О картине И. Е. Репина ’17-е октября’, Розанов Василий Васильевич, Год: 1913

Время на прочтение: 5 минут(ы)

Василий Розанов

О картине И. Е. Репина ’17-е октября’

0x01 graphic

Илья РЕПИН (1844-1930). 18 октября 1905 года. 1907—1911.
Репродукция с сайта http://lj.rossia.org/users/john_petrov/

Жидовство, сумасшествие, энтузиазм и святая чистота русских мальчиков и девочек — вот что сплело нашу революцию, понесшую красные знамена по Невскому на другой день по объявлении манифеста 17 октября — так комментирует дело И. Е. Репин в выставленной им большой картине ’17 октября 1905 года’ на XIII передвижной выставке. Картину эту хочется назвать лебединою и вместе завещательною песнью великого художника… Поистине великого… После всех споров, какие о нем велись, после бешеных усилий сорвать с него венок этот эпитет особенно шепчется, усиленно шепчется.
Сколько понимания, сколько верности! Конечно, все жившие в 1905-1906 годах в Петербурге скажут о картине: ‘Это — так! Это — верно!’ Несут на плечах маньяка, с сумасшедшим выражением лица и потерявшего шапку. ‘До шапки ли тут, когда конституция’. Лицо его не ясно в мысли, как именно у сумасшедшего, и видны только ‘глаза в одну точку‘ и расклокоченная борода. Это ‘назарей’ революции, к шевелюре которого вообще никогда не притрагивались ножницы, бритва, гребенка и щетка. Умственная роль его небольшая: самого его несут на плечах, и он в свою очередь высоко держит над толпою ‘венок победы’. Таким образом маньяк, как ему и следовало, вышел в простую деревянную подставку для плаката. Впереди всей процессии два гимназиста, и один не старше IV или V класса, но и другой, старший, ближайший к зрителю, тоже не VIII класса, а класса VI или VII. Кто видал массы гимназистов, не ошибется, взглянув на лицо, к которому классу относится ‘питомец школы’. Два эти гимназиста и стоящий позади шестиклассника студент в фуражке, положивший ему руки на плечи, — ‘инструктор’ пения и идей — какая это опера!! Боже, до чего все это — так!!
‘Так было! Так мы все видели!’
В первой же линии, прямо ‘в рот’ зрителю, орет песню курсистка II или I (никак не IV) курса, в маленькой меховой шапочке, с копной волос, вся в черном. Она вся ‘в затмении’ и ничего не видит, ничего не слышит. О, она вполне самостоятельна в свои 17 лет, и ничему не вторит, никому не подражает! Великий художник так ее и поставил, не связно ни с кем! Сложение ее рта (открыт, поет песню) и ее глаза — да они рассказывают больше тома ‘Былого’, они уясняют революцию лучше всяких ‘историй’ о ней.
Девочка совсем ‘закружилась’… В сущности, она ‘закружилась’ своими 17 годами, но это ‘закружение возраста’ слилось у нее с петербургским вихрем, в который она попала из провинции, приехав сюда только 1 1/2 года назад. И она сама не понимает, от возраста ли кричит, или от революции. Ей хорошо, о, как видно, что ей хорошо, что она вполне счастлива! И, ей-ей, для счастья юных я из 12 месяцев в году отдавал бы один революции. Русская масленица. Репин, не замечая сам того, нарисовал ‘масленицу русской революции’, карнавал ее, полный безумия, цветов и блаженства.
Позади ее — еврей и еврейка, муж и жена, он, наверное, приват-доцент, а она имеет первого ребенка. У еврея — тупо-сосредоточенное лицо. С первого взгляда кажется, что вот эти евреи, лица которых наиболее выписаны и ‘портретны’, и являются ‘разумом’ революции, все в ней подсказали и ко всему в ней повели. Но это только при первом взгляде. Гений художника все подсторожил и все высмотрел. Еврей — совершенно тупой, и самая хитрость его (которая есть в лице) — тоже тупая, которая, проиграв все ‘в целом’, выиграла ‘на сегодняшний день’. Несравненно хитрое и именно дальновидно-хитрое толстое военное лицо (правый край картины), почтительно приподнявшее фуражку перед ‘победившей’ революцией… Это лицо — подозрительное, сморщенное и презирающее. Приват же доцент имеет ума не больше, чем первокурсница впереди его, но он считает, рассчитывает, ‘умозаключает’, и в этой сухой ученой работе он так же беспредельно наивен, как и 17-летняя девочка.
Рядом с ним — еврейка, блаженная о первом своем ребенке, чуть-чуть открыла белые зубы и тоже чуть-чуть склонила сентиментально голову. Она счастлива ребенком и революцией. ‘Мы всего достигли’. Она не говорит и не может говорить. Она не поет, как и муж ее приват-доцент, сосредоточенно молчит. Впервые из картины Репина, столь разительно истинной по зарисованным лицам, я увидал, что ‘евреи в революции’, в сущности, не ведут, а именно идут за сумасшедшими мальчиками, но подбавляют к их энтузиазму хитрую технику, ловкую конспирацию и мнимо-научную печатную литературу. В революции, как и везде, евреи не творцы. Творит, выдумывает и рвется вперед арийская кровь. Это она бурлит и крутит воду. А евреи — ‘починщики часов’, как и везде, с мелкоскопом в глазу, и рассматривают, и компилируют подробности, какой-нибудь ‘8-часовой день’ и ‘организацию’ забастовки.
Такая же ‘без мысли‘ и поднявшая букет высоко кверху еврейка, лет 35, в середине толпы, в центре картины. Дальше ‘поднятого букета’ она вообще ничего не думает. Она вся — эффект, поза и единичный выкрик. Смотрите, у левого ее плеча чиновник в форме, тоже громко поющий песню ‘о ниспровержении правительства’. Он начитался Щедрина, он вообще много читал, — и лет 20 нес на плечах служебную лямку ’20-го числа’, которую в блаженный карнавал сбросил. Но еще лучше, в форменном пальто, чиновник лет 45, с крепко сжатыми губами и богомольно смотрящими вперед глазами! Вот лицо, полное уже мысли, веры, — лицо прекрасное, хотя тоже немножко тупое! Он всю жизнь философствовал у себя в департаменте, он читал декабристов и о декабристах, он все ждал, ‘когда придет пора’… И вот пришла вожделенная ‘пора’, конституция, — и он внутренне молится и весь сосредоточен.
Но посмотрите, какая разница в сосредоточенности у него и у еврея приват-доцента, они оба недалеки, но у еврея недалекость соскальзывает в счет, где он обнаруживает уже хитрость и умелость. Еврею есть дело до ‘сегодняшнего дня’ и нет дела до России. Чиновник — русский идеалист-патриот, это тот патриот, который ждал и не дождался реформ. И теперь ’17 октября’ в душе ‘служит молебен за будущее России’. Роль еврея — глупая и хитрая, роль чиновника — наивная и благородная.
И все это ‘усторожил’ Репин и дал прочитать в своей картине! Гений.
Позади еврея простолюдин-революционер, ‘распропагандированный’ на митингах не более 9 месяцев назад. Это — ‘быдло’ революции, ее пушечное мясо. Он голодал до 17 октября, но, увы, и после 17 октября будет голодать. И наконец, позади его неоформленное лицо настоящего революционера, единственное ‘настоящее’ лицо революции во всей картине: это террорист, самоубийца, маньяк, сумасшедший. Он все молчит, и до революции, и после революции. Молчит, молчит и потом убьет. А почему убил — не скажет и даже едва ли знает.
В середине — благообразный старец с большой белой бородой. Это ‘общественный деятель’, человек 60-х годов, ‘преданий Добролюбова’ и ‘Современника’. Лицо его — и огорченное, и радующееся. Он 40 лет огорчался, а 17 октября возрадовался. Около него нарядная дама, его 40-летняя дочь, незамужняя, занимающаяся декадентством. В огромной шляпе и богатом пальто, с маленькими глазами и сухим ртом, она поет ‘лебединую песню’ своего девичества, не замечая, что всю жизнь ‘осуждала’ не столько старый порядок, сколько прискорбную личную судьбу.
Это единственный не ‘масленный блин’ в репинской картине.
И еще еврей-студент, орущий во все горло (в центре, немного влево). Рот так раскрыт, что галка в него влетит. Хорош, недурненький, а какая мысль?!! Но взгляните на его металлический, внешний, холодный энтузиазм, особенно сравнив его тоже с орущими русскими студентами и гимназистами!.. Сколько в последних внутреннего тепла…
Какая картина!.. Где ее видел Репин? Он собирательно все откладывал в душе впечатления. И выразил через 6 лет накопленные (задолго и до 17 октября) ‘ощупывания’ лиц человеческих, фигур человеческих, душ человеческих.
Да, это великий ‘щупальщик’ существа человеческого, наш Репин. И уж кого он ‘пощупал’ — не спрячет души своей. Его картины — и великолепная опера, и ‘тайное следствие’ о том, что было и что есть на Руси. И по глубине и правде этого ‘следствия’ — поистине ‘страшно впасть в руки Репина’. Страшно для живого человека подпасть под кисть его.
Картину ’17 октября’ надо сопоставлять с ‘Мундирной Россией’. Это знаменитый ‘Государственный Совет’… Одна другую поясняет!.. И как русская история становится понятна в этом сопоставлении!

1913 г.

Электронная версия текста перепечатывается с сайта http://www.nefedor.com/
Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека