М.Н. Катков
М.Н. Катков
Новые реформы
Новые реформы
Новые реформы, Катков Михаил Никифорович, Год: 1863
Время на прочтение: 10 минут(ы)
О нас заботятся, нас хотят устроить. Об этом узнаем мы из заметки, появившейся на днях в Journal de St.-Petersbourg и сообщаемой ниже. Мы узнаем, что где-то кто-то ожидал, что Россия для приобретения популярности сожжет великолепный фейерверк и воспользуется для этой цели патриотическим жаром своих народонаселении. В ответ на такие странные ожидания Journal de St.-Petersbourg замечает, что хотя Россия, при всеобщем воодушевлении, собравшем все классы русского народа вокруг престола, легко могла бы поразить воображение масс и прибрести благорасположение общественного мнения в Европе какой-нибудь политической импровизацией, лишенной правды и жизни, но что ее правительство не поддастся на такие искушения, не пожертвует будущим настоящему, не пожертвует существенными интересами страны для приобретения эфемерной популярности. Мы рады, что Journal de St.-Petersbourg думает таким образом, но не напрасны ли эти отрицания предположений явно невозможных? Заслуживают ли всякие случайно сказанные нелепости такого серьезного и даже несколько торжественного объяснения? Стоит ли уверять, что правительство народа великого, исполненного силы и веры в свое историческое призвание, — народа еще так недавно показавшего такое беспримерное единодушие в защиту величия и целости своего государства, такую мужественную преданность престолу, — что правительство этого народа может, хоть на минуту, употребить его в виде декорации, дать ему фальшивые учреждения, обмануть его доверие, оскорбить святое чувство его любви к Отечеству для снискания где-то популярности, для эффекта рассчитанного на воображение каких-то масс?
Правда, мы знаем, за последнее время в заграничной журналистике вдруг расплодились проекты наилучшего устройства России. Мы читали превосходные предположения раздробить Россию на несколько государственных областей, снабдить каждую особым представительством и, таким образом, под видом прогресса произвести то, что может быть лишь последствием величайших бедствий, какие когда-либо поражали народ в полной силе и цвете жизни, — возвратить могущественное, долго и трудно слагавшееся государство к скудным и жалким начаткам, когда его почти не было, или когда оно колебалось между жизнью и смертью, — наконец, говоря проще и решительнее, склонить его к самоубийству. Но все такие проекты нисколько не серьезнее разных ланд-карт Европы, проектируемых политическими аферистами для потехи публики и для уловления глупцов.
Откидывая в сторону разные нелепые и злоумышленные сочинения на пользу России, мы не можем не согласиться, что в наше время действительно есть вообще наклонность к политическим сочинениям. Создавать (создавать!) учреждения, писать уставы и регламенты теперь особенно в моде. Люди всем затрудняются, над всем думают, при всем оглядываются, только по части сочинения и писания политических учреждений часто полагается достаточным иметь несколько отвлеченных мыслей, доброе желание да авторское самолюбие. Ввиду этой мании сочинять учреждения и проекты всякого рода реформ, заявления французской петербургской газеты имеют некоторое значение и заслуживают внимания. Нельзя не сочувствовать высказанному в ней убеждению, что наше правительство при совершении задуманных им законодательных мер будет идти путем ‘изучения желаний и потребностей страны’. Этими словами сказано много. Лучше нельзя определить истинную задачу правительства, лучше нельзя обозначить путь, которым оно должно следовать, лучше нельзя выразить всеобщее, сильное, глубокое желание и потребности русского народа в настоящее время. Пойдите куда угодно, спросите кого хотите, везде услышите вы это желание. Нам кажется, что этими словами можно было бы и начать заметку и ими же кончить. В них вся сила, а оправдания правительства от нелепых предположений кажутся нам излишними. Точно так же не было, как нам кажется, надобности выставлять, в виде контраста, два обвинения, которым подвергалось наше правительство за границей: обвинения в социализме, демократическом направлении и революционном духе, с одной стороны, и обвинения в неумолимом сопротивлении прогрессу и свободе, с другой стороны. Мало ли каким обвинениям подвергается Россия или ее правительство? Но нам кажется, что если бы в Европе высказывались против нас вышеупомянутые обвинения, то в них нет никакой противоположности, и они могли выходить никак не с двух сторон, а только с одной. Социализм, демократизм, революционный дух, то есть дух разрушения и ломки, дух неуважения к существующему, к законным правам и интересам, дух насильственных перерывов в развитии народа, дух грубого вмешательства в жизнь и порабощения ее сил отвлеченным формулам, — все это дух враждебный прогрессу и свободе, и, наоборот, что противно прогрессу и свободе, то непременно окажется в том или в другом виде и социализмом, и демократизмом, и революцией, — по крайней мере, неуклонно ведущим к революции. Против всех этих зол есть одно верное средство, и это средство кратко и просто, но выразительно и ясно заявлено в Journal de St.-Petersbourg словами, что правительство, понимающее долг свой, не иначе приступает к совершению преобразований, как с помощью тщательного ‘изучения желаний и потребностей страны’.
В заметке очень справедливо сказано, что освобождение крестьян в России есть основное преобразование, которым неизбежно начинается целый ряд преобразований, объемлющих всю нашу государственную жизнь. Отмена крепостного права была делом самым трудным, но как трудно было приступить к этому великому делу, так трудно и остановиться на нем и не предпринять вслед за ним, как сказано, целого ряда других преобразований, не менее существенных и важных. Законодательный акт, которым совершено было освобождение крепостных, еще не перешел в область истории, а потому было бы преждевременно обсуждать и оценивать его и разбирать его достоинства и недостатки. Тем не менее, соображая значение и размеры этой реформы, ее особенности, ее характер и трудности, которые предстояли ей, мы не можем не сказать, что это трудное и великое дело совершилось благополучно. Чему же преимущественно были мы обязаны таким благоприятным исходом? Конечно, тому способу, который отчасти приняло правительство для решения этого вопроса, — тому способу, который отчасти подходит под характеристику, представленную в Journal de St.-Petersbourg. Вспомним, что это преобразование было первым шагом на новом пути, или, лучше сказать, им открывалась сама возможность этого нового пути, — что эта мера была задумана и приведена в исполнение еще при полном несмягченном господстве бюрократической системы, что, наконец, из всех возможных реформ отмена крепостного права, по преимуществу, должна была иметь характер диктаторский, потому что в ней сталкивались противоположные интересы двух главных общественных элементов, двух коренных сословий государства. Как же, однако, правительство сочло себя обязанным поступить при разрешении этого вопроса? Припомним в общих чертах тот ход, который дан был этому делу. Во-первых, начинание предоставлено было не канцеляриям, а самому обществу, то есть тому общественному классу, который по преимуществу имеет характер политический, — землевладельческому дворянству. Вследствие заявлений землевладельческого дворянства были обозначены Верховной властью общие черты предположенной реформы. Затем разработка проекта во всех его частях и подробностях была предоставлена тому же самому политическому классу общества, и во всех губерниях составлены были дворянскими собраниями по крестьянскому делу комитеты для правильного обсуждения всех сторон предпринятого дела, а с тем вместе было допущено и обсуждение его в печати. При некотором содействии воображения можно сказать, что вся Россия, то есть вся политическая часть ее общества, превратилась тогда в громадное обсуждающее собрание, которое действовало посредством отдельных комитетов по губерниям, между тем как все остальное общество России следило за ходом работ и подавало свой голос в печати со всех концов страны, заявляя недоразумения, напоминая о том или другом забытом интересе, о том или другом упущенном обстоятельстве, возвращаясь много раз к одному и тому же пункту и доводя его до всевозможной ясности и зрелости представления. Исторические сведения, экономические расчеты, юридические вопросы,— все находило себе выражение, и все появлялось не в одиночку, не случайно, не монографически, а представляло до некоторой степени вид общих прений, в которых одно вызывается другим, одно другому отвечает, одно другим дополняется, и все вместе ведет к разъяснению дела во всех его основаниях и подробностях. Многим это было недостаточно, многие желали и в то время более обширного и плодотворного применения системы, принятой правительством при этом еще первом опыте земской разработки законодательного вопроса. Правительство руководствовало прениями: иным казалось, что оно слишком руководствовало, что изданные для губернских комитетов программы были слишком подробны и слишком обязательны, что губернские комитеты действовали бы успешнее, если бы им предоставлена была большая свобода в действиях, — и что разнообразные интересы, соприкосновенные вопросу, высказались бы в печати откровеннее и полнее и тем содействовали бы более правильной и тщательной разработке его элементов, если бы не было недоразумений и перерывов, если бы гласное обсуждении вопроса не было слишком рано прекращено, и если бы редакционные комиссии не нашли нужным слишком плотно затворить свои двери. Многим казалось и многим еще кажется, что дело вышло бы гораздо лучше, если бы дан был полный ход принятой правительством системе, если бы дворянским депутатам, приглашенным в Петербург, дана была возможность принять более правильное и более деятельное участие в окончательном обсуждение дела. Не будем спорить с теми, которые так думали или так думают, но напомним им, что, как сказано выше, это был первый опыт общественной разработки законодательного вопроса, а главное — припомним то весьма важное обстоятельство, что политический класс нашего общества, землевладельческое дворянство, был в этом деле одною из заинтересованных сторон. Дворяне-землевладельцы были и адвокатами, и в некотором смысле судьями в своем деле. Из всех возможных вопросов, которые когда-либо возникали и когда-либо возникнут, отмена крепостного права есть вопрос исключительный в этом отношении. Правда, наше землевладельческое дворянство вполне заслуживало оказанного ему доверия. Если когда-нибудь, в чем-нибудь, то именно в этом вопросе оно обнаружило зрелость своего политического духа и полную способность составляющих его элементов послужить ядром политической жизни народа: вспомним громадность реформы, вспомним что она захватывала все интересы землевладельческого дворянства, колебала все отношения, разом изменяла все привычки, затрагивала все предубеждения, расшевеливала все страсти, возбуждала всякого рода опасения, и сообразим, что землевладельческое дворянство наше тем не менее деятельно способствовало решению дела, и что оно же приводит его в исполнение, несет на себе всю тяжесть задачи мировых учреждений. Правда и то, что, несмотря на весьма естественный ропот и жалобы, главные двигатели крестьянского дела явились из среды самого же землевладельческого класса, и в прениях, которые шли по всей России по этому делу, горячие адвокаты крестьянских интересов нашлись в этой же среде. Тем не менее, однако, правительство не могло упускать из виду, что политический класс наш в этом случае представлял собой сторону тяжебного дела, а потому нельзя и сетовать на некоторую, может быть, излишнюю мнительность и осторожность со стороны правительства при решении этого вопроса. Правительство, следуя указанию Верховной власти, действовало путем ‘изучения желаний и потребностей страны’, но в этом вопросе оно весьма естественно считало себя обязанным поступать с крайней осторожностью и не ставило себе в грех излишнюю мнительность.
Но трудное дело совершено. Оно совершено с переходом России в новое тысячелетие. Оно легло гранью между окончившимся старым и открывшимся новым, оно заключило собой прошедшее, оно начало собой будущее. Черты прежней системы, весьма естественно, совместились в нем с чертами новой, но отныне полное развитие этой системы не может уже встречать никакого разумного препятствия. ‘Изучение желаний и потребностей страны’ — вот эта новая система! Все заключается в этих немногих, но полновесных словах.
Теперь на очереди у нас находятся вопросы не менее, если еще не более важные, чем крестьянское дело. Укажем на то же, на что указывает и Journal de St.-Petersbourg в своей заметке, — на преобразование судоустройства и земских учреждений, и оставим в стороне все другие дела, в которых также нужно знать желания и потребности страны и в которых ее голос может также служить самым надежным и могущественным пособием. Судоустройство, — легко сказать! Как много заключается в этом слове! Проект хорошего судоустройства, конечно, может быть составлен очень искусно и умно сведущими юрисконсультами. Судоустройство, равно как и судопроизводство, принадлежит к самым разработанным вопросам, и проект, как сочинение, может выйти очень удачным сочинением. Но нет сомнения, что для страны требуется не устав судоустройства, а самые суды. Устроить хорошо из существующих в стране элементов хороший и удовлетворительный суд дело великое, но для этого необходимо тщательное изучение средств желаний и потребностей страны. Точно так же, а, может быть, еще и более необходимо это изучение при устройстве местного самоуправления, которое имеется в виду в проекте так называемых земских учреждений. Эта новая законодательная мера должна проникнуть во все ячейки нашего политического тела и совершенно изменить их строение. Представьте себе, что в одно прекрасное утро мы вдруг проснемся в стране совершенно нам неизвестной, — в России, но не в той, в которой мы уснули, а в другой, которой мы вовсе не знаем. Один какой-нибудь незаметный элемент, не доложенный или переложенный разом во всех клеточках нашего политического тела, может мгновенно и самым коренным образом перестроить всю его конституцию, — к лучшему или к худшему, Бог один знает. Как не повторить, с особенным сочувствием, слова выше цитированной заметки в Journal de St.-Petersbourg, что правительство при решении всех вопросов должно полагать своей главной задачей ‘изучение желаний и потребностей страны’!
К нам иногда обращаются с вопросами, почему мы не довольно деятельно обсуждаем разные приготовляемые у нас законодательные меры и проекты законов. Но что такое мы, и каким образом, для чего, к чему будем мы обсуждать все эти предметы? Газета — дело очень хорошее, в ней всегда может быть сказано более или менее дельное слово. Но что она за арена для обсуждения вопросов? Можно напечатать в ней разбор того или другого проекта, можно напечатать в ней какой-нибудь новый проект. Но что из этого толку? Что толку из этих новых проектов, хотя бы их являлось по десятку в неделю? К кому обращались бы эти проекты, или к кому обращались бы эти замечания на проекты? С кем пришлось бы объясняться, чьи возражения выслушивать, кому отвечать? Неужели нет другого способа для обсуждения важных общественных вопросов, как только путем полемики между газетами? Неужели политическая жизнь общества, общественное мнение по законодательным и административным вопросам, должны быть исключительным уделом редакторов газет? И кто эти господа? Почему на них должна пасть забота об общественных интересах? Неужели заявление желаний и потребностей страны может быть привилегией людей, которым случайно выпал жребий издавать газету или писать в газетах? Печать становится полезной силой в обсуждении общественных вопросов не иначе, как служа непосредственным отражением мнений и желаний самого общества или его законных представителей. Только примыкая к чему-либо, печать может нормально способствовать ходу важных дел, которыми занимается правительство в видах удовлетворения желаний и потребностей страны.
Россия не может желать каких-либо импровизаций и фабрикованных учреждений. Будет с нас этих фабрикованных учреждений! Все фабрикованное, все сочиненное, все не выработанное из желаний и потребностей самой жизни, более причиняет вред нежели приносит пользу. Для того чтобы начать изучение желаний и потребностей страны, нет надобности прибегать к сочинению каких-нибудь новых учреждений ad hoc [для этой цели (лат.)]. Мы можем начать с того, что есть. Если бы потребовалось общественное обсуждение вопросов, занимающих правительство с целью изучить должным образом желания и потребности страны, то нам вовсе не нужно было бы прибегать к политическим импровизациям. Нам стоило бы только воспользоваться тем, что уже есть. Прежде чем может потребоваться какое-либо изменение в нашем политическом организме, надобно взять этот организм как он есть, надобно взять те силы, которыми он живет, воспользоваться ими, и с их помощию производить перемены.
Что, например, у нас есть? У нас есть государственные люди, члены Государственного Совета, Синода, Сената, сами управлявшие или управляющие делами, обладающие политической опытностью, из них многие несомненно отличаются высокими достоинствами. Голос всякого журнального крикуна раздается на весь народ, а голос этих лиц никому не слышен, их голос, который мог бы направлять общественное мнение и политически воспитывать умы, пропадает для общества. Что еще есть у нас? У нас есть многие сотни людей выборных, уже занимавшихся делами и пользующихся доверием как правительства, так и общества. Взятые вместе, эти люди, конечно, представят собой верную характеристику нынешнего общества, со всеми оттенками и разнообразием его мнений, они представят собою дух страны, они всегда могут служить средой для обсуждения всякого вопроса, и из столкновения их мнений всегда выйдет что-нибудь существенно полезное. Нет сомнения, что в числе этих людей найдется не мало таких, которые могли бы сделать честь любому политическому собранию, и во всяком случае окажется много людей практических, зрелых, знающих по опыту условия разнообразных местностей нашего отечества, что же касается до большинства, то оно везде бывает массой, а в массе важен общий дух, в достоинстве же общего духа, которым проникнуто большинство выборных людей из наших политических классов, сомневаться невозможно: он всем известен.
Природа удивляет нас простотой своих способов. Великие результаты достигаются всегда простыми способами, и мудрость состоит не в том, чтобы придумывать какие-нибудь запутанные и сложные формулы, а в том чтобы понять находящееся у нас перед глазами и воспользоваться тем, что у нас под рукой.
Впервые опубликовано: Московские ведомости. 1863. No 200. 14 сентября. С. 1.