Охотничьи разсказы и стихотворенія
Изданіе журнала ‘ОХОТНИЧІЙ ВСТНИКЪ’
МОСКВА, 1913 г.
НОВЫЙ СЕТТЕРЪ.
НОВЫЙ СЕТТЕРЪ.
(РАЗСКАЗЪ А. ЭРВЕ).
Перев. В. Г.
Новый сеттер, Эвре А., Год: 1913
Время на прочтение: 5 минут(ы)
Оверонъ, бывшій виноторговецъ, а теперь — гражданинъ, спокойно живущій на проценты съ своего капитала, считалъ себя лучшимъ охотникомъ въ город. И вс знали, что онъ купилъ новую собаку.
Когда про человка говорятъ, что онъ пріобрлъ новую собаку, можно съ извстной долей вроятія предположить, что у него раньше уже была собака, а разъ это такъ, то, какъ логическое слдствіе такой догадки, возникаетъ вопросъ, что случилось со старой собакой?
Увы, старая собака, прекрасный ирландскій сеттеръ,— выражаясь высокимъ слогомъ — отправилась къ праотцамъ, и снарядилъ ее въ этотъ дальній цуть самъ Оверонъ, лучшій охотникъ въ город.
Впрочемъ, самъ Оверонъ не любитъ упоминать объ этой непріятной исторіи и лишь изрдка, за доброй бутылкой вина, въ прилив откровенности, сознается, что смерть четвероногаго друга несмываемымъ пятномъ лежитъ на его совсти. Но Боже упаси, если объ этомъ узнаетъ когда-нибудь почтенная супруга лучшаго охотника! Она въ город стяжала себ славу самой энергичной дамы, при случа не стсняющейся въ выраженіяхъ, и объясненіе съ ней не общаетъ ничего пріятнаго, особенно при открытыхъ окнахъ…
Между тмъ, все случилось очень просто.
Осенью была назначена большая охота на лисицъ. Конечно, съ гончими, но Оверонъ отправился съ своимъ неразлучнымъ сеттеромъ. Въ качеств лучшаго охотника онъ зналъ, что добрый сеттеръ можетъ пригодиться въ лсу во всякое время.
Еще въ пути появилися кое-какія зловщія предзнаменованія, но на нихъ Оверонъ не обратилъ должнаго вниманія. Прежде всего, сеттеръ вышелъ изъ дома, поджавъ хвостъ, чего онъ обыкновенно не длалъ. Затмъ, въ вагон кондукторъ, захлопывая дверцу купэ, едва не отдавилъ ему хвостъ. Если бы песъ не усплъ во время подвинуться, катастрофа была бы неизбжна.
Когда прибыли на станцію назначенія, какая-то бродячая дворняга укусила сеттера за заднюю ногу, и Оверонъ съ большимъ трудомъ рознялъ сцпившихся косматыхъ противниковъ.
Словомъ, всякій другой непремнно вернулся бы домой, но Оверонъ всегда стоялъ выше всякихъ предразсудковъ, и жестоко поплатился за это.
Какъ и слдовало ожидать, онъ вытащилъ самый неудачный номеръ: ему пришлось стоять среди молодой заросли, гд въ пяти шагахъ можно было не замтить цлаго волка. Однако, пришлось помириться и съ этимъ.
Понятно, что, лишь только въ лсу раздались голоса гончихъ, Оверона охватила такъ называемая ‘охотничья лихорадка’ и у него передъ глазами поплыла легкая полоска тумана. Именно этой полоской онъ особенно гордился, потому что знаменитый Ливингстонъ, совершавшій чудеса храбрости и находчивости въ дебряхъ Африки, въ минуты наибольшаго душевнаго подъема тоже видлъ все какъ бы въ туман. По крайней мр, объ этомъ одно время писали въ охотничьемъ журнал, а печать, какъ извстно, никогда не вретъ.
И вотъ, какъ только появилась желанная синяя дымка, Оверонъ увидлъ среди золотыхъ листьевъ осиновой молоди рыжую спину и длинный, пушистый хвостъ.
— Лисица!— молніей сверкнуло у него въ мозгу. Черезъ мгновеніе прогремлъ выстрлъ… Лисица дико взвизгнула, метнулась въ сторону, покатилась кубаремъ, и охотникъ, несмотря на застилавшій его глаза туманъ, поразился размрами звря… Забывъ о томъ, что надо стоять на ‘номер’ до сигнала, Оверонъ бросился къ своей добыч, раздвинулъ кустарникъ, куда забилась лисица, и… замеръ отъ ужаса: передъ нимъ, въ предсмертной агоніи, лежалъ любимый сеттеръ.
Вс семь картечинъ добросовстно продырявили шкуру бднаго пса и приготовили его къ скорому переходу въ лучшій міръ…
Сеттеръ посмотрлъ на своего хозяина потухающими глазами. Если бы онъ могъ говорить, онъ, наврное, сказалъ бы:
— Видишь, какъ опасно стрлять во все, что движется передъ глазами. Забудь о Ливингстон и купи себ хорошіе очки.
Но сеттеръ не умлъ говорить, а потому околлъ молча, какъ подобаетъ хорошей собак, пристрлянной лучшимъ охотникомъ.
Оверонъ вернулся домой въ самомъ грустномъ настроеніи. Нужно было врать, потому что правда произвела бы на нервную супругу слишкомъ сильное впечатлніе, а врать въ данномъ случа было трудно. Наконецъ, его оснила геніальная мысль и онъ съ честью вышелъ изъ труднаго положенія. Случилось даже такъ, что во всемъ виноватой оказалась жена!
Дло въ томъ, что госпожа Оверонъ, ничего не смыслящая въ охот, обладала чувствительнымъ сердцемъ и кормила собаку будто на убой. За послднее время сеттеръ даже ходилъ, переваливаясь съ бока на бокъ, какъ хорошій боровъ передъ Рождествомъ.
Оверонъ пространно разсказалъ жен, какъ удачно началась охота, какъ сеттеръ бросился за лисицей, оставилъ далеко за собой всхъ гончихъ, какъ онъ уже настигалъ звря и какъ, въ послднее мгновеніе, ожирлое сердце не выдержало, разорвалось, и врный песъ палъ жертвой своего долга.
Вышло очень трогательно, и въ послднихъ словахъ:
— Ты, одна ты виновата, потому что ты погубила несчастную собаку неразумнымъ закармливаніемъ!— даже послышались слезы.
Словомъ, все кончилось благополучно, и черезъ недлю въ дом Оверона появился новый сеттеръ, носившій красивое имя ‘Пріамъ’.
Его появленіе совпало съ радостнымъ для каждаго охотника событіемъ: первымъ осеннимъ снжкомъ, и Оверонъ ршилъ испытать новаго друга по порош.
Выражаясь языкомъ Гомера, ‘юнорожденная, златокудрая утренняя заря едва коснулась розовыми перстами горизонта’, когда Оверонъ вышелъ изъ дома съ новымъ сеттеромъ.
Уже съ первыхъ шаговъ ‘Пріамъ’ повелъ себя совсмъ иначе, чмъ его трагически погибшій предшественникъ, что сразу огорчило Оверона.
Прежде всего, ‘Пріамъ’ обладалъ удивительной способностью останавливаться буквально на каждомъ второмъ шагу, Онъ начиналъ обнюхивать тротуаръ, жался къ стнамъ, бросался подъ ноги къ прохожимъ и, вообще, причинялъ хозяину кучу непріятностей. При этомъ его даже нельзя было одернуть, какъ то принято длать съ порядочными собаками. Оверонъ нсколько разъ пытался натягивать цпь, но тогда сеттеръ бросался впередъ, будто за нимъ гнались черти, и толстый отставной виноторговецъ мчался за нимъ въ припрыжку, къ великой радости уличныхъ мальчишекъ.
На подоконник булочной сидла кошка. Богъ знаетъ за кого ее принялъ Пріамъ, но только онъ рванулся къ ней, какъ бшеный, и въ результат посыпались осколки стекла, въ которое угодило ружье, неловко повернувшагося Оверона. Послдовало продолжительное объясненіе съ булочникомъ, которое закончилось тмъ, что бумажникъ охотника лишился нсколькихъ кредитныхъ билетовъ.
Въ вагон тоже произошелъ инцидентъ. Пріамъ, обличавшійся, очевидно, вулканическимъ темпераментомъ, воспылалъ страстью къ бленькой болонк, сидвшей на колняхъ довольно подозрительной дамы. Онъ пошелъ къ цли слишкомъ прямо, перепугалъ даму, уронилъ болонку, и съ добрые полчаса Оверонъ бесдовалъ съ кавалеромъ подозрительной дамы, причемъ они обмнивались любезностями врод ‘болванъ’, ‘идіотъ’ и т. п.
Но самое горькое разочарованіе ждало охотника впереди. ‘Пріамъ’ оказался одареннымъ какимъ-то сверхъ-естественнымъ чутьемъ. Онъ безошибочно выводилъ своего повелителя на поляны, гд паслись коровы или овцы, и немедленно начиналъ гонять рогатыхъ скотовъ изъ стороны въ сторону. Куръ онъ вообще не могъ видть равнодушно, и когда Оверонъ, по обыкновенію, сдлалъ привалъ у знакомаго лсника, тотъ черезъ какія-нибудь десять минутъ предъявилъ къ оплат шесть хохлатыхъ труповъ.
Зато, къ зайцамъ и прочей лсной твари ‘Пріамъ’ питалъ чисто родственныя чувства. Его заботливость о нихъ доходила нердко положительно до невроятныхъ предловъ. Онъ считалъ своей священной обязанностью громко лаять при вид свжаго слда, очевидно, съ цлью предупредить зайца о грозящей опасности. Однажды, когда онъ случайно, чуть ли не наткнулся на упитаннаго бляка, сеттеръ напрягъ всю свою изворотливость, чтобы отвлечь вниманіе охотника въ сторону, и это ему блестяще удалось. Лишь случайно обернувшись, Оверонъ увидлъ спокойно трусившаго по опушк зайца, но въ этомъ уже былъ виноватъ самъ заяцъ, не принявшій сразу нужныхъ мръ предосторожности. Впрочемъ, для него все кончилось благополучно, потому что Оверонъ, обманутый немедленно поднявшимся ливингстонскимъ туманомъ, влпилъ весь зарядъ дроби въ стволъ Коренастаго дуба, а заяцъ отправился домой.
Только однимъ качествомъ новый сеттеръ выгодно отличался отъ стараго: несмотря на вс старанія, госпож Оверонъ не удавалось раскормить его до ожирнія, такъ что ему разрывъ сердца не грозилъ.
Тмъ не мене, и ему было суждено погибнуть при исполненіи своихъ обязанностей, причемъ смерть подстерегла его какъ-разъ въ тотъ рдкій моментъ, когда онъ измнилъ своимъ принципамъ. Очевидно, и для собакъ существуетъ нчто врод высшей справедливости.
Однажды Оверонъ отправился на охоту въ арендованный имъ, для этой забавы, лсъ. А надо сказать, что этотъ лсъ примыкалъ къ огромной счи одного помщика, который терпть не могъ охотниковъ и старался всячески имъ досаждать.
Бывало, Оверонъ и его пріятели стараются даже близко не подходятъ къ проклятой сч, гд ихъ всегда ждала какая-нибудь гадость.
На этотъ разъ охотникъ тоже направился въ противоположную сторону. Все шло, какъ всегда за послднее время, то-есть — отвратительно. ‘Пріамъ’ безтолково лаялъ, три раза водилъ хозяина къ крестьянскому стаду, длалъ стойки надъ лягушками, прыгалъ на деревья за мухами.
Вдругъ онъ куда-то умчался. Напрасно Оверонъ свистлъ, кричалъ, звалъ,— сеттеръ исчезъ.
Проплутавъ по лсу до вечера, охотникъ, скрпя сердце, отправился въ городъ. Къ его удивленію, жена приняла всть о пропаж дорогой собаки совершенно равнодушно. Очевидно, сердце женщины не простило Пріаму его упорнаго нежеланія потолстть на привольныхъ хлбахъ.
Черезъ два дня Оверону прислали корзину съ трупомъ сеттера, къ которому былъ еще добавленъ растерзанный тощій заяцъ.
Свирпый помщикъ снабдилъ посылку и пояснительной запиской:
‘Вашъ песъ ворвался въ мои владнія и поплатился за это, кстати, получите и зайца, котораго онъ затравилъ у меня на сч’.
Такъ дорого обошлась новому сеттеру мимолетная ссора съ зайчугой.
Оверонъ разсердился и съ тхъ поръ перешелъ къ пойнтерамъ.