следовательно, против него могут быть направлены с успехом только такие меры, которые были бы способны воздействовать на самую умственную среду, где нигилистическое учение находит себе пищу.
Среда эта — с одной стороны, духовное сословие и преимущественно семинарии, с другой стороны, дворянство и светские учебные заведения. Что касается до простого народа, то он, благодарение богу, совершенно чужд этой заразы, и потому нет никакой надобности изменять нынешних, столь счастливых, исполненных взаимного доверия, отношений между правительством и крестьянским сословием. Единственная здравая политика в этом отношении состояла бы в поддержании этих отношений, стяжавших Вашему императорскому величеству, с бессмертною славою освободителя, беспредельную преданность русского народа. Следуя неуклонно в крестьянском деле благодетельному пути, с которого не могли удалить правительство ни козни аристократической партии, ни затеи псевдо-либеральной дворянской оппозиции, ни революционные движения 1862 и 1863 годов, надлежало бы только обратить более внимания на улучшение крестьянских школ, дабы нигилистическая пропаганда не могла проникнуть туда посредством недоучившихся семинаристов и злонамеренных учебников.
Духовное сословие имеет в отношении к нигилизму двоякое значение: значение положительное тем, что семинарии служат едва ли не главными рассадниками нигилистов, отрицательное тем, что духовенство наше не в силах умственным и нравственным своим влиянием противудействовать распространению атеистических и материалистических понятий в молодом поколении.
Известно, что из семинарий вышли корифеи, учители нашего нигилизма, Чернышевский, Добролюбов80 и важнейшие из второстепенных его проповедников, что семинарии составляют главные его исходные точки. Чем другим объяснить это, как не печальным состоянием семинарий наших? Господствующая в них схоластика, ведущая свое начало от малороссийских школ XVII века, устроенных по образцу иезуитских коллегий81, безжалостный гнет монашеской дисциплины над воспитанниками, вот главные источники зла в семинариях, вот причины, почему почти лишь одни посредственные дарования и робкие характеры подчиняются семинарской науке и идут в духовное звание, в натурах же более способных и энергических зарождаются чувства негодования и протеста, которые и приводят семинариста к прямому отрицанию всего, чему его учат, т.е. к нигилизму. История внутреннего развития Чернышевского и других, ими самими засвидетельствованная, положительно доказывает это. Могут возразить, что и в прежнее время семинарии были не лучше нынешних, и что они однако не порождали нигилистов, но не следует забывать, что тогда и потребности общества были ниже, что не ощущался повсеместно тот запрос умственной самостоятельности и уважения к личности, отрицание коих в направлении семинарского образования и в личном обращении многих из монашествующих лиц, начальников семинарий, ведут даровитейших из их воспитанников к протесту. Поэтому немедленное и коренное улучшение семинарий, с устройством преподавания в них на началах истинного православного просвещения, чуждого схоластики, и с устранением из управления ими монашеского деспотизма, было бы самым действительным и радикальным средством для поражения нигилизма в самом его источнике.
В духовное звание, как замечено выше, выходят в настоящее время почти только личности бездарные или посредственные из семинаристов. Улучшение семинарий поведет неминуемо к устранению этого страшного вреда для церкви и общества. Но кроме того, необходимо, чтобы приняты были другие решительные меры, которые возвратили бы духовенству влияние на умы молодого поколения. Само собою разумеется, этого нельзя достигнуть никакими внешними, насильственными так сказать, распоряжениями, в роде требования аккуратного посещения уроков закона божия, предъявления свидетельств о бытности у исповеди и причастия82 и другими подобными средствами, несостоятельность которых слишком ясно обнаружена опытом. Нужно, чтобы священник вышел из того уничиженного положения, в которое он теперь поставлен в русском обществе, нужно чтобы его стали уважать и доверять ему. Это может наступить лишь тогда, когда будет устранена кастическая замкнутость духовенства, когда обеспечено будет его материальное существование и когда приходское духовенство получит самоуправление, гарантирующее его от произвола архиерейской власти. Подробности всех этих мер потребовали бы особого рассуждения, и потому здесь невозможно входить в них, но нет никакого сомнения, что только при этих условиях слово христианской проповеди приобретет у нас возможность с успехом противодействовать растлевающим учениям безбожия и материализма.
