НОВЫЯ СВДНІЯ О БРАЧНЫХЪ ОТНОШЕНІЯХЪ БАЙРОНА.
(‘Unsere Zeit’. No 1, 1870).
НОВЫЯ СВДНІЯ О БРАЧНЫХЪ ОТНОШЕНІЯХЪ БАЙРОНА.
(‘Unsere Zeit’. No 1, 1870).
‘Отечественныя Записки’, No 2, 1870
Новые сведения о брачных отношениях Байрона, Байрон Джордж Гордон, Год: 1870
Время на прочтение: 15 минут(ы)
Въ біографіи Байрона, однимъ изъ важнйшихъ эпизодовъ представляется его женитьба. Въ 1815 г. совершился его бракъ съ двушкою изъ аристократическаго семейства, миссъ Мильбенкъ, а черезъ годъ съ небольшимъ поэтъ уже писалъ свое знаменитое стихотвореніе ‘Прости, и если навсегда, то навсегда прости!’, обращенное въ жен, съ которой онъ разошелся — и разошелся, дйствительно, навсегда. Извстно, съ какимъ ужасомъ возмущаемаго цломудрія смотрла чопорно-добродтельная англійская аристократія на Байрона, представлявшагося ей олицетвореніемъ чуть-ли не всхъ сатанинскихъ пороковъ, разлука его съ женой только усилила это впечатлніе. Къ жен отнеслись какъ къ несчастной, благородной жертв распутства и деспотическаго произвола, въ ‘мучителя’ посыпались всевозможныя проклятья. Возмущенный, истерзанный, поэтъ бросилъ, какъ извстно, свое отечество, пошелъ въ полу-добровольное, полувынужденное изгнаніе, а чрезъ нсколько лтъ его уже не было на свт, онъ умеръ подъ чужимъ небомъ, сражаясь за освобожденіе своего отечества. Жена многими годами пережила его, она умерла только въ 1860 г.
Но вопросъ объ отношеніяхъ Байрона къ жен, о причин вчной разлуки, всегда оставался окруженнымъ таинственностью. Самъ поэтъ до конца своей жизни утверждалъ, что настоящая причина этого обстоятельства неизвстна ему, такъ-какъ жена первая изъявила желаніе разойтись и постоянно, даже живя на чужбин, требовалъ, чтобъ оно было гласно изслдовано и разъяснено, жена тоже хранила упорное молчаніе, несмотря на вс просьбы и разспросы. Когда, въ 1829 г., вышла извстная біографія поэта, написанная Томасомъ Муромъ, ее отдали леди Байронъ, съ просьбою сдлать поправки или дополненія, какія окажутся нужными по ея мннію. Она представила съ своей стороны изложеніе происшествій, относившихся къ роковому 1816 г.,— изложеніе, расходившееся въ нкоторыхъ подробностяхъ съ фактами, которые были сообщены Томасомъ Муромъ, но главнйшій пунктъ, таинственная причина семейной катастрофы — былъ, попрежнему, обойденъ ненарушимымъ молчаніемъ. Въ публик продолжали ходить самые разнорчивые слухи. Сначала, какъ мы сказали, вся масса проклятій обрушилась на поэта, мало по малу, подъ обаяніемъ геніальныхъ произведеній, которыми Байронъ обогащалъ міръ, стала образовываться реакція противъ этого обвинительнаго приговора, — реакція эта особенно усилилась посл героической, мученической смерти поэта. Цломудренное пуританство, правда, не потеряло своихъ представителей, не только въ обществ, но и въ литератур раздавались попрежнему голоса, вопіявшіе противъ безнравственной жестокости чудовища — Байрона, находились критики, какъ напр. Маколей, употреблявшіе вс усилія къ тому, чтобы разрушить романтическій ореолъ, которымъ окружила поэта смерть его, и не только унижавшіе достоинство его поэтическихъ произведеній, но и бичевавшіе, какъ пагубное нравственное заблужденіе, поклоненіе его генію, снисходительный взглядъ на его моральные недостатки. Съ другой стороны было много людей, смотрвшихъ на дло иначе. Этимъ людямъ недостатки поэта казались совершенно искупленными его смертью, образъ его возставалъ передъ ихъ глазами въ мрачномъ блеск своего генія, озаренный восходящими лучами свободы, на служеніе которой онъ отдалъ жизнь свою. Что касается до леди Байронъ, то эти люди смотрли на нее, какъ на узко-сердечную, ограниченную женщину, которая измряла рутиннымъ масштабомъ мщанской морали человка съ необыкновенною душою, и холодное, черствое сердце которой, несмотря на равныя другія добродтели ея, было чуждо женственному чувству всепрощенія… Но толки только оставались толками. Леди Байронъ жила въ совершенномъ одиночеств и хранила въ душ тайну, ее же она унесла и въ могилу. Это послднее, какъ выше упомянуто, случилось въ 1860 г. Газеты коротко извстили о ея смерти и напомнили публик о замчательнйшихъ эпизодахъ ея жизни. Съ разныхъ сторонъ послышались похвалы благородной безропотности, съ которою эта женщина переносила свою печальную участь, незапятнанной чистот ея характера, благотворительности, которой она, до послдней минуты, посвящала всю свою дятельность. Но напрасно ожидали многіе, что по крайней-мр таинственная исторія ея отношеній къ мужу будетъ разъяснена. Длу, повидимому, предстояло быть сданнымъ на вчныя времена въ архивъ,— какъ вдругъ, въ сентябр прошедшаго года, одна журнальная статья извстной американской писательницы Бичеръ-Стоу, автора ‘Хижины дяди Тома’, снова возбудила замолкнувшій-было вопросъ и надлала въ англійскомъ обществ и литератур много шуму.
