О Церковном соборе 1917 года
О Церковном соборе 1917 года
Примечания
Примечания
Условные сокращения
О Церковном соборе 1917 года
О Церковном соборе 1917 года
О Церковном соборе 1917 года, Кузьмина-Караваева Елизавета Юрьевна, Год: 1929
Время на прочтение: 7 минут(ы)
Кузьмина-Караваева Е. Ю. (Мать Мария) Жатва духа: Религиозно-философские сочинения.
СПб.: ‘Искусство—СПБ’, 2004.
На днях мне пришлось быть на собрании, посвященном воспоминаниям о церковном Соборе 1917 года и о выборах патриарха.
Под председательством митрополита Евлогия, участники Собора, кн. Г. Н. Трубецкой, протоиерей Сергий Четвериков, протоиерей Сергий Булгаков, Е. П. Ковалевский и др. делились своими впечатлениями о работах Собора, о той обстановке, в которой эти работы происходили, о драматическом и напряженном моменте выбора патриарха Тихона.
Для большинства русских, захваченных во время Собора быстрым и катастрофическим темпом общеполитических событий, работа Собора не могла быть достаточно оценена, и, может быть, только теперь мы можем понять, какое исключительное значение имел он в истории русской Церкви.
Ни одно событие того времени не подлежит еще в такой степени чисто исторической оценке, как именно деятельность церковного Собора, и потому воспоминания непосредственных участников этой деятельности носили не только характер воспоминаний, но и известной исторической оценки.
Основной смысл этой оценки совершенно определенен: центром достижения было восстановление патриаршества и избрание патриарха Тихона.
Двухсотлетнее вдовство Церкви1 было Собором закончено, и не только участники Собора во время его существования ощущали исключительную и благую значительность этого акта, делающую весь Собор одним из наиболее облагодатствованных и удачных в истории Православной церкви, но и соборное сознание всего православного народа последующими актами верности патриаршеству подтвердило и утвердило соответствие Собора церковному самосознанию, сделало его уже неуничтожаемым и неотметаемым этапом на путях церковной истории. И в этом смысле совершенно неоспоримо заключение одного из выступавших членов Собора, протоиерея Сергия Булгакова, что сам факт существования Собора имеет для церковного сознания чисто догматическое значение2. В нем с абсолютной наглядностью подтверждено учение о соборности Православной церкви, так горячо отстаиваемое еще Хомяковым. И тут важно отметить особое значение самого состава Собора. В истории Церкви ни разу не были так широко представлены миряне. Собственно, все церковное тело имело своих полномочных и полноправных представителей, действовало единомысленно и соборовалось в прямом и самом глубоком значении этого понятия. Единомыслие это имело очень точное выражение. Дело в том, что, по наказу Собора, в нем внутри заключался еще другой Собор — Собор епископов, которые, принимая участие в общей соборной работе, имели право в трехдневный срок опротестовать любое постановление Собора. И за все время его деятельности ни одного такого протеста не было. Более того, этот малый епископский Собор должен был по первоначальному плану произвести окончательные выборы патриарха из трех кандидатов, намеченных общим собранием Собора, но от этого своего права он отказался, предоставив окончательное решение жребию3. Таково теоретическое и догматическое значение Собора, делающее его одним из крупнейших явлений в церковной истории.
Не менее поучительны и интересны воспоминания о той обстановке, в которой протекала деятельность Собора. Открывшись через два дня после Московского государственного совещания4, он с самого начала представлял собою резкий контраст политической жизни страны, совершенно не заражаясь ее страстностью и борьбою. Выборы патриарха записками происходили под гул пушечной канонады. Жребий вытягивали в храме Христа Спасителя 5 ноября, когда победа большевиков была уже очевидной.
Члены Собора должны были зачастую, так сказать, переходить фронт, чтобы попасть на заседание, так как многие из них жили в белой части Москвы. На каждом углу их обыскивали, по улицам шла стрельба. Выходя, они не знали, вернутся ли домой, наконец, они не знали, не будет ли сам Собор разогнан, а все участники его арестованы. И тем не менее общее настроение Собора было радостное, напряженное и творческое.
Он ярко характеризуется одним событием, имевшим место в момент расстрела большевиками юнкеров. Собор послал в Совет депутацию во главе с митрополитом Платоном5 просить о прекращении казней. Сначала Совет не хотел слушать делегацию, пришедшую с иконами. Тогда митрополит Платон сказал, что готов коленопреклоненно просить Совет выслушать его. Подробность не единственная. Шли пестрые рассказы участников Собора: то большевики не разрешали вынести из Успенского собора икону Владимирской Божией Матери, которую ждут в храме Христа Спасителя перед окончательными выборами патриарха, то это рассказ о том, как только что выбранный патриарх занимает двести лет пустовавший престол в Успенском соборе, то, наконец, это передача слов крестьянина-делегата: ‘Синод мы любить не можем, а патриарха можем’. Или история, как трехтысячная толпа выпрягла лошадей из розвальней, в которых ехал патриарх, и везла его на себе (крестный ход).
Я не буду пересказывать всех этих подробностей, они имеют непередаваемую убедительность в устах свидетелей работы Собора в русской церковной истории и непререкаемую его облагодатствованность для русского религиозного сознания. И тут сам собой, во время речей всех, кто имел возможность лично принимать участие в работе Собора, напрашивался вопрос о тех исторических условиях, которые сделали возможным его созыв.
Один из говоривших упомянул о том, что идея восстановления патриаршества и созыва Собора давно существовала, что в 1905 году она впервые получила некоторую надежду на осуществление, но, мол, в последнее царствование состояние России было настолько неспокойно и тревожно, что и думать нельзя было о созыве Собора и осуществление этой мысли приходилось откладывать на неопределенное время. В этом утверждении, равно как и во всей исторической обстановке 1917 года, необходимо разобраться, а разобравшись, с неизбежностью необходимо прийти к выводам, которые на первый взгляд поражают своей невероятной парадоксальностью. Что делать? Очевидно, не выводы тут парадоксальны, а парадоксальна сама русская жизнь, и упрощать ее, сглаживая ее парадоксальность — из интересов защиты и выявления истины, — отнюдь не приходится.
Попробуем сделать эти выводы.
Обратимся назад к временам уничтожения патриаршества и замены его Святейшим синодом. Петр решил во главу церковных дел поставить из офицеров доброго человека, ‘который бы церковное дело знал и смелость имел’6. Этой кощунственной, безграмотной фразой начинается двухсотлетнее пребывание в синодском параличе. Не только просветительным тенденциям Екатерины, но и религиозному мистицизму западного образца Александра I не претило это пребывание Церкви под каблуком светской власти. Более того, Павел I в качестве главы Православной церкви собирался служить литургию и был удержан от этого не оттого, что не обладал саном священника, — царское помазание в его глазах вполне заменяло этот недостаток, — а оттого, что он был два раза женат, что уж с несомненностью даже для его церковного сознания не согласовалось с несением иерейских обязанностей. Наконец, последнее царствование. Благочестивейший и православнейший Николай II считал возможным диктовать свою волю Церкви и вместе с тем, по соображениям внутреннего политического нестроения в своем государстве, не считал возможным созыв Собора, — как будто бы с точки зрения церковной не правильнее было бы обратное решение, — именно ввиду нестроения и надо было бы созвать Собор.
Но государственная власть понимала, что церковная точка зрения тут ни при чем: она должна была себя чувствовать к моменту созыва Собора во всеоружии своего могущества, чтобы Собор не оказался ни авторитетнее, ни могущественнее ее. И несомненно, что при таких условиях она не допустила бы восстановления патриаршества.
С другой стороны, также несомненно, что опоздай Собор на несколько месяцев — и он вообще не состоялся бы, потому что большевики его бы сорвали. Другими словами, за двухсотлетний период русской истории существовало лишь полгода, когда этот Собор мог быть осуществлен, когда патриаршество могло быть восстановлено, — это полгода от Февральской до Октябрьской революции, в период власти Временного правительства.
Конечно, было бы совершенно неправильно на этом основании отождествлять идею православной соборности с идеей демократии, как это делали в мое время некоторые участники самого Собора. Но вместе с тем совершенно законно и правильно утверждать, что идея соборности стоит в резком противоречии с идеей самодержавной власти одного человека, или класса, или партии, — при любой диктатуре ей нечего делать, она задыхается, она искажается или уходит под спуд.
Ни ‘из офицеров добрый человек’, ни комиссар по религиозным делам в одинаковой степени не сочетаемы с идеей соборности. И совершенно так же неизбежно признать, что идея демократии, даже если она безрелигиозна, нейтральна в области религии, — абсолютно не противоречит соборности.
Из этого исторического факта необходимо сделать самые точные выводы, они сами напрашиваются. Если во многих областях русской народной жизни власть Временного правительства порицается, если ему с основанием или без основания ставят в вину последующие события и если тут иногда трудно спорить, потому что за него не стоит поговорка ‘победителей не судят’ и обращается она обратным утверждением — побежденных судят, и судят беспощадно, — то в истории Церкви период февраль-март не нуждается ни в какой защите. И тут могут быть две точки зрения в оценке событий, в конце концов одинаково законные. На основании одной из этих точек зрения можно возразить на все эти соображения так: в конце концов историческая задача осуществления Собора действительно совпала с временем Временного правительства и не могла быть осуществлена в другой период. Но в этом менее всего было заинтересовано само Временное правительство в целом. Если некоторые его члены относились с сочувствием и с надеждой к церковному Собору, то подавляющее большинство было в лучшем случае нейтрально, — с их стороны Собор был только попустительством. Такая психологическая точка зрения, основанная на чтении в сердцах, допустима, конечно, но допустима при условии, что она уже и проводится до конца. И если на ее основании власть того времени не причастна к церковной удаче, то с таким же основанием надо считать, что она непричастна и к неудаче в остальных делах. Временное правительство не хотело ни развала на фронте, ни торжества большевиков, оно принимало меры против этого, хотение, настроение принималось за историческую реальность, в силу которой можно оправдывать или осуждать, — может быть, сильно умаляют значение власти в осуществлении церковного чаяния, но с такой же силой умаляют и ее ответственность за общеполитическую неудачу.
Может быть и обратная точка зрения, совершенно не считающаяся с этими хотениями и настроениями, даже с возможностями. Она такова: мало ли что Временное правительство хотело победы, Учредительного собрания, законности и т. д. Оно этого не осуществило, оно привело к распаду, поражению и беззаконию и, следовательно, виновно, и если мы примем эту точку зрения и сделаем логические выводы, то должны будем сказать: мало ли что Временное правительство не целиком и не безоглядно оценило возможное значение церковного Собора — оно способствовало ему, оно создало возможность его созыва, оно было единственной властью на протяжении двухсот лет, во время которой могло быть восстановлено патриаршество, а следовательно… оно целиком несет ту благую ответственность, которую возлагает на весь русский народ церковный Собор 1917 года. Иначе, с точки зрения церковной истории период Временного правительства <может иметь> только одну оценку — положительную. И совершенно неважно даже, что положительный результат церковной политики Временного правительства не совпадает с положительным религиозным настроением его членов. Тут важно иное: некий формальный признак демократического утверждения свободы совести как неизбежное и необходимое предусловие идеального осуществления идеи православной соборности. В этом центральное значение политической обстановки, современной Собору 1917 года.
ММ — Мать Мария (Скобцова). Воспоминания, статьи, очерки. Paris, YMCA-PRESS, 1992. T. 1, 2.
БА — Бахметьевский архив Колумбийского университета в Нью-Йорке.
ДП — Древний Патерик, изложенный по главам. М., 1899 (репринт, М., 1991).
Дар (1955 г.) С. Б. Пиленко, матери Е. Ю. Скобцовой, собравшей и переписавшей многие сочинения дочери после ее гибели. Отдельные слова ей не удалось расшифровать, отсюда — встречающиеся в текстах пропуски.
Впервые опубл. в газете ‘Дни’. 1929. 12 апр., переизд.: ММ. Т. 2. В наст. томе — по рукописи БА (с уточнениями).
1-й Всероссийский поместный Собор Русской Православной Церкви открылся 15 (28) августа 1917 г. (завершил работу 7 (20) сентября 1918 г.) в Москве. В работе Собора принимало участие не только духовенство, но и миряне. Е. Ю. Кузьмина-Караваева не являлась делегатом на этом церковном форуме, но во время выборов патриарха была в Москве. Подробнее о Соборе см.: Священный Собор Православной Российской Церкви. М., 1918. Кн. 1. Вып. 1—4, воспоминания митр. Евлогия (Георгиевского) ‘Путь моей жизни’. М., 1994. С. 267—283, Карташев А. В. Революция и Собор 1917—1918 гг. // Православная мысль (вып. 4), Париж, 1942. С. 75—101.
1 двухсотлетнее вдовство Церкви — патриаршество в России было отменено указом Петра I в 1721 г.
2 Догматике о. С. Булгаков всегда придавал важное значение, сам он в парижском Богословском институте заведовал кафедрой (и был профессором) догматического богословия.
3 …выборы патриарха из трех кандидатов — кандидатами в патриархи являлись тогда: архиепископ Харьковский Антоний (будущий глава ‘карловчан’ — см. примеч. 1 к статье ‘Типы религиозной жизни’), архиепископ Новгородский Арсений и митрополит Московский Тихон. 5 ноября 1917 г. в храме Христа Спасителя патриархом по жребию был избран Тихон (Беллавин). Возведение его в сан (интронизация) состоялось в московском Успенском соборе 21 ноября 1917 г.
4 Государственное совещание было созвано Временным правительством (А. Ф. Керенским) в Москве в целях консолидации демократических сил России. Участники его заседали в Большом театре 12 (25)—15 (28) августа 1917 г. Отчет о работе Совещания см. отдельное издание: ‘Государственное совещание’ М., Л., 1930.
5 Митрополит Платон (Рождественский, 1866—1934) — экзарх Грузии, член Собора, избравшего его в состав нового Синода, позже — митрополит Американский. В марте 1919 г., будучи митрополитом Херсонским и Одесским, Платон содействовал смягчению приговора Кузьминой-Караваевой на судебном процессе в Екатеринодаре.
6 …во главу церковных дел поставить… — Руководство Синодом со стороны государства осуществлял обер-прокурор Синода, эта должность была отменена Временным правительством в июле 1917 г.