H. БЕРДЯЕВ
H. БЕРДЯЕВ
О книге Вяч. Иванова ‘По звездам’
О книге Вяч. Иванова ‘По звездам’
КОММЕНТАРИИ
КОММЕНТАРИИ
О книге Вяч. Иванова ‘По звездам’, Бердяев Николай Александрович, Год: 1909
Время на прочтение: 5 минут(ы)
В. И. Иванов: pro et contra, антология. Т. 1
СПб.: РХГА, 2016.
Книга В. Иванова — редкая по своей утонченности и по творческому подъему. Но вряд ли она будет понята и оценена широким кругом читателей. И хотелось бы сделать идеи В. Иванова хоть немного более доступными. Он прежде всего мистик, мистик не только по идеям, но направлению, но и по манере писать, по стилю. Мистически пишут у нас, быть может, только В. Иванов и Розанов, их писания — не о мистике, а уже сама мистика. Приподнятая атмосфера в статьях В. Иванова верно будет воспринята лишь тем, кто заранее знает, что имеет дело с мистиком. В. Иванов совсем не декадент и лишь по недоразумению может быть причислен к декадентскому лагерю. Он весь в пафосе, полон веры, всегда переходит за грани своего ‘я’, в нем нет и следов декадентской опустошенности, декадентского холода, декадентского неверия, декадентской гипертрофии индивидуализма. Все его творчество от избытка, а не от недостатка, и чувствуется в нем здоровье, а не упадочность.
Пафос В. Иванова в дионисизме, дионисическая стихия бушует в его поэзии, и религии Диониса посвящена почти вся его проза. Если остановиться на литературных истоках идей В. Иванова, то прежде всего нужно отметить огромное на него влияние Р. Вагнера и Ницше, отчасти Шопенгауэра, из русских же Достоевского и, лишь отчасти, Вл. Соловьева. И В. Иванов все как бы колеблется между Дионисом и Христом, между Вагнером-Ницше и Достоевским-Соловьевым, между дионисической гибелью личности, растворением ее в божественной стихии и христианским спасением личности, утверждением ее для вечности. Можно сближать дух дионисический с духом Христовым, но нельзя их смешивать: в дионисизме личность не спасается, личность растворяется в божественной стихии, таинства дионисические — все еще имманентные таинства природы, в христианстве личность спасается и утверждается в Божестве, таинства христианские — уже трансцендентные и сверхприродные.
Чтобы понять творчески-дионисическую природу В. Иванова, нужно увидеть источник его религиозного творчества не в недостатке и бедности, а в избытке и переполненности. В этом избытке — источник трагизма, из него рождается трагедия. Вся поэзия В. Иванова есть поэзия трагического избытка. А в статьях своих он лишь толкует свою поэзию. И в поэзии и в статьях его чувствуется глубокие мистические истоки, корни не литературные. Утонченная культурность В. Иванова, в которой никто с ним не сравнится, есть лишь форма, лишь оболочка, лишь внешность, но ему чужд литературный академизм, в нем нет упадочного бессилия.
Главное возражение, которое может быть сделано В. Иванову, то, что дионисизм нельзя проповедовать, нельзя проповедовать первичную стихию бытия и земли. Проповедь дионисизма может превратить его в ложь. Проповедовать должно спасение личности в Боге, а не трагическую гибель ее в первозданной стихии. Сам же В. Иванов говорит, что Дионис может быть опасен в России1. Но главная заслуга В. Иванова не в проповеди дионисизма. Заслугу эту я вижу в том, что он выдвигает творческую и экстатическую сторону религии и делает это вдохновенно. Нельзя не приветствовать призыва к религиозному творчеству, к религиозному почину, хотя почин этот может принимать форму богоборчества. Вся динамика религиозной жизни зависит от утверждения свободной активности человеческой воли, от дерзновенного устремления к новой жизни. Вместе с тем В. Иванов не лишен и консервативного религиозного чувства и прекрасно выражает его, когда говорит о Вечной Памяти в статье ‘Древний ужас’. Культура связана с культом отошедших и вечной о них памятью. В творческом своем дерзновении В. Иванов уклонился к ‘мистическому анархизму’, но то был временный уклон и печальное недоразумение. Самая слабая статья сборника ‘О неприятии мира’ посвящена проповеди мистического анархизма. Но потом победило другое устремление. В. Иванов принимает деление на эпохи органические и критические, и всегда для него было характерно тяготение к эпохам органическим. В мистическом же анархизме нет ничего органического, это порождение критической переходной эпохи. С учением об органической культуре связано у В. Иванова понимание задач искусства, чему посвящена большая часть статей сборника. Идеи В. Иванова об искусстве — самое драгоценное в нем, в них большая его заслуга, идеям этим принадлежит будущее.
В. Иванов пророчествует о большом, всенародном, синтетическом, теургическом искусстве. Идея эта была уже у Р. Вагнера, С. Маллармэ, Рескина, Вл. Соловьева, но В. Иванов развивает ее своеобразно. Он преодолевает отвлеченный и классический идеал искусства для искусства, как порождение критической, дифференцированной культуры, жаждет преодолеть разрыв ‘поэта’ и ‘черни’, но во имя идеала искусства не тенденциозного, не утилитарного, а теургического и синтетически цельного, рождающего всенародную жизнь в красоте. Он призывает вернуться к мифологическому мироощущению и миросозерцанию, предчувствует наступление новой мифотворческой эпохи. В призыве этом и предчувствии этом есть, быть может, большая правда. Всенародное религиозное возрождение предполагает возврат к примитивизму, но через критику сознания.
Иванов вполне последовательно защищает реалистический символизм против символизма идеалистического. Свою идею о всенародном искусстве В. Иванов всегда связывает с возрождением греческой трагедии и дионисического духа. Он много говорит о новом театре, мечтает о возрождении того всенародного действа, которое было в Греции. Иногда кажется, что В. Иванов впадает в ту же ошибку, что и Вагнер, который хотел возродить религиозную жизнь народа через искусство и театр, в то время как в подлинно органические эпохи искусство и культура рождаются из недр всенародной религиозной жизни. Но в последних своих статьях он подчеркивает, что нового искусства и нового театра ждет от религиозного возрождения. Сам В. Иванов человек высокой утонченной культуры, и потому именно он призывает к ‘варварству’, в котором видит мистические истоки органической эпохи. Он своеобразный демократ, художественный защитник хорового начала. В В. Иванове бродит славянофильская закваска и сказывается в статье его ‘О русской идее’, грешащей некоторыми старо-славянофильскими недостатками. В. Иванов — самое крупное явление в нашей ‘модернистской’ литературе, явление, глубоко отличное от всякого декадентства. Но сгущенность мистических переживаний, — тяжелая и малодоступная форма письма, хотя и своеобразно-красивая, делает этого проповедника всенародного искусства доступным лишь немногим. Мистический пафос В. Иванова признают за искусственный, взвинченный, литературный, и не отгадают его, не оценят природы этого подлинного мистика и подлинного поэта. Оценка принадлежит будущему. Пока же хотелось бы, чтобы его больше читали, хотелось бы также, чтобы сам В. Иванов с меньшими колебаниями шел к своей цели, окончательно направил бы свою умопостигаемую волю к христианской мистике и христианскому теургическому искусству.
Впервые: Московский еженедельник. No 42. 24 октября 1909. С. 54-55. Печатается по этому изданию.
Бердяев Николай Александрович (1874-1948) — религиозный философ, публицист, общественный деятель, мемуарист. Бердяев был в центре основных культурно значимых событий и инициатив своего века как в России, так и за рубежом. Знаком с ВИ с весны 1905 г., в последующие три года делается регулярным посетителем Башни, председателем ‘башенных’ симпосионов и членом избранного кружка Гафиз.
К републикуемой работе примыкают такие тексты Бердяева, как ‘Омертвевшее предание’ (Биржевые ведомости, 1915. No 14 771-14 774), ‘Эпигоны славянофильства’ (Биржевые ведомости. 1915. No 14 676), ‘Ивановские среды’ (см. в наст, антологии), ‘Самопознание’ (1941). Более широкий фон для понимания статьи могут составить такие тексты мыслителя, как ‘Преодоление декадентства’ (1909), ‘Астральный роман (Размышления по поводу романа А. Белого ‘Петербург» (1916), ‘Кризис искусства’ (1917), ‘Мутные лики (‘Воспоминания о А. А. Блоке’ А. Белого // Эпопея. 1922. No 1-2) ‘ (1923). История непростых отношений ВИ с Бердяевым описана в публикации А. Б. Шишкина: 1) Le banquet platonicien et soufi la ‘Tour’ ptersbourgeoise: Berdjaev et V. Ivanov // Cahiers du Monde russe. XXXV. 1994. P. 51-66. [Электронный ресурс] URL: http://www.persee.fr/doc/cmr_1252-6576_1994_num_35_l_2374, 2) Из писем к В. И. Иванову и Л. Д. Зиновьевой-Аннибал Н.А. и Л.Ю. Бердяевых // Иванов. Мат-лы, 1996. С. 119-144. [Электронный ресурс] URL: http://www.v-ivanov.it/wp-content/uploads/ivanov_materialy_i_issledovaniya_1996.pdf. Здесь предположено, что авторов ‘Вопросов жизни’ (1905), среди которых мы обнаруживаем и ВИ, объединяла платонико-соловьевская традиция. (Заметим в скобках, что относительно платонизма Бердяева есть и другая позиция — см.: о. Владимир Иванов. Платонизм в оценке Николая Бердяева // Античность и культура Серебряного века. К 85-летию А. А. Тахо-Годи. М., 2010. С. 442-449). ВИ посвятил Бердяеву ‘Мистический триптих’ (‘Cor ardens’), a его жене Лидии Юдифовне — стих-ние ‘Из далей далеких’ (II, 266-267, 306), надписывает экз. ‘Cor ardens’ Н.А. и Л.Ю. Бердяевым. Экз. ‘Cor ardens’ с пометами Бердяева см.: [Электронный ресурс] URL: http://www.v-ivanov.it/files/4/4_pometyberdiaeva.pdf.
1 Дионис может быть опасен в России.— Бердяев цитирует заключительную фразу последнего абзаца главки ‘О Дионисе и культуре’ из эссе ‘Спорады’: ‘Отрицательный полюс человеческой объективирующей способности, кажется, лежит, в сердце нашего народа: этот отрицательный полюс есть нигилизм. Нигилизм — пафос обесценения и обесформления,— вообще характерный признак отрицательной, нетворческой, косной, дурной стихии варварства (составляющей противоположность его положительной, самопроизвольно творческой стихии), у нас же скорее следствие более глубокой причины: полунадменного, полубуддийского убеждения нашего в несущественности и неважности всего, что не прямо дается, как безусловное, а является чем-то опосредствованным,— и великой неподкупности нашего духа. Истинный русский нигилизм охотно покорствует, чтобы послушанием только пассивным отрицать внутреннюю ценность повеления. Дионис в России опасен: ему легко явиться у нас гибельною силою, неистовством только разрушительным (III, 125-126).