Переходя к дворянскому сословию, нельзя прежде всего не заметить, что большинство нигилистов принадлежит само к дворянству в его молодом поколении. Этой крайней социалистической партии обыкновенно противополагают партию аристократическую, ультраконсервативную, бывших защитников крепостного права, или безземельного освобождения крестьян, которые в настоящее время всех громче кричат против нигилизма, обвиняя правительство в том, что оно будто своими либеральными, так называемыми демократическими реформами, произвело это зло. Несмотря на то, именно между этими двумя, на вид крайне противоположными сторонами в дворянстве нашем существует внутренняя связь. Здесь, как везде в истории и в жизни, les extrmes se touchent83. Общею почвою, на которой сходятся эти крайности, служит оппозиция против правительства, неудовольствие совершенными и совершаемыми реформами, и наконец, сочувствие полякам и их стремлениям (хотя впрочем в последнее время замечается в аристократической партии желание загладить невыгодное впечатление, произведенное прежним слишком резким заступничеством за поляков). Сколько мы знаем таких семейств в дворянстве нашем, где отец, ярый консерватор, вопиет против правительства за то, что оно дало крестьянам часть земли и умерило их повинность, а сын негодует на то же правительство, зачем оно не отдало крестьянам всей земли, зачем оставило на них часть повинностей! Очевидно, что крепостническая оппозиция в одной части дворянства должна была порождать нигилизм в другой, ибо оппозиция эта готовила умы молодого поколения к неуважению правительства, она учила их не доверять его действиям, извращать его намерения. Вступая с такою закваскою в училище, молодой человек, естественно, становится легкою добычею для нигилистической пропаганды: стоит только уму, пропитанному толками дворянской оппозиции, воспринять столь заманчивые для юношей фразы либерализма, отрицания авторитетов и т.д., и первый шаг к обращению в нигилизм уже сделан.
Итак, правительство имеет перед собою в дворянском классе две разнородные, хотя тесно связанные между собою, оппозиционные партии: оппозицию, преимущественно принадлежащую молодому поколению, с нигилистическим характером, и оппозицию старческую (хотя и в ее рядах попадаются некоторые молодые люди), ультраконсервативную, аристократическую.
Первой из них главною опорою, главным центром пропаганды служат казенные учебные заведения. Потому только улучшением училищ можно положить преграду этой пропаганде. В настоящее время слышны голоса, утверждающие, что надобно не развивать и улучшать средние и высшие учебные заведения, а напротив, ограничивать их и затруднять к ним доступ, раздаются фразы о вреде так называемого умственного пролетариата. Ничего не может быть опаснее и превратнее подобного взгляда. Невозможно приискать такую комбинацию, при которой в университеты и академии попадали бы только люди зажиточные, а бедные были бы из них исключены. Напротив, между бедняками дворянского и чиновнического происхождения естественно должно проявляться большее стремление учиться, нежели между богатыми молодыми людьми, ибо для первых образование есть единственное средство обеспечить свою будущность. Закрыв или затруднив бедному юношеству доступ в университеты и другие высшие учебные заведения, правительство возбудило бы вновь, как в 1849—1855 годах, во всей этой массе молодых людей и в их семействах величайшее неудовольствие и заставило бы тысячи юношей оставаться при поверхностном полуобразовании, составляющем самую удобную почву для материализма и революционных страстей.
Напротив, необходимо по возможности возвышать уровень образования и распространять серьезное знание. Между нашими нигилистами не было до сих пор ни одного человека с серьезным научным образованием. В пример достаточно привести Чернышевского, который считается корифеем учености между нигилистами, и который печатно утверждал, что сталь происходит от окисления железа. Наши учебные заведения страждут вообще излишеством преподаваемых предметов, невольно порождающим поверхностность знания, поощрением фразерства в преподавании словесности и недостатком серьезных занятий теми основными предметами, на которых зиждется наша образованность. Исправить в смысле серьезного классического образования курсы наших гимназий, сосредоточить, в университетах, занятия студентов на меньшем числе избираемых каждым наук, устранить учебники, составленные в духе материализма, наконец, очистить, постепенно и повсеместно, личный состав преподавателей: вот в чем заключалось бы надежнейшее средство против нигилистической пропаганды.
Что касается до другой стороны дела, т.е. до оппозиции в смысле дворянского консерватизма, столь вредно отражающейся в умах молодого поколения, то с нею правительство может бороться только пассивным сопротивлением. Лучшая политика в этом отношении заключалась бы в том, чтобы выказывать доверие к дворянству, не придавая серьезного значения его оппозиционным выходкам, не имеющим никакого отголоска в народе и потому безопасным для правительства, но вместе с тем не делать никаких уступок своекорыстным дворянским домогательствам, под какою бы личиною, аристократическою и консервативною, или либеральною и конституционною, они ни скрывались.
В настоящую минуту эти домогательства, пользуясь впечатлением события 4-го апреля, вновь усиливаются и метят, кажется, прямо на то, чтобы остановить правительство на пути реформ и разделать, насколько возможно, то, что сделано с 19 февраля 1861 года. Это все та же старческая интрига, которая с 1857 года употребляла всевозможные козни, всевозможные способы устрашения для того, чтобы сохранить крепостное право, систему откупов и т.д. В настоящее время способом устрашения принят тот mot d’ordre84, раздающийся одинаково и в аристократических салонах Петербурга и в органах польской революционной печати, будто нигилизм есть произведение либеральных реформ самого правительства и будто правительство, для своего спасения, должно остановиться на пути реформ и поворотить назад. Это значит то же самое, как если бы современники Петра Великого стали утверждать, что анархические страсти стрельцов, проявлявшиеся в покушениях на жизнь государя85, были последствием предпринятых им преобразований. Нет! Стрельцы буйствовали уже прежде, нежели Петр Великий выступил на поприще реформ, и если что-нибудь вызывало, воспламеняло их анархические страсти, то это был постоянный ропот и оппозиция тогдашней консервативной, боярской партии, противившейся преобразованиям великого монарха. Относительно нигилизма уже было замечено, что он укоренился и развился в сороковых годах, т.е. гораздо прежде начала современных реформ, в эпоху самой сильной реакции, и что он в значительной степени обязан своим распространением в молодом поколении дворянскому ропоту и крикам оппозиции против правительства за крестьянскую реформу.
