О французском епископе, бывшем первым министром в Кохинхине, и недавно умершем
О французском епископе, бывшем первым министром в Кохинхине, и недавно умершем
Письмо из Кохинхины.
——
О французском епископе, бывшем первым министром в Кохинхине, и недавно умершем, Карамзин Николай Михайлович, Год: 1802
Время на прочтение: 3 минут(ы)
Епископ Адранской умер. Кохинхина потеряла великого министра, а религия одного из самых ревностных своих прелатов. Сожаление о нем, и почести, оказанные его праху народом, еще не вышедшим из мрака идолопоклонства, будут эпохою в сем государстве.
Епископ Адранской выехал из Франции самым молодым человеком, и с именем простого миссионера, но скоро получил сан епископа, и отличился в трудной должности своей великими успехами. Он разумел все европейские языки и почти все науки, ученые китайцы не лучше его знали свой язык. Короли имели к нему отменное уважение, и Кохинхинской царь сделал его первым министром своим. Сей государь воевал тогда с мятежниками, которые завладели частию земли его. Англичане, пользуясь таким обстоятельством, предложили ему свою помощь, с тем условием, чтобы он дал им исключительное право торговли, но Адранской епископ именем государя отказал им, желая доставить сию выгоду французам, и для того отправился в Европу, взяв с собою царского сына, единственного наследника. Вы видели, с каким отличием принял его двор Версальский. Лудовик XVI хотел дать ему войско, но первые смятения революции и происки комменданта Пондишериского расстроили сей план, так что Адранской епископ мог взять с собою только несколько артиллерийских офицеров, поехавших с ним добровольно. Сею слабою помощию он возвратил царю его владения, и остальную жизнь свою провел в делах своего министерства и епископства.
‘И так’ (сказал он за несколько минут до смерти своей) — ‘и так я дошел до цели беспокойной мирской деятельности, которая, несмотря на мое внутреннее отвращение, столько времени занимала меня! Труды мои кончатся, и блаженство мое начнется! Я с радостию оставляю свет, в котором считали меня благополучным, где народы меня славили, вельможи почитали и самые цари уважали. Не жалею об этой чести, она есть суета и печаль. В объятиях могилы найду мир и спокойствие’. — Изъявив благодарность свою королевскому медику, он примолвил: ‘Расскажите, что вы видели, уверьте короля, что я ничего не боюсь и совершенно покоен. Пусть знает он, что европейцы умеют и жить и умирать’.
Весь двор был в изумлении. Мы тотчас объявили королю о смерти епископа. Он послал для него великолепной гроб и разные шелковые материи для погребения. 10 октября мы положили тело на гальйот и отвезли в Донье. Гроб несен был при свете факелов с великою пышностию и поставлен, до приезда короля, в большой зале епископского дому. Там всякой день служили панихиду, в присутствии французских офицеров и китайских мандаринов, богато одетых, после чего сын короля угощал всех обедом.
Погребение совершилось 16 декабря, ночью. Король велел сыну своему итти перед гробом, покрытым богатыми штофами и окруженным горящими свечами, его несли, под огромным золотым балдахином, 80 человек, нарочно для того избранных. За ним два человека несли знамя, на котором вышиты были золотыми буквами все титулы, данные епископу королем французским и кохинхинским. Вокруг шло множество молодых християн в коронах и с зажжеными свечами. Вся царская гвардия (то есть, более 10000 человек) стояла на улицах с ружьями и с пушками. 120 слонов с вожатыми и с трубами шли по сторонам. Бросали ракеты, горели феерверки, били в барабаны, и музыка кохинхинская беспрестанно играла, улицы освещены были множеством фонарей. Около 40000 идолопоклонников и християн провожали гроб, невозможно было счесть зрителей, которые теснились на улице и даже на кровлях. Сам король шел за телом с своими мандаринами, но всего более удивило нас то, что его мать, сестра, королева и наложницы, желая изъявить любовь свою к такому редкому человеку, презрели обыкновение и провожали гроб до самой могилы.
Епископ назначил, чтобы его погребли за городом, в прекрасном саду. Сперва католические священники совершали обряд нашей церкви, потом король, следуя своему закону, принес жертву, и выслушав надгробное слово, произнесенное красноречивым, духовным оратором, он медленно и величественно приближился ко гробу, залился слезами и простился с умершим другом своим. Все плакали и рыдали.
Теперь король сооружает великолепный памятник, достойный монарха и добродетельного министра. Г. Бартелеми, который приехал сюда из Франции с Адранским епископом, трудится над сим монументом.
О французском епископе, бывшем первым министром в Кохинхине и недавно умершем: Письмо из Кохинхины: [Из журн. ‘Minerva’. 1801. Т.4 и ‘Moniteur Universel’. N 48] / [Пер. с нем. и фр. Н.М.Карамзина] // Вестн. Европы. — 1802. — Ч.1, N 3. — С.36