Н. А. Лейкинъ.
Н. А. Лейкинъ.
Мученики охоты.
Мученики охоты.
Юмористическіе разсказы.
С.-ПЕТЕРБУРГЪ.
Типографія д-ра М. А. Хана, Поварской пер., No 2
1880.
НУМИЗМАТЪ.
НУМИЗМАТЪ.
Нумизмат, Лейкин Николай Александрович, Год: 1880
Время на прочтение: 4 минут(ы)
— Однетесь-ли вы наконецъ, Павелъ Семенычъ, вдь сегодня Петра и Павла и вы имянинникъ! топаетъ жена, среднихъ лтъ красивая женщина, на своего мужа, разгуливающаго по комнатамъ въ халат, передник и съ какимъ-то черепкомъ въ рукахъ.
— Не замчаю, мрачно отвчаетъ, глядя куда-то въ сторону плюгавый, и старый мужъ.
— То-есть что это: моихъ словъ вы не замчаете или то, что вы инянинникъ?
— Не замчаю, что я имянинникъ. Я тогда бываю имянинникъ, когда пріобрту какую нибудь древнюю монету за дешевую цну. Вотъ 18 апрля дйствительно былъ имянинникъ. Этотъ день мн памятенъ. Я купилъ у одного дурака за шестнадцать рублей персидскую монету царя Хозроя, которой теперь цны нтъ.
— Дурака! Неизвстно еще кто дуракъ-то: продавецъ или покупатель.
— Варвара Тихоновна, молчать! А то я буду склоненъ думать, что имя Варвара вамъ по шерсти кличка. Смотри! Еще одно невжественное слово по части нумизматики, и я ужъ буду тебя звать ужаснымъ именемъ варварки. Жена извстнаго нумизмата и вдругъ варварка!
— А вы думаете, что я такъ много обращаю вниманія на ваши слова? Я ужъ давно привыкла ихъ считать за мычаніе безсмысленнаго звря. Да однетесь-ли вы въ самомъ дл! дернула она его за рукавъ.— Вдь можетъ кто нибудь придти поздравить васъ.
— Постой, кислоту изъ черепка разольешь и только себ платье перепортишь!
— Снимайте сейчасъ халатъ!
— Сейчасъ, вотъ только арабскія монеты кислотой почищу.
— Не дамъ я вамъ чистить ихъ. Скажите, какое время нашелъ! Праздникъ Петра и Павла, его имянины, а онъ съ кислотой возится.
— Повторяю теб, что для меня нтъ праздника.— Вотъ ежели бы ты мн подарила какую нибудь древлянскую монету, которой ни у кого нтъ, то это былъ-бы для меня праздникъ и я торжествовалъ-бы его три дня, а тебя, виновницу торжества, одлъ-бы въ пурпуръ и висонъ и, за неимніемъ лошадей и колесницы, самъ-бы возилъ тебя по всему городу.
— Такъ-бы вамъ и позволили длать на улиц такія безобразія! Сейчасъ-бы въ полицію и взяли. Впрочемъ, чтожъ я возражаю на безсмысленныя рчи. Вдь вы совсмъ сумашедшій человкъ.
— Наконецъ-то за умъ взялась! Ахъ, ты моя медаль временъ Юлія Цезаря! Ну, поди я тебя хоть за будущее молчаніе-то поцлую.
— Не подходите ко мн! взвизгнула женщина.— Вы мн гадки, противны, мерзки!
Мужъ остановился въ недоумніи.
— Ну, какъ знаешь. А я такъ вотъ наоборотъ цню тебя за нкоторыя достоинства и даже, какъ рдкую хозяйку По дому, хотлъ сравнить съ денежнымъ знакомъ финикійской эпохи, произнесъ онъ, повернулся и поплелся къ себ въ кабинетъ.
— Стойте, стойте! Куда-жъ вы? окликала его жена.— Кстати о хозяйств.— Чмъ-же мы будемъ сегодня угощать гостей, которые придутъ къ вамъ на имянины?
— Ежели ты говоришь о пищ матеріальной, а не духовной, то это твое дло, сказалъ мужъ, остановившись на порог.
— Но вдь вы имянинникъ, а не я.
— Знаю и намренъ угостить моихъ гостей колекціей древнихъ монетъ. Я и дессертъ придумалъ: туранская монета царя Арджасна, вывезенная мн полковникомъ Забубенковымъ изъ Средней Азіи. Ей цны нтъ. Потомъ есть еще у меня кожаный славянскій денежный знакъ, древность котораго и опредлить не возможно.
Жена сложила на груди руки и покачала головой.
— Послушайте, вдь съ вами говорятъ люди, такъ вы отвчайте по людски, сказала она.— Вдь одинъ разъ въ году вы бываете имянинникъ, одинъ разъ празднуете Петра и Павла…
— И Петра и Павла, матушка, не забуду. Ты очень хорошо знаешь, что у меня есть рубли и Петра и Павла всхъ годовъ. Даже Петра III есть, а сунься-ка, поищи гд нибудь въ другомъ мст такую рдкость.
— Ну, вотъ и давайте ихъ сюда. Серебряный рубль все рубль. На нихъ я и куплю всякаго угощенія.
Мужъ вспыхнулъ и плюнулъ.
— Называлъ тебя только Варварой, а ужъ теперь ты варварка! Настоящая варварка! крикнулъ онъ.— Рубль Петра III стоитъ рублей семьдесятъ, а она понесетъ его въ мясную лавку за ногу телятины или отдастъ въ винный погребъ! Сшутила тоже. Ахъ ты варварка временъ Гуновъ и Тевтоновъ! Не въ конц девятнадцатаго столтія теб, невжд, жить, а надо переправить тебя въ страны Гиперборейскія до Рождества Христова! Циникъ ты въ юбк, китайскій императоръ, сжегшій китайскія книги, Атилла, поджигательница Александрійской библіотеки, Геростратъ въ шиньон!
И историческіе эпитеты полились ркой. Жена слушала и молчала, съ презрніемъ и вмст съ тмъ съ какою-то жалостью глядя на мужа.
— Кончили? сказала она наконецъ.— Подурачились для имянинъ и будетъ. Давайте-же мн двадцать пять рублей на покупку угощенія.
— Двадцать пять рублей! произнесъ мужъ.— Откуда у меня такія деньги?
— Какъ откуда? Вы еще вчера получили пенсіона тридцать три рубля съ копйками.
— Получилъ, не отрекусь, но сейчасъ-же пошелъ въ Апраксинъ рынокъ и купилъ тамъ въ мняльной лавк за двадцать рублей три гроша царя Алекся Михайловича и дв серебряныя копйки оанна Грознаго.
— Часъ отъ часу не легче! Три гроша и дв копйки за двадцать рублей!
— Да пойми ты, что они въ трое дороже стоятъ. Оставшіеся тринадцать рублей возьми, а копйки я оставлю себ на кислоту для чистки монетъ.
— Чмъ-же я буду гостей угощать? Вдь я человкъ двадцать назвала. Вина надо купить, закусокъ, жаркое, сладкое. Ну, на жаркое я велю зарзать нашихъ птуха и курицу. Двухъ птицъ будетъ довольно. Птухъ громадный.
— То есть какъ это двухъ? Одну. Ты можешь зарзать только курицу.
— А птуха?
— Нельзя его зарзать, ежели его нтъ.
— Какъ нтъ? Да онъ еще вчера гулялъ по двору.
— Вчера днемъ гулялъ, это точно, а вечеромъ я отправился ко всенощной, взялъ съ собой птуха и занесъ его въ мняльную лавку одного гостинодворскаго мнялы. Онъ большой охотникъ до породистыхъ птуховъ и птушиныхъ боевъ.
— Ну? Чувствую, чувствую что-то недоброе…
— Ну, и смнялъ его на франкъ Генриха IV.
— Только этого недостовало! Да вдь птухъ-то былъ мой, а не вашъ.
— Ты моя и птухъ мой.
— Когда такъ, то вы мои и ваши серебряные рубли мои! Прощайтесь съ рублями!
Жена оттолкнула отъ дверей мужа и бросилась въ кабинетъ. Онъ тоже побжалъ за ней. Послышалась борьба. ‘Варвара! варварка! Я лучше часы свои заложу, а плоть и кровь мою не тронь!’ раздавались восклицанія мужа.
Въ прихожей зазвонилъ колокольчикъ и въ гостиную вошелъ первый гость.