О красноречии испанцев
О красноречии испанцев
С франц. П. С-в.
——
О красноречии испанцев, Испанская_литература, Год: 1809
Время на прочтение: 4 минут(ы)
Испанский язык, вместе со многими другими новейшими языками, составился из испорченного латинского — причиною тому полагают нашествие варваров. Арабы, завоевавшие Испанию, ввели в нее и свой язык, который сделался собственностью побежденного народа, от чего произошли в Испании некоторым образом два народные языка. Примеру арабов и сообщению с ними испанцы обязаны тем, что начали писать прежде прочих наций. Ни один народ в начале двенадцатого века не имел столько поэм, историй и разного рода сочинений, как испанцы. Завоевание Толедо арабами (сей город можно назвать Афинами арабов) составляет первую эпоху успехов испанского языка, славные училища толедские не только не упали под владением арабов, но еще более сделались цветущими, особенно впоследствии, при христианских государях. Фердинанд и сын его Альфонс X, прозванный мудрым, усовершенствовали сии заведения и много содействовали образованию народного языка, повелев перевести с латинского на кастильский старые жалованные грамоты государей, привилегии и все публичные акты, и выдав на сем языке собрание законов. Если бы Испания произвела в сие время таких же гениев, каковы были: Данте, Петрарка и Боккаччо, то итальянцы, может быть, не прославились бы восстановлением наук.
Кондильяк утверждает, что в шестнадцатом веке во всех странах, также как и в Италии, ученые пренебрегали отечественными языками, которые все, более или менее, были смешаны с дурным варварским наречием. Аббат Андрес не без причины замечает, что в этом от всех других наций отличается Испания, в которой действительно процветали в сие время: Гарсилассо, Олива, Граната, Циорита, Моралес, Сааведра, Сервантес и многие славные писатели, очистившие и усовершенствовавшее язык испанский. Италия и Испания соединены были тогда различными отношениями политики и коммерции. Сам характер испанского языка, его обороты, его фигуры, сделались ближе всех прочих к итальянскому. От сего родилось в XVI столетии великое сходство между литературою сих двух наций, которые обрабатывали с равномерным успехом как мертвые, так и собственный свой языки. Слог писателей других наций сего века груб, или слишком древен. Французы, немцы и англичане в наши времена стыдятся писать так, как писали славнейшие соотечественники их в XVI веке, напротив испанцы и итальянцы почитают и поныне образцами слога тех писателей, которые процветали в сие время. Другие нации были еще грубы и более походили на варваров, у итальянцев и испанцев был золотой век литературы.
Литература испанцев подвержена была такому же множеству изменений, как и итальянская. Но можно сказать, что писатели испанские шестнадцатого столетия, напитанные, также как и итальянские, чтением латинских авторов, заимствовали от них и дух, и силу, не будучи раболепными их подражателями, как итальянцы, они не старались перенимать у них тех принужденных перестановок в словах и той запутанности периодов, от которых итальянское красноречие сделалось и вяло, и трудно, их проза вообще гораздо натуральнее, приятнее и более имеет гармонии, нежели проза итальянских писателей одного с ними времени.
Семнадцатый век был эпохою испорченного вкуса у той и у другой нации, но Испания имеет более причин жаловаться на сию эпоху, нежели Италия. В самом деле, в то время, когда итальянская литература казалась вообще зараженною худым вкусом и ложным духом Марини и его подражателей, в ней были многие великие писатели, как например: Канбрера, Тассони, Сегнери, Реди, Магалотти и проч., она может гордиться Галилеем и его знаменитыми учениками, которые многочисленными своими открытиями в науках распространили полезные познания между другими народами. Испания напротив не имела ни одного философа и почти ни одного писателя, который умел бы предохранить себя от худого вкуса своих современников. Боскан, Гарсилласо Леон, в начале предшествовавшего века сообщили испанской поэзии ту приятность, то благородство которые были неизвестны и Мене и другим древнейшим испанским поэтам. Она сохранила сей блеск до начала XVII столетия, Аргензола, Виллегас последние представили испанских муз со всеми их прелестями и важностью. Проза имела такие же успехи, как и поэзия, Олива и другие писатели шестнадцатого века, потом Сервантес, Рибаденейра, Сааведра и прочие, процветавшие в начале следующего столетия, воспользовались всеми сокровищами языка своего, и нисколько не уронили его величия, но скоро излишняя утонченность, ложные мысли, принужденность, надутость и темнота выражений обезобразили язык испанский. Славный Грациан, процветавший в сие время, изобразил в Рассуждении своем о тонкости разума свойство собственного своего вкуса и дух своих современников. Он говорит, что гению испанскому противно ограничивать себя одинаковым правильным ходом, что Сенека и Марциал лучшие образцы вкуса, и что переходить робкою стопою от доказательства к доказательству, и выводить наконец из них заключение, не что иное, как игра младенчества греков. Между писателями, появившимися в царствование Филиппа III и Филиппа IV, отличаются Боргиа князь Шалаской, граф Револледо, Пелицер и знаменитый Антоний Солаский. Гигантский ход, надутость, почти равняющаяся богатству выражения, высокий поучительный тон, излишнее изобилие мыслей — вот что замечается в самых лучших произведениях сего века!
Знатнейшие писатели испанские сего времени не могли избегнуть тех недостатков, которые находим в произведениях их предшественников. Лузан первый покусился восстановить хороший вкус в Испании, подражая древним и стараясь поступать по их правилам. Его предприятиям споспешествовали Антоний Пизарр и Августин Монтиано. После них Гарсия, Гюерта, Монтенгон, Иариарте и прочие, возвратили испанским музам некоторую часть их прелестей и величия. Мигнана, Феррерас, Бюериль писали историю с такою простотою, с таким благородством и рассудительностью, что могли поставлены быть на ряду с лучшими историками шестнадцатого столетия. Майант, Сармиенто и прочие образованностью своего вкуса и основательною критикою исправили умы своего времени, и красноречие не было уже более обезображено ни игрою слов, ни детским витийством, ни педантическою ученостью. Худой вкус, казалось, остался на одной только кафедре, но острые и забавные критики П. Иста, и примеры Галло и Боканегра, преобразовали духовное красноречие, и возвратили Священному Писанию всю важность и силу, ему приличную.
О красноречии испанцев: [Об исп. писателях XVI-XVII в.] / С франц. П.С-в // Вестн. Европы. — 1809. — Ч.44, N 7. — С.212-218.