В настоящее время было бы опаснее, чем когда-либо, поддаться этому ропоту, сделать уступку аристократической оппозиции. Когда весь народ русский, от мала до велика, поражен известием, что на царя преступную руку поднимал переодетый дворянин, а крестьянин, тут стоявший, спас жизнь своему и всенародному освободителю, когда всеми этими миллионами умов такое событие не могло быть понято иначе, как в смысле прямого знамения, проявленного божиим промыслом: в такое время даже незначительное наклонение весов правительства в пользу исключительных интересов дворянства и в ущерб крестьян могло бы вызвать взрыв народных страстей, удерживаемых ныне лишь доверием к царю и его правительству.
При этом нельзя упускать из виду, что крестьянская реформа далеко еще не приведена к окончанию. Не только половина крестьянского населения России, крестьяне государственные, ждут еще исполнения указа 5 марта 1861 года, обещающего им улучшение их быта86, но и в отношении к бывшим крепостным осталось еще 4 года до истечения определенного Положением девятилетнего периода обязательного пользования наделом за установленные повинности. До этого срока невозможно считать взаимные отношения между помещиками и крестьянами окончательно развязанными, и было бы не только противно основной мысли закона 19 февраля, но и крайне неосторожно приступать ранее сего срока к упразднению особых по крестьянским делам учреждений и к передаче крестьянских дел в общие судебные и административные места. В этих местах возникающие из срочно-обязательных отношений крестьян к помещикам споры и недоразумения не могли бы уже решаться в том примирительном, основанном на нравственной справедливости, духе, которым обязаны руководствоваться учреждения, созданные законом 19 февраля, общие судебные и административные инстанции дали бы делам этим формально-юридическое и канцелярское направление, причем сторона крестьян оказывалась бы, разумеется, всегда неправою, и такой поворот, который крестьяне стали бы объяснять себе не иначе, как кознями помещиков мог бы сделаться причиною самых гибельных потрясений в государстве.
Очевидно, что по крестьянскому делу невозможна никакая уступка домогательствам дворянской партии. Остается другая сторона ее домогательств: вопрос о правах политических. Но в этом отношении следует прежде всего уяснить: для кого требуются дворянскою партией политические права?
Дворянство наше есть сословие многочисленное, обнимающее около миллиона душ, дворянские права одинаковы и для богача-аристократа, и для массы голодной молодежи, ищущей мест в канцеляриях или пробавляющейся писанием журнальных статей с обличительным оттенком. Неужели помышляют о том, чтобы наделить этот миллион душ какими-нибудь особыми политическими правами, которых не имело бы земство? Но это значило бы переделать Россию в шляхетскую республику какою была старая Польша87, где дворянство, столь же многочисленное, как в России, добыв себе от королей исключительные политические права и присвоив себе таким образом часть верховной власти, прежде принадлежавшей исключительно королям, вскоре довело правительство до совершенного бессилия, лишило простой народ всех гарантий закона и внутреннею своей неурядицей повлекло государство к падению.
