ЛЕВ ТОЛСТОЙ
(O ДУШЕ И ЖИЗНИ ЕЕ ВНЕ ИЗВЕСТНОЙ И ПОНЯТНОЙ НАМ ЖИЗНИ.)
(O ДУШЕ И ЖИЗНИ ЕЕ ВНЕ ИЗВЕСТНОЙ И ПОНЯТНОЙ НАМ ЖИЗНИ.)
(1875 г.)
(1875 г.)
О душе и жизни ее вне известной и понятной нам жизни, Толстой Лев Николаевич, Год: 1875
Время на прочтение: 15 минут(ы)
Издание: Л. Н. Толстой, Полное собрание сочинений в 90 томах, академическое юбилейное издание, том 17, произведения 1863, 1870, 1872-1879, 1884, стр. 340-352.
OCR: Габриел Мумжиев (gabrielmv@yahoo.com)
Рассматривая мир с самой простой, матерьялистической точки зрения, я вижу бесконечное разнообразие (Зачеркнуто: Я существую. Существование мое слагается из меня и бесконечного разнообразия познанного и познаваемого мира). В этом разнообразии — равно величайший мудрец и первобытнейшее дитя — мы видим резкую грань между всеми разнообразнейшими явлениями: живое н неживое, (органическое и неоганическое). (Я могу по недостатку наблюдения принять куклу за живое и живое за мертвое, но стоит вникнуть, поправить ошибку, и ошибки быть не может. Во всем не живом я знаю и отыскиваю законы, которым подлежит все не живое. Для первобытного человека такой закон есть тяжесть, влияние чувства, для ученого — есть неистребимость материи, закон сохранения силы. — Во всем живом я вижу те же законы, первобытный человек с трудом узнает их в живом и наука показывает и доказывает, что она нашла (и если не нашла, то находится на пути нахождения) действия тех же законов и во всем живом (органич[еская] химия, физиология). Но допустив (это огромное допущение), что наука нашла все то, чего она ищет, т. е. доказательства, основанный на строжайших опытах, того, что все живое подчиняется общим законам неживого мира, что организм есть только результат сложного воздействия друг на друга этих сил, — сила или явление самого организма, — т. е. [что] явление или сила объединения всех этих воздействий сил останется всегда резким отличием живого и неживого, (орг[анического] и неорг[анического]). Мало того, как бы полно не было доказано, что всякое проявление жизни есть результат воздействия общи[х] для всего неживого законов, для самых опытов, долженствующи[х] доказать это, мы должны употреблять такие приемы, которые предполагают в нас ясное подразделение между живым и не живым. Подвергая лягушку прикосновению раскаленной проволоки, мы будем наблюдать влияние, которое произведет это прикосновение на одну только лягушку, а не на стол, на котором она сидит. Поливая кислотой стебель растения, мы не будем наблюдать изменений происшедших при этом в земле, окружающей корень но самый корень и тончайшие его волокна. И натуралист, и первобытное дитя одинаково несомненно знают, что прилипшая земля не есть часть растения, а тончайшее волокно корня есть часть его, —одинаково знают не только явление объединения, но и предел его (не предел между единицами живых существ, в котором можно ошибиться, но предел между живым и не живым). Так что для величайшего ученого естественника 30 столетия и для негра подразделение мира на не живое и живое, объединенное, всегда останется одинаково, так как оно дано и предшествует всякому опыту и изучению.)
Грань эта по мере изучения и наблюдения для различных людей может находиться в различных местах. Дикий примет куклу за живое существо, а дрожжи за мертвое, но грань эта существует, и без нее немыслимо какое-нибудь знание (Зач.: Никакое познание мира немыслимо без этого деления. Без этого деления немыслим и никакой интерес познания. — Человек живет и чувствует себя живым, в противуположность мертвому, и знает, что умрет, в противуположность живому,—и единственная цель его познания (включающего все науки) есть знание того, что есть та жизнь, которой он живет, и что есть та смерть, которой он умрет).
