div align=justify>
А. П. Сумароков
О думном дьяке, который с меня взял пятьдесят рублев
КОММЕНТАРИИ
О думном дьяке, который с меня взял пятьдесят рублев, Сумароков Александр Петрович, Год: 1759
Время на прочтение: 4 минут(ы)
Русский фельетон. В помощь работникам печати.
М., Политической литературы, 1958.
Известно, что в древние времена обер-секретарей еще не было, а вместо их были думные дьяки, из которых некто с меня счистил пятьдесят рублев, а я в том извиняюся следующими причинами: я был двенадцати лет тогда, и что за взятки приказано вешать, я этого еще не знал, вторая причина была мое любопытство узнать, каким образом акциденция 1) берется, третья причина, что ежели бы я не дал ему денег, так бы дело то не было сделано. Вот как берутся взятки: приехал я ко двору его высокородия думного дьяка зимою в санях и, подъехав ко двору, радовался, что я скоро буду в тепле, а этого я не знал, что челобитчики к думным дьякам на двор не въезжают и выходят у ворот. Ворота у дьяков всегда запираются замками изнутри, понеже-де то от воров имеет быть безопасняе, больше получаса стучался я у ворот, отперли калитку, выглянул приворотник и спрашивал, как ему назвать мое здоровье, я не знал, как ему отвечать, и промолчал, ибо такой вопрос и не ребенку странен покажется, он спрашивал, как назвать вашу милость,— это я знал, потому что оно несколько употребительно, а по-нашему: как тебя зовут. Я ему сказался, а он калиткой хлопнул и ее запер. Слуга мой был поискусняе меня и говорил: надобно дать деньги. Я опять постучался, он опять выглянул, я давал деньги, чтоб он отнес их к думному дьяку, а меня бы впустил, однако он их не взял, извинялся, что господин его может подумать, будто он не все сполна ему отдаст, а мне чаялося, что везде деньги берутся в тех местах, куда безденежно не впускают у дверей, ибо я бывал на комедиях, смотрел Александра и Людвига, Париж и Вену и другие комедии, на что я и ссылался, а он отвечал: то-де враки, а здесь дела. Очень досадно мне это стало, что дьяков он писателям драм предпочитает, как будто сердце слышало, что я по времени буду иметь несчастье быть драматическим стихотворцем. Однако служителю знатного человека должен я был уступить, а мой слуга сунул ему в руку пять копеек, которые он с меньшей принял учтивостию, нежели подлекарь и дьячок. ‘Дома ли,— спрашивал я,— его благоутробие?’ — ‘Этого я еще не знаю,— отвечал он,— я пойду, о том, дома ли он или нет, доложу его милосердию и вашей чести донесу’. Еще с полчаса прошло того времени, в которое мне зябнуть предписано было, возвратился дворник и объявил, что боярин его дома, не дьяком назвал он его — боярином, а в этом было в древности различие. На дворах приказных служителей стоят на часах собаки, и, кто из них больше чином, у того больше собака и толще лает. Подворотни у дьяков превысокие и для челобитчиков из-под калитки не вынимаются, а ворота и не отворяются, калитка была очень узка, и человек мой пролез боком на двор, а я, будучи мал, через подворотню насилу перелез. Как только собака нас увидела, преужасно залаяла. Цербер не испугал Геркулеса 2) в аде, а меня дьячий Цербер гораздо испугал, потому что я ребенок был, да я ж и не Геркулес, хотя и в ад вошел. Слуга мне говорил, чтоб я поклонился Церберу. ‘Как,— спрашивал я,— чтобы я собаке поклонился?’ — ‘Хотя это и собака, однако дьячья’,— говорил он. Но когда я уже дошел до такой подлости, чтобы кланяться дьяку, великое ли это уже унижение, чтобы и собаке не поклониться, поклонился, да еще и пристойняе было, чтоб я собаке поклонился, нежели ее помещику: она денег не возьмет у меня, а бессовестный ее помещик с меня счистит. Я редко вспоминаю, что я дворянин, а в то время вспомнил я это и размышлял, идучи по двору: дьяк богатее меня, а я несу ему деньги, дьяк хуже меня, а я иду ему кланяться, и ежели бы я философ был, конечно бы, закричал: ‘О времена! о нравы!’. Вшел я в боярские покои, подошла ко мне боярская боярыня. Не чудно ли это, что дьячью служанку называли боярынею? Сия боярыня была охвата в два, в подкапке, в телогрее и босиком. ‘Боярин,— говорила она,— в мыльне и уже выпарился, скоро изволит выйти’. Подьяческое племя с самого младенчества привыкает, и терпят они легко, как их по спине секут, а намерение то, чтобы не тако трудно было телесное наказание, ежели по силе уложенья и указов нужда того потребует, и заставляют подьячие холопьям своим сечь себя в бане и велят себя до тех сечь пор, покамест побагровеет спина, как они под патогами ни кричат, однако когда то окончится, так они становятся еще бодряе того, нежели были, и ради того патоги — их обыкновенная забава, и чтобы воскресенье как праздничный день проводить им повеселяе, так они по всякую субботу себя сечь приказывают, хотя иные говорят, будто они терпят это добровольно за соделанные во всю неделю плутни и что перед праздником полагают на себя сию епитимью, подобием христиан Западной церкви, и что подьячие, не дав себя ввечеру в субботу высечь, не ходят к обедне в воскресенье, а когда и придут, так стоят только в трапезе, будучи оскверненны. Я бы к нему в субботу ввечеру, конечно, не роехал, ведая, что все приказные служители секутся в это время в банях патожьями, да что делать? я был кадет, в прочие дни надлежало учиться и быть у себя, а воскресенье для кадетов — день отдохновения, а для подьячих — день пьянства, и так один только вечер субботы мне к тому остался. Вышел боярин из застенка, я ему подал письмо, а того, что я с деньгами пришел, он не ведал и принял меня спесиво. Я ему подал грамотку, он надел очки, грамотку распечатал и почал читать. Суровый его вид переменился, когда он дочел до того места, где о пятидесяти рублях помянуто было. Прочет письмо, обозрел меня очень жадно, со мною ли те деньги, и когда я ему стал их подавать, говорил он: ‘На что это? это, право, напрасно’. О приказная душа! на что было такое лицемерие? — говорит: ‘На что это?’ — и берет. А что это напрасно, это подлинно: я это знал, хотя бы ты и не сказал. Взял пятьдесят рублев и поднес мне стакан меду, и как я больше половины стакана выпить не хотел, так он меня гораздо потчевал и уверял меня, что это мед ставленный и хмелю в нем нет. ‘Я этому верю,— отвечал я,— да я и без меду иззяб’.— ‘Нет, ничего, выкушай,— говорил он,— это питье хорошо’. А я думал то, что в тепле быть и брать за ничто чужие деньги — это хорошо, а в холоде быть и отдавать за ничто свои деньги — это не гораздо хорошо. Отдал ему свои деньги и поехал домой, всем тем, которые, нарушая честность и присягу, корыстуются взятками, желая висельницы.
В составлении комментариев принимал участие Л. Н. Арутюнов.
Впервые напечатано в журнале Сумарокова ‘Трудолюбивая пчела’, 1759, ноябрь. Вошло в собрание сочинений Сумарокова, вышедшее двумя изданиями — в 1781-1782 и 1787 годах. Печатается по журнальному тексту.
1) Акциденция (лат.) — здесь: взятка. Так назывались доходы от просителей, узаконенные при Петре I, не определившем жалованья приказным служителям.
2) Геркулес (Геракл) — в греческой мифологии герой, одним из подвигов которого была победа над трехглавым псом Цербером, стерегущим вход в ад.