Конечно, никто даже из самых рьяных поборников дворянской грамоты нашей88 не пожелает для России повторения истории старой Польши, этого дворянского рая, как ее в то время называли. Поэтому люди, мечтающие о возможности исключительных политических прав для дворянства, придают своим притязаниям вид заботливости в пользу крупного землевладельца. Земские учреждения наши с полным беспристрастием уравновесили представительство трех родов поземельной собственности в России: собственности общинной или крестьянской, личной мелкой собственности и наконец собственности более крупной, превышающей норму от 200 до 800 десятин, смотря по губерниям. В применении своем на практике Положение 1-го января 1864 года89 дало в большей части губерний и уездов перевес, часто весьма значительный, поместному дворянству над прочими сословиями. Но поборники дворянских интересов не довольствуются этим и требуют в пользу этих интересов коренного отступления от выборного начала, на котором основано все положение о земских учреждениях, они требуют допущения крупных землевладельцев, по праву, а не по избранию, в земские собрания и управы. Эта мера, кажущаяся на вид весьма незначительною и невинною, имела бы однако самую существенную важность, ибо она заключала бы в себе признание нового политического начала в России, именно принципа политической власти, принадлежащей лицу не по службе его, коронной или общественной, а по праву частной собственности, другими словами, это была бы уступка доли самодержавной власти в пользу некоторых привилегированных лиц, введение в России принципа западной аристократии. Само собою разумеется, что за первою уступкою в этом направлении должны бы были последовать и другие, потому что крупные землевладельцы, получив столь важное в принципе своем политическое право, очевидно, не долго могли бы довольствоваться применением его в одной только ограниченной сфере хозяйственных дел, предоставленных земским собраниям и управам, и стали бы домогаться приложения того же начала и к другим, более важным отраслям управления. Правительство было бы принуждено или вступить с ними в борьбу и для пресечения зла уничтожить только что дарованную привилегию, что было бы конечно сопряжено с большими неудобствами, или же, если бы оно согласилось идти далее по новому пути, то вскоре Россия получила бы правление аристократическое или олигархическое. Излишним было бы доказывать историческими фактами, что аристократия не имеет никаких основ в России, что все те фамилии, из которых думают образовать в настоящее время политически-самостоятельную аристократию, обязаны своим значением или родству с венценосцами (как Рюриковичи, Гедиминовичи90 и т.д.), или государственной службе, и что эта мнимая аристократия никогда не имела и тени политической самостоятельности в отношении к правительству, как аристократия на Западе. Известно при том, до какой степени западный аристократический элемент был всегда разрушителен для славянских государств, так что не только в Польше, но и в Сербии и Чехии возвышение аристократии на счет верховной власти повлекло за собою вскоре и самое падение этих государств. Подобно тому и история России показывает, что всякий раз, когда усиливалось боярство и захватывало в свои руки власть, как-то в малолетство Иоанна IV, в эпоху самозванцев и при первых преемниках Петра Великого91, государство повергалось в смуту и приходило в глубокое расстройство. Еще гибельнее были бы последствия подобного политического возвышения у нас аристократии в настоящее время, когда даже знатнейшие дворянские фамилии потеряли всякое действительное влияние на народ. При том и в самом дворянстве уже сильна либеральная партия, не только питающая отвращение к олигархическим стремлениям прежних крепостников, но желающая совершенного упразднения исключительных привилегий. Партия эта, доселе поддерживавшая правительство в его начинаниях и преимущественно содействовавшая успешному исполнению великой крестьянской реформы, обратилась бы неминуемо в оппозицию, если бы правительство, перешло на сторону олигархических стремлений. При воцарении императрицы Анны Иоанновны само дворянство восстало против олигархии, пытавшейся ограничить в свою пользу самодержавную власть, и низвергнуло эту крамольную партию92. С того времени прошло более ста лет, и в эти сто лет не только усилились либеральные стремления в среде дворянства, но вырос и народ русский, ныне свободный и уже призванный к участию в общественных делах. Кто знает, если бы в наше время могла вновь проявиться какая-нибудь олигархическая попытка, ограничилось ли бы дело одним сопротивлением большинства дворян, как это случилось при Анне Иоанновне, и не подняла ли бы такая попытка народную массу?

——

В сжатых словах выводы наши заключались бы в следующем:
Нигилизм обязан своим укоренением и развитием преимущественно репрессивным мерам, действовавшим в 1849—1855 гг.
Дух оппозиции и порицания правительства, проявляемый ультра-консерваторами по поводу освобождения крестьян и других реформ, обращается также в пользу нигилизма, ибо он приготовляет умы молодежи к воспринятию всякой враждебной правительству и существующему порядку пропаганды.
Полицейские меры могут остановить или пресечь только внешние проявления нигилизма, но недостаточны для существенного противодействия его влиянию и распространению. Для такого противодействия необходимы главным образом следующие средства: 1) коренное преобразование семинарий, с устранением из них схоластики в преподавании и монашеского деспотизма в управлении, 2) улучшение положения духовенства и, главное, приходского, т.е. как материальное его обеспечение, так в особенности, дарование ему большей самостоятельности и устранение его кастического характера, 3) улучшение светских казенных учебных заведений, посредством устранения многопредметности и усиления классического образования в гимназиях и сосредоточения в высших училищах молодых людей на серьезном изучении меньшего числа наук.
В отношении дворянской оппозиции действовать в смысле долготерпения, выказывая дворянству доверие и не придавая особенного значения его оппозиционным выходкам, но необходимо избегать всякой действительной уступки этой оппозиции, следуя неуклонно избранному Вашим императорским величеством пути благодетельных преобразований и одинакового беспристрастия ко всем сословиям русского народа.

Комментарии

68 О НИГИЛИЗМЕ И МЕРАХ, ПРОТИВ НЕГО НЕОБХОДИМЫХ

Записка была написана К.Д. Кавелиным в первой половине мая 1866 г. и 20 мая 1866 г. передана императору Александру II.
Опубликована впервые П.А. Зайончковским в 1950 г. в журнале ‘Исторический архив’ (Т. V. М., Л.: Изд-во Академии наук СССР, 1950. С. 326-341). Печатается по данному изданию.
69 Нигилизм (от лат. ‘nihil’ — ничто, ничего) — негативное умонастроение, выражающее полное отрицание всего общепризнанного, исходящее из уверенности в абсолютной ложности отрицаемого.
70 Речь идет о первом покушении на жизнь императора Александра И. Происходивший из мелкопоместных дворян Саратовской губернии бывший студент, выгнанный из Казанского и Московского университетов, и участник революционных кружков — Каракозов Дмитрий Владимирович (1840—1866) 4 апреля 1866 г. у ворот Летнего сада стрелял в Александра II, но промахнулся. По официальной версии в последний момент его ударил по руке костромской крестьянин Осип Иванович Комиссаров (1838—1892). Впоследствии крестьянин Комиссаров был удостоен потомственного дворянства, а дворянин Каракозов — повешен.
71 Белинский Виссарион Григорьевич (1811—1848) — литературный критик, публицист, один из представителей социально-политического течения западничества. Начав с ‘абстрактного героизма’ и апологии монархии, через увлечение гегельянством и ‘примирение с действительностью’, в 1840-е гг. он обратился к немецкому и французскому радикализму, став материалистом, атеистом, социалистом.
72 Фейербах (Feuerbach) Людвиг Андреас (1804—1872) — немецкий философ, материалист и атеист. Фейербахианство проникло в Россию в конце 1830 — начале 1840-х гг. Особое впечатление на мыслящих людей ‘сороковых годов’ произвела его книга ‘Сущность христианства’ (1841). Запрещенные к изданию в России сочинения Фейербаха были известны по немецким оригиналам и изложениям русских авторов и к 1850-м гг. стали теоретической модой.
73 Штирнер (Stimer) Макс (псевд., настоящее имя и фамилия — Каспар Шмидт, Schmidt) (1806-1856) — немецкий философ-младогегельянец, идеолог индивидуалистического анархизма, автор книги ‘Единственный и его собственность’ (1845), в которой обосновал эгоистическую форму индивидуалистического анархизма, поддерживающую право индивида делать именно то, что ему нравится, — не обращая внимания на бога, государственные законы или моральные нормы.
74 Речь идет о русской бесцензурной газете ‘Колокол’, которую в 1857-1867 гг. издавали в эмиграции Александр Иванович Герцен и Николай Платонович Огарев. За десять лет существования газеты было выпущено около полумиллиона экземпляров, во времена наибольшей популярности издания тираж номера доходил до 2500—3000 экз., а с повторными тиражами до 4500—5000, что сделалось соизмеримым с тиражами наиболее крупных легальных российских газет (10-12 тыс. экземпляров) того времени. Как известно, ‘Колокол’ регулярно читал даже император Александр И. Однако после начала реформ в России и особенно ввиду поддержки издателями польского восстания 1862—1863 гг. газета стала терять читателей, а после покушения на императора в 1866 г., когда практически перестала поступать корреспонденция из России, влияние ‘Колокола’ свелось к нулю, и в 1867 г. он прекратил существование.
75 В конце 1861 г. за революционную деятельность в Восточную Сибирь был выслан поэт-революционер, публицист и переводчик Михаил Илларионович Михайлов (1826—1865). Путь его, как и многих других, традиционно пролегал через Тобольск, где в то время находился приказ ‘О ссыльных’ (единственное учреждение такого типа), занимавшийся распределением ссыльных по региону. Встречен Михайлов был в Тобольске как герой. В тюремном замке ‘новичка’ навещали местные чиновники высокого ранга: вице-губернатор М.Г. Соколов, прокурор Н.А. Жемчужников, полицмейстер К.Д. Кувичинский, военный врач Е.Н. Анучин. Сам Михайлов не только принимал гостей, но и делал визиты в городе (более десяти раз). В его честь давались обеды. Женщины приносили ему цветы в камеру. После 28 дней пребывания в Тобольске Михайлова отправили дальше в Иркутск. Спустя некоторое время по доносу адъютанта жандармского штаб-офицера поручика А.В. Ланского началось дело о ‘сочувствии и послаблениях’ государственному преступнику М.И. Михайлову. Расследование, к которому было привлечено 17 человек, проводилось комиссией из столицы под руководством генерала-майора И.Г. Сколкова. В результате проверки были сняты со своих должностей губернатор А.В. Виноградский, М.Г. Соколов, В.А. Масалов, К.Л. фон Колен, Н.А. Жемчужников, К.Д. Кувичинский. Наказание в той или иной форме понесли и другие ‘за превышение и бездеятельность власти’ (см.: Филатов Сергей. В Сибирь в оковах // Тобольская правда. 17.11.2011. URL:http://tyumedia.ru/68717.html).
76 Роман Н.Г. Чернышевского ‘Что делать?’ был написан им в одиночной камере Алексеевскою равелина Петропавловской крепости в период с 4 декабря 1862 г. по 14 апреля 1863 г. С января 1863 г. рукопись частями передавалась в следственную комиссию по делу Чернышевского (последняя часть была передана 6 апреля). Комиссия, а вслед за ней и цензоры увидели в романе лишь любовную линию и дали разрешение к печати. Оплошность цензуры вскоре была замечена, ответственного цензора В.Н. Бекетова отстранили от должности. Однако роман уже был опубликован в журнале ‘Современник’ (1863, No 3-5). Несмотря на то что номера ‘Современника’, в которых печатался роман ‘Что делать?’, оказались под запретом, текст его в рукописных копиях разошелся по стране и вызвал массу подражаний.
77 По ‘Положению о выкупе крестьянами, вышедшими из крепостной зависимости, их усадебной оседлости, и о содействии правительства к приобретению сими крестьянами в собственность полевых угодий’ от 19 февраля 1861 г. помещик был обязан предоставить крестьянам на выкуп только усадьбу, полевой же надел выкупался крестьянами либо по добровольному соглашению с помещиком, либо по его одностороннему требованию. Сущность выкупной операции заключалась в том, что крестьяне получали от государства выкупную ссуду, выплачиваемую единовременно помещику, которую они должны были погасить в течение 49,5 лет по 6% ежегодно. До выкупа крестьяне, оставаясь лично свободными, продолжали расплачиваться за пользование помещичьей землей через барщину и оброк (так называемые Временнообязанные крестьяне). Наибольшее число временнообязанных крестьян оставалось в тех местностях, где помещику казалось невыгодным требовать выкуп или согласиться на выкупную сделку при условиях, желательных для крестьян. Поэтому правительством был введен обязательный выкуп. Если по всей стране обязательный выкуп устанавливался законом 1881 г., то в девяти Западных губерниях (Виленской, Гродненской, Ковенской, Минской, Витебской, Могилевской, Киевской, Подольской и Волынской) обязательный выкуп был введен Именными указами 1863 года: от 1 марта ‘О мерах к облегчению и ускорению прекращения обязательных отношений между помещиками и поселенными на их землях временнообязанными крестьянами, посредством выкупа сими последними земель их надела с содействием Правительства, по губерниям Виленской, Гродненской, Ковенской и Минской, а также в Динабургском, Дризенском, Люцинском и Режицком уездах Витебской губернии’, от 30 июля ‘О мерах к ускорению в губерниях Киевской, Подольской и Волынской прекращения обязательных отношений между помещиками и поселенными на их землях временно-обязанными крестьянами посредством выкупа сими последними земель их надела, по распоряжению Правительства’ и от 2 ноября ‘Об ускорении прекращения обязательных отношений между помещиками и поселенными на их землях временно-обязанными крестьянами, произведением выкупа сими последними земельного надела во всех тех сельских обществах временно-обязанных крестьян губернии Могилевской и уездов: Витебского, Велижского, Городецкого, Лепельского, Невельского, Полоцкого, Себежского и Сурожского Витебской губернии, которые еще не воспользовались выкупом угодий’.
78 Именной указ императора Александра II, данный Сенату ‘О даровании некоторых облегчений и удобств отечественной печати’ от 6 апреля 1865 г., постановлял: ‘I. Освобождаются от предварительной цензуры: а) в обеих столицах: 1) все выходящие доныне в свет повременные издания, коих издатели сами заявят на то желание, 2) все оригинальные сочинения объемом не менее 10-ти печатных листов и 3) все переводы, объемом не менее 20-ти печатных листов, б) повсеместно: 1) все издания правительственные, 2) все издания академий, университетов и ученых обществ и установлений, 3) все издания на древних классических языках и переводы с сих языков, 4) чертежи, планы и карты’ (Полное собрание законов Российской империи. Собрание второе. Т. ХХХХ: Отделение первое. 1865. No 41 988. СПб., 1867. С. 396). Детальные правила о цензуре и печати регламентировало Высочайше утвержденное 6 апреля 1865 г. мнение Государственного Совета ‘О некоторых переменах и дополнениях в действующих ныне цензурных постановлениях’ (Полное собрание законов Российской империи. Собрание второе. Т. ХХХХ: Отделение первое. 1865. No 41 990. СПб., 1867. С. 397-406), получившее название ‘Временные правила о печати’ 1865 г. В частности, по этим правилам освобождение газет и журналов от предварительной цензуры происходило при внесении ими залога от 2,5 до 5 тыс. рублей. Вся книжная продукция меньше 10 печатных листов, так называемая народная литература, а также духовная и иностранная литература, изобразительная продукция подвергались предварительной цензуре.
79 Неудавшееся покушение Каракозова на Александра II 4 апреля 1866 г. произвело на русское общество огромное впечатление. Для петербуржцев, для жителей всей России случившееся было настоящим потрясением, ведь впервые в российской истории кто-то осмелился стрелять в царя! Событие это вызвало всеобщее негодование, а чудесное спасение ‘Царя — Освободителя’ — всеобщее ликование (4-е апреля 1866 г.: Полный сборник известий, адресов, телеграмм и стихотворений по случаю чудесного спасения жизни государя императора Александра II (Выпуск первый). СПб.: в типографии В. Спиридонова, 1866).
80 Чернышевский Николай Гаврилович и Добролюбов Николай Александрович (1836—1861) родились в семьях священников и учились в духовных семинариях — первый в 1842—1846 гг. в Саратовской, а второй в 1848-1853 гг. в Нижегородской.
81 Для первых школ, образованных в XVII в. при Андреевском, Чудовом и За-иконоспасском монастырях в Москве, были взяты в качестве образца латинизированные программы литовских и малороссийских православных школ. Впоследствии на базе школ, в которых преподавались грамматика, пиитика, риторика, логика и физика на латинском и греческом языках, была создана Славяно-греко-латинская академия с схоластическим направлением преподавания (в основе схоластики лежала система формальных логических аргументов для теоретического обоснования догматов христианского вероучения). Что касается иезуитских коллегий — закрытых католических средних учебных заведений, основанных на обучении схоластике и диалектике (искусству спора), то иезуитам удалось организовать свою небольшую школу в Москве, куда принимались дети из княжеских и дворянских семей, вплоть до царского дома, в 1684 г. Однако уже в 1689 г. эта школа была закрыта.
82 Для всех подданных Российской империи православного вероисповедания обязательны были регулярная исповедь перед приходским священником и причащение святых тайн. Исповедь и причащение желательно было посещать четыре раза в год, в четыре многодневных поста, особенно людям преклонного возраста и особо благочестивым. Необходимым же и обязательным минимумом церковь признавала пребывание у исповеди и причастия один раз в течение года. Это требование было закреплено законодательно, а его неисполнение считалось преступлением, и соответствующие статьи содержались в Своде законов Российской империи (Устав Предупреждения Преступлений // Свод законов Российской империи, повелением Государя императора Николая Первого составленный. СПб., 1857. Т. 14. Ст. 23, 25, 27. Устав о благоустройстве в казенных селениях // Свод законов Российской империи, повелением Государя императора Николая Первого составленный. СПб., 1857. Т. 12. Ст. 215). Свидетельство об исполнении дожа исповеди и святого причастия обязательно требовалось при поступлении на государственную службу, производстве в следующий чин, при заключении брака, получении заграничного паспорта и т.д.
83 Les extrmes se touchent — крайности сходятся (фр.)
84 Mot d’ordre — лозунг (фр.).
85 Стрельцы, в XVI — начале XVIII в. составлявшие постоянное войско, вооруженное огнестрельным оружием, были активными участниками политических событий начала правления Петра I. В результате стрелецкого бунта 1682 г. его соправителем стал сводный брат Иван, а фактической правительницей — сестра Софья. В августе 1689 г. по Москве распространился слух, что царь Петр ночью решил занять своими ‘потешными’ полками Кремль, убить царевну и брата царя Ивана и взять власть в свои руки. Тогда фаворит царевны Софьи Алексеевны и глава Стрелецкого приказа Федор Шакловитый (?—1689) собрал стрелецкие полки, чтобы идти ‘великим собранием’ на село Преображенское, где находился Петр, и побить всех его сторонников за их намерение убить царевну Софью. Но среди стрельцов были сторонники и Петра, которые снарядили двух единомышленников и послали их с вестью в Преображенское. После донесения Петр с небольшой свитой в тревоге поскакал в Троице-Сергиев монастырь. Следствием пережитых ужасов стрелецких выступлений была болезнь Петра: при сильном волнении у него начинались конвульсивные движения лица. Еще один бунт стрельцов, намеревавшихся вернуть на престол царевну Софью, находившуюся в заточении в Новодевичьем монастыре, случился в 1698 г. В результате было казнено около 2000 стрельцов, 601 человек бит кнутом, клеймен и сослан, а 1965 — разосланы по городам и монастырям, начата ликвидация стрелецкого войска.
86 Имеется в виду Именной указ, данный Министру Государственных Имуществ 5 марта 1861 г. ‘О составлении предположений касательно применения главных начал Положений о крестьянах, водворенных на помещичьих землях, к крестьянам государственным и вообще водворенным на землях казенных, и о предоставлении им ныне же некоторых облегчений’ (Полное собрание законов Российской империи. Собрание второе. Т. XXXVI: Отделение первое. 1861. No 36 713. СПб., 1863. С. 436).
