Мир подписан в Амьене 27 марта, Иосифом Бонапарте за Францию, лордом Корнваллисом за Англию, кавалером Ацарою за Гишпанию и Шиммельпеннинком за Голландию. Сей трактат, напечатанный в Монитере и во всех ведомостях, есть ничто иное, как подтверждение мирных условий, заключенных в Лондоне, то есть, Англия, довольствуясь островом Троицы и Цейланом, отдает все свои завоевания в трех частях света, а Франция, из благодарности за такое великодушие, соглашается, чтобы турецкий султан и король португальский владели покойно всеми своими землями, исключая однако же то, что Португалия отдала, в силу Баядосского трактата, Испании и Франции. Ни слова об итальянской республике, ни слова о короле сардинском и Швейцарии! Что ж скажут теперь английские журналисты, которые надеялись, что Амьенской трактат будет для Англии гораздо выгоднее лондонских условий? Что скажет теперь Демосфен парламента, мрачный и высокопарный Виндам? Какой богатой предмет для его восточного красноречия! — А мы, беспристрастные зрители политических феноменов, скажем только, что сей мир останется памятником могущества французов в консульство Наполеона Бонапарте и миролюбия англичан в министерство Аддингтона и Гакесбури. История решит вопрос: от чего Англия была так снисходительна и бескорыстна при заключении Амьенского трактата? Для нас сия загадка непонятна: ибо мы знаем, что миролюбие в политике есть только нужда в мире, а Великобритания цвела войною!
Самая любопытнейшая статья трактата касается до Мальты. Орден Иоанна Иерусалимского, восстановленный со всеми древними правами своими под защитой Франции, Великобритании, России, Испании, Австрии и Пруссии, не будет иметь на французского, ни английского языка, а вместо первого учреждается новый мальтийский язык, в который могут быть приняты и неблагородные, и который имеет все права других языков. Сие установление, и другое, по коему большая часть судебных и прочих властей острова должны состоять из его жителей, дают мальтийцам истинное гражданское бытие: ибо прежде были они ничто иное, как поданные иностранных рыцарей, не имевшие никакого участия в правлении. Сего без сомнения требовал Бонапарте в пользу своего бывшего завоевания {Известно, что Бонапарте на пути своем в Египте взял Мальту.}. Англия и Франция не хотели присвоить себе особенных выгод в мальтийских гаванях: корабли их должны платить равную пошлину с кораблями других наций. Сей сбор обращается на содержание мальтийского языка и больницы для всех флагов.
Статья о размене пленных обязывает республику заплатить английскому правительству все то, чего стоило ему содержание французских пленников (числом около 20 тысяч), но как Англия, по силе той же статьи, обязывается платить республике не только за своих пленников (которых во Франции очень мало), но и за других, бывших у нее на жаловании, следственно немцев и русских: то вероятно, что Франция, вместо 20 миллионов рублей, которых ожидали лондонские журналисты, заплатит Англии весьма немного. — Мы не считаем за нужное говорить здесь о тех статьях, которые касаются до рыбаков Тернёвских. Заметим только, что Англия и Франция признают республику Семи-Островов.
Всякой может спросить: о чем же министры так долго рассуждали в Амьене, когда они не прибавили ничего к лондонским мирным условиям? о тайных ли статьях? Но Бонапарте, как пишут из Парижа, торжественно сказал президенту сената, что их нет в трактате.
Теперь политики наши угадывают следствие мира как для Англии, так и для Франции. Одни говорят, что республика будет ежегодно возвышаться торговлею, промышленностью и внутренним своим благоустройством, что Англия, разделяя коммерческие выгоды с другими народами, утратит постепенно свои бесчисленные богатства, которыми она обязана исключительной торговле во время войны, что моральное влияние Франции на другие земли должно умножиться, влияние Англии уменьшиться. Но другие отвечают им, что для сего надлежит еще утвердиться французскому правлению, что оно весьма ненадежно, если держится только великим именем и характером одного человека, что французы ветрены и непостоянны, что англичане напротив того имеют надежное, мудрое правление, твердый характер и дух народный, что их богатые капиталы дают им надолго верное первенство в торговле, что Франция возвеличена своим консулом, а Британия своим народом, что человек умирает в секунду, а народы гибнут только веками.
Что принадлежит до нас, то мы желаем, если можно, благоденствия и той и другой державе, которых судьба составляет любопытнейшую часть европейской политики, и которые столь важны в истории гражданственности (civilization), следственно и человечества. Величие народов имеет конечно свои пределы, за которыми начинается их падение, и нынешнее состояние Англии таково, что по вероятностям обыкновенного рассудка она может скорее унизиться степенью, нежели еще возвыситься. С другой стороны и то остается вопросом, что Франция будет со временем без Бонапарте? И колосс ее, лишенный сей опоры, устоит ли незыблемо на своем новом основании?.. Но всего лучше надеяться на провидение и довольствоваться добрыми желаниями.
Политическое спокойствие Европы, при нынешней отменной деятельности умов, обещает нам много приятного для жизни и много полезного для гражданского состояния людей. Философия, устыдив злых невежд и клеветников своих, будет скромною, миролюбивою наставницею государей и частных людей. Революция кончилась не только во Франции, но и в умах, которые теперь от одних мудрых законных властей ожидают лучшей доли для человечества в гражданском порядке.
——
[Карамзин Н.М.] О мире // Вестн. Европы. — 1802. — Ч.2, N 8. — С.371-376.