М. Горький
О культурах
ПРИМЕЧАНИЯ
О КУЛЬТУРАХ
О культурах, Горький Максим, Год: 1935
Время на прочтение: 13 минут(ы)
М. Горький. Собрание сочинений в тридцати томах
М., ГИХЛ, 1953
Том 27. Статьи, доклады, речи, приветствия (1933—1936)
Съезд литераторов в Париже был организован под лозунгом защиты культуры от разрушительных посягательств на нее со стороны фашизма. Должно быть, предполагалось, что реальное, фактическое наполнение понятия ‘культура’ современной буржуазии определяется всеми членами съезда однообразно и разноречий возбудить не может. Но — так ли это?
Фашизм есть порождение буржуазной культуры, находящейся уже в состоянии гниения и распада, ее раковая опухоль. Теоретики и практики фашизма — авантюристы, выдвинутые буржуазией из своей среды. В Италии, Германии буржуазия передала политическую, физическую власть в руки фашистов, командуя ими почти с тою же макиавеллистической ловкостью, с какой средневековая буржуазия итальянских городов командовала кондотьерами. Она удовлетворенно наблюдает и поощряет не только гнуснейшее истребление фашистами пролетариев, но позволяет фашистам преследовать и выбрасывать за границы родины литераторов и работников науки, то есть представителей ее же интеллектуальной силы, которой она, еще недавно, гордилась и хвасталась.
Удовлетворяя стремление хозяина-империалиста к новому ‘переделу мира’ посредством новой всемирной бойни, фашизм выдвинул теорию права германской расы на власть во всем мире, над всеми расами. Эта давно забытая идея больного Фридриха Ницше о приоритете ‘белокурой бестии’ исходит из факта порабощения рыжими и светловолосыми индусов, индокитайцев, мела- и полинезийцев, негров и т. д. Эта идея расцвела в годы, когда немецкая буржуазия, разгромив австрийскую и французскую, пожелала принять участие в колониальных грабежах английской, голландской и французской буржуазии. Эта теория права белой расы на единовластие в мире разрешает каждой национальной группе буржуазии рассматривать не только всех цветнокожих людей, но и белых своих соседей европейцев как варваров, подлежащих порабощению или уничтожению. Эта теория, уже воплощаемая в практику итальянской и японской буржуазией, является одним из реальных фактов, которые наполняют современное понятие — ‘культура’.
Все более громко раздаются голоса именитых людей европейской буржуазии, они кричат о перепроизводстве интеллигенции, о необходимости сократить образование, поставить ‘преграды’ развитию культуры, даже об избытке техники, о возвращении к ручному труду. Архиепископ Йоркский, выступая на открытии школы в Борнмуте, провозгласил: ‘Я хотел бы, чтобы всякое изобретательство прекратилось. Если бы я мог уничтожить двигатель внутреннего сгорания, я бы, конечно, сделал это’. Его собрат по скомпрометированной профессии, архиепископ Кентерберийский, очевидно, признает необходимость техники, ибо проповедует ‘крестовый поход’ против Союза Советов, а новая война, по словам специалистов, будет ‘войной машин’. Если б речи лондонских и римских наместников Христа на земле, а также всех других буржуа — проповедников сокращения роста культуры, людей явно обезумевших со зла на пролетариат или от страха пред неизбежной социальной катастрофой, если б эти речи раздались, примерно, в восьмидесятых годах XIX века, они были бы признаны буржуазией выражением идиотизма, призывом к варварству.
В наши дни, когда буржуазия совершенно утратила различие между мужеством и бесстыдством, — призыв возвратиться к средневековью именуется ‘мужеством мысли’.
Итак, мы видим, что буржуазная культура Европы не является ‘монолитным целым’, какой изображали ее буржуа-историки. Ее ‘живая сила’ распалась на лавочников и банкиров, которые, рассматривая всех остальных людей как дешевый и обильный товар, желают во что бы то ни стало сохранить занятые ими высокие, социально уютные позиции, на людей, которые защищают свое право работать для дальнейшего развития культуры, и на фашистов, которые, может быть, тоже еще люди, но, в результате длительного, распространенного на ряд поколений, пивного опьянения, — люди одичавшие и требующие строгой изоляции или же еще более решительной меры пресечения их омерзительных кровавых преступлений.
Журналисты главнейших газет Парижа, почти не касаясь вопроса об угрозе буржуазной культуре со стороны фашизма, поставили пред собою основной вопрос эпохи. Газета ‘Вандемьер’ спрашивает:
Организаторами конгресса защиты культуры являются во Франции 5 революционных писателей: Барбюс, Жан-Ришар Блок, Андре Жид, Андре Мальро и Ромэн Роллан. Разве эти имена уже не вызывают известного недоверия?
…Когда мы видим имена, подобные тем, которые привели, мы имеем право спросить: какую культуру они приглашают нас защищать?
Вопрос вполне уместный и поставлен правильно. Пять, шесть таких газет, каковы ‘Фигаро’, ‘Тан’, ‘Эхо Парижа’ и другие, в различно построенных фразах ставят вопрос эпохи еще более резко, они спрашивают:
Может ли коммунизм быть наследником западноевропейской культуры, основанной на греко-римских культурных ценностях?..
Вопрос поставлен с предельной ясностью и как вызов на словесное единоборство. Для того, чтоб продуктивно спорить, следует сначала определить, о чем спорим, что отвергаем, отрицаем и что защищаем, утверждаем. Какое реальное, фактическое наполнение — влагается защитниками современной буржуазной культуры в это, давно уже не ясное, понятие — ‘культура’?
Вот некто Мориц Бурде полагает, что необходимо и возможно ‘определить и ограничить пределы культуры’. Ее основными творческими энергиями служат: трудовая — физическая — и затем технологическая — интеллектуальная. Пишущий эти строки склонен думать, что всякая идеология есть — в корне своем и в широком смысле понятия — технология, система трудовых и логических приемов, посредством которых человечество расширяет свое миропознание для того, чтоб постепенно изменять мир. Мы видим: современная буржуазия, вполне удовлетворенная тем, что она уже имеет, действительно и весьма успешно ‘ограничивает нормальный рост культуры’, создавая многомиллионные армии безработных, агитируя за сокращение техники, сокращая средства для содержания высших учебных учреждений, музеев и т. д. Известно, что единственная отрасль промышленности, работающая непрерывно и все расширяясь, — это промышленность военная, назначенная для истребления миллионов рабочих и крестьян на полях будущих битв, где западноевропейская буржуазия намерена решить междоусобный свой спор о том, которая из ее национальных групп должна командовать остальными. Полководцы будущей бойни, организуемой буржуазией в интересах наживы на крови порабощенных соседей, — полководцы громогласно и хладнокровно утверждают, что война явится еще более истребительной и разрушительной, чем война 14—18 годов. Здесь кстати напомнить некоторые факты прошлой войны, убытки и разрушения которой уже покрыты трудом пролетариата и крестьянства, то есть классами, которые наиболее пострадали от безумия буржуазии.
Факты таковы: уже в 1915 году Германия испытывала недостаток в смазочных маслах. Дошло до того, что немцы платили в Копенгагене 1800 марок за бочонок масла, который стоил в то время не больше двухсот марок. Американский посол в Берлине в декабре того же года писал своему правительству: ‘Отсутствие смазочных масел быстро приведет Германию к поражению’. В это самое время английские корабли везли в Копенгаген бочонки с необходимыми маслами. Эта торговля подтверждается статистикой английского министерства торговли. С первых же месяцев 1915 года Германия ощутила бы недостаток угля, если бы английский уголь не доставлялся ей через скандинавские страны. Так, например, в течение сентября 1914 года Швеция получила 33 000 тонн угля, который почти целиком достался центральным державам.
Только благодаря этой чудовищной щедрости Англии, Людендорф в июне 1917 года отказался выделить из армии 50 000 рабочих для рурских шахт.
Экспорт угля в Швецию к тому же не замедлил достигнуть громадной цифры в 100 000 и даже 150 000 тонн в месяц, то есть вдвое больше против довоенного годового потребления угля из этих стран. Посол Великобритании в Копенгагене сэр Вольф Пэджет доносил, что этот уголь идет ‘на убийство английских солдат’, но голос его не был услышан.
Установлено было, что французские лавочники во время войны снабжали врагов своих, немецких лавочников, никелем или цинком и что английский фабрикант пушек обменивался с немецким какими-то сокрушительными изобретениями. Многое, не менее подлое и преступное, еще не установлено, то есть — не ‘предано гласности’, не опубликовано. Отсюда мы видим, что война торговле не мешает и что ‘милые бранятся — только тешатся’ на крови и на трупах миллионов пролетариата. Пролетариат, к сожалению, все еще не понимает, что ему не следовало бы смертью истреблять и уродовать своих братьев по классу, что после войны на него возлагается обязанность починить за грошовую плату все разрушения, покрыть все убытки, понесенные лавочниками.
Простая, ясная, подлинно гуманитарная справедливость говорит нам, что продукт труда должен принадлежать тому, кто его сделал, а не тому, кто приказал сделать. Оружие — всякое оружие — есть продукт труда рабочих.
Итак, вот уж мы кое-что знаем о том, каково реальное, фактическое наполнение понятия — западноевропейская ‘культура современной буржуазии, основанная на греко-римских культурных ценностях’. Сюда следует добавить нечто из области ‘международной морали’, нечто содеянное на-днях буржуазией Англии. Эта островная буржуазия давно уже заслужила от соседей наименование ‘коварной’, то есть бесстыдной, лицемерной, иезуитской. Как известно, она дала буржуазии Франции некоторые торжественные обещания, которые сводились, должно быть, к защите французских торгашей в случае их войны с немецкими. Было даже сказано, что ‘граница Англии — на Рейне’, то есть на франко-германской границе. Фраза о границе оказалась двусмысленной, ибо английская буржуазия договорилась с немецкой, нарушив все свои обещания. Возможно, что граница Англии и окажется на Рейне, но уже не для защиты французов, а после разгрома их англо-германцами. Все возможно среди людей, у которых ‘ни чести, ни совести’.
Журналисты Франции ставят вопрос:
Должна ли культура, насчитывающая столько столетий, являющаяся наследницей греческих и латинских культурных ценностей, продолжать свою миссию, несмотря на все преграды, или она должна погибнуть перед новой формой культуры, которая собирается провозгласить первенство экономики над духом?
Говоря о ‘первенстве экономики над духом’, господа журналисты необдуманно и механически подчиняются силе своей малограмотности или — что вероятнее — силе своего бесстыдства. Впрочем — возможно, что некоторые из них еще не простились с наивной иллюзией ‘духовной’ независимости, хотя они вполне зависимы от редакторов, которые всецело зависимы от издателей — банкиров, лордов, фабрикантов оружия. Наивным журналистам, — если такие существуют, — следует внимательно и честно посмотреть вокруг себя, и они увидят, что ‘экономика’ двуногих пауков, выраженная в грубейших материалистических формах, главенствует именно в буржуазных государствах, а ‘новая форма культуры’ ставит целью своей освобождение трудового человечества от насилия этой уже обессмысленной экономики, создаваемой ‘духом’ сэра Базиля Захарова, Детердинга, Виккерса, Крезо, Херста, Шнейдера, Ивара Крейгера, Стависского и прочих подлинных вождей современной буржуазной культуры. Смешно мечтать, еще смешнее говорить об индивидуальной независимости в обществе, где люди — и в их числе журналисты — продаются и покупаются легко и ‘свободно’, как бараны или огурцы.
Насколько ядовит гнилостный дух буржуазной культуры, об этом весьма убедительно говорит грандиозно широкий размах мошенничеств и личное ничтожество мошенников. Это ничтожество явно свидетельствует об истощении специфической талантливости европейского буржуа, о ‘вырождении типа’. Джон Лоу — гений в сравнении со Стависским или ‘королем спичек’ Иваром Крейгером.
Тлетворный, разлагающий ‘дух’ современной буржуазии ярко выражен ростом количества и повышением мерзости ‘качества’ предателей: до двадцатых годов XX столетия мир едва ли знавал таких предателей, как, например, Носке, сам себя назвавший ‘кровавой собакой’, как товарищи его — Эберт, Гаазе и вообще вожди II Интернационала.
Картина жизни буржуазии, взятая с бытовой стороны, как ее изо дня в день хладнокровно рисуют журналисты Европы, — эта картина отвратительна, ужасна. Вполне допустимо, что ежедневная профессиональная привычка работы в крови, в грязи, притупляя остроту ощущений, не возбуждает в журналистах желания сделать выводы из своих наблюдений. Равнодушно ‘регистрируя факты’, они еще более ярко раскрашивают их грязью и кровью для развлечения читателя-буржуа, а он, питаясь описанием преступлений, еще более наглеет и глупеет. Известно, что самая популярная литература средней и мелкой буржуазии — уголовный роман.
Позволительно спросить: где же и в каких формах сохранились среди этой грязи и гнили ‘греческие и латинские культурные ценности’? Как ценности ‘вещные’, они хранятся в музеях, в коллекциях миллионеров и недосягаемы для массы трудового населения, для мелкой буржуазии. Как ценности ‘духовные’, например, творения Эсхила, Софокла, Эврипида, их следовало бы показывать в театрах, но в Европе это не принято. В буржуазных университетах профессора читают лекции о римском праве, о древней греческой философии и прочих ценностях, в том числе и о международном праве и даже о средневековом гуманизме. Предоставим журналистам Европы право открыть в хаосе современной жизни местонахождение этих ценностей и указать на их практическое, воспитательное значение. Нам кажется, что если современная Европа и напоминает древний Рим, так это — Рим эпохи упадка и разрушения.
В процессах гнилостного распада командующего класса современной Европы весьма странную и печальную роль играет буржуазная интеллигенция. Разумеется: ‘свой своему — поневоле брат’, и, защищая изжившую себя ‘культуру’, интеллигенция защищает власть своего класса. Власть эта всегда технологически, а также идеологически обслуживалась — ив наши дни обслуживается — интеллигентами более или менее высококвалифицированными. В 1914 году европейская буржуазия послала тысячи таких интеллигентов на фронт рядовыми солдатами и заставила их уничтожать друг друга. Раньше, чем быть изувеченными, отравленными газом, убитыми, ‘мастера культуры’ принимали посильное участие в разрушении городов, в порче плодородной земли и прочих фактах разрушения культуры.
В большинстве своем эти интеллигенты — пролетарии, и они самоубийственно покончили с собою ради укрепления власти собственников. После этого десятки интеллигентов написали книги, в которых, изобразив безумие войны, прокляли ее. Ныне буржуа готовятся повторить международную бойню в размерах еще более широких. Так как в недавнем прошлом железная рука войны не считалась с образцами и хранилищами культурных ценностей, — вполне возможно, что в будущей войне Британский музей, Лувр, Капитолий и бесчисленные музеи древних столиц будут обращены в мусор, в прах. И, разумеется, вместе с миллионами наиболее здоровых рабочих и крестьян будут уничтожены тысячи носителей интеллектуальной энергии, ‘мастеров культуры’. Ради какой цели? Ради стремления каждой крупной группы лавочников и банкиров поработить соседа, ограбить его. Ведь многократно доказано и совершенно неоспоримо, что периодические буржуазные бойни есть не что иное, как вооруженные грабежи, то есть преступление, наказуемое буржуазными законами всех стран.
Идиотическая преступность буржуазных драк становится особенно отвратительна, когда подумаешь о том, какое огромное количество умного, ценнейшего труда, металла, изобретательства истребили лавочники вчера, истребят завтра. Сколько городов, фабрик, заводов будет разрушено в пыль и прах, сколько будет потоплено прекрасно сделанных кораблей, испорчено земли. Будет истреблено множество детей. В конечном итоге преступное безумие класса жирных людей сводится к тому, что они заставляют рабочих, крестьян, интеллигентов работать на истребление результатов работы и на взаимное самоистребление.
‘Первенство экономики’ предельно и полностью выражено в грубейшем, зоологическом материализме собственников. Отравляющий ‘дух’ этого хищного материализма жирных двуногих пауков ныне уже не прикрывается истрепанными лохмотьями религии, философии. Фашизм и расовая теория — цинически обнаженная проповедь вооруженного грабежа. Вот он, ‘дух’ современной буржуазной ‘культуры’, отвратительный, позорный дух. И мы видим, что честные интеллигенты, боясь задохнуться в нем, бегут из страны, где он сегодня выражен наиболее нагло, густо, а завтра так же цинически нагло заявит о себе и там, куда они бегут, — заявит, если это позволит пролетариат. Совершенно естественно встает вопрос: какое право на власть имеет современная буржуазия, уже отрицающая основы своей культуры, разучившаяся хозяйствовать, создающая все более ужасающую безработицу, бесстыдно грабящая для целей войны крестьян, рабочих, колонии, — какое право существовать и властвовать имеет класс, бессмысленно истощающий рабочую и творческую энергию всего мира, — класс количественно ничтожный, качественно порочный и преступный? И этот класс держит в своих кровавых руках почти два миллиарда европейских, китайских, индусских, африканских крестьян и рабочих! Мрачная фантастика этого факта будет особенно ясна, если мы поставим рядом с ним другой факт.
Существует страна, где воля и разум всей массы рабочих, крестьян возбуждаются и воспитываются государственно необходимым трудом, равно полезным для каждой рабочей единицы, и где вся масса трудовой энергии вовлекается в разнообразную работу создания новых условий жизни, то есть новой, социалистической культуры.
Где пролетариат, следуя учению Маркса — Ленина и руководимый Иосифом Сталиным, освободил крестьянство от идиотической ‘власти земли’, от покорного подчинения капризам природы, от уродующего влияния собственности, где пролетариат сделал собственника коллективистом.
Где пролетарий, чернорабочий буржуазного общества, доказывает, что, будучи вооружен знанием, он вполне способен быть отличным мастером культуры и творцом ее.
Где культурная работа личности ценится всей массой трудового населения так высоко, как она никогда еще и нигде не ценилась, и где эта оценка непрерывно повышает рост личности и героизм ее работы.
Где женщины, половина населения страны, равноправны мужчине, героически работают вместе с ним на всех точках применения разумной энергии, преобразующей мир, и где даровитость, смелость, трудовой энтузиазм женщин растет с фантастической быстротою.
Где дети воспитываются вне уродующего влияния церкви, которая ставит целью своей воспитание в человеке терпения, кротости, подчинения ‘власть имущим’.
Где множество различных, даже численно мелких, полудиких племен, не имевших своей письменности, ныне вооружены ею, получили право свободного развития и показывают миру примитивную свежесть своего жизнеощущения, трудовую даровитость свою и прекрасную своей простотой поэзию.
Где древние племена, чья культура была подавлена колониальной политикой лавочников и царя, ныне великолепно обнаруживают свои таланты и сокровища освобожденного духа.
В этой стране художник и ученый ограничены только волею трудового народа, — волею, которая стремится освоить все подлинные культурные ценности человечества.
Но эта страна живет в кольце врагов, которые завидуют ее богатствам, страшатся ее благотворного влияния на трудовой народ всего мира, мечтают о разбойническом набеге на нее. Поэтому пламенное стремление к познанию прошлого, насколько оно необходимо для творчества будущего, ограничивается в этой стране необходимостью работы на оборону от врагов, чем несколько задерживается рост ее материальной культуры, рост ее обогащения. Стремление к знанию прошлого в некоторой мере ограничивается еще и тем, что в наследстве буржуазной культуры мед и яд крепко соединены и что ‘истины’ буржуазной науки об историческом прошлом человечества обладают свойством старых опытных кокоток притворяться невинными девушками.
Пролетариату человек — дорог. Даже тогда, когда человек обнаружил социально вредные наклонности и некоторое время действовал как социально опасный, — его не держат в развращающем безделье тюрьмы, а перевоспитывают в квалифицированного рабочего, в полезного члена общества. В этом твердо установленном отношении к ‘преступнику’ сказывается активный гуманизм пролетариата, — гуманизм, которого никогда, нигде не было и не может быть в обществе, где ‘человек человеку — волк’.
Мудрая рабоче-крестьянская власть Союза Социалистических Советских Республик заботится о духовном здоровье трудового населения, а особенно о здоровье детей и юношества. Так же усердно и умело заботится она о физическом воспитании, об охране физического здоровья, для чего создан ВИЭМ — первый в мире институт комплексного изучения человеческого организма. Можно указать на ряд совершенно новых начинаний, которые решительно и быстро обогащают страну, изменяют ее физическую географию: непрерывно расширяется промышленность, реорганизуется сельское хозяйство, вводятся новые культуры питательных злаков и плодов, культуры корнеплодов и хлебных злаков продвигаются все дальше на север, осушаются болота, орошаются засушливые места, канализируются реки, страна из года в год обогащается электроэнергией, растет количество запасов угля, нефти, металлических руд, минеральных удобрений, идет процесс завоевания Арктики, и это, конечно, еще не все, что творится в стране, где не хватает рабочих рук, в то время как лавочники Европы и С. Ш. Америки создали десятки миллионов безработных. Все, что создано в Союзе Социалистических Советских Республик, — создано в срок менее двух десятков лет, и это всего красноречивее говорит о даровитости народов Союза, о его трудовом героизме, о том, что в нашей стране труд становится искусством, о том, что пролетариат Советских Социалистических Республик, руководимый учением и партией Ленина и неиссякаемой, все растущей энергией Иосифа Сталина, создает новую культуру, новую историю трудового человечества. А каково реальное, фактическое наполнение понятия ‘культура’ современной буржуазии?
В основе всего, что кратко и неполно перечислено здесь, включена и действует мощная, творческая энергия пролетарского гуманизма — гуманизма Маркса и Ленина. Это не тот гуманизм, которым еще недавно буржуазия хвасталась как основой своей цивилизации и культуры.
Между этими гуманизмами нет ничего общего, кроме слова — гуманизм. Слово — одно и то же, но реальное содержание его резко различно. Явившийся лет за пятьсот до наших дней, этот гуманизм был приемом самозащиты буржуазии против феодалов и церкви, их ‘духовного вождя’, — церкви, во главе которой стояли феодалы же. Говоря о равноценности людей, богатый буржуа — промышленник, торговец — подразумевал только свою личную равноценность паразиту — феодалу в рыцарских доспехах или в ризах епископа. Гуманизм буржуазии благополучно существовал вместе с рабовладельчеством, работорговлей, с ‘правом первой ночи’, с церковной инквизицией, с поголовным истреблением ‘альбигойцев’ Тулузы, сожжением на кострах Джордано Бруно, Яна Гуса и десятков тысяч безымянных ‘еретиков’, ‘ведьм’, ремесленников, крестьян, которые увлекались отзвуками примитивного коммунизма, сохранившимися в библии и евангелии.
Сопротивлялась ли когда-либо буржуазия зверству церкви и феодалов? Как класс — никогда не сопротивлялась, сопротивлялись единицы из среды ее, и буржуазия истребляла их. В прошлом буржуа-гуманисты так же усердно помогали феодалам истреблять крестьян армии Уота Тайлера, французских ‘жаков’, ‘таборитов’, как хладнокровно и жестоко в XX веке культурные лавочники истребляют рабочих на улицах Вены, Антверпена, Берлина, в Испании, на Филиппинах, в городах Индии, в Китае, всюду. Нужно ли говорить о гнуснейших преступлениях, которые всем известны и свидетельствуют о том, что ‘гуманизм как основа буржуазной культуры’ в наши дни вычеркнут из жизни? О нем уже не говорят, должно быть, поняли, что слишком бесстыдно упоминать о гуманизме, расстреливая почти ежедневно голодных рабочих на улицах городов, набивая ими тюрьмы, а наиболее активным рубя головы или тысячами посылая на каторжные работы.
Вообще буржуазия никогда не пыталась облегчить жизнь рабочей массы иначе, как только милостыней, унижающей достоинство людей труда. Практически гуманизм мещанства выражался как ‘филантропия’ — то есть как милостыня ограбленному. Была придумана и действовала весьма глупая, жульническая ‘заповедь’: ‘Пусть правая рука твоя не знает, что делает левая’, и вот, награбив миллионы, миллиарды, ‘хозяева жизни’ тратили жалкие гроши на школы, больницы, приюты для инвалидов. Литература мещан проповедовала ‘милость к падшим’, но падшие — это были те люди, которых лавочники ограбили, опрокинули, втоптали в грязь.
Если б гуманизм буржуазии был правдив, если б он искренно стремился разбудить и воспитать в людях, порабощенных им, чувство человеческого достоинства, сознание их коллективной силы, сознание человеком его значимости как организатора мира и сил природы, — гуманизм должен был бы внушать не подленькую идейку неизбежности страдания, не пассивное чувство сострадания, а воспитывать активное отвращение ко всякому страданию, особенно же к страданию, вызванному социально-экономическими причинами.
Физиологическая боль есть не что иное, как указание человеческого организма на вторжение в его нормальную жизнедеятельность какого-то вредоносного начала, организм, голосом боли, говорит: ‘Защищайся, человек!’ Гуманизм мещан, проповедуя сострадание, учит примирению с той оскорбительной болью, которую вызывают якобы неустранимые, на веки веков данные отношения классов, унизительное деление людей на высшие и низшие расы и племена, на белых аристократов и ‘цветных’ рабов. Этим делением затрудняется рост сознания трудовым человечеством единства его интересов, для чего оно и установлено.
Гуманизм революционного пролетариата прямолинеен. Он не говорит громких и сладких слов о любви к людям. Его цель: освободить пролетариат всего мира от позорного, кровавого, безумного гнета капиталистов, научить людей не считать себя товаром, который продается-покупается, сырьем для фабрикации золота и роскоши мещан. Капитализм насилует мир, как дряхлый старик молодую здоровую женщину, оплодотворить ее он уже не может ничем, кроме старческих болезней. Задача пролетарского гуманизма не требует лирических изъяснений в любви — она требует сознания каждым рабочим его исторического долга, его права на власть, его революционной активности, особенно необходимой накануне новой войны, затеваемой капиталистами против него — в конечном счете.
Гуманизм пролетариата требует неугасимой ненависти к мещанству, к власти капиталистов, его лакеев, паразитов, фашистов, палачей и предателей рабочего класса, — ненависти ко всему, что заставляет страдать, ко всем, кто живет на страданиях сотен миллионов людей. Думается, что в этом схематическом подсчете реальных данных ценность буржуазной и пролетарской культуры достаточно ясна для каждого честного человека.
В двадцать седьмой том вошли статьи, доклады, речи, приветствия, написанные и произнесенные М. Горьким в 1933—1936 годах. Некоторые из них входили в авторизованные сборники публицистических и литературно-критических произведений (‘Публицистические статьи’, издание 2-е — 1933, ‘О литературе’, издание 1-е — 1933, издание 2-е — 1935, а также в издание 3-е — 1937, подготавливавшееся к печати при жизни автора) и неоднократно редактировались М. Горьким. Большинство же включенных в том статей, докладов, речей, приветствий были опубликованы в периодический печати и в авторизованные сборники не входили. В собрание сочинений статьи, доклады, речи, приветствия М. Горького включаются впервые.
Впервые напечатано одновременно в газетах ‘Правда’, 1935, No 193, 15 июля, и ‘Известия ЦИК СССР и ВЦИК’, 1935, No 164, 15 июля.
Включалось в третье издание сборника статей М. Горького ‘О литературе’.
Печатается по тексту газеты ‘Правда’, сверенному с рукописью и авторизованной машинописью (Архив А. М. Горького).
Съезд литераторов в Париже… — Имеется в виду международный конгресс защиты культуры, состоявшийся в Париже 21—25 июня 1935 года. — 453.