87 Шляхта (польск. ‘Szlachta’ либо от древневерхненемецкого ‘slahta’ — род, либо нем. ‘Schlacht’ — сражение) в Польше, Великом княжестве Литовском, Речи Посполитой и Царстве Польском — наименование светской знати, которое соответствовало дворянству, составлявшей до 30% населения Речи Посполитой (1569—1795). После получения Кошицкого привилея (1374), Краковского привилея (1433) Цереквицкого привилея, позже потвержденного Нешавским статутом (1454), Пиотрковского привилея (1496), закрепивших и расширивших шляхетские права, в 1505 г. шляхта добилась издания Радомской конституции, начинавшейся словами: ‘Никаких нововведений’ (Nihil novi). По этой конституции новые законы могли издаваться лишь с согласия обеих палат вального (общего) сейма, который стал высшим законодательным органом, ограничивающим королевскую власть. Нижняя палата вального сейма — посольская изба — состояла из представителей шляхты (земских послов), избираемых на местных шляхетских сеймиках. Верхнюю палату составлял сенат. С течением времени в сейме все большую роль стала играть посольская изба. От участия в сейме были совершенно устранены не только крестьянство, но и города. Конституция Польского государства, оформившаяся в 1569—1573 гг., укрепила политические позиции шляхты. Одним из основных принципов шляхетской конституции являлось утверждение принципа выборности польских королей. Когда в 1572 г. умер последний король из династии Ягеллонов — Сигизмунд II Август, то шляхта, возглавляемая Яном За-мойским, добилась права участия в выборах нового короля и выступила во время предвыборной борьбы как решающая политическая сила. Избранный королем Польши французский принц Генрих Валуа (1573—1574) принял ряд предложенных ему условий, известных как ‘Генриховы артикулы’. Артикулы подтверждали принцип свободной элекции (избрания) королей. Король был обязан регулярно каждые два года созывать сейм. Без согласия сейма король не мог ни объявлять войну, ни заключать мир, ни созывать ‘посполитое рушение’ (всеобщее шляхетское ополчение). При короле состояла постоянная сенатская рада (совет). Отказ короля от исполнения своих обязательств освобождал шляхту от повиновения ему. В сейме решения могли приниматься лишь при наличии единогласия всей посольской избы, представлявшей шляхту. Любой депутат нижней палаты мог воспрепятствовать принятию решения, хотя бы за него голосовали все остальные депутаты. Это был так называемый принцип liberum veto. Шляхетские депутаты сейма — земские послы — в свою очередь должны были строго придерживаться инструкций, выработанных для них местными сеймиками. Таким образом Польша фактически была превращена в шляхетскую республику (rzeczpospolita szlachecka). Частые срывы сеймов, являвшиеся результатом отсутствия единогласия, привели впоследствии, во второй половине XVII в., к тому, что реальная власть в пределах отдельных частей государства сосредоточилась в местных сеймиках, в которых преобладало влияние богатых и сильных магнатов, — носителей феодальной анархии в стране (История цивилизаций. Образование Речи Посполитой. URL: http://www.historycivilizations.ru/newtime/01/18.htm).
88 Имеется в виду жалованная грамота, освободившая дворян от обязательной службы — ‘Грамота на права, вольности и преимущества благородного российского дворянства’, подписанная императрицей Екатериной II21 апреля 1785 г.
89 Имеется в виду ‘Положение о губернских и уездных земских учреждениях’, Высочайше утвержденное 1 января 1864 г. (Полное собрание законов Российской Империи. Собрание второе. Отделение первое. Т. XXXIX: 1864. No 40457. СПб., 1867. С. 1-10).
90 Рюриковичи — династия русских князей, в том числе великих князей киевских, владимирских, московских и русских царей (кон. IX-XVI вв.), считавшихся потомками легендарного варяга Рюрика, Гедиминовичи — потомки великого князя литовского Гедимина (ок. 1275—1341), управлявшие Великим княжеством Литовским и Польским королевством с XIV в. до 1572 г. На Руси — княжеская ветвь, вторая по знатности после Рюриковичей.
91 Кавелин имеет в виду начало царствования Иоанна IV (1530-1584) Грозного, великого князя московского и Всея Руси с 1533 г., первого русского царя с 1547 г., ставшего править самостоятельно с 1560 г., эпоху Смутного времени с 1598 по 1613г., эпоху временщиков с 1725 по 1741 г., т.е. периоды в истории России, когда власть в стране лишь номинально принадлежала царю или возникало бесцарствие, а фактически правили или различные группировки знати, или самозванцы, или регенты, или фавориты.
92 Имеются в виду события 25 февраля 1730 г., когда Анна Иоанновна, незадолго до этого приглашенная членами Верховного тайного совета на российский престол и подписавшая предложенные ей верховниками ‘Кондиции’, ограничивавшие самодержавие, в Кремлевском дворце приняла представителей оппозиции Верховному тайному совету (А.М. Черкасский, В.Н. Татищев, А.Д. Кантемир и др. — всего по разным сведениям от 150 до 800 гвардейских офицеров и дворян), вручивших ей челобитную, а затем адрес от дворянства, в котором просили императрицу принять ‘самодержавство’, благорассудно править государством в правосудии и в облегчении податей, уничтожить Верховный совет и возвысить значение Сената, и т.д. Поддерживаемая гвардией и дворянством Анна Иоанновна разорвала ‘Кондиции’ и распустила Совет, став самодержавной правительницей.
Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека