(О Маяковском), Аксенов Иван Александрович, Год: 1923

Время на прочтение: 7 минут(ы)

И. АКСЕНОВ

<О Маяковском>

В. В. Маяковский: pro et contra / Сост., вступ. статья, коммент. В. Н. Дядичева. — СПб.: РХГА, 2006. (Русский Путь).

СОДЕРЖАНИЕ

Сто пятьдесят миллионов. Поэма
В. Маяковский. Маяковский издевается
В. Маяковский. 255 страниц Маяковского

Сто пятьдесят миллионов. Поэма

М. 1921 г. Госиздат

Автор не обозначен, но поэма печаталась довольно долго, и ее нетерпеливый создатель читал ее так часто и в столь многих местах, что инкогнито можно считать официально раскрытым. Неофициально оно тоже могло сохраниться только в уме не читавших ни одной вещи ее автора, поэтическая личность которого достаточно ярка для того, чтобы ее можно было смешать с кем-либо из современных писателей или вообще предположить, опираясь на заявление первой страницы эпопеи, что перед нами продукт коллективного творчества.
Задача поэта была не из легких как по теме, так и по свойству предшествовавшей деятельности: довоенная лирика проходила под знаком сугубого индивидуализма, а воспевать и прославлять приходилось теперь соборное в высшей степени действие, именуемое мировой революцией. Надо отдать справедливость автору: он со своей задачей справился, коллективизм выдержан в его поэме от первого до последнего стиха и натянутым не является. Причину этого надо искать в том, что так неприятно звучало для поэтов последнего до революции поколения: в содержании его индивидуальной лирики. Этот писатель с очень раннего времени обнаружил склонность к широкому обобщению своих личных чувств, проводимому с начала в чисто литературной форме гиперболичности образов и уподоблений, а затем и в проповеди широкого гуманизма. От понятия человека, перерастающего обычные формы, в которые мы по привычке замыкаем людскую особь, до понятия человечества, образно и повествовательно олицетворяемого в двух фигурах антагонистов, — переход довольно естественный в условиях нашего времени. Вероятно, большая работа над мелкими агитационными и сатирическими эпиграммами принесла большую помощь автору поэмы. Таким образом наиболее трудное дело в осуществлении замысла было проведено естественно и безболезненно — надрывов в поэме нет, построена она свободно и поэтому читается легко.
Вторая трудность была в экспозиции. Опасность заключалась в соблазне взять обоих соперников, как нечто данное, такое решение легко напрашивалось в дни, когда от частого повторения их имен — Клемансо, Ллойд-Джордж и Вильсон — давно стали именами нарицательными и аллегориями капитализма. Лубочность такого приема счастливо избегнута тем, что главное действие поэмы именно и состоит в описании генезиса коллективного Ивана и его противника — не менее коллективного Вильсона. Если Иван рождается из всероссийского и совершенно фантастического митинга, то ‘Вильсон’ происходит столь же фантастическим способом из ‘всечикагского’ файв-оклока. Однообразие в изложении при тожественности изобразительной фабулы не получилось благодаря тому, что история Ивана ведется в пределах высоко приподнятого пафоса, повесть о Вильсоне — средствами сказочной сатиры. Последнее обстоятельство, заменяя обличение вышучиваньем и сарказмом, устраняет возможность утомительной однородности лирического движения, так как лирическое обличение всегда и неизбежно патетично.
В описании борьбы противников следует отметить, что автор поэмы умело использовал общую мысль одной из эпических попыток своего учителя В. Хлебникова, известной под именем ‘Восстание вещей’, вводя таким образом свою новую работу в тематическую связь с деятельностью той литературной школы, к которой он, по-видимому, не перестает принадлежать. Надо сказать, что в истории борьбы Иван—Вильсон помянутый эпизод является лучшим, продолжение ее, где начинается довольно протокольное перечисление предприятий различных Наркоматов, детонирует с общей утопичностью фабулы. Впрочем, это общий грех всех почти утопистов: на свои острова они неизбежно привозят семена растений оставленной действительности и дают этим начало произрастания травам, являющимся сорной примесью в их фантастической жатве.
Мне остается пожалеть еще о том, что у метранпажей Госиздата не хватило гражданского мужества уничтожить то варварское раздрание стиха, которое практиковалось автором в былые дни будетлянской драки и, к сожалению, продолжает практиковаться и теперь. Деление метрического целого не по рифмам, аккуратно расставленным поэтом, а по междусловесным перерывам только затрудняет чтение. Все равно: не сразу, так со второго или третьего чтения читатель восстановит настоящую форму стиха и увидит метрическую правильность большинства строчек, разорванных теперешней версткой для образования узора, сходного с так называемым свободным стихом. Но может случиться худшее: этот самый неопытный читатель просто отодвинет от себя книжку.

В. Маяковский. Маяковский издевается

Стр. 48. М., 1922г.

Стихи, собранные Маяковским в этой книжке, читались и печатались им в разных местах задолго до ее появления и, тем не менее, несмотря на злободневность изданных тем, эта работа поэта читается и теперь с тем интересом, который привычно является у читателей Маяковского, разбирающего сложноватый типографский узор его простых строчек. Причиной такой живучести поэм может быть или сюжетная интересность или формальное совершенство техники. В данном случае мы в значительной мере должны сознаться в устарелости тематики: врангелевский рай давно и разоблачен и рассеян, Латвия перестала быть землей обетованной, а коллегиальность обсуждения любой мелочи сохранилась пока только в одном Наркомате, да и там на ладан дышит. Формального новшества трудно спрашивать от поэта, имеющего такой продолжительный и блестящий стаж, как В. В. Маяковский. Действительно, эта книга написана в его всем известной манере, и отступления от привычных стихослагательских приемов своих мастер проводит в направлении к традиционной метрике: вся история про Куму и Врангеля, например, написана классическим хореем. Тем не менее, повторяю, книжка — весьма значительное литературное явление. Значительность эта, во-первых, в исторически непреходящем интересе эпохи, которую она сатирически воспроизводит, а во-вторых, в самом характере поэтического сарказма. В противность заголовку, личность автора нигде не является критерием его отношения к трактуемому предмету, при наличности лиризма сатиры: комбинация исторически весьма редкая, а в наши дни и принципиально ценная. Эти качества отчетной работы и обусловили как общественный, так и литературный успех сборника, представляющего новое торжество так называемого левого искусства.

В. Маяковский. 255 страниц Маяковского

Книга 1. Госиздат. М. 1923. Стр. 255

Все заполняющее эти 255 страниц было уже неоднократно напечатано, и новым в этом издании является только группировка известного уже материала. Книга включает в себя поэмы: ‘Война и мир’, ‘150 миллионов’ и ‘Мистерия-Буфф’. Этому поэтическому материалу предпослана автобиография, озаглавленная ‘Я Сам’ и представляющая собой сокращенную редакцию автобиографии, открывающей первый том ’13 лет работы’ (изд. ВХУТЕМАС).
Автобиография поэта всегда в значительной мере то, что Гете называл ‘дихтунг’, т. е. вымысел, и критику приходится, относясь к таким явлениям, как поэзия, устанавливать границы между фактически бывшим с автором или поэтически им присочиненным, причем не последнюю роль в разборе играет установление причин отклонения от протокольно-точной записи автобиографа. В данном примере вопрос облегчается сравнением с первой редакцией этого прозаического текста: те полемические эпизоды, задачей каких было объяснить теперешнюю беспартийность поэта, в настоящем издании отсутствуют, надобность в этой апологии, по-видимому, отпала, а подбор поэм в соединении с оставшейся неизменной прозой достаточно показательны для революционности поэта. В прозе своей В. Маяковский показывает, как он никогда не переставал быть революционером, как он был всегда близок большевикам и как он всегда ненавидел войну. Если он ушел из партии в 1908 году, то это он сделал для пользы своей революционной поэзии: ему надо было самоусовершенствоваться и лучше вооружиться. Если он в 1914 году пытался записываться на войну добровольцем, то это он делал из ненависти к войне: он хотел ее навсегда заклеймить и для этого изучить ее на месте. Однако, если мы вспомним стихи и выступления Маяковского в 1911—12 годах, мы увидим, что о революции он думал меньше, чем о прикупании к пятерке: первоначальный мотив личного совершенствования, типичнейший для психики интеллигента, бунтовавшего в 1905 году и вспомнившего об этом мотиве в период создания думы 3 июня, скоро заменился афишированным безразличием ко всякой политике, — Маяковского не миновала эта участь. Не миновало его и увлечение войной 1914 г. (если бы он стремился на войну науки ради, то отчего годом поздней он отказывался от мобилизации — чего еще? — то не пускали, а теперь зовут: а ненавидел он войну, говорит, еще в 14 г.). И здесь Маяковский оказался во власти интеллигентской стихии: войну он приветствовал, писал патриотические стихи и не менее патриотические подписи под шовинистскими картинками левых русских художников. Постыдного в этом ничего нет, и Маяковский умалчивает об этом исключительно ввиду стилизации. Действительно, жертвой военного психоза делались не только поэты, но профессиональные революционеры (т. Лозовский еще недавно вспоминал об этом на страницах нашего журнала) — стыдиться своего заблуждения не приходится, раз оно преодолено, тем более, что Маяковский в своем патриотизме никогда не заходил в такие дебри оголтелости, как, напр<имер>, Крученых, книга которого ‘Война’ является памятником совершенно неописуемого каннибальства.
Именно собранные в книге вещи показывают постепенный политический рост поэта, вытряхнутого войной из лирико-эротического гамака на твердую и корявую землю голодной и кровавой действительности.
Если ‘Война и мир’ представляет зрелище беспредметного пацифизма, вполне приемлемого не только для Ромена Роллана, но и для любого буддиста с его извечно повторяемым принципом ‘ближний — это ты сам’, если ‘Мистерия-Буфф’ именно в первой своей редакции, которую автор, по-видимому, и, кажется, справедливо, считает канонической, насыщена анархизмом и религиозностью гораздо больше, чем коммунизмом, то в поэме ‘150 миллионов’ политическая линия автора определенно выравнивается. Как это произошло — рассказывает та же автобиография. Впервые, после многих лет беспартийного житья, Маяковский попал в среду политработников, сам работал, как сумасшедший: три тысячи плакатов и шесть тысяч подписей — должно же от этого что-нибудь с человеком сделаться. Потом… Но на этом книга кончается. Она нужна для самого автора, имеющего возможность оценить свои вещи в новой группировке, нужна тем, кто еще не купил первых четырех-пяти изданий ‘Мистерии-Буфф’ и ‘Войны’, нужна, наконец, тем библиотекам, которые вынуждены отказывать своим абонентам в выдаче книг Маяковского за их разобранностью.

ПРИМЕЧАНИЯ

Сто пятьдесят миллионов. Поэма

М. 1921 г. Госиздат (с. 641)

Впервые: Печать и революция (М.). 1921. No 2. Август-октябрь. С. 205—206. Печатается по этому тексту.
Аксенов Иван Александрович (1884—1935) — поэт, переводчик, литературный и художественный критик, искусствовед. Окончил Николаевское военно-инженерное училище в Москве (1905), служил в инженерных войсках, но военную службу сочетал с литературной и искусствоведческой деятельностью. Был шафером на свадьбе Гумилева и Ахматовой в Киеве, в 1912—1913 участвовал в диспутах о новом искусстве, в том числе совместно с Д. Бурлюком, В. Маяковским, ‘Бубновым валетом’ и др. В ПЖРФ указан в числе будущих авторов следующих номеров журнала. В 1915 вошел в литературную группу ‘Центрифуга’, под маркой которой в 1916 издал свой сборник стихов ‘Неуважительные основания’, затем — искусствоведческую работу ‘Пикассо и окрестности’ (1917), стихотворную драму ‘Коринфяне’ (1918). В 1920-е сотрудничал с театром и студией Мейерхольда, входил в литературную группу конструктивистов. О Маяковском написал несколько критических работ и рецензий.

В. Маяковский. Маяковский издевается

Стр. 48. М., 1922 г.

Впервые: Печать и революция (М.). 1922. No 7. Сентябрь-октябрь. С. 320. Печатается по этому тексту.
Аксенов Иван Александрович (1884—1935) — поэт, переводчик, критик, искусствовед.
С. 744. …мы в значительной мере должны сознаться в устарелости тематики… — далее автор говорит о стихотворениях Маяковского ‘Рассказ про то, как кума о Врангеле толковала без всякого ума’, ‘Как работает республика демократическая?’, ‘Прозаседавшиеся’.

В. Маяковский. 255 страниц Маяковского

Книга 1. Госиздат. М. 1923. Стр. 255

Впервые: Печать и революция (М.). 1923. No 7. Декабрь. С. 274—275. Печатается по этому тексту.
С. 830. …о революции он думал меньше, чем о прикупании к пятерке… — аллюзия на заключительные строки сатирического стихотворения Маяковского ‘Теплое слово кое-каким порокам (Почти гимн)’ (1915).
…интеллигента, бунтовавшего в 1905 году и вспомнившего об этом мотиве в период создания думы 3 июня… — в результате революционных событий 1905, в соответствии с царским Манифестом от 17 октября 1905 в императорской России появился выборный орган — Государственная дума (с совещательными правами). I Дума (работала с 27 апреля по 8 июля 1906) и II Дума (работала с 20 февраля по 2 июня 1907) были распущены царскими указами из-за их слишком ‘левого’ состава, причем депутаты-большевики были арестованы. Манифестом от 3 июня 1907 (распускавшем II Государственную думу) вводился новый избирательный закон, создавший значительные преимущества правым движениям, землевладельцам, ‘цензовым’ (т. е. обладавшим достаточным капиталом) городским куриям. В III и IV думах большинство принадлежало правым партиям.
Лозовский (наст, фамилия — Дридзо) Соломон Абрамович (1878—1952) — деятель российского и международного революционного движения, в социал-демократии — с 1901. В 1920-е — один из руководителей советских профсоюзов.
Роллан Ромен (1866—1944) — французский писатель, искусствовед, общественный деятель. В годы Первой мировой войны одним из первых среди интеллигенции воюющих стран (с августа 1914) поднял голос протеста против империалистической бойни — сборник публицистики ‘Над схваткой’ (1915) и др.
Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека