О бессмертии души, Юм Дэвид, Год: 1776 читать онлайн, скачать электронную книгу fb2, pdf бесплатно

Время на прочтение: 9 минут(ы)

Скачать в PDF

Скачать в FB2

Давидъ Юмъ.

Естественная исторія религіи

Діалоги о естественной религіи.

О безсмертіи души

О самоубійств.

Переводъ съ англійскаго Софіи Церетели.

Юрьевъ.
Печатано въ типо-литографіи Эд. Бергмана.
1909.

О безсмертіи души.

Трудно, повидимому, доказать безсмертіе души исключительно при свт разума. Аргументы въ пользу безсмертія обыкновенно бываютъ построены или на метафизическихъ, или на моральныхъ, или на физическихъ положеніяхъ. Но въ дйствительности, только въ евангеліи и только въ немъ одномъ жизнь и безсмертіе были освщены должнымъ образомъ.

I. [Примняемыя въ данномъ случа] метафизическія положенія гласятъ, что душа нематеріальна и что мысль не можетъ быть принадлежностью матеріальной субстанціи.

Но истинная метафизика учитъ насъ, что понятіе субстанціи безусловно смутно и несовершенно и что единственная наша идея о субстанціи есть идея объ аггрегат единичныхъ качествъ, принадлежащихъ нкоторому невдомому нчто. Такимъ образомъ, и матерія и духъ въ сущности одинаково неизвстны и мы не можемъ опредлить, какія качества принадлежатъ той или другому.

Та-же метафизика учитъ насъ, что а priori ничто не можетъ быть ршено относительно причины или дйствія [вообще] и что разъ единственнымъ источникомъ при такого рода сужденіяхъ является для насъ опытъ, то мы и не въ состояніи узнать на основаніи какого-нибудь другого принципа, не можетъ-ли матерія, благодаря своей структур, или своему распредленію, быть причиной мысли. Абстрактныя разсужденія не могутъ ршать вопросовъ, касающихся фактовъ или существованія.

Но если мы допустимъ, что во вселенной разсяна, на подобіе эфирнаго огня стоиковъ, духовная субстанція и что она является единственнымъ субстратомъ, которому принадлежитъ мысль,— мы имемъ право заключить по аналогіи, что природа длаетъ изъ нея такое-же употребленіе, какъ и изъ другой субстанціи, т. е. изъ матеріи. Она пользуется ею въ качеств тста или глины, воплощаетъ ее въ разнообразныя формы и сущности, разлагаетъ по истеченіи нкотораго времени каждую модификацію, и изъ ея субстанціи создаетъ новую форму. Подобно тому, какъ одна и та-же матеріальная субстанція мажетъ послдовательно образовать тла всхъ животныхъ, такъ одна и та-же духовная субстанція можетъ образовать ихъ духъ, смерть можетъ постоянно вносить разложеніе въ ихъ сознаніе, или-же въ ту систему мыслей, которую они составляли при жизни, а [всякая] новая модификація уже не представляетъ для нихъ никакого интереса. Наиболе положительные сторонники смертности души никогда не отрицали безсмертія ея субстанціи. А что нематеріальная субстанція такъ-же, какъ и матеріальная, можетъ терять память или сознаніе, это, повидимому, отчасти выясняется изъ опыта,— если только душа нематеріальна.

Согласно заключенію, выводимому на основаніи обычнаго теченія природы, безъ предположенія какого-либо новаго вмшательства Верховной Причины, которое должно быть всегда исключаемо изъ философіи,— все, что непреходяще, должно быть и невозникающимъ. Слдовательно душа, будучи безсмертной, существовала до нашего рожденія и если это предшествующее ея существованіе совершенно насъ не касалось, то не будетъ касаться насъ и послдующее.

Животныя несомннно чувствуютъ, мыслятъ, любятъ, ненавидятъ, хотятъ и даже разсуждаютъ, хотя боле несовершеннымъ образомъ, чмъ человкъ. Такъ значитъ, ихъ души тоже нематеріальны и безсмертны?

II. Теперь разсмотримъ моральные аргументы, въ особенности-же т, которые основаны на справедливости Божіей, причемъ предполагается, что справедливость эта заинтересована въ будущемъ наказаніи злыхъ и въ награжденіи добродтельныхъ.

