О ФИЛОСОФІИ.
О ФИЛОСОФІИ.
В…. ій.
‘Сынъ Отечества’, No 9, 1828
О философии, Ветринский Иродион Яковлевич, Год: 1828
Время на прочтение: 3 минут(ы)
Неизмримость вселенной и безконечное разнообразіе вещей, чудный порядокъ и согласіе, по которому он представляютъ изъ себя единое неразрывное цлое, самая точная и непримтная постепенность въ развитіи жизни, отъ бездушнаго каменнаго зерна, до высочайшаго разумнаго созданія, необходимая связь причину съ ихъ самыми отдаленными дйствіями и послдствіями, цлей съ средствами, слпаго механизма съ силою свободной воли,— естественно возносятъ насъ къ понятію о Единомъ, Всемогущемъ, Премудромъ, Всеблагомъ Творц міра — къ понятію высочайшему, важнйшему и драгоцннйшему для человка.
Падемъ съ благоговніемъ предъ непостижнымъ величіемъ Создателя, поклонимся Ему духомъ и истиною, и будемъ въ безмолвіи чудиться необъятному созданію рукъ Его! Единъ Онъ великъ во всемъ и паче всего: безпредльное Его величіе превыше нашего разумнія. Молніеносная риза Саваоа простерта надъ всмъ, отъ самаго высочайшаго солнца — до глубочайшаго земнаго праха.
Такова должна быть цль при созерцаніи природы!
Философія, по самому знаменованію сего слова, есть любовь къ мудрости {Пиагоръ первый, по нкоторой благородной скромности, назвалъ себя Философомъ или мудролюбцемъ, до него Философы назывались мудрецами. Прим. Соч.}, состоящая въ познаніи самого себя и въ умнь давать истиную цну вещамъ, встрчающимся въ жизни. Мало есть словъ, подверженныхъ столь частому злоупотребленію, и истинное значеніе слова философія, столь мало извстно, что философомъ обыкновенно называютъ такого человка, который привыкъ отмнять себя отъ другихъ, и часто приписываютъ сіе названіе Астрономамъ или Метафизикамъ. Но еще Греческая древность изобразила подлинный характеръ Философіи въ немногихъ, но знаменательныхъ чертахъ слдующею надписью на одномъ знаменитомъ храм, познай самого себя,’ — и великій Сократъ извелъ Философію изъ мрачныхъ стнъ школы на свтъ общественной жизни, ограничивъ ее ученіемъ общаго здраваго смысла. И поелику нтъ ничего къ человку ближе самого человка, то Философія и должна быть правиломъ нашего поведенія, а съ тмъ вмст основаніемъ и мриломъ нашихъ сужденій о вещахъ. Истинный мудролюбецъ совершенно увренъ въ бытіи Божіемъ, въ непостижимыхъ, но всегда премудрыхъ и благихъ судьбахъ Его Святаго Промысла, а съ тмъ вмст — и въ безсмертіи души: ибо сіи дв истины совершенно между собою неразрывны, и послдняя есть необходимое слдствіе первой. Но сіи основныя и драгоцнныя для человка истины, мудролюбецъ боле созерцаетъ и чувствуетъ, нежели доказываетъ по правиламъ діалектическихъ тонкостей, которыя часто не столько проясняютъ, сколько потемняютъ истину и нкоторымъ образомъ длаютъ ее сомнительною: ибо доказывать, значитъ убждать другаго въ томъ, въ чемъ онъ еще не убжденъ. Будучи совершенно увренъ въ сихъ святыхъ истинахъ, внушаемыхъ Врою, и досточтимыхъ для разума и сердца, — истинный мудролюбецъ по совсти исполняетъ обязанности любви къ Богу, ближнему, и себ самому. На человчество взираетъ онъ какъ на единое семейство Единаго Небеснаго Отца, и живетъ съ людьми какъ съ братьями, въ мир и согласіи. Вс его намренія, желанія и поступки чисты, ибо клонятся къ общему благу, къ частному благополучію другихъ, а чрезъ то и къ благополучію его самого. Онъ совсмъ непохожъ на безбожника, который, почитая себя какъ бы отдленнымъ отъ природы и человчества, все относитъ къ своему самолюбію, не ищетъ и не знаетъ другаго блага, кром того, что можетъ льстить его вкусу и нжить его страсти, жаждетъ, и никогда не утоляетъ своей жажды, подобно Танталу, скитается по земл, какъ чудовище, ненавидитъ Бога, Природу, человчество, самого себя, и — видя въ каждомъ мгновеніи времени мелькающую ему грозную вчность, съ адомъ въ душ и сердц, призываетъ къ себ мечту вчнаго ничтожества, дабы въ сей бездн погребсти себя съ цлою вселенною.
Удалимъ нашъ взоръ отъ столь дикой и ужасной картины! Истинная Философія не такова: она должна — и любитъ длать людей счастливыми. Она заставляетъ насъ съ благоговніемъ повиноваться законамъ Божественнымъ, составляющимъ нашу нравственность, свято чтить и исполнять законы предержащей Власти, охраняющіе общественную и личную безопасность. Сія нравственность, внушаемая Божественными законами, подаетъ намъ самые врные совты и самыя сильныя побужденія къ дятельности для нашего счастія, могущей служить утшеніемъ во всякомъ возвраст, во всякомъ состояніи, и во всхъ обстоятельствахъ жизни. Она удовлетворяетъ — уму небесными истинами, сердцу — утшельными чувствованіями и надеждами, она упрочиваетъ человку сей миръ и сіе спокойствіе души, столь вожделнныя какъ въ счастіи, такъ и въ несчастій, она даетъ ему средства быть счастливымъ и здсь, и за предлами гроба (ибо вчно будетъ свтить, вчно не погаснетъ звзда человчества), она укрпляетъ связи обществъ, Царствъ и народовъ, ея утшительныя правила прогоняютъ скуку, грусть и томленіе, неразлучныя съ заблужденіями ума и сердца. Правила сіи сообщаютъ духу силу и крпость, жизнь самаго тла юнетъ, такъ сказать, отъ ихъ животворнаго дйствія. Сколько невинныхъ удовольствій, сколько чистыхъ наслажденій, сколько прелестей появилось бы въ общественной и частной жизни, если бы повсемстно исполняли правила нравственности! Она есть сильное лекарство противъ опасныхъ заблужденій тхъ мечтателей, которые святотатственно присвояютъ себ досточтимое названіе философовъ, ни мало, не оправдывая онаго ни твореніями своего ума, ни движеніями своего сердца, ни своимъ поведеніемъ. Таковые мечтатели весьма далеки отъ святилища истиннаго мудролюбія, которое отверзто лишь чистымъ душамъ, познающимъ Бога, Природу, и самихъ себя. Имъ то по всмъ правамъ принадлежитъ высокое наименованіе истинныхъ мудролюбцевъ.
Имъ же отъ искренняго сердца посвящаются и сіи строки.