Знание есть предсказание —т. е. отыскивание общих законов, которым подчинено все существующее. Величайший ученый и дикий, хотя в разной степени, в продолжение жизни познают эти законы и совершенно одинаково познают их в двух различных сферах существующего, никогда не смешивая одно с другим: в живом и не живом, в органическом и неорганическом мире. Это деление всегда одинаково присуще человеку — на низшей ступени знания (для дикого), сколько и на высшей (для ученого). Без этого деления нельзя мыслить.
Между прочим в известных людях [и] собраниях людей мы часто видим желание вырваться из этого неизбежного закона раздвоения всего существующего. Мы видели и видим людей, ложно и произвольно предполагающих жизнь, одушевляющих мертвую природу — {грозу, бурю, море), старающихся подчинить мертвое законам живого, и наоборот, видим людей, старающихся подчинить живое закону мертвого (Зач: законы неживого мира не имеют влияния на мир живой, и часто будут не в силах отделить ясно единицы живых существ друг от друга и от мира неживого)
В положении первых находятся дикие народы, (приходящие постоянно в столкновение с мертвыми силами и вследствие того) для единства понимания придавшие жизнь морю, грозе, идолам, и в положении вторых находятся ученые натуралисты нашего времени, для единства понимания отрицающие на живое и мертвое и старающиеся объяснить все живое из законов мертвого.
Различие между ученым и диким состоит (только) в том, что дикий, зная законы мира живого, но не зная (общих) законов мира неживого, предполагает, что во всех явлениях мира проявляются силы живых существ. Ученый же (Зачеркнуто: будет ясно видеть и в силах доказать), зная законы мира неживого и не зная или не желая знать законы мира живого, предполагает, что всякое явление мира живого есть только последствие общих законов неживого, (что (точнее сказать) каждое живое существо есть только результат воздействия законов неживого на это объединенное существо, но явление объединения будет для него так же, как и для дикого, несомненное данное, ничем не объяснимое.)
Я очень хорошо знаю, что новая школа мыслителей (Зач.: не останавливается перед этим вопросом, а принимает явление объединения живого (органического), как что то не требующее никакого объяснения, и в мире живого отыскивает законы, руководящие живым) не признает за собой этого недостатка.
Они скажут: мы признаем вполне различия органического и неорганического мира, но мы видим, что в мире органическом действуют без малейшего изменения все те же законы, которые действуют в мире неорганическом, и потому не видим причины, почему мы должны приписывать значение необъяснимому разумно понятию жизни. Если что и остается неясным в самом понятии организма, то мы, с одной стороны (убежденны[е] в тех быстрых шагах, которые делают наук[и] для объяснения единств[а] этих явлений), надеемся, что все неясное скоро будет объяснено, с другой стороны. допуская деление на неорганическое и органическое, мы отыскиваем законы развития организмов, происхождения их и пр., и надеемся и на этом пути привести все к единству (Зач.: Но не говоря уже о том, что все эти законы далеко не представляют той точности и доказательности, какую имеют законы мира неживого, я для философских целей не могу следовать за ними, не могу даже признавать какого бы то ни было значения за этими законами).
Ответь этот чрезвычайно силен вообще и в особенности для тех, которые вкусили соблазнительн(ой) прелести изучения естественных в наук, в кот[орых] так точно, ясно и неотразимо, опытами и наблюдениями доказывается общность и несомненность приложения открытых законов для всего существующего. —
Допущение подразделения мира на органический и неорганический сделанное только как бы временно, для целей науки, кажется столь естественным и незначительным, что большинство, допуская это деление, и не замечает, что это допущение разрушает самые основы всякого мышления.
Для меня иностранное слово: органическое и неорганическое имеет важное значение. Я наблюдал, что везде, где в ход рассуждения является течь, где ход рассуждения приводит к противуречию, где необходимо эскамотировать мысль, вводится иностранное слово. И таково слово: органическое.
Для человека, ясно имеющего перед собой существенные вопросы всякого познания, при первом упоминании об организме нельзя уже идти дальше для философских целей, до тех пор пока не будет дано ясное определение органич(еского) и неорг[анического].
Какие бы ни были открыты законы, управляющие миром неорга[ническим] и миром орг[аническим], для мыслителя они не представляют никакого значения, пока не определено различие, ибо в нем весь вопросы.
Законы эти могут быть полезны для целей частной науки — физики, химии, ботаники, зоологии, но для философии они не могут иметь значения, потому что сущность философского вопроса (Зач.: о различие живого и неживого не разрешена и даже нет определения того различения живого и неживого, которое служить основой наблюдения и изучения мира живого (недостат[очность] определения орг[анического] и неорг[анического]). одна: что есть жизнь, что есть смерть? (только названа другими словами.) Мне же хотят ответить на этот вопрос, допустив деление на живое и мертвое, как данное.
Весьма вероятно, что законы, по которым видоизменяется все неживое и все живое, совершенно верно определены теориями новейших исследователей, но даже если бы эти законы были несомненно доказаны, если бы наука шла 100 веков по этому направлен(ию), вопрос о том, что составляет различие между живым и неживым, остался бы не разрешенным (Зач.: Очевидно, что по этому пути, как бы далеко ни ушла наука, определив законы всех мертвых сил и происхождение всех организмов и законы их видоизменений, она никогда не может придти к разрешению основного вопроса, что есть живое, т. е. объединение, что сть мертвое). Ибо он не составляет цели исследования, а принять, как данное. Наука, достигнув всего предстоящего ей на ее пути, придет все-таки к тому положению, что мир есть соединение явлений неживых, законы коих нам известны (Зач.: и явлений объединений (организмов), законы которых частью одинаки с миром не живых, частью особые, свойственные миру живому), но, что в ряду этих явлений есть явления органические, различие которых, несмотря на то, что они во всем подчинены неорганич[еским] законам, все-таки нам неизвестны.
А только в определении этого различия заключается философский вопрос.
Только тем увлечением при открытиях частных законов в соединении с жаром полемики с противоположными учениями и, к сожалению, упадком в обществе философского мышления, можно объяснить себе странное заблуждение новых людей, полагающих, что, показав, с одной стороны, подчиненность общим законам неорганического мира всего живого, а с другой стороны, открыв развитие законов живого мира, (новые люди предположили, что) они решают философский вопрос, или, если не решают его, то делают его излишним и показывают невозможность, в которой находится философия, отвечать на поставленные ею с начала веков вопросы о том, что есть жизнь, что есть смерть (Зачеркнуто: другими словами, в чем состоит различие органического и неорганического. Пропустив в самом начале эти вопросы). Неизбежно признав необходимость того деления на живое и не живое, которое составляет необходимое условие всякого мышления, но назвав это деление неясными словами, новое направление очевидно предполагает, что оно разрешило философский вопрос и по обычному людям свойству утешает себя ненужностью или недоброкачественностью того, чего они не имеют.
Позитивисты и большинство новых людей с поражающей наивностью говорят, что этих вопросов нет, или что их не нужно знать, или что они бесполезны, что это праздная метафизика.
Какие же это бесполезные, ненужные, праздные для живого человека вопросы? Это вопросы о том, что есть жизнь и что есть смерть, о том, что такое совершается с каждым из нас, когда мы чувствуем свою жизнь, мыслим, желаем, радуемся, страдаем, и что нас ждет там, куда мы все идем и куда уходят на наших глазах люди, которые составляют для нас всю радость, весь смысл жизни. Это праздные, бесполезные, несвойственные людям, только по предрассудкам усвоенные людьми вопросы! Философы новой школы, за увлечением спора, открыли в области своей науки, и за тупостью мысли, не видали, что это не только не праздные вопросы, но что это единственные, основные вопросы, которые когда либо делает себе человек, что все те(огромной заслуги) научные открытия, которые сделали те самые люди, которые так думают (открытия) в области химии, физики, биологии, физиологии, зоологии, имеют смысл только потому, что они только яснее ставят эти вопросы. Они забыли, что приведенные к необходимости по неизбежной ограниченности, свойственной каждому отделу науке, принять за данное— различие живого и не живого, не определяя и не доказывая его, они самым развитием своей науки только содействовали уяснению коренного вопроса, который, без сомнения, с (еще) большей силой представляется (теперь) мыслителю перед протоплазмомо и песчинкой, чем дикому между живым и срубленным деревом. Заслуга — не матеръялистов, но естественных наук — состоит в том, что они показали несомненно тщету мысли о том, что живое не подчиняется законам неживого, что тщетно бы было основывать различие живого от неживого на том, что будто живое исключено из под законов неживого. Но тем очевиднее стало теперь то, что различие лежит не в отсутствии в живом каких ни будь сил неживого, не в противуположении им другой силы, но что при подчинения живого силам не живым различие все таки существует.
Все существующее подчинено одним законам, но во всем существующем есть разделение между живым и не живым. Живое подчиняется кроме общих неорганических законов, еще другим, свойствен(ным) только живому миру, законам. (В чем же состоит различие живого и не живого? Различие это познается человеком непосредственно, потому что он чувствует себя объединенным и живым).
Что такое есть сила этого объединения или жизни? Происходить ли живое по законам неживого? Нет. (Manet.) Держится ли оно вследствие законов не живого? Нет. Исчезает ли оно вследствие законов неживого ((самоубийство))? Нет. Но есть ли в этой силе или явлении что нибудь, что бы уклонялось от законов не органических, допустив, что наука открыла все то к чему она стремится? Нет. Следовательно, жизнь не есть сила в смысле неорганических сил, ибо, если бы это была сила то она по закону сохранения сил не исчезала бы, и не последствие сил, ибо если бы это было последствие сил, мы бы могли найти ее причины в неорг[анических] силах, а неорганические силы не могут быть признаны причинами жизни.
Все существующее доступно мне двояко: 1) как все неживое, подчиненное одним неизменным законам сохранения материи и сил и взаимодействия их и 2) как все живое, действующее по тем же законам, но доступное мне как живое, имеющие значение и смысл по другим законам, недоступным моему разуму.
Первое есть отношение живого к не живому — понимание его. Второе — отношение живого к живому и непонимание его разумом, но полное знание его изнутри, непосредственно, знание самого себя. —
Законы неорг[анические] относятся только к неживому, живое же вне этих законов и законы его недоступны разуму.
Что реально: неорганич(еское) или органич[еское]?
Матерьалисты говорят: неорганическое. Им кажется, что то, что они знают разумом, то реально. Но они забывают, что разум есть результата жизни органов жизни и потому знание это только относительно. Они говорят: понятие души нереально. Но понятие души есть понятие жизни (организма), которое мы не познаем чувствами, органами и разумом, но непосредственно познанием жизни.
Без сознания жизни и объединения (организма) мы не только не понимали бы живого, но и ничего мертвого. Материя, пространство, плотность, число,—все вытекае[т] из объединения.
Поэтому реально одно сознание себя объединенным, живым организмом, и потому понимание всего бесконечного числа объединенных существ и в противуположность еще необъединенных.
(Что же есть сознание объединения? — Интеллект, воля, любовь.)
Оказывается, что мы знаем и можем знать вполне — не разумом—только живое. Делая же отвлечения разумом от нашего знания живого, мы находим и законы неживого.
Теперь же матерьялисты делают обратную ошибку: желая все определить разумом, они отбрасывают непосредственное, не разумное знание живого и берут за знание только отвлечение от этих знаний, прилагаемое к неживому, и с этим орудием подходят к своему источнику (живому), желая объяснить его, и сталкиваются с невозможным. Невозможно это, во первых потому, что, хотя и во всем живом (сразу) является подтверждение всех законов неживого, (но) сущность жизни (очевидно) все-таки оказывается вне этих законов. Если бы кто хотел объяснять химические явления тяготением. Тяготение несомненно действует на каждый атом во время сродства, но химическое сродство действует еще сверх тяготения.
Невозможно это, во вторых потому, что законы, предлежащие к объяснению из мира живого явления, бесчисленны и до бесконечности разнообразны и, хотя понимаемы нами совершенно ясно, не могут быть подведены под законы.
(Стоить вспомнить явления органического мира: круговорот частиц для удержания одного вида, развитие частиц , развитие организма, половые соединения, смерть. И поразительно то что все эти явления тем труднее для объяснения, чем они легче для всякого простого ума. Полюбил, совокупился, родился, вырос, состарился, умер. Все самые простые слова и самые важные явления для человека и самые необъяснимые законами неорганических явлений и разумом.
Обращаясь к источнику своего познания для того, чтобы ответить на этот вопрос, мы (невольно) находим еще прежде этого деления другое основное деление, которое служит ему источником. Все, что мы знаем, мы знаем двояко: как самого себя и не себя. Одно мы знаем непосредственно, без всякого опыта: (больно, весело), другое мы знаем посредственно, вследствие опыта и разума. Для всех нас мир разделяется па две части: одну, которая есть мы, и другую, которая — не мы. То, что мы называем мы, есть та часть мира, которая объединена в нас и отделен[а] от всего остального. Все остальное находится за предела[ми] этого объединения.
То, что объединено нами непосредственно, познается собою через ощущения, без участия разума. То, что не объединено нами, познается нами посредственно, через органы ощущений и разум. То, что познается собой непосредств(енно), мы называем] своей (жизнью), существо[м]. То, что познается посредств(енно), мы называе[м] миром.
В мире мы делим все на существа живые и не живые. Живые мы называем существа объединенные также как мы, неживыми мы называем необъединенные существа, или объединенные, которые мы не видим. В этом мире, объединение которого мы не видим, мы находим присутствие законов, соответствующих нашему разуму, в мире объединенном мы тоже находим законы, по законы эти далеко не так разумны, подразделение мира вытекает из факта нашего объединения, воплощения, сознания части мира (своего тела) собою.
Итак, не только предположение матерьялистов объяснить живое законами неживого не возможно, но оно неправильно, ибо все, что мы знаем, происходить только от непосредственного знания живого. Знание же законов неживого (не только ограничено, но оно вытекает только) из незнания того живого, которого кажущееся нам неживое составляет часть. Мы знаем наверно, непосредственно только живое. Мы называем неживым, мертвым, только то, жизнь или существование чего мы не понимаем.
Как мне кажется неживым камень, звезды, так могут казаться неживыми клеточки моего тела (камень) и кровяные шарики (звезды) микроскопическому паразиту, живущему в моем теле.
Условия объединения суть органы, которые дают возможность понимать ряд подобных объединений с подобными же органами, но объединения, не имеющие подобных же органов — скрыты. Неорганическим мы называем то, чего объединение мы не понимаем и принимаем многое за одно (камень) или одно за многое (звезды). И поправить это дело наука не может.
(Воплощение, объединение дали пределы человеческого понимания.) Пределы объединения не могут быть раздвинуты.
Мы имеем три рода познания: 1) знание себя, той части мира которая объединена мною, это знание несомненно[е], непосредственное, не разумное и полное, 2) знание тех частей мира которых объединение, подобные моему, мне понятны, я полагаю их потому, что, получив впечатление от них могу, становясь на их место, представить себе их непосредственное знание самих себя, это знание частью непосредственное, частью разумное (по аналогии), и 3) знание всего того, что производить на меня впечатление, но на место чего я не могу стать, не могу представить себе, как оно непосредственно знает себя.
Рассматривая мир с точки зрения матерьялистов, приходишь в странное затруднение. Изучая явления неорганического мира, сущность которых совершенно непонятна, определение ко- торой даже невозможно и постоянно противуревчиво (вещество, сила, атомы), мы находим совершенно точные, разумные законы, управляющие всеми видоизменениями (этой) непостижимой сущности (астрономия, физика, химия).
Переходя к другому роду явлений (мира органического), разумны[е] законы (эти), управляющее веществом, представляются недостаточными, явления органического мира необъяснимы законами физики, астрономии, химии (Зач.: Придумываются новые законы для мира органического, подразделение мира на органическое и не органическо[е]). Является необходимость сделать подразделение всего существующего на органическое и неорганическое. И деление это делается не на основании разумны[х] данных, а на справедливом убеждении, что различие это безошибочно чувствуется каждым. Оставляется в сторону самая сущность различия органического и неорганического (и это) различие предполагается данным (Зачеркнуто: Вместе с тем эти явления мира органического по свойству своему доступны всякому человеку и законы его одинаково понятны ученому и неученому). И находятся законы управляющие миром органическим. Законы эти более шатки, менее точны, чем законы неорганические. Но за то сущность того, что определяется этими законами, более понятна и не представляет уже тех противуречий, которые представляет сущность неорганического мира. Переходя далее от явлений органич[еского] мира вообще к явлениям мира человеческой жизни, законы неорганические становятся еще более неприложимыми, явления мира человеческой жизни еще менее объяснимыми физикой, химией, астрономией.
Опять как несомненное данное берется отличие человека от животного, не выводимое из законов органического мира. Оставляется самая сущность различия, а это различие предполагается данным, и находятся новые законы, управляющие явления(ми) человеческой жизни. Новые эти придумываемые законы еще более произвольны, шатки, исполнены противуречий (Зач.: и не видится никакой возможности объяснить человеческую жизнь законами неорганического с тою же точностью, и главное, по тому же разумному пути). Притом при попытках отыскания каких нибудь законов, объясняющих человеческую жизнь, оставляется в стороне сущность различия между жизнью каждого человека и всего существующего, а это различие предполагается данным. Вместе же с тем, как и в первом случае, явления жизни человеческой без сравнения доступнее всякому человеку, чем все явления мира органического и тем более неорганического. И точно также, как и в первом случае, сущность явлений одинаково понятна ученому и неученому, и никакое изучение подробностей и опыт не могут ни на волос прибавить понятность (главных свойств) сущности этой жизни). Но за то сущность того, что определяется этими законами, не только понятна и не представляет никаких противуречий, но одна несомненна (и одна есть источник всякого знания.)
Что за странное явление! Известный прием изучения обращенный на предмет, сущность которого нам совершенно неизвестна (на неорганический мир), приводит нас к знанию, (этого отдела), к приложено (к нему) разумных законов (и совершенному] непониманию его сущности). Тот же прием, обращенный на другой отдел более нам известный органич[еский], приводить нас (к сомнению), к шаткости приложения к нему разумных законов, (но к большему знанию его сущности). И тот же прием, обращенный на человеческую жизнь, приводить нас к совершенной невозможности приложения разумных законов к тому, что одно мы несомненно знаем. Происходит то же, что произойдет с обращением зрительной трубы на отдаленные предмету, на ближайшие и на самого себя.
Ошибка происходить от весьма понятного желания обратить самое простое орудие, оказавшееся полезным для открытия простых законов в известном роде явлений, на законы явлений другого рода. Орудие это в этом случае есть логическое, основанное на опытах, (индуктивное) мышление.
Матерьялисты хотят подвести под законы этого индуктивного мышления то, что мы знаем не путем (индуктивного) мышления, именно — жизнь.
Матерьялизм хочет опытом узнать душу, сущность жизни индивидуумов.
Опыт несомненен при наблюдении движений других животных и меня самого посредством орудия чувств зрен[ия], слуха.
Но опыта над чувствами ощущением нельзя делать.
Внутренний опыт есть contradiction in adjecto (противоречие в исходном положении).
Опыт внешний убеждает посредством повторения бесчисл[енного] количества раз того, что солнце светит в 2 часа. Но я смотрю на солнце, оно не светит (затмение) и ощущение темноты разрушает все данные опыта. Для внутреннего познавания не может быть опыта.
Следовательно, ощущение есть совершенно противуположное опыту орудие познавания.
Это-то орудие познавания есть душа человека, его надо определить.
Тоже, что явления ощущения являются параллельно с явлениями физическими, несомненно.
Это не только не доказывает того, чтобы физич[еские] явления и психические были одно и тоже. Напротив, это доказывает, что то, что мы называем физическими явлениями, есть только наше, приобретенное нами из ощущения. И потому параллелизм физич[еских] и психич[еских] явлений не только не доказывает того, что есть одни физические явления, он доказывает, что есть одни психические, и что физические явления и все знания, приобретенные из опыта, суть только следствия ощущений — психич[еских] явлений. Их то и нужно объяснить.
Вопрос следующий: Почему весь мир распадается на две части. Одну, — весь мир, — которая доступна мне опытом, а другую, — я, которая доступна мне ощущением.
Это разграничение есть задача определения души. Матерьялизм же думает объяснить силы [?] различное.
Прежде всякого мышления, первое что мы знаем, (это то,) что мы живем, что мы составляем объединенную часть мира, которую мы чувствуем, как себя, и знаем иначе, чем все другие, (не умом и не опытом,) знаем несомненно. Не знаю, в какой степени точно выражение Декарта: я мыслю, потому я живу, но знаю, что, если я скажу: я знаю (несомненно одно) прежде всего себя: то, что я живу, — то это не может быть не точно.
Первое знание есть сознание своего объединения от всего остального мира. Это объединение мы называем жизнью. Из этого основного знания вытекает следующее знание всего также объединенного и живого. Когда мы говорим: собака жива, дерево живет, мы только говорим: собака и дерево то же что я, также объединены, как и я, имеют те же общие свойства, к[оторые] дикий называет жизнью, ученый —организмом, но к[оторые] один может также мало определить, как и другой. То, что сознание, по Вундту, вытекает из процесса развития, ничего не говорить против. Почему я знаю, что я один, а не два? — Органическое есть все, что мы знаем (Зачеркнуто: частью сознанием объединения своего, которое мы переносим на других, часть мышлением) вследствие способности (воображать) думать другие существа также объединенными, как и мы. Источником этого знания есть все таки наше объединение. Неорганическое (Зач.: мы познаем одним мышлением) есть все, что мы знаем вследствие нашей способности анализировать, подразделять различные элементы нашего объединения и отвлекать их одно от другого.
Источник есть опять наше объединение.
Понятия вещества, силы, пространства, времени, причины, следствия, числа, круга суть только понятия отвлеченные от сознания своего объединенного существования. Вещество, это — я без жизни, сила—я без вещества, пространство (Зач.: отношение меня к существующему, время другое отношение меня)—я без вещества и силы, время — это я без пространства и вещества, причина—это мое желание, следствие—это достижение желания, число — это я один, в противуположность многому, живому, круг —это границы моего зрения и т. д.
Понятия эти известны мне во мне вполне, но сущность их бессмысленна в отвлечении. Законы же их разумны только потому, что самое отвлечете этих понятий сделано разумом для известных разумных целей и потому не может быть неразумно.
Философия матерьялистов основана на следующем:
1) Человек живет и умирает, я живу и по опыту знаю, что (и я) умру.
2) Когда я умру, то прекратится непосредственное и посредственное знание, так как уничтожится орудие знания.
3)Не уничтожится только, как я знаю по опыту, мертвое неорганическое вещество.
4) Вещество не уничтожается.
5) Из этого я заключаю, что несомненно существует одно мертвое вещество.
(5) Из того же, что остается одно мертвое вещество, я заключаю, что (действительно) несомненно и всегда существует одно мертвое вещество.
6) Из того же, что одно вещество вечно существует, я заключаю, что сознание мною своей личной жизни есть только результат известного сложного состояния вещества, есть обман есть строй мира. Плот[ин]. Логическое рассуждение это, дойдя до последнего этого своего вывода, поражает несогласием с внутренним чувством человека, и произвольностью вывода о том, что жизнь есть результат известного состояния вещества, тогда как это ничем не доказано (и представляется только потому, что другого результата мы не видим). Главная же ошибка рассуждения состоять в том, что неверна 5-я посылка, о том, что остается после смерти одно мертвое вещество. Неверность посылки состоит в том, что я употребляю слова: существует одно мертвое вещество, которые не имеют смысла и заключают внутреннее противуречие.
Вещество отвлеченное, объективное не имеет смысла. Это есть только отвлечение от сознания моего существования. Мертвое вещество значить только вещество, жизнь кот[орого] я не знаю. А не зная его жизни, я не могу утверждать и его существования. Существование я знаю и могу знать только как жизнь.
Поэтому 5-я посылка должна быть изменена так: когда уничтожается жизнь, то для меня как наблюдателя остается одно отвлечение жизни, т. е. мертвое вещество, или такое вещество, жизнь которого я не понимаю.
Я не могу сказать, что уничтожается все, ибо остается:
1) отвлечение жизни, вещество (тело), другое отвлечение жизни — потомство, и 3-е — следы воздействия а других людей. Все е это не объединено и непонятно мне. (Найти возможные)
8