Сущность этой статьи заключается въ слдующемъ:
Въ 1856 г. Бичеръ-Стоу получила отъ леди Байронъ, съ которою она познакомилась еще въ 1853 г., письменное приглашеніе — пріхать къ ней на дачу, находившуюся около Лондона, для переговоровъ объ одномъ важномъ дл. Бичеръ-Стоу нашла вдову поэта очень больною, почти при смерти и занятою мыслью о необходимости привести въ порядокъ вс свои земныя дла передъ отходомъ въ вчность. Фактъ, послужившій поводомъ къ этому свиданію, весьма любопытенъ, какъ характеристика извстной части лондонскаго общества и ея отношеній въ великому поэту. Въ это время было объявлено о скоромъ выход въ свтъ дешеваго изданія сочиненій Байрона,— дешеваго для того, чтобы и вся масса публики могла ознакомиться съ ними. Предвидя, что патетическіе эпизоды семейной драмы поэта должны много способствовать къ распространенію популярности этихъ произведеній, друзья леди Байронъ обратились въ ней съ вопросомъ: не считаетъ ли она себя отвтственною предъ обществомъ за правду, хорошо ли она поступитъ, если отвтитъ молчаніемъ на вещи, несомннная ложь которыхъ ей вполн извстна, и этимъ допуститъ сочиненія ея мужа произвести сильное впечатлніе на умъ и сердце народа? Въ виду этихъ настояній, леди Байронъ, но свидтельству Бичеръ-Стоу, ршилась разсказать всю свою семейную исторію такому лицу, которое было бы чуждо въ этомъ отношеніи всхъ личныхъ и мстныхъ взглядовъ и чувствъ, не принадлежало бы ни къ англійскому народу, ни къ тому сословію, среди котораго разыгралась эта семейная драма, леди Байронъ надялась, что только такое лицо можетъ высказать въ этомъ дл совершенно безпристрастное мнніе и съ этимъ послднимъ хотла сообразоваться въ своихъ дальнйшихъ дйствіяхъ.
На этомъ свиданіи, которое, по словамъ Бичеръ-Стоу, ‘своею торжественностью было похоже на исповдь умирающаго’, авторъ ‘Хижины дяди Тома’ услышалъ много интересныхъ подробностей. Краткими и ясными чертами обрисовала леди Байронъ жизнь своего мужа, обрисовала въ томъ вид, въ какомъ эта жизнь сложилась въ ея ум посл долгихъ размышленій и соображеній. Она указала на наслдственныя обстоятельства, сдлавшія изъ Байрона исключительную и раздражительную до бшенства натуру. Она говорила о его печальномъ дтств, ученическихъ годахъ и вліяніи, оказанномъ на такой характеръ, какимъ былъ онъ, классическаго образованія, которое давали ему въ дтств, по установленному обыкновенію. Рзкими красками изобразила она внутреннюю жизнь молодыхъ людей того времени и указала на то, что привычки и склонности, не оказывавшія особенно гибельнаго вліянія на товарищей ея мужа, людей здоровыхъ нравственно и физически, на Байрона дйствовали крайне пагубно, страшно разстроили его нервы и усилили наслдственную болзнь души. По ея мннію, Байронъ былъ одною изъ тхъ несчастныхъ натуръ, въ которыхъ такъ мало равновсія между природными и умственными силами, что он постоянно находятся въ опасности окончиться полнымъ помшательствомъ, и дйствительно, по ея словамъ, онъ, въ разные моменты своей жизни, подпадалъ до такой степени вліянію этого неравновсія, что на него нельзя било смотрть, какъ на человка, способнаго вполн отвтствовать за свои дйствія. Затмъ, она разсказала о своемъ первомъ знакомств съ Байрономъ, о ихъ свадьб, о бурныхъ дняхъ ихъ брачнаго сожительства, объ открытіи ею страшной тайны, навки разрушившей ея существованіе, о рожденіи дочери, наконецъ, о разлук, послдовавшей потому, что вс ея усилія — вырвать мужа изъ стей страшнаго преступленія, остались тщетными.
Въ заключеніе разсказа, леди Байронъ передала Бичеръ-Стоу рукопись, въ которой заключалось систематическое изложеніе всего, что она сообщила устно. Наша писательница, посл нсколькихъ дней обдумыванія, посовтовала леди Байронъ обнародовать эту тайну только по своей смерти, и, съ этою цлью, сообщить вс факты, въ подробности, нсколькимъ довреннымъ лицамъ, съ порученіемъ — сдлать ихъ извстными тогда, когда ея уже не будетъ на свт…
Но прошло девять лтъ съ тхъ поръ, какъ умерла леди Байронъ, а желанные документы все не являлись на свтъ. Какъ ни грустно было это обстоятельство для Бичеръ-Стоу, съ благоговніемъ смотрвшей на умершую, которая, по ея словамъ, была одною изъ замчательнйшихъ личностей ныншняго столтія,— но, можетъ быть, открытіе, сообщенное леди Байронъ, и до сихъ поръ осталось бы неизвстнымъ, еслибъ въ появившейся въ 1868 г. книг ‘Воспоминаніе о лорд Байрон’, исторія его супружескихъ отношеній не была снова разсказана во всхъ подробностяхъ, уже извстныхъ, причемъ вс симпатіи автора прямо относились къ поэту. Что касается до леди Байронъ, то она представлялась здсь холодною, узкосердечною, математически-правильною доньею Инецъ ‘Донъ-Жуана’, женщиною, которая принесла счастіе своего мужа въ жертву своимъ мелкимъ общественнымъ предразсудкамъ, а главная вина которой состояла въ томъ, что она всю жизнь упорно скрывала тайную причину этой семейной разлуки…
Тогда-то Бичеръ-Стоу сочла своимъ долгомъ выступить въ защиту жены поэта съ тми документами, которые были у нея въ рукахъ. Этимъ и объясняется появленіе въ англійскомъ журнал вышеозначенной статьи.
Тайна, которую открыла здсь американская писательница, была такого рода, что не могла не произвести сильнйшаго впечатлнія на добродтельное англійское общество: Байронъ, устами умершей жены, обвинялся въ преступной связи съ своею родною сестрой,— связи, которая и сдлала невозможнымъ дальнйшее сожительство съ нимъ жены.
По разсказу Бичеръ-Стоу эти отношенія между Байрономъ и его сестрою (извстною Августою, къ которой поэтъ написалъ столько удивительнйшихъ стихотвореній), начались въ промежутк между двумя предложеніями, которыя онъ длалъ Своей жен. Въ первый разъ она отказала ему, усомнясь въ Своей способности сдлаться для него тмъ, чмъ, по ея мннію, должна была быть жена такого человка. Это было въ 1813 г. Несмотря на отказъ, между молодыми людьми завязалась дружеская переписка, и миссъ Мильбенкъ все боле и боле привязывалась въ отвергнутому ею человку. Но въ это время Байронъ, на нсколько мсяцевъ погрузившійся въ чистую, безпорочную жизнь, снова предался всевозможному разврату и наконецъ, дошелъ до преступной связи съ родной сестрой. Сознаніе вины, раскаяніе, боязнь быть открытымъ, стали невыносимо терзать его. Друзья и близкіе видли эти терзанья и, не догадываясь о причин ихъ, приписывали это состояніе просто безпорядочной, распутной жизни, вслдствіе этого, къ нему со всхъ сторонъ стали приставать съ просьбами жениться, т.-е. бросить якорь въ той гавани, въ которой, по ихъ словамъ, обрталъ спокойствіе и счастіе уже не одинъ заблудшійся и видимо, погибшій. Въ минуту безъисходнаго отчаянья, поэтъ схватилъ перо и написалъ въ одно и то же время двумъ женщинамъ, что проситъ ихъ руки. Одна изъ нихъ отказала ему, другая приняла предложеніе, это была миссъ Мильбенкъ, будущая жена поэта.
Уже съ первыхъ минутъ (мы продолжаемъ держаться изложенія Бичеръ-Стоу) бдная женщина увидала, какая жизнь предстоитъ ей. Не успли захлопнуться за новобрачными дверцы кареты, уносившей ихъ изъ церкви домой, какъ Байронъ бшено крикнулъ молодой жен: ‘Вы могли избавить меня отъ этого несчастія! Когда я въ первый разъ сдлалъ вамъ предложеніе, все было въ вашихъ рукахъ. Въ то время вы могли сдлать изъ меня все, что было бы вамъ угодно, но теперь вы скоро убдитесь, что вышли замужъ за дьявола!’ Несчастная не подозрвала еще, какую страшную тайну прійдется узнать ей, но она уже теперь убдилась, что счастіе ея разбито. Тмъ не мене, надо было или примириться съ дйствительностью, или постараться измнить ее. Къ этому послднему устремила она вс свои силы: она ухаживала за нимъ, успокоивалаего, хотла осязательными фактами показать ему, что онъ можетъ найти въ ней дйствительную подругу жизни. И въ самомъ дл, въ сочиненіи Томаса Мура находимъ указанія самаго Байрона на то, что онъ рдко встрчалъ боле безмятежное, добродушное, пріятное и милое созданіе, чмъ его жена, да и леди Байронъ не скрыла отъ Бичеръ-Стоу, что въ бурныхъ дняхъ ихъ сожительства нердко встрчались незабвенные часы истиннаго блаженства.
Но вдругъ открылась передъ нею страшная тайна. И что же? она снова нашла въ себ силу не только перенести это несчастіе, но и стараться уничтожить его. Она ршилась не оставить заблудшихся и употребить вс усилія къ возвращенію ихъ на путь истины. Началась для нея жизнь, полная невыразимыхъ мученій. Байронъ сопротивлялся ей всею силою своей софистики, отвергалъ христіанскій законъ, какъ авторитетъ, которому слдовало подчиняться, отстаивалъ право всякаго человка слдовать побужденіямъ собственной натуры. Видя, что его софизмы не дйствуютъ на свтлый разсудокъ жены, поэтъ началъ указывать ей на удобство супружескихъ отношеній на европейскомъ материк, гд мужчина и женщина сходятся для того, чтобы взаимно прикрывать свои тайные грхи,— и наконецъ далъ ей понять, что только при такомъ условіи она могла бы разсчитывать на мирную и дружескую жизнь съ нимъ. Когда же и эта попытка не удалась, онъ ршился отдлаться отъ непокорной. Именно въ это время (въ декабр 1815 г.), родилась у нихъ дочь Ада. Какъ въ предшествовавшіе этому рожденію мсяцы, такъ и во время родовъ, Байронъ обращался съ женою крайне неделикатно и грубо, тревожилъ ее, пугалъ выдуманными извстіями…. А 6-го января 1816 г. она уже получила отъ него письмо, въ которомъ онъ приказывалъ ей, поскоре оставить его домъ, такъ-какъ (эти слова передаетъ Бичеръ-Стоу), ‘онъ и не можетъ и не хочетъ доле держать ее при себ’. Леди Байронъ давно уже считала своего мужа или совершенно помшаннымъ, или близкимъ въ сумасшествію, въ іюл 1815 г. она совтовалась на этотъ счетъ съ своимъ докторомъ, Бальи, и тотъ, не высказывая положительнаго мннія, нашелъ однако, что временная разлука обоихъ супруговъ была бы очень полезна для больнаго, въ то же время онъ совтовалъ леди Байронъ, въ переписк съ мужемъ во время этой разлуки, говорить только о легкихъ успокоительныхъ вещахъ, избгая всего, что могло бы хоть слегка раздражить его. Получивъ вышеупомянутое письмо отъ 6-го января, она ршилась послдовать совту доктора и назначила свой отъздъ на 15-е января. Наканун этого дня она вошла въ комнату мужа и застала тамъ его и ‘сообщницу его преступленій’. Бдная женщина протянула ему руку и сказала: ‘Байронъ, я пришла проститься’. Поэтъ, по словамъ Бичеръ-Стоу, заложилъ руки за спину, подошелъ къ камину и съ саркастическою улыбкой спросилъ: ‘когда мы трое снова встртимся?’ — ‘Вроятно въ неб’,— отвчала леди Байронъ, и это были послднія слова ея мужу…
Поступая такъ безчеловчно, Байронъ не ожидалъ, конечно, такого громкаго и рзкаго протеста, какимъ встртило его общество. Увидвъ невозможность побдить эту оппозицію и мучимый въ то время страхомъ, что постыдная интрига его будетъ открыта, онъ покинулъ родину, отправился въ Швейцарію и въ этомъ же году написалъ ‘Манфреда.’ ‘Всякій-г пишетъ Бичеръ-Стоу — кто будетъ читать эту трагедію, не упуская изъ виду разсказанной нами исторіи, согласится, что она взята прямо изъ жизни автора… Герой ея — мрачный мизантропъ, мучимый раскаяніемъ и угрызеніями совсти при воспоминаніи о кровосмсительной страсти, которою онъ погубилъ душу и тло своей сестры, а что авторъ очень хорошо сознавалъ свое преступленіе и произносилъ надъ нимъ строгій приговоръ, это доказываютъ многія мста названной трагедіи’. Затмъ американская писательница указываетъ на сочиненіе Томаса Мура, какъ на собраніе фактовъ, свидтельствующихъ, что послдующая жизнь Байрона была постоянною цпью позорныхъ длъ, въ числ которыхъ немаловажную роль играетъ и безпутная растрата имущества, отданнаго въ его распоряженіе женою.— Что касается до послдующей жизни этой послдней, то американская писательница представляетъ ее рядомъ христіанскихъ подвиговъ благотворительности и любви. Она является въ этомъ разсказ основательницею многихъ школъ для бдныхъ, утшительницею страждущихъ, неусыпною воспитательницею своей дочери Ады, которая наслдовала отъ отца не только блистательныя дарованія, но и раздражительность, часто доходившую до крайнихъ предловъ. Когда Ада умерла, леди Байронъ сдлалась второю матерью для ея дтей. Впослдствіи она примирилась также и съ сестрой Байрона, виновницей своихъ несчастій, подъ благодтельнымъ вліяніемъ ея, эта заблудшаяся женщина снова вернулась на путь истины, и леди Байронъ закрыла ей глаза съ словами утшенія и любви. Ту же самую нжность обнаруживала она въ отношеніи къ ‘несчастному плоду грха#, дитяти, родившемуся отъ преступной связи Байрона съ сестрою… ‘Ни въ одномъ женскомъ сердц — такъ заканчиваетъ Бичеръ-Стоу свой разсказъ — никогда не было боле божественной силы вры и любви… Говоря съ нею, казалось, что слышишь рчи святаго праведника. Она была кротка, незлобива, доступна всякому, какъ дитя, съ глубочайшею симпатіею относилась она въ заботамъ, печалямъ и интересамъ всхъ приближавшихся въ ней, главное же достоинство ея заключалось въ свтломъ ум, который и въ самыхъ мельчайшихъ вещахъ никогда не принималъ несправедливости за нравственное право, но въ то же время былъ на столько кротокъ, что снисходилъ во всякой слабости и относился съ состраданіемъ въ каждому проступку. Она принадлежала къ тмъ немногимъ друзьямъ, съ которыми не разлучаетъ насъ никакое отсутствіе ихъ, и одно существованіе которыхъ въ этомъ свт служитъ уже помощью для всякой благородной мысли, поддержкою для всякой достойной цли, утшеніемъ для всякой скорби!’
Таковъ разсказъ Бичеръ-Стоу. И изъ группировки сообщаемыхъ ею фактовъ, и изъ разсужденій, которыми она сопровождаетъ это фактическое изложеніе, ясно видно, куда клонятся симпатіи автора. Леди Байронъ везд окружена ореоломъ благородной страдалицы, онъ — везд является ‘чудовищемъ разврата и порока’, неимющимъ въ свою пользу никакихъ оправданій, никакихъ смягчающихъ обстоятельствъ. Разсказъ написанъ какъ 6и но предвзятой теоріи, въ силу которой напирается на т факта, которые могутъ служить ей подтвержденіемъ, и пропускаются или извращаются т изъ нихъ, которые опровергаютъ ее и заставляютъ невольно усомниться въ справедливости разсказа. Такъ, напримръ, Бичеръ-Стоу настаиваетъ на томъ, что не леди Байронъ оставила своего мужа, а онъ прогналъ ее, тогда какъ въ своихъ замчаніяхъ на сочиненіе Томаса Мура, леди Байронъ положительно заявляетъ, что она оставила Лондонъ по совту своего врача, Бальи, что касается до вышеприведенныхъ словъ Байрона, что сонъ не можетъ и не хочетъ доле держать ее при себ’, то въ подлинности ихъ нельзя быть убжденнымъ по одному только разсказу американской писательницы. Дале, еслибы дйствительно справедлива была та прощальная сцена, которую мы привели со словъ Бичеръ-Стоу, то чмъ же объясняются послдующія за этою разлукой обстоятельства, о которыхъ совершенно умалчиваетъ разсказчица,— какъ напр. веселыя письма, которыя писала леди Байронъ своему мужу, приглашеніе ея матери, чтобы онъ пріхалъ въ деревню къ жен и т. п.?— Мы читали также указаніе Бичеръ-Стоу на ‘Манфреда’, какъ на доказательство его преступленія, но въ то же время она нсколько разъ повторяетъ о боязни быть открытымъ, которая мучила поэта. Какъ же согласить такое противорчіе? Человкъ самъ скрываетъ старательнйшимъ образомъ свою вину, и самъ же длаетъ на нее весьма ясные намеки?— Наконецъ, вотъ еще одно обстоятельство весьма темнаго свойства: Бичеръ-Стоу объявляетъ, что она получила отъ леди Байрона обстоятельную рукопись, но этой рукописи въ подлинник не печатаетъ, а излагаетъ ее въ собственной редакціи, до такой степени испещряя разсказъ своими соображеніями, намеками и выводами, что невозможно ршить — что принадлежитъ лично ей и что — леди Байронъ…
Какъ бы то ни было, а статья американской писательницы надлала много шуму. Образовались два лагеря. Одинъ поврилъ Бичеръ-Стоу на слово и вооружился противъ ‘безнравственнаго поэта’ всею силою пуританской добродтели. Нкоторыя газета, какъ напр. ‘Times’ и ‘Saturday Review’, прямо и положительно объявили, что съ этихъ поръ на имя Байрона легло клеймо вчнаго позора и отверженія, и даже возбудили удивительный вопросъ — не слдуетъ ли истребить въ англійскихъ умахъ всякое воспоминаніе объ этомъ человк, не слдуетъ ли, для блага міра, ршиться никогда не раскрывать его сочиненій. Другой лагерь положительно призналъ отарытіе, сдланное Бичеръ-Стоу, ложнымъ и наполнилъ газеты и журналы опроверженіями, основанными на такихъ фактахъ, что не доврять имъ довольно трудно. Мы укажемъ на главнйшія изъ нихъ.
Въ тонъ же самомъ ‘Times’, который произнесъ такой замчательный смертный приговоръ величайшему изъ поэтовъ,— появилось, спустя нсколько дней, письмо адвоката леди Байронъ, изъ котораго видно, что она, за нсколько дней до своей смерти, сдала вс свои рукописи троимъ, назначеннымъ ею, душеприкащикамъ, и что г-жа Бичеръ-Стоу въ числ ихъ не находилась. Что касается до разсказа этой послдней, то адвокатъ прямо объявляетъ его ‘неполнымъ, недостоврнымъ и напечатаннымъ безъ разршенія покойной’.— Черезъ нсколько дней посл этого, появилось въ газетахъ новое письмо — лорда Вентворта, внука Байрона, по дочери его Ад. Онъ заявляетъ, что три года тому назадъ нашелъ въ бумагахъ леди Байронъ ея собственноручную замтку объ отношеніяхъ къ мужу, но въ этой замтк, по словамъ лорда,— нтъ такого тяжелаго обвиненія, какое взваливаетъ на поэта Бичеръ-Стоу. ‘И вообще — пишетъ Вентвортъ — разсказъ ея совершенно противоречитъ тому, что я вычиталъ въ различныхъ письмахъ леди Байронъ. Леди Байронъ, въ своей собственной, вышеупомянутой замтк, говоритъ, что эту послднюю можно обнародовать не прежде, какъ показавъ ее одному лицу, читавшему сожженные мемуары лорда Байрона, для того, чтобы по нимъ это лицо могло исправить ея погршности, если таковыя окажутся. Весь разсказъ Бичеръ-Стоу невренъ’.
Въ сентябрьскихъ нумерахъ того же ‘Times’ лордъ Линдзей напечаталъ замтки своей бабушки, леди Барнардъ, одной изъ самыхъ близкихъ пріятельницъ жены Байрона. Она видлась съ этою послднею въ ма 1816 г., черезъ два мсяца посл того, какъ супруги разъхались, и тогда же записала все, что разсказала ей по свжей памяти леди Байронъ. Этотъ разсказъ не оставляетъ ни малйшаго сомннія, что Байронъ нердко обращался съ женою жестоко, холодно, неделикатно, что уживаться съ нимъ было весьма мудрено вслдствіе, безпрерывной, дикой перемнчивости въ его расположеніи духа и постоянной склонности его мистифировать другихъ по отношенію къ себ, и что, наконецъ, леди Байронъ не была женщиною, способною понимать такой холерически-меланхолическій, дикій и неукротимый характеръ. Но точно также неопровержимо доказываетъ этотъ разсказъ, что разошлись они совсмъ не изъ-за такого преступленія, въ какомъ обвиняетъ поэта Бичеръ-Стоу… Свднія, сообщаемыя Анною Барнардъ, крайне интересны и сами по себ, и какъ объясненіе многихъ подробностей, обнародованныхъ Бичеръ-Стоу. Такъ, напримръ, она разсказываетъ, что когда однажды леди Байронъ обратилась къ мужу съ горькими словами: ‘ахъ, Байронъ, Байронъ, какъ ты мучишь меня!’ онъ назвалъ себя помшаннымъ и съ такимъ отчаяніемъ бросился къ ея ногамъ, что она не могла не почувствовать къ нему искренняго состраданія, хотя впослдствіи пришла къ убжденію, что какъ въ этомъ случа, такъ и въ другихъ, его отчаяніе было притворное. Другая характеристическая сцена произошла въ одинъ изъ вечеровъ, когда Байронъ, какъ онъ часто самъ сознавался, вернулся домой изъ ‘вертепа порока’.— ‘Онъ увидлъ меня — такъ разсказывала леди Байронъ Анн Барнардъ — такою гордою, такъ сосредоточенно-спокойною, что имъ овладлъ, повидимому, припадокъ раскаянія. Онъ называлъ себя чудовищемъ, несмотря на, что сестра его была тутъ же, и бросился въ моимъ ногамъ, съ отчаяніемъ восклицая, что я не могу, не могу простить ему такихъ поступковъ, что онъ навсегда потерялъ меня. Потрясенная такимъ возвратомъ добрыхъ чувствъ, я заплакала и сказала: ‘все забыто, Байронъ, больше ты никогда не услышишь отъ меня объ этомъ!’ Вдругъ онъ вскочилъ, скрестилъ на груди руки, посмотрлъ на меня и громко расхохотался. ‘Что это значитъ’, спросила я.— ‘Ничего больше, какъ философскій экспериментъ, я хотлъ только испытать силу твоей ршимости’… Самъ Байронъ впослдствіи сознавался Томасу Муру, что жена, никогда не умвшая или не хотвшая понимать его, всегда принимала за припадки помшательства его мистификаціи, къ которымъ онъ чувствовалъ болзненную склонность… Но среди всхъ этихъ подробностей, выставляющихъ въ яркомъ свт личность поэта, леди Барнардъ не только не упоминаетъ ни о чемъ похожемъ на т отношенія въ сестр, о которыхъ говоритъ Бичеръ-Стоу, но, напротивъ того, сообщаетъ еще такіе факты, которые приводятъ къ совершенно противоположнымъ заключеніямъ. Такъ, напримръ, леди Байронъ разсказывала ей, что мужъ неоднократно пытался поколебать и ея нравственные принципы, развратить и ея добродтель, и что она, видя передъ собою такую бездну, приблизила къ себ сестру Байрона, какъ охранительницу, какъ защиту. Довольно мудрено согласить это показаніе съ разсказомъ Бичеръ-Стоу.
Еще боле многозначительны обнародованныя, тоже по поводу этого разсказа, письма леди Байронъ къ той самой женщин, которую авторъ ‘Хижины дяди Тома’ выставляетъ главною виновницею несчастія жены поэта, то-есть въ его сестр. Письма эти были писаны непосредственно передъ разлукой супруговъ и посл нея. Первое письмо помчено 15-го января 1816 г., то-есть тмъ днемъ, когда леди Байронъ ухала изъ дома своего мужа, гд въ то время жила и сестра. ‘При тхъ обстоятельствахъ, которыя предстоятъ намъ — пишетъ она сестр — я не хочу просить тебя оставаться въ этомъ дом, хотя бы одной минутой доле, чмъ ты сама этого пожелаешь. Это было бы самымъ сквернымъ возмездіемъ за все. то, что ты для меня сдлала. Но совершенно искренно говорю я, что, что бы ни случилось, я не найду никого на свт, чье сообщество было бы для меня пріятне твоего, или могло бы боле способствовать моему счастію. Эти чувства никогда не измнятся, и мн было бы очень прискорбно, еслибы ты не поняла ихъ’. Во второмъ письм, писанномъ на слдующій день, то-есть 16-го января, леди Байронъ называетъ свою золовку ‘своею драгоцннйшей Аугустой’, и говоритъ: ‘большое утшевіе для меня составляетъ мысль, что ты теперь въ Пикадилли’ (улица, гд хилъ Байронъ). Остальныя письма заключаютъ въ себ выраженіе такихъ же нжныхъ чувствъ, въ одномъ изъ нихъ заключаются, между прочимъ, слдующія интересныя строки (это письмо писано на слдующій день посл того, какъ отецъ леди Байронъ предложилъ устроить формальный разводъ разъхавшихся супруговъ): ‘Драгоцннйшая Аугустаі Твой братъ просилъ тебя узнать у меня, съ моего ли согласія дйствовалъ мой отецъ,- когда предложилъ разводъ. Да, съ моего согласія. Нельзя предположить, чтобы въ моемъ настоящемъ, печальномъ положеніи я была въ состояніи подробно объяснить причины, не только оправдывающія эту мру, но и принуждающія меня принять ее… Я напомню только Байрону о неоднократно заявлявшемся имъ, непреодолимомъ отвращеніи въ брачной жизни и о ршительномъ желаніи, которое онъ высказывалъ съ самаго начала, освободиться отъ этого рабства, которое онъ находилъ совершенно невыносимымъ, сознаваясь, однако, въ то же время, что съ моей стороны никогда не было недостатка въ усиліяхъ долга и склонности. Онъ слишкомъ жестоко убдилъ меня, что вс эти попытки мои способствовать его счастію, были совершенно безполезны, и въ высшей степени непріятны для него’…
Приводимъ еще два факта, тоже немалозначительные, и касающіеся личности этой сестры, сдлавшейся въ настоящее время предметомъ толковъ и разговоровъ всей Англіи. Вдова знаменитаго поэта и друга Байрона, Шелли, хорошо знавшая Аугусту и Байрона, пишетъ въ ‘Times’: ‘Мистриссъ Лей (фамилія мужа Аугусты) находилась съ Байрономъ въ отношеніяхъ матери къ сыну, такъ-какъ она была гораздо старе его, и вншность ея не представляла ничего замчательнаго… Впослдствіи, по просьб мистриссъ Лей, я сдлала леди Байронъ свадебный визитъ, и Аугуста выражала мн самое искреннее желаніе свое, чтобъ этотъ бракъ исправилъ ея брата. Байронъ самъ отворилъ мн дверь гостиной, и принялъ мои поздравленія такъ диво, какъ я этого ожидала, съ тмъ, совершенно демоническимъ выраженіемъ, которое часто принимало его лицо. Никогда, сколько я помню, не слышала я даже намека на эти противоестественныя и невроятныя отношенія къ сестр… Мистриссъ Лей была очень милая и добрая женщина, мать семерыхъ дтей, счастливая въ замужеств, и очень любимая мужемъ’. Другой современникъ, графъ Стентонъ, разсказываетъ о мистриссъ Лей, которую онъ зналъ очень близко, слдующія подробности: ‘Наружность ея была довольно непривлекательна, все въ ней напоминало какую-то монахиню, и на искусство нравиться она не могла имть никакихъ притязаній. По отношенію къ характеру и вншнимъ проявленіямъ его, я нашелъ ее до преувеличенія робкою и чувствительною, и совершенно неспособною длать то, въ чемъ теперь обвиняютъ ее’.
Какъ ни краснорчивы эти факты, и какъ, повидимому, ни разбиваютъ они разсказъ Бичеръ-Стоу, но едва-ли можно по нимъ длать уже теперь окончательное заключеніе, мы думаемъ, что явится еще много документовъ за и противъ, и между ними очень важное мсто должны занять т вышеупомянутыя рукописи, которыя леди Байронъ передала своимъ душеприкащикамъ. Впрочемъ, и тутъ трудно будетъ поручиться за достоврность извстій, есть обстоятельство, которое служитъ также отчасти поясненіемъ, почему леди Байронъ разсказала своей пріятельниц-американк такую невроятную исторію? Говоримъ: разсказала, потому что нтъ никакого повода заподозрить Бичеръ-Стоу въ недобросовстности, думать, что она сама сочинила все это. Обстоятельство, о которомъ мы упоминаемъ, слдующаго рода. Нкто Робертсонъ напечаталъ въ одной изъ англійскихъ газетъ, что онъ очень долго былъ знакомъ съ леди Байронъ, и знаетъ, что она, въ послднія десять лтъ своей жизни, разсказывала свое прошедшее многимъ лицамъ, и взводила на мужа разныя обвиненія, но эти разсказы во многомъ отличались одинъ отъ другаго, и ‘люди, коротко знавшіе ее, не врили имъ. ‘Подозрительность и раздражительность — пишетъ Робертсонъ — перешли у нея въ родъ помшательства. Обвиненіе, которое она высказывала чаще всего, сомнительно, а то обвиненіе, которое передаетъ БичеръСтоу, относительно ново, и совершенно невроятно’.
Весьма возможно, стало быть, что эта исторія была сочинена въ припадк помшательства, а Стоу приняла ее наличную монету… А что обнародованіемъ этого факта она возбудила такое вниманіе, вызвала столько толковъ,— объясняется тсною связью, существующею между почти всми произведеніями Байрона и его жизнью. Поэтому и крайне желательно самое точное разъясненіе всей этой исторіи,— желательно, конечно, не для произнесенія приговора надъ нравственностью поэта, какъ это сдлали добродтельные англійскіе журналисты, а для уясненія такихъ мстъ, напримръ, какія встрчаются въ ‘Манфред’, и дйствительно заставляютъ задумываться, когда читаешь исторію Бичеръ-Стоу…