Но аргументы эти основаны на предположеніи, что у Бога есть еще аттрибуты, помимо проявленныхъ имъ во вселенной, съ которыми мы только и знакомы. На основаніи чего-же мы заключаемъ о существованіи этихъ аттрибутовъ?

Мы можемъ съ полною безопасностью утверждать: все, что намъ извстно, какъ дйствительно совершенное Богомъ, и есть наилучшее [изъ того, что могло-бы быть сдлано], но очень опасно утверждать, что Богъ всегда долженъ длать то, что намъ кажется наилучшимъ. На сколькихъ примрахъ это разсужденіе не оправдалось-бы по отношенію къ ныншнему міру!

Но если хоть какое-нибудь изъ намреній природы ясно для насъ, то это слдующее: мы можемъ утверждать, что, поскольку намъ дозволено судить на основаніи естественнаго разума, самая цль, самое назначеніе созданія человка ограничиваютъ его здшней жизнью. Какъ незначителенъ его интересъ къ жизни будущей, въ силу первичной, присущей ему организаціи его духа и аффектовъ! Можно-ли сравнить съ точки зрнія прочности или вліянія [на нашъ духъ] съ одной стороны — подобную неустойчивую идею, а съ другой — самую сомнительную увренность въ любомъ факт, встрчающемся въ обыденной жизни? Правда, въ нкоторыхъ умахъ возникаютъ иногда необъяснимые страхи передъ будущимъ, но страхи эти быстро исчезли-бы, еслибы они не были искусственно разжигаемы при помощи поученій и воспитанія. Каковы-же, однако, мотивы тхъ, кто ихъ разжигаетъ? Мотивы эти сводятся къ желанію заработать себ средства для пропитанія и пріобрсти власть и богатство въ этомъ мір. Такимъ образомъ, самое усердіе и стараніе этихъ людей являются аргументами противъ нихъ.

Что за жестокость, что за беззаконіе, что за несправедливость проявляетъ природа, ограничивая, такимъ образомъ, вс наши интересы и все наше знаніе ныншней жизнью, если насъ ожидаетъ еще — другая жизнь, безконечно боле важная! Слдуетъ-л и приписывать такой варварскій обманъ благодтельному и мудрому Существу?

Замтьте, въ какой точной пропорціи принаровлены другъ къ другу на всемъ протяженіи природы та задача, которую нужно исполнить, и предназначенныя для этого силы. Если разумъ человка даетъ ему большое преимущество передъ другими живыми существами, зато и его потребности пропорціонально увеличены.

Все его время, вс его способности, его энергія, храбрость, страстность — уходятъ на борьбу съ бдствіями его настоящаго положенія. И часто, даже почти всегда, все это оказывается слишкомъ недостаточнымъ для предназначенной ему задачи.

Выть можетъ, даже выработка пары башмаковъ никогда еще не достигала той степени совершенства, которая можетъ быть достигнута этой необходимой принадлежностью туалета. Тмъ не мене, необходимо, или, по крайней мр, весьма полезно, чтобы существовало среди людей нсколько политиковъ и моралистовъ и даже нсколько геометровъ, поэтовъ и философовъ.

Силы людей настолько-же мало превосходятъ ихъ потребности, съ точки зрнія исключительно здшней жизни, насколько мало силы лисицъ или зайцевъ превосходятъ ихъ потребности, примнительно къ періоду ихъ существованія. Заключеніе-же, [которое можно вывести въ данномъ случа! изъ равенства основаній,— вполн ясно.

Съ точки зрнія теоріи о смертности души боле низкій уровень способностей женщины легко объяснимъ. Ея домашняя жизнь не требуетъ боле высокихъ способностей, ни душевныхъ, ни тлесныхъ, съ точки-же зрнія религіозной теоріи это обстоятельство совершенно устраняется и теряетъ всякое значеніе: оба мола должны исполнить одинаковую задачу — значитъ, силы ихъ разума и воли должны быть тоже равными, причемъ и т и другія должны быть несравненно выше тхъ, которыми они обладаютъ въ настоящее время.

Такъ какъ каждое дйствіе предполагаетъ причину, а эта причина — другую, и т. д., до тхъ поръ, пока мы не достигнемъ первой причины всего, т. е. Божества, то все, что совершается, совершается по его повелнію и ничто не можетъ быть объектомъ кары или мщенія съ его стороны.

По какому правилу распредляются наказанія и награды? Въ чемъ Божественное мрило заслуги и преступленія? Предполагать-ли намъ, что человческія чувства свойственны Божеству? [Вдь] какъ-бы смла ни была эта гипотеза, но у насъ нтъ представленія объ иныхъ чувствахъ {Въ изданіяхъ 1777 и 1783 г. мсто это читается такъ: ‘какъ смла эта гипотеза! У насъ нтъ представленія объ иныхъ чувствахъ!’}.

Сообразно съ человческими мнніями, умъ, храбрость, благонравіе прилежаніе, благоразуміе, геніальность etc.— все это существенныя части личнаго достоинства. Значитъ-ли это, что мы должны создать для поэтовъ и героевъ элизіумъ, по примру древней миологіи? Зачмъ присуждать вс награды за одинъ видъ добродтели?

Наказаніе, не преслдующее никакой цли, никакого намренія, не соотвтствуетъ нашей иде добра и справедливости, но оно не можетъ служить никакой цли, посл того, какъ все придетъ къ концу.

Согласно нашимъ представленіямъ, наказаніе должно до нкоторой степени соотвтствовать проступку. Почему-же назначается вчное наказаніе за временные проступки такого слабаго творенія, какъ человкъ? Разв можетъ кто-нибудь одобрить гнвъ Александра, который хотлъ погубить цлый народъ за то, что увели его любимаго коня, Буцефала? {Quint. Curt., lib. VI, cap. 5.}

Небо и адъ предполагаютъ два различныхъ вида людей: добрыхъ и злыхъ, но большая часть человчества не порочна и не добродтельна.

Еслибы кто-либо предпринялъ путешествіе вокругъ свта съ цлью угостить вкуснымъ ужиномъ добродтельныхъ и хорошенько поколотить злыхъ, онъ часто затруднялся-бы въ выбор и находилъ-бы, что заслуги и проступки большинства мущинъ и женщинъ едва-ли достойны любого изъ этихъ двухъ воздаяній.

Предположеніе мрилъ одобренія и порицанія, отличныхъ отъ человческихъ, только все запутываетъ. Откуда мы вообще знаемъ, что существуетъ такого рода вещь, какъ моральныя различенія, если не на основаніи своихъ собственныхъ чувствъ?

Могъ-ли бы кто-нибудь, не испытавъ личнаго оскорбленія, (а добродушный человкъ даже и въ такомъ случа) и основываясь исключительно на чувств порицанія преступленій, назначать за нихъ даже обычныя, законныя, легкія наказанія? И разв что-нибудь кром размышленій о необходимости и общественныхъ интересахъ можетъ закалить сердце судей и присяжныхъ противъ гуманныхъ чувствъ?

Согласно римскому законодательству, людей, виновныхъ въ отцеубійств и сознавшихся въ своемъ преступленіи, заключали въ мшокъ вмст съ обезьяной, собакой и змей, а затмъ бросали въ рку, тогда какъ тхъ, кто отрицалъ свою вину, даже если она была безусловно доказана, карали просто смертью. Одинъ преступникъ былъ однажды судимъ передъ лицомъ Августа и осужденъ посл полнаго уличенія, но гуманный императоръ, задавая послдній вопросъ, придалъ ему форму, разсчитанную на то, чтобы привести несчастнаго къ отрицанію его вины. ‘Вдь ты, конечно, не убилъ своего отца?’ спросилъ императоръ {Suet. August., cap. 33.}. Такая мягкость соотвтствуетъ присущимъ намъ понятіямъ правосудія даже въ примненіи къ величайшимъ преступникамъ и даже въ томъ случа, если такимъ образомъ предупреждаются сравнительно незначительныя страданія. Мало того, самый фанатичный священникъ непосредственно, безъ всякаго размышленія, одобрилъ-бы подобную мягкость, еслибы только преступленіе не было ересью или невріемъ, такъ какъ эти послднія преступленія нарушаютъ его времени ме интересы и преимущества, то онъ, быть можетъ, и не отнесся-бы къ нимъ столь-же снисходительно.

Главнымъ источникомъ моральныхъ идей является размышленіе объ интересахъ человческаго общества. Неужели столь кратковременные и незначительные интересы должны быть охраняемы при помощи вчныхъ и безконечныхъ наказаній? Вчное осужденіе одного человка — безконечно большее зло для міра, чмъ разрушеніе тысячи милліоновъ царствъ.

Природа создала дтство человка особенно слабымъ и расположеннымъ къ смерти, какъ-бы съ цлью опровергнуть идею о томъ, что жизнь есть время испытанія. Половина людей умираетъ, не достигнувъ разумнаго возраста.

III. Физическіе аргументы, основанные на аналогіи съ природой, сильно говорятъ въ пользу смертности души, и это, въ сущности, единственные философскіе аргументы, которые должны быть допущены по отношенію къ этому вопросу, или-же вообще по отношенію къ какому-бы то ни было вопросу о фактахъ.

Если какіе-нибудь два объекта настолько тсно связаны, что вс измненія, которыя мы когда-либо видли въ одномъ, сопровождаются пропорціональными измненіями въ другомъ, то мы должны заключить, на основаніи всхъ правилъ аналогіи, что когда въ первомъ происходятъ еще большія измненія и онъ совершенно разлагается, то за этимъ слдуетъ и полное разложеніе второго.

Сонъ, оказывающій очень незначительное дйствіе на тло, сопровождается временнымъ угасаніемъ, или, по крайней мр, большимъ затемнніемъ души. Слабость тла и слабость души въ дтств точно соотвтствуютъ другъ другу, то-же можно сказать и относительно ихъ силы въ мужескомъ возраст, ихъ совмстнаго разстройства при болзни, ихъ общаго, постепеннаго ослабленія въ старости. Повидимому, неизбженъ и дальнйшій шагъ, ихъ общее разложеніе посл смерти.

Послдними симптомами, проявляемыми духомъ, оказываются: разстройство, слабость, безсознательность, отупніе, все это предвстники его уничтоженія. Дальнйшая дятельность тхъ-же причинъ, усиливая т-же дйствія, приводитъ духъ къ полному угасанію {Въ изданіяхъ 1777 и 1733 г., это мсто читается такъ: ‘при усиленіи дальнйшей дятельности гхь-же причинъ, т-же дйствія совершенно ее погашаютъ.’}.

Судя по обычной аналогіи, наблюдаемой въ природ, ни одна форма не можетъ продолжать свое существованіе, разъ она перенесена въ жизненныя условія, очень отличныя отъ первичныхъ условій, въ которыя она была поставлена. Деревья погибаютъ въ вод, рыбы на воздух, животныя въ земл. Даже такая маленькая разница, какъ разница въ климат, часто бываетъ губительной. Какое-же основаніе имемъ мы воображать, что такое глубокое измненіе, какое происходитъ въ душ при разложеніи ея тла и всхъ органовъ мышленія и ощущенія, можетъ и не имть послдствіемъ разложенія цлаго?

Между душою и тломъ все общее, органы- первой вс безъ исключенія являются и органами второй, слдовательно, и существованіе первой должно зависть отъ существованія второй.

Допускаютъ-же, что души животныхъ смертны, по он имютъ такое близкое сходство съ душами людей, что проведеніе между ними аналогіи является очень сильнымъ аргументомъ.

Сходство между ихъ тлами — не большее, однако никто не отвергаетъ аргумента, почерпнутаго изъ сравнительной анатоміи. Итакъ, единственной теоріей подобнаго рода, къ которой можетъ прислушаться философія, является метамисихоза.

Ничто въ этомъ мір не вчно, всякая вещь, какою-бы пребывающей она ни казалась, находится въ постоянномъ теченіи и измненіи. Самъ міръ проявляетъ симптомы бренности и разложенія. Насколько-же противно всякой аналогіи воображать, что одна единичная форма, повидимому наиболе бренная изъ всхъ, форма, подверженная самымъ сильнымъ разстройствамъ, является безсмертной и неразложимой? Что это за смлая теорія! {Изд. 1777 и 1783 г.: ‘что это за теорія!’} Какъ легкомысленно, чтобы не сказать безразсудно,— она построена!

Религіозная теорія должна также затрудняться вопросомъ, какъ распорядиться безконечнымъ числомъ посмертныхъ жизней? Мы вправ воображать, что каждая планета каждой солнечной системы населена разумными, смертными существами: по крайней мр, на другомъ предположеніи мы остановиться не можемъ. Слдовательно, при каждомъ новомъ поколніи, для этихъ существъ [разъ они безсмертны] должна быть сотворяема новая вселенная, лежащая за предлами ныншней, или-же съ самаго начала должна-бы быть сотворена такая обширная вселенная, которая въ состояніи вмстить въ себя этотъ постоянный приливъ существъ. Должна-ли какая-нибудь философія принимать такія смлыя гипотезы и единственно подъ предлогомъ простой ихъ возможности?

Когда спрашиваютъ, живы-ли въ настоящее время Агамемнонъ,

Терситъ, Ганнибалъ, Неронъ, а также всякій дурень, когда-либо существовавшій въ Италіи, Скиіи, Бактріи, или Гвине,— можетъ-ли кто-нибудь думать, что изученіе природы дастъ намъ достаточно сильные аргументы, чтобы отвтить на столь странный вопросъ утвердительно? Неимніе подобныхъ аргументовъ — за исключеніемъ откровенія — въ достаточной степени обосновываетъ отрицательный отвтъ. Quanto facilius certiusquc sibi qucmquem credere, ac specimen securitatis aritegenitali sumere experimento {Lib. I, cap. 56. ‘Насколько легче и достоврне для каждаго врить самому себ и почерпать доказательство своей увренности изъ] опыта, предшествовавшаго его рожденію’.}, говоритъ Плиній. Безчувственность, предшествующая образованію нашего тла, кажется естественному разуму доказательствомъ наступленія подобнаго-же состоянія и посл разложенія тла.

Еслибы нашъ ужасъ передъ уничтоженіемъ былъ первичнымъ!’ аффектомъ, а не дйствіемъ присущей намъ вообще любви къ

счастью, онъ скоре доказывалъ-бы смертность души, вдь если природа ничего не длаетъ напрасно, она не внушила-бы намъ ужаса передъ явленіемъ невозможнымъ. Она могла-бы внушить намъ ужасъ передъ неизбжнымъ явленіемъ, разъ при помощи стараній мы можемъ отсрочить его на нкоторое время, какъ, напримръ, въ данномъ случа. Смерть въ конц концовъ неизбжна, однако, родъ ‘человческій не могъ-бы сохраниться, еслибы природа не внушила намъ къ смерти отвращенія. Вс ученія, которымъ потворствуютъ наши аффекты, должны вызывать подозрніе, а т надежды и страхи, которые даютъ начало этому ученію, вполн очевидны.

Во всякомъ спорномъ вопрос защита отрицательной стороны представляетъ громадное преимущество. Если разбираемый вопросъ выходитъ изъ предловъ обычнаго, извстнаго по опыту, теченія природы, то это обстоятельство является почти, если не безусловно, ршающимъ. При помощи какихъ аргументовъ или аналогій можемъ мы доказать такой способъ существованія, котораго никто никогда не видлъ и который совершенно не похожъ на то, что мы когда-либо видли? Кто будетъ настолько доврять какой-нибудь мнимой философіи, чтобы на основаніи ея свидтельства допускать реальность такого чудеснаго міра? Для этого требуется нкоторый новый видъ логики и нкоторыя новыя способности духа, которыя помогли-бы намъ понять подобную логику.

Ничто не въ состояніи боле ярко выяснить, сколь безконечно человчество обязано Божественному откровенію, какъ тотъ фактъ, что только при его посредств и можетъ быть удостоврена эта великая и значительная истина [т. е. безсмертіе души].

Юрьевъ.Печатано въ типо-литографіи Эд. Бергмана.1909.

О безсмертіи души.

Читайте также:

Юрьевъ.
Печатано въ типо-литографіи Эд. Бергмана.
1909.