Уже тысячу раз было говорено и повторяемо, что бедность неразлучна с поэзиею. Какой-то автор вздумал даже подать благоразумный совет родителям, чтобы они как можно старались таить от детей судьбу ученых, ибо, по его мнению, бедность, всегдашний товарищ сих несчастных, сделает весьма вредное впечатление в молодых людях. Бальзак пишет об одном королевском любимце, который хвалился тем, что двенадцать поэтов, бывших в его службе, умерло с голоду. Это ужасно, но можно ли поверить сему? Не спорно, если под именем поэта разумеет он всякого площадного рифмотворца, впрочем, беда не великая, умирают ли с голоду такие певцы, или не умирают. Что ж касается до истинных, следственно редких поэтов, можно смело утверждать, что музы имеют попечение об их жребии, и не допускают, чтобы они терпели нужду.
‘Гомер был нищий!’ так говорят по большей части, некто Иосиф Барбарий даже не поленился написать толстую книгу De miseria Poetarum Graecorum, о бедности греческих поэтов. — Хорошо! зато Соломон был царь, он сочинял высокие песни, и — жил в изобилии. А Фридрих Великий, наш Северный Соломон, разве был не поэт?
Но — скажут опять — сии поэты не стихотворцу обязаны своим счастьем!
А Вольтер, владелец фернейский?.. Не музы ли соорудили ему замок? — А Бензерад, живший при дворе Людовика XIV, — Бензерад, о котором воспел один из его современников: ‘О ты три краты блаженный! ты шутишь над вельможами и не боишься их ненависти, страстно любишь древних и над тобою не смеются, пишешь стихи и собираешь сокровища!’
А Мольер, сын обойщика, — Мольер, которому Талия приносила 30 000 ливров годового дохода?
А Приор, английский поэт, сын столяра, племянник трактирщика, служивший мальчиком в доме своего дяди? Лорд Дорсет, заметив дарование в нем, отдал его учиться, — и Приор отправлял важнейшие государственные должности.
А Попе, которому перевод Илиады принес 200,000 фунтов стерлингов? А Гольдони, который оставил Фемиду для Талии, — и был счастлив?
Сколько можно бы насчитать стихотворцев, которых музы, единственно музы наделили богатством! Я не упомянул ни об одном из немецких поэтов, — сказать правду потому, что ни одного такого не знаю. Виланд не богат, Шиллер был еще не богаче. Нельзя утверждать, чтобы хороший немецкий поэт терпел крайнюю нужду, однако верно муза у нас никому не построит замков. Впрочем, несправедливо было бы винить в том стихотворство. Только Германия подлежит исключению из общего правила, именно потому, что знатные особы стыдятся своего отечественного языка, что они лучше разумеют французский, нежели немецкий, и что почти при всех дворах говорят только на первом. Однако не всегда было так, и не всегда будет. Мы имеем рассуждение одного ученого лейпцигского профессора Бема, напечатанное 1756 года под титулом: De insigni favore Maximiliani I Imperatoris in Poesin, то есть Об отличном благоволении императора Максимилиана І к стихотворству. Сие сочинение достойно оставаться в памяти во-первых потому, что оно утешительно для бедных стихотворцев, во-вторых — что